Раны снова заныли ночью, хоть Рада и смазала мне их бурой мазью. Я ёрзал и без конца чесал бинты, не мог заснуть. Этот придурок чуть меня не убил. Не ломал я ему ребра… А вдруг ему лёгкое проткнуло? Внутри мешалось ощущение чужой тоски и своей тревоги. Под утро я не выдержал и выполз из постели, осторожно выглянул за полог палатки. Было темным-темно, только свет от костров кое-где разгонял ночь. Да ещё и холодно без верхней одежды. Рядом тоже горел костёр. Возле него сидела пара человек. Я шугнулся обратно — кажется, это близнецы. Да, точно. Карей выглядел недовольным. Наверное, из-за нас. В мою сторону не смотрели, поэтому я все-таки выбрался, и, прячась за другими палатками, крадучись, пошёл разыскивать Тигра. Далеко идти не пришлось. Едва только миновав одну палатку, я чуть не столкнулся с ним лбом. Он так же осторожно крался, но вот куда? Тоже без тёплой одежды, и его пробирало дрожью от холода, как и меня. Тигр поморщился, хватаясь за грудь.
— Чё встала, дура… — прошипел он, отходя на шаг.
— А ты что здесь делаешь? — непонимающе спросил я.
— Мимо шёл! Тебе какое дело, — огрызнулся Тигр и глянул на меня озлобленными глазами. Я раздражённо посмотрел на его тупую рожу. Он внезапно протянул руку, схватил меня за ворот рубашки и притянул к себе. Я шагнул вперёд, ещё не до конца соображая, что ему надо. Тигр потрогал пальцем бинты на горле.
— Ты больной, — внезапно сообразил я и едва сдержался, чтоб не врезать ему по башке. — Ты душил меня!
Тигр хотел вякнуть, но я отпихнул его руку и сам задрал ему рубашку, пытаясь оценить в этой темени нанесённый урон. Пощупал рёбра. Тигр поморщился и тихонько взвизгнул, видимо, когда я задел больное место.
— Руки свои убери поганые! — заверещал он, отпихивая их. — Ты первая набросилась, скотина!
— Ты виноват! Это ты все время так себя ведёшь! — громко зашипел я ему в лицо.
— Как веду? Как хочу, так и веду! — взвился Тигр. — Чё те от меня надо?
— Я тебя ненавижу, — вдруг с презрением произнёс я, ощущая, как внутри все бешено клокочет.
— Что? — на миг замешкался Тигр и снова озлобился: — это я тебя ненавижу!
— Нет, я! — не знаю, почему я вскрикнул и заехал ему кулаком в глаз. Тигр успел немного увернуться, так что я попал в висок. Тигр пихнул меня и повалил на землю, яростно вцепился в уши и начал их драть. Я взвизгнул и вцепился в него, взвывшего, когда я задел ребра. Мы катались и барахтались в сугробе. Я старался его укусить и расцарапать. Тигр больно впился зубами мне в шею.
— Ненавижжжу, — прошипел Тигр где-то возле уха и снова взвыл от тычка в бок.
— Я тебя ещё больше ненавижу! — ответил я и получил в челюсть, больно прикусив язык.
— Тупая кобыла! Я ненавижу!
Я не успел его ещё раз ткнуть, потому что нас похватали за шкирки и растащили. Мы ещё пытались дотянуться друг до друга и вырывались.
— А ну тихо! — прогремел Карей. — Весь лагерь подняли на уши! Какого хрена?! Если так друг друга ненавидите… я вас привяжу! Немедленно вернуть их по палаткам!
— Мы хотим в одну, — неожиданно для самого себя выкрикнул я, сам же удивился и зло уставился на собравшиеся вокруг морды. Тигр подрыгался, пытаясь вырвать руки, но притих и ничего на это не сказал, с угрюмой рожей бегая взглядом между мной и Кареем. Тот стоял и поочерёдно пялился на нас.
Сзади вдруг заржал Корвин. Карей припечатал ладонь к лицу. От солдатни тоже послышались какие-то смешки, но Карей шикнул на них.
— Если вас держать ближе, чем в ста шагах друг от друга, вы опять балаган устроите… Ладно. Валите. Но с этой минуты перекидываться только для восстановления. Переходы на своих двоих! Будете возражать, пойдёте пешком! Все.
Карей махнул рукой, и нас отволокли в мою палатку. Зашла Рада проверить наши раны. Перевязала Тигра заново, обмазала нас обоих бурой жижей и ушла. Мы молча отвернулись друг от друга на тесной лежанке. Давящее молчание не давало покоя. Я слышал, как Тигр зло сопит. Придурок. Я тоже теперь злился. Какого чёрта я херню сморозил. Так и заснули друг к другу спинами.
***
Мы так и фактически не разговаривали меж собой, хотя и отлежали время в одной палатке. Шрамы мои зарубцевались после нескольких перекидов на сытый желудок. У Тигра немного заросли переломы на рёбрах. Ехали верхом на нашей же, кстати, кляче. Тигр забрал её для себя из Арты, а приходилось ехать вдвоём. Я молча дышал ему в макушку, он молча управлял лошадью, а та так же молча выражала своё недовольство нами обоими.
Я очнулся от своих мыслей о Тигре через пару недель пути, когда на горизонте показались острые пики. Хищные зубья. Стали попадаться посты, стоянки и военные лагеря. Я осознал, насколько мизерное скопление людей ожидало нас на центральном тракте, по сравнению с тем количеством, что теперь присоединялось к нам по пути, шли следом или где-то рядом. Я-то думал, с нами ещё тогда уже шла армия. Оказалось всего один полк. Мы свернули вдоль гор на запад, туда, куда указывало мне чутье денно и нощно. И оттуда же приходили плохие вести.
— Красный дракон вернулся, — возвестил Карей, входя в палатку для собраний. Меня запихнули туда же, просто чтоб под рукой был, если надо. Тигр теоретически не должен был здесь находиться, но я знал, что он подслушивает.
— И как он? — зашевелились остальные.
— Прекрасно! — с горьким сарказмом воскликнул Карей, садясь в круг. — Эвакуировали всех, кого могли, из области возле западных пиков. Армия бесполезна, люди просто корм. Им велено отступать к столице. Ты должна вывести нас к ним! — обратился он вдруг ко мне. — Почему твой дракон не показывает лица тех, кто его держит?
— Я не знаю. Он просто хочет, чтобы я шла к нему, и все.
— Не делай этого самостоятельно, — предупредил Карей. — Он не друг тебе, думаю, и так понятно?
А вот мне было на самом деле непонятно. Из-за нервов с Тигром я уже вообще не понимал, что я чувствую и к кому. Усталость. Расстройство, раздражение. Тоска-печаль и чувство тяготения к чему-то, к кому-то, одновременно так близко и столь далеко. Мне хотелось быть где-то там и где-то здесь, восстановиться, воссоединиться, чувствовать себя целым. Чувствовать тепло.
Чем дальше на юго-запад, тем больше каменели лица у магистров. Мне самому становилось тошно, когда я глядел на всех этих людей вокруг, которые готовились, наверно, умирать, а я все никак до конца не мог этого осознать. Куда мы идём? Зачем? В голове вертелись мысли только о моем золотом драконе. И о Тигре.
Что у него в голове творилось, я не знаю. Вот только я однажды проснулся среди ночи в палатке, потому что мне в лицо кто-то дышал. И это был Тигр. Он был не в себе и почему-то продолжал лезть на меня. Я с испугу двинул ему кулаком в глаз.
— Извращенец! — прошипел я, отпихивая его ногами. — Урод больной!
Тигр неожиданно заржал с пьяной икотой. Мне вдруг это болезненно кого-то напомнило. Как он ругался каждый раз на Вирмана. Больше он лезть не стал и задрых у стенки.
Однажды мы дошли до холмистой местности возле узкой реки. Из-под тонкого слоя снега торчали камни, черные, оплывшие. Я ещё не особо понял, что мне кажется здесь не таким. Слышался шум текущей воды. Я мёрз под курткой. Холод здесь не такой дикий, как бывало в степи, но все же… Я свесил голову вниз, глядя под копыта лошади. Под небольшим слоем снега виднелась тёмная, блестящая поверхность. Шлак. Огонь расплавил землю и лёд на реке. Сердце неприятно ёкнуло от осознания, иглой пронзившего мозг, насколько мы уже близко. Насколько?
Коснувшись языком льда, почувствовал, как он прилип. Отодрал, но больно. Зачем я это сделал? Как жеребёнок…
За все это время я уже даже примирился с Тигром. Продолжил брать уроки у Мрака. Ему нравилось отвлекаться от походной жизни и учить меня. Точнее, лупить по голове и разным частям тела. Мы приблизились к периметру охвата войсками той области, за которой начиналась сплошная выжженная земля.
Я сидел в какой-то забегаловке за столом среди пьяных солдат. Хозяев здесь уже не было, во всей тухлой деревеньке ни души, кроме расквартировавшихся войск. Уносили ноги быстро, так что здесь ещё оставалось полно добра… пока что. Все пили вино и пиво из погребных бочек. Магистры, как всегда, были трезвенниками или пили очень воздержанно. Карей неожиданно налегал на вино, хотя его брат, наоборот, даже и не думал пить, задумчиво смотря в пространство перед собой. Почему-то мне казалось, что все пили за смерть. Зачем я здесь? Они и так прекрасно знают, куда идти.
Я смотрел на сцену в углу, до странности похожую на ту, в городке на центральном тракте. Мне чудилось, что вот-вот появится девушка в красной юбке и начнёт плясать и петь весёлые песенки. Тигр будет смотреть на неё и улыбаться. И дарить цветы.
— Почему ты всегда смеёшься надо мной? Разве я хуже танцую? Ну, хуже. Ну нет у меня дурацкой юбки. Но я вообще не понимаю уже ничего! — в сердцах набросился я на Тигра минувшей ночью. — Вот объясни мне. Зачем ты, чёрт побери, бухаешь, но всё равно за мной прёшься?! Я вообще тебя не понимаю.
— …Тупая кобыла, — только и отозвался Тигр. — Я тоже тупой.
После этих слов он долго молчал. Так что я уже собирