Назар метался по пустым, объятым ужасом ликам сельчан, страшившихся встретиться с погорельцем взглядом. Мужики старались не смотреть, ни на тело вдовы, ни на ее сына, будто только сейчас осознали дело рук своих… Не могли уйти и боялись подойти ближе, так и стояли, ожидая конца. А конец все не наступал…
Ее взгляд звал, умолял… А мальчик не мог стряхнуть странного оцепенения. Словно все это было лишь наваждением, сном дурным. Не заметил даже, как его поймал, прижал к себе подоспевший вовремя мельник, заметивший его безумный порыв: "Не смотри, сынок, не смотри… нельзя... Из дому вынесли – так легче, не под крышей. Отходит уже. Не смотри…"
Как узнал в последствии Назар, именно мельник и вынес мать из догорающего дома. Вынес на одеяле, тщательно избегая прикосновений телу племянницы, словно она была прокаженной. Вынес, хотя знал, что нельзя спасти – только чтобы легче было умереть. Чай не чужая.
Но ведьма вопреки всякой логике была еще жива… И ее взгляд искал в толпе не глаза поджигателя, а наследника…
Он рванулся к ней – не хватило сил вот так ждать в бездействии, переваривая собственную вину за то, что был далеко, что не смог предотвратить, не успел спасти… Выскользнул юрким ужом из цепких ручищ Анисима, словно какая неведомая сила помогла. Подбежал, преклонил колени, упал рядом на сморщенную от жара траву, коснулся обтянутых темным пергаментов высохших пальцев… И все… Пересохли зеленые болотца...
Мать закрыла глаза и отошла…
"Ну, вот… Не уберег."– прошептал мельник. Разогнал воющих баб и переминающихся с ноги на ногу мужиков, подошел к мальчику, оторвал его от бесчувственного тела и увел к себе на хутор…
_________
– Ну, и где твой ведьмачий приемыш бродит?– ругалась на Анисима жена,– Удрал ни свет, ни заря? Напакостит, а мы потом отвечать будем.
У мельника и самого на душе было неладно. Скоро начнет темнеть, а мальчик так и не появлялся.
Было у Назара одно любимое место. Иной раз часами сидит паренек на холме за маленькой неглубокой речкой рядом с погостом и наигрывает на дудочке. Добро б на могилу матери ходил, так ведь не на погосте схоронили Ульяну, а дальше, в поросшей чахлой болотной травой полузатопленной земле.
Можно было предположить, что мальчику просто нравится наблюдать, как всходит солнышко, покрывая легкой позолотой пушистые бока облачных барашков. Или как разливается закатный брусничный кисель по огромной небесной, будто с синькой выстиранной скатерти. С вершины холма вся деревня была видна, как на ладони. И ладно скроенные домины казались с высоты детскими деревянными игрушками.
Вот и сейчас еще издалека, шествуя по высокой, в пояс, луговой траве заприметил Анисим нескладную мальчишечью фигурку на пригорке. Поднимался ветер, и мельник зябко поежился, пожалев, что второпях не прихватил никакой одежки потеплее. Однако паренька будто и холод не брал, хотя ветрюга вовсю трепал, надувая парусом рубаху, развевая отросшие за лето волосы. Ветер и донес до Анисима наигрываемую мальчиком мелодию. Такую до жути заунывную, что и без всякого ветра, от одних звуков надрывающейся тростниковой дудочки мороз по коже пробегал.
Мальчик стоял на холме в полный рост и играл. Задрав голову ввысь, обращая к небу свою странную музыкальную фантазию.
Мальчик играл, а со всех сторон света собирались над холмом темные, набрякшие дождем черно-лиловые грозовые тучи. Дудочка издала пронзительный низкий звук – и загремел первый гром. Пока еще вдалеке, где-то за лесом.
Анисим даже съежился, представляя, как обрушивается на него холодный поток дождя. Однако тучи не спешили расставаться с накопленной влагой. Неровная порывистая мелодия сменилась тихой и напевной, но по-прежнему заунывной. А тучи медленно поползли в сторону родной деревни.
Когда мельник поднялся на холм, Назар уже не играл. Свирель упала в траву, по рукам мальчика пробегала нервная дрожь, а в зеленых, цвета болотной травы, глазах отражались тучи, отчего взгляд его казался темным. Паренек устал и замерз, но на посиневших губах его блуждала загадочная довольная улыбка, и в зрачках плясали лукавые янтарные искорки.
Над деревней вовсю полыхали зарницы.
Дождь в тот вечер так и пролился. То есть пролился, но не в Пуньках, а дальше, во Всеселово.
В Пуньках же молния ударила в крышу одного из домов и запалила сухой настил. Шквальный ветер быстро погнал пожар с одной избы на другую. И уже через пару часов все дома в деревне полыхали. Не добрался огонь лишь до дома мельника и пощадил часть других хуторян. У кого-то хаты сгорели дотла, сколько ни заливали – остались один головешки. Других огонь лишь попугал – напустил полную избу дыма и погас, не успели домочадцы еще и толком начать тушить пожарище.
Первым загоревшимся и быстро превратившимся в пепелище был дом сельского старосты. Однако из людей – не погиб никто. Огонь выделил селянам время на то, чтобы покинуть свой дом, но не дал возможности вынести нажитое годами добро.
Поговаривали в деревне, что первым делом, прежде чем заняться огнем хлевам и стойлам, ветер срывал с петель двери, и выгонял обезумевшую скотину во двор. Так что долго еще потом искали хозяева разбежавшуюся домашнюю живность.
Мельник посчитал за ум о пожаре не судачить. Да и что он видел? Подумаешь, наигрывал мальчик перед грозой неумелую и нескладную мелодию. А что тучи его свирели слушались, так чего со страху не померещится.
Однако вскоре после пожара, выбрал Анисим самого пригожего и откормленного поросенка и еще целый короб гостинцев, и отправился в дальнее село на поклон к чужому колдуну, чтобы взял ведьмак не ко двору пришедшегося приемыша себе в ученики.
_________
Назар уже пожалел, что пришел на гулянку. То есть, теперь, по-новому – «в клуб». Но с непривычки в опустевшем доме не сиделось.
Засмотревшись на молодежь, Назар невольно вспоминал своих хлопцев. Старшему стукнуло бы тридцать, младшему восемнадцать… Последний совсем малец был, в 43-м, пару годков прибавил и удрал на фронт…
Николка, тот, что тремя годами старше, только в столичный вуз поступил, в первый же день, как про войну узнали, документы забрал, побежал в военкомат. Так и сгинул в свои неполных семнадцать, без вести. Где воевал, когда погиб, где покой нашел?… Как теперь узнаешь. У старших хоть могилки есть…
Мысль о погибших мальчиках, которые даже не успели обзавестись собственными семьями, была мучительна, а вот лицо жены было как будто за гранью памяти. И захочешь – не вспомнишь. Стерлось, потускнело, как выцветает иконный лик на старой почерневшей доске.
Мужиков не хватало, и бабы танцевали друг с другом. Вокруг нескольких молодых парней, вернувшихся чуть ли не героями в опустевшую после войны деревеньку, увивалась целая стайка девушек. Особенно хорош был один морячок Темка.
Хорош-то парень хорош, а толку? Бравый черноморец положил глаз на одну девушку. Его ветреным сердцем на этот раз прочно завладела черноокая Даша-цыганочка.
Назар помнил Дашку смешливой невзрачной и задиристой девчушкой, которая постоянно строила пакости его сорванцам. Впрочем, и его мальчики в долгу не оставались. Нищенское кочевое существование Дашиных родителей и при советской власти особого почтения не вызывала. Новая жизнь за делом строительства коммунизма будто и вовсе не коснулась цыган, разве что их чумазые ребятишки неожиданно оказались за одной партой с местными белобрысыми хлопчиками.
Двадцатилетняя красавица теперь ничем не напоминала замухрышку в цветастой юбке до пят, разве что глаза остались прежними, большие и блестящие, как спелые сливы. Непрошено закралась мысль, что если и начинать жизнь заново, так только с такой молодой да задорной, а не под боком у пышной ворчливой вдовушки. Глупая мысль, как пришла, так и ушла. Только тень сомнения осталась. Мужик Назар был еще хоть куда, даром, что скоро шестой десяток разменяет. Плечистый и статный. Побрить – так любому тридцатилетнему фору даст. Рыжий только. Но к рыжим, говорят и седина плохо прилипает. А вот едва похоронки зачастили одна за другой, так и тронул морозный иней виски молодящегося кузнеца.
Звонким голоском Даша распевала веселые частушки. Иногда и довольно обидные. Пела-пела да ненароком встретилась взглядом с колдуном. Невольный румянец проступил на щеках, девушка стушевалась и, оборвав залихватскую песенку, смешалась с толпой подруг.
Назар и зашел, не здороваясь, и ушел, не попрощавшись. Вышел на подворье, жадно глотнул свежего вечернего воздуха, после душной атмосферы клубной хаты, да и пошел не спеша к своему хутору.
На узкой тропке догнали его морячки. Подпитые и от того, ой, как храбрые. Пришлые люди, а уже наслушались баек о местном колдуне, которого даже пуля берет. Ну, в тех россказнях, конечно, выдумок не считано, да и правды никто не мерил. Трезвыми даже молодые коммунисты не стали бы затемно приставать к чудному мужику, живущему на отшибе. Силищи кузнец бы изрядной, видали, какие он железяки шутя ворочал. Но в компании да с зеленым змием в приятелях – и черт не страшен.
Кузнец услышал немного торопливые шаги за спиной, но сам ходу не прибавил, да и оборачиваться не спешил. Даже когда в след донесся обидный окрик:
– Эй, кулак, ты чего приходил-то на наших девок пялиться? Свою лешачиху в гроб давно свел, молоденькой захотелось?
Парни догоняли:
– И как это тебя не раскулачили до войны? Совхоз только наш позоришь.
Назар остановился и развернулся к компании лицом. Артему показалось даже, что исказила наглую рожу мужика недобрая усмешка. Будто не ему надо бояться поздней встречи, а им, дурням.
– Мне ваш совхоз не мешает, а вам чего, хлопцы надо? В гости? Али дорога выдалась попутная? Так дальше моего хутора дороги нет, а в лесок по грибы – поздновато будет, как бы не заплутали…
– Ишь, как эксплуататор заговорил: «ваш совхоз», «мой хутор». Собственник проклятый. Пользуется тем, что другого кузнеца нет. Так ничего, скоро нам кузнец не надобен будет. Скоро нам твои допотопные инструменты и вовсе не нужны окажутся. Кругом прогресс полным ходом идет, а у нас тут под боком колдунишка затесался. Теперь мы сами себе короли, механизаторы.
– Короли, говоришь… А чего ж председатель меня трактор чинить зазывал при живых трактористах-механизаторах? – ухмыльнулся кузнец,– Еще скажи я порчу на вашу технику наслал, так ведь не ты ль, Петро, на собрании уверял мужиков, что техника чародейству неподвластная?
– Знаем мы вашу порчу – вредительство одно сплошное. Эх, темные люди. Всех господ прогнали, а тут одна гнилая душонка, норовит всех к ногтю опять пригнуть. А еще сын у него коммунистом был!
От одного упоминания о старшем сыне Назара передернуло. Вспомнилось, как спорили они с ним, бывало, на почве несходства убеждений, но так, мирно и незлобиво, что самим эти споры шуткой казались, упражнением в краснобайстве, никогда не доводившим до серьезных ссор. Сын, которого с измальства к делу приучал, взял и отступился от отцовского наследства. И даже не это обидно было. Горько, что погиб заблудший сын, и вроде как напрасно, а он вот, старый, выжил. И вернулся без единой царапинки…
– Никуда вы без кузнеца не денетесь. Огороды тоже трактором пахать будете? Коней подковать и то некому…
– Без надобности нам кони. Председатель скоро автомобиль купит.
– Себе или в совхоз? – ехидно поинтересовался кузнец, – Ну, конечно, общий, народный. А пока авто народу без надобности, на нем председатель поездит, по своим важным делам. А с автомобилем-то шофера еще кормить на колхозные денежки…
Давно, еще задолго до войны, заявились к Назару бравые молодцы, вроде как раскулачивать, и увели со двора шикарного жеребца. Мальчика подарили кузнецу еще жеребенком за особые услуги. И души в гнедом Назар не чаял. Конь был холеный на загляденье, хоть и строптивый. Любил домовой-хозяюшка рыжую да черную масть, и ухаживал за скотиной ночами всем соседям на завить.
Власти, хоть и самозванной противиться кузнец не стал. Отдал и Мальчика, и одну из пары буренок, и половину поросят, и дойную козу. И еще много всякой мелкой живности. Хотя те молодцы и половины не «раскулачили» с богатого двора, чего хотели, даже сами потом диву давались, как такое вышло.
А спустя неделю, колдуну жеребчика вернули, и еще нескольким хуторянам, которые вовремя пришли к Назару на поклон. Недолго красовался председатель на удалой тройке. Кони переворачивали сани, чуть рядом выдастся сугроб повыше, а, улучив момент, Мальчик так припечатал конюха копытом промеж глаз, что из того и дух разом вышиб. Хотели неуправляемого жеребца сдать на бойню, да знающие люди подсказали председателю, пока не поздно, вернуть коней, что пришлись не ко двору, обратно, да еще и половину экспроприированного в придачу. Верно, колдун думал, что и нынче с новым председателем и с возрождающимся совхозом быть иначе не может.
Морячки, однако, не спускали, обступив Назара.
– Что ж ты колдун сыночков то не прикрыл своим чернокнижьем. Али под пулями не до заговоров было? Плохой из тебя колдун, видать. Или они тебе насолили чем? Что открыто наше правое дело поддержали и от тебя кулака отвернулись?
Спорить с пьяным – себя не уважать. А Назар себе цену знал, так что глупые слова пропускал мимо ушей.
– Шли бы вы хлопцы,… лесом. А у меня на дороге не вставали. Ночи нынче темные и долгие.
Кузнец сплюнул презрительно сквозь зубы на тропу. Откуда-то совсем неподалеку донесся крик ночной птицы и раздался протяжный звериный вой. Хмель на свежем воздухе проходил сам собой, а пьяный задор сменила непонятная дрожь в коленях. По спинам хлопцев побежали холодные мураши и рубашки взмокли от стылого пота. Тема невольно положил руку на кожаные ножны с кортиком, да и Петро стал поспешно нащупывать рукоятку нагана. А колдун смотрел на оробевших пацанов со своим обычным хитрым прищуром и недобро улыбался.
– Шли бы вы…
– Да, ладно, батя,– кивнул, один из парней, самый младший – Егор:
– Уж и пошутковать нельзя. Ты лучше сам в клуб не ходи. Девки, бают, глаз у тебя дурной, пугаются. Понятно, что дуры-бабы, да при тебе веселья нет. Сидишь, бобыль, с постной рожей.
Назар кивнул в ответ, развернулся, раздвинул широким плечом замерших позади Ивана и Прошку и пошел в сторону хутора, как ни в чем не бывало.
– И чего струхнули?– гоношился Петька, – Один он был. Надо было ему бока намять, чтобы наперед знал.
Тема посмотрел на полную луну, вспомнил страсти, которые бабка любила на ночь толковать, и поежился:
– Да, он вроде и не сделал нам ничего. Шел себе и шел…
– А чего он приперся вообще в клуб? Чего ему надо? Думаешь, бабу себе по возрасту присматривал? Мне мать говорила, Назар захочет – любую девку испортить сможет, только взглянет, так она за ним как привязанная и пойдет. Все видели, как он на твою Дашку пялился…
– Ну, положим, она еще не моя, – оговорился Тема, – А потом всяким россказням верить, так у нас черт какой-то живет, а не кузнец. Мне бабка, тоже рассказывала, что род его весь проклятый. Прадед Назара хотел от своего нечистого дара избавиться, да не удалось. И мать Назара тоже ведьмой была, ее кто-то из местных вместе с хатой пожег. Говорят, какая-то баба глупая, думала, что вдова на ее мужа глаз положила. Так ведьма все равно умудрилась сынку дар передать, одни головешки от нее остались, а все корчилась.
– А ты того видал?– ухмыльнулся недоверчиво Петро,– Не видал, так и повторяй глупостей.
Совсем рядышком из-за кустов опять раздался протяжный вой.
– Собака,– не уверенно сказал Прошка и прислушался.
– Говорят, он потом своим колдовством всю деревню пожег.
– А еще говорят, он может хоть волком, хоть медведем оборотиться и того зверя пуля обычная не берет.
– А чего берет?
– Ну, серебряная… – ответил Прошка.
– «Ну, да, ну»,– передразнил приятеля Петро, – Сказки больше слушай. Ты здесь хоть одного медведя живьем видел?
– Стоп, ребята, – оборвал спорщиков Ваня, – Мы тут за болтовней не заметили, как с тропы свернули.
– Да не сворачивали, вроде,– усомнился Прошка. Однако сворачивали или нет, а тропа перед ними заканчивалась. Обернувшись, парни увидели, что давно уже шагали по еле заметной стежке. Да и место показалось им незнакомым. Впереди виднелся старый погост, а к обочине подступал редкий вблизи, но непроходимый вглубь лес.
– Вот, леший,– выругался Ванька,– Сглазил все же, старый бес.
– Ну, не гони, – все еще храбрился Петро,– сейчас вернемся обратно, дойдем до развилки и к деревне. Засветло еще вернемся.
Тема посмотрел на луну, покрытую темными пятнами, что придавало ей некоторое сходство с оскаленным в ехидной гримасе черепом, и поспешил следом за приятелями. Но спешить им пришлось не долго. Хоть они и смотрели внимательно за петляющей в лунном свете стежкой, но развилку опять проворонили. Тропинка сужалась и, наконец, сошла на нет в высокой некошеной траве, а впереди вырастали мрачные силуэты надгробий. Окруживший приятелей лес, будто нарочно теснил их к холмам, где начиналась широкая проселочная дорога к погосту.
_________
Тема заглянул к своей нареченной вечерком после работы. Робел заходить незвано в гости к людям, но уж больно потолковать по душам хотелось. Тем более, имелся у него уважительный повод – предстоящие свадебные хлопоты.
Сам не заметил, как присох к смуглянке. Вроде все ухаживания были то в шутку, то для форсу, а вот как вышло… Дня без нее теперь не прожить. Пока не увидит, ни спать, ни есть не может. Так к цыганочке тянет. Бабка даже ругалась, что приворожили его, видать. Ну, допустим, в приворот ему верить не след, чай, он не бабка какая темная, в суевериях своих погрязшая, а молодой коммунист-атеист. Никакой это не приворот, а самая настоящая любовь. Да больно странная. Не в радость, а в тягость. Миг встречи с кареглазой суженой, как стакан рассолу больному похмельем.
Даша хлопотала по хозяйству, готовила ужин и одновременно забавляла младших хозяйских детишек. Вроде как не батрачка, а все одно. И работа и положение то же. Стряпать, мыть избу, ухаживать за домашней скотиной, пестовать малышей и следить за тем как старшие, школьники готовятся к урокам. Хозяина – председателя совхоза дома не было, укатил еще неделю как в город, по каким-то важным делам в компании с секретарем своим и агрономом. Женка его засиделась у кумушки. Старшие дети гоняли в футбол на заднем дворе.
Даша приходу жениха смутилась, но радость едва скрывала. Была уже причина поторопиться со свадьбой, но Теме об том она говорить не решалась. Еще примерещится о ней дурное, так и вовсе передумает. А сколько сил положено, чтобы любвеобильного парня приворожить. Колдун с нее не взял ничего. И Даша не могла избавиться от ощущения, что теперь по всем статьям перед Назаром в долгу. Назар даже не спросил, зачем красавице Даше сдался именно Тема, когда глянь она подобрее на любого другого парня, был бы ее с потрохами. Да и сватов ей засылали не раз. Всем от ворот поворот дали. Так постепенно всех женихов и отвадила. А единственный, любимый со сватами не спешил. И Темина бабка не преминула как-то кинуть в огород председателя камень, что у ее Темушки и других зазноб хватает, чтоб на всю жизнь цепляться за юбку приемыша без роду без племени. Даше уже начало казаться, что морячок стал встреч с ней избегать, а вскоре подозрение и вовсе переросло в уверенность. И тогда Даша сначала кинулась к старой тетке-цыганке, погадать на суженого, а потом уже к Назару за милостью. Старая цыганка сначала к Назару сама ходила. Первый раз в жизни карты ей ничего не сказали. А тут и Даша повинилась, огорошила старуху своим деликатным положением.
Тетка медлить не стала, к Назару пришла с богатыми гостинцами. Как ушла, так и пришла. Назар гостинцев не взял, просьбу не принял, приворота не дал, пусть девка сама за себя просит, а не за чужую спину прячется.
Не хотелось Даше идти к колдуну, да еще с таким делом. Еще недавно Назар чуть ли не за будущую невестку почитал. Казалось ей, что кузнец затаил на нее вечную обиду. Будто вчера на его сынков похоронки пришли, отец весь от горя почернел, а нареченная невеста быстро утешилась без своего ненаглядного Николеньки. Поплакала чуть, а тут столько других гарных хлопцев вернулось в родную деревню. Разве можно долго печалиться в 20 лет?
Заранее заготовила Даша нужные фразы. Что нельзя было всерьез воспринимать ту прежнюю детскую влюбленность. Жизнь идет, а замуж-то хочется. Сколько можно с чужой малышней нянчится…
Но Назар ни чего не спросил. Только переступила она через порог – плеснул ей в пузырек простой воды из кувшина и велел подлить в питье своему милому, куда ей вздумается, но не позже чем в три дня. Так и стояла девка, ни жива, ни мертва под суровым взглядом колдуна. Смуглая кожа стала бледнее мела, даже не могла выговорить слова обычно благодарности. Хотела еще попросить другого зелья, на всякий случай, Назар слыл славным знахарем. Да не посмела. Знала, что подобные просьбы колдун не жалует. Так и ушла. Не нуждался Назар ни в объяснениях Даши, ни в оплате своих трудов. Захлопнул перед ней дверь и вернулся к своим домашним делам.
А Даша оправившись от оцепенения и смущения побежала домой, стараясь чтобы никто из соседей не приметил, куда она ходила в столь не урочный и поздний час.
Два дня не могла она найти повода, как подойти к Теме и тем более угостить его чем-то. И вот в самый последний день выдалась удача. Забежал тракторист за чем-то к председателю. Тут Даше и не растерялась, поднесла гостю и хозяину по чашечке с чаем, замирая от страха – вдруг не выпьет, откажется. Но Тема, хоть с председателем и ругался, но чай, дурного не подозревая, выпил весь. А как выпил взглянул на Дашу странно и спросил, чего это такую красавицу давно в клубе не было видно.
Напрасно боялась Даша, что Назарова водичка не подействует. И хоть глодали ее сомнения, что и попроси зелье для другой надобности – налил бы колдун в другой пузырек из того же кувшина, даже ради приличия не подумав скрывать источник своих «лекарственных» запасов. Ну, видать, дело не в том что налито, а кто налил…
А дальше… Дальше при хорошем раскладе выходило, что, может быть, никто уже ничего дурного и не подумает. На следующих выходных свадьба. Срок совсем не большой.
Даша поставила на стол чашки, блюдо с еще горячими плюшками и прочую сопутствующую чайной церемонии снедь.
– Эх, скоро, заживем мы, Тема,– промурлыкала Даша, испытующе поглядывая на своего возлюбленного,– Отстроимся, свое хозяйство обживем. Да и с детками своими нянчится, совсем не то что с чужими…
– Да, погоди, ты с детками, – вроде бы шутя, отмахнулся Тема, – Молодые мы еще, пожить надо и для себя. А хозяйство? Для чего это нам. Совхозное есть, общее…
Даша прикусила губу и кивнула. А ведь и всерьез так думает. И чего только в нем нашла, ведь правда, тетка предупреждала «с лица воду не пить». Еще, кажется, вчера казалось, никого кроме него не надо, на край света за ним бы пошла…
Спорить не хотелось, и девушка вернулась к теме подготовки к свадьбе.
– Ну, как всех пригласил? – поинтересовалась она у Темы.
– Да, уж почитай все село. Куда ни плюнь все свои, седьмая вода на киселе, а родственник. В город дядьке почтой послал, к двоюродным сестрам твоим во Всеселово сам съездил.
– А хуторян? – как бы невзначай заметила Даша.
– Ну, всех почти. Так разве что кого забыл случайно.
– Назара не забыл пригласить? – Тема от неожиданности аж поперхнулся горячим чаем. Так закашлялся и покраснел от натуги, ели выдавил из себя возмущение.
– Ты чего? Чтоб я этого пня старорежимного еще приглашал?
– Ах, Тема-Тема. Ну, чего тебе он сделал. Не надо нам с ним ссорится. Знаешь, чего старики про колдунов говорят? Их обязательно на свадьбу зовут. Даже из соседних сел, а этот наш, тутошний. Как не позвать. Хочешь, чтоб он нам свадьбу попортил?
– А, слушай больше сказки. Ничего он не сделает. Будет сидеть сиднем. Чего его звать. Своим настроением только людям все веселье отшибет.
Цыганочка, вспорхнула со своей табуреточки, и приземлилась к суженому на колени, ласково обнимая за шею, потрепала русые кудри и погрозила жениху пальчиком:
– Ну, ради меня, сокол мой ясный. Пожалуйста. Позови дядю Назара.
– Какой он тебе дядя, – от возмущения Темы не осталось и следа. Парень задумчиво потеребил пушистый кончик Дашиной косицы:
– Ну, ладно позову. И чего его люди боятся? Никой он не колдун, так смурый мужик с пакостным характером.
– Да, ну? – загадочно улыбнулась Дарья, – А то забыл, как он тебя с приятелями после гулянки вокруг погоста всю ночь водил?
Тема помрачнел и смутился. Не любил он вспоминать о том ночном похождении. И так жалел, что невесте в своей ссоре с Назаром признался. Вроде обставил приключение, как забавную присказку, а Даша испугалась. Долго плакала и уговаривала Артема пойти перед колдуном повиниться.
Виниться Тема не стал, но неприятный осадок на душе остался. Да еще Петро разболтал на всю деревню, как Назар их своей ворожбой шугал. Чего только не наплел, а за неделю история обросла такими подробностями, каких и вовсе не было.
Цыганочка глупым поведением жениха расстроена была сильно, уж не одну ночь проплакала. Так все хорошо складывалось и вот угораздило Артемку на рожон полезть. Отродясь ей Назар ничего дурного не делал… Но кто ж их разберет этих колдунов? Не к чему было мужика напрасно злить. Хоть сама иди – прощенья проси. Ну, уж нет! Пусть сам за свои поступки расплачивается!
Даша легонько коснулась губами щеки суженого.
– Ну, значит, договорились. Завтра же идешь к Назару. Как раз с утреца, благо день субботний, не рабочий. Приглашай, в ноги кланяйся… Пускай старое не поминает.
Тема хотел было заметить, что и не думает в угоду ей идти на поклон, а приглашать Назара, разве что бабку свою послать может, но не успел и слова сказать, как вскорости невеста с поцелуями выставила его за порог, не дав возможности завести бесплодный спор.
К колдуну идти не хотелось. С утра пристал Тема к бабке. Так, между прочим. Мол, занят он делами важными, не сходила бы ты бабуля, не пригласила бы на свадьбу, кого он еще случайно позабыл.
– А кого ж, ты внучек позабыл? – удивилась бабка.
– Да, так, всех почитай, позвал. Вот разве что Назар один остался…
Не успел Тема и договорить, как уперла бабка руки в бока, да начала дурного внука честить по чем свет стоит.
– Али ты не знаешь, как умеют колдуны свадьбы портить? Вот, помнится, я еще малой совсем была, так Назаров то ли дед, то ли прадед Касьян так одну свадьбу попортил. Парень за одной из его внучек ухаживал, а сам на другой женился. Вся свадьба волками разбежалась. Хорошо еще кум другого колдуна позвал заранее, чтобы свадьбу берег.
– Ну, и что, всех волков переловили? – ухмыльнулся Тема.
– Дурак и есть дурак, – прикрикнула на него бабка, – Чтоб счас же наряжался и шел к Назару на поклон. Я тут быстро пирожков в корзинку соберу в гостинец, он до домашней стряпни сам не свой. Уж его старая баба до чего хозяйка была, эх, не твоей Дашке чета.
Пеняя на женскую глупость, Тема поплелся к Назару. Хотел для храбрости кого из дружков позвать, а потом подумал, что так еще хуже будет. «Ну, зайду, откланяюсь, приглашу из вежливости. Он еще, небось, и не пойдет».
Утро стояло ясное, солнце насквозь вызолотило легкие, как перышки архангелов облачка. Проселочные дороги рассохлись от жары, и под ногами клубилось облачко серой пыли. Неожиданно с неба упали редкие крупные капли. Дождинки сыпались скупо и вбивались в рассохшуюся глину, как гвоздики, по самые шляпки. Дождь сквозь солнце, прозвучал робким барабанным вступлением, а маршем так и не разразился. Вдалеке над озером выгнулась блеклая радуга. Чуть подмоченные луговые травы, пахли особенно пряно, в кустах заголосил невидимый пернатый певец.
На Тему напало неподдельно лирическое настроение, в голове закопошились странные мысли, которые обычно умирали в зародыше не то что в рабочий день, но и в воскресный от нечего делать. Не то чтобы Артем настолько погряз в материализме, чтобы в его душе совершенно не было места для поэтического восторга. Но считал он подобное созерцательное настроение, хоть и безвредным, но вовсе ни к чему ненужным и немного постыдным делом. Бывало и раньше, залюбуется на безбрежные просторы моря-океана и вот уже для этих дурацких мыслишек открыта лазейка. Вот бы, думает, посмотреть, чего там под водой делается. И не так, чтобы на подводной лодке или в скафандре каком… Каково это, интересно, в воде как рыба жить, жабрами дышать… А, может, и не интересно, рыбе, верно и не до красот этих подводных, ей бы червяка найти, да от хищника побыстрей увильнуть. То есть, может, и не интересно, но забавно было думать о том, что б он чувствовал, коли довелось бы ему родится не человеком – царем природы, а какой-нибудь другой животинкой попроще. «Неужто, совсем, у тварей этих разумения нет, одни инстинкты?» – задумывался Тема: «Ну, ладно рыбы... В воде и я плавать могу, а вот бы как птица к самым этим раззолоченным облакам ввысь взлететь…»
Обычно в голове у Темы мысли не задерживались. То мельтешат как пчелы в улье, а то раз и пропали, зароились и покинули тесное жилище. Хотя, бывало, застрянет какая мысль, а потом и блажь в голове, так и ночью не спится, пока или новая идея не возникнет или старая не осуществиться. Тяжело человеку с мечтами жить, мешают мечты человеку и работать плодотворно и отдыхать всласть по мере возможностей.
Когда Тема добрался до самого дальнего, за небольшим пролеском, хутора, близился полдень. Только Назару все нипочем, ковырялся в своем богатом саду, чего-то напевая.
Артем даже удивился, застигнув мужика в таком прекрасном расположении духа.
Стоило окликнуть хозяина, Назар тут же поспешил открыть гостю калитку. Будто бы ждал и был ему несказанно рад.
Тема неловко вручил Назару лукошко с пирожками. Не хотел, но язык сам повернулся: сказал, что жалеет, о том старом случае, мол, от бабки и от невесты его – поклон.
Назар по своей обычной привычке договорить не дал, махнул рукой в ответ на неловкие оправданья и потащил гостя в хату. Тема даже удивился, до чего у бобыля в горнице чисто да светло. И скатерть крахмальная и занавеси мухами не обсиженные. Назар уже тащил штоф с водкой и нехитрую закуску. Тема угощенья от колдуна не ожидал: и есть в его доме страшился, и отказаться не смел, как бы хозяина опять ненароком не обидеть. Потом пришла дурная мысль, что, может, кого из своих Назар поминуть собрался – только и ждал компании. Да уж больно рыжая рожа хозяина сияла, что новый пятак.
Назар сомнения Темы быстро рассеял:
– Радость у меня, хлопчик. Сын нашелся. Представляешь?! Сын! Похоронил уж давно в мыслях, даже сердце не ёкнуло, что все эти бумажки казенные врут. И вот письмишко пришло. Жив мой Николка. Жениться собрался. Меня, старого в гости зовет. Жена у него, правда, городская будет, ее на хутор не заманишь. Но, это все ерунда. Главное, цел да невредим. Живой… и нашелся! Хоть один сын живой. За это, брат, как не выпить! А что в село не вернутся – так в одной стране живем, даст Бог, свидимся, еще внуков понянчу!
Язык у Назара заплетался, Теме он подливал, не жалел и себя не обделял. Видимо радостное известие отмечал мужик уже давно и нечаянному собутыльнику был только рад.
Наконец, порядком захмелев, Тема вспомнил, зачем пришел, и пригласил-таки Назара на свадьбу.
– Спасибо, сынок. Не смогу я, – кивнул Назар, – Завтра в Питер к сыну еду. Ты уж не обессудь, не могу откладывать, в понедельник уже укачу.
Вроде бы Теме и обрадоваться, что не придет зловредный мужик на его свадьбу и по всему выходит, что причина совершенно уважительная. Не со зла Назар отказывается, дело у него неотложной важности. А все как-то на сердце у парня вдруг тяжело стало. Дашка точно решит, что к худу. Ну, что ж из-за такой мелочи праздник откладывать? Ждать, когда Назар вернется? А что, коль надолго загостится в Питере. Нет, уж, будь что будет...
Невеселые мысли быстро рассеялись, радушный хозяин подливал, не жалел, с непривычки разговорился.
Тема чувствовал расслабляющую, но приятную тяжесть в ногах, а голова, казалось бы, оставалась ясной. Зато прибавилось храбрости. Про Назара он думал уже гораздо лучше – ничего мужик, совсем даже и нормальный.
Да и что скрывать, было дело, не мог Артем поверить, что Назар воевал как любой преданный родине советский человек. Не было в Назаре ничего патриотического, хоть тресни. Хлопцы его правильные были, а от Назара старорежимным порядком за версту разило.
– Ну, чего ж ты там делал-то на войне? В пехоте али где? И в разведку, небось, ходил? Вот уж наверное, в разведке от тебя польза неоценимая, как в лесу схорониться, чтобы враг не углядел, – подтрунивал расхрабрившись Тема, а Назар лишь улыбался в усы, ничуть не обижаясь.
– Надо было и ходил, а так, дружок, я все больше при санчасти ошивался.
– Ух ты, – будто удивился морячок, – Ноги что ль пилил? У тебя ж образования медицинского нет…
– Образованья нет, так ведь на безрыбье, Тема. Лекарство на вес золота. Только спирта вдоволь. А по живому пилить, так сразу пристрелить и то гуманнее. Люди не от болезни – от боли мрут. А мои травки не одного бойца на ноги ставили, и от заразы раны очищали и от лихорадки спасали, и боль заглушали.
Так они еще долго мило беседовали, пока не кончились бабкины пирожки и прочая закуска. А самогону у Назара, видно, в доме и вовсе конца не ожидалось.
И тут, за очередной стопкой, парня будто за язык кто дернул, свернул он разговор с накатанной военной темы на шаткую, про колдовской Назаров дар и промысел…
– В зверя, говоришь, превратиться? – ухмыльнулся Назар, – Отчего ж нет, могу… Обернуться в волка или там медведя, дело нехитрое. А вот как в звериной башке человеческий разум сохранить – это уже потруднее будет. Колдуны ведь не природные оборотни, мы к полной луне не привязаны. Хотя конечно, при круглой луне любое волшебство спорится. Волкодлак, хочешь не хочешь, в полнолуние в волка оборачивается, а утром уже как есть опять человек. Думаешь, чего бабы-ведьмы во всякую мелочь перевертываются, сорокой там, кошкой, на крайний случай хорьком или лисой? Да чтоб соблазна не было. Нельзя звериным повадкам и желаниям поддаваться. Человечьей крови попробуешь – век в шкуре волчьей проходишь. Так-то вот, Темушка.
– А то зверем обернуться и не поохотиться? – засомневался Артем, – То-то, чуть кто в лесу пропал или медведь задрал, бабы сразу орут, что оборотень объявился. Мол, обычный зверь, перед человечьим духом страх имеет, а оборотню все не почем.
– Ну, охота охоте рознь. Волкодлаков природных я уж давно не встречал. А колдуны-перевертыши озоровать не будут, разве что браконьера какого чуток пугнут. Раз черту преступишь – обратно дороги нет. Опять же у еретика, колдуна, который помер уже – острастки нет. Коли при жизни, таким умением баловался, и по смерти будет зверем оборачиваться в ночную пору. Такого оборотня, брат, и серебряная пуля не возьмет… Пришлось мне как-то, по молодости еще, одного такого шатуна успокоить… До сих пор на душе скребет – будто отца родного порешил. Меня к нему совсем мальцом отдали в ученики. И сила мне его не надобна была, только наука.
Тема слушал и не знал, верить мужику под пьяную лавочку, или Назар так его умело дурачить. Но одна мыслишка в голове все же засела, свербя, как заноза в пятке.
«Ладно,» – подумал Тема, – «Бреши, дядя, бреши. Полнолуние, то вот оно. В городе, чай, уже не обломиться поколдовать. Коли не хвастаешь, сегодня самая ночь для лесной прогулки»
Вот уж и домой Артем вернулся и протрезветь успел, а дурная затея все покоя не дает. Бабка его само собой расстроилась, что Назар на свадьбу не явится. Оно, конечно, понятно, раз такое дело, поездка важная намечена, то как бы и не отказал. Но все равно на сердце не спокойно.
Артем едва дождался, пока бабка наконец заснет, а вздохи-охи и жалобы на здоровье и бессонницу мирно перерастут в тихий, но раскатистый храп. Тут он вскочил с лавки, наскоро оделся и рванул на хутор.
Собаки у Назара не было, так что парень надеялся, что удастся подойти к избе незамеченным. Оно все же боязно, что колдун прознает. Но уж больно любопытно. Дрыхнет мужик, как все приличные люди с перепоя, или свои колдовские дела обстряпывает. «Вранье это все,» – плевался про себя Тема, – «Никакой он не колдун, мракобес чертов. Людям только голову морочит, а на хмельную голову, почти за чистую монету принял. Байки-то он ладно рассказывает, а что до дела, одно мошенничество. Никакого волшебства нет и быть не может, и материалисту в то верить стыдно. Однако, поглядеть охота…».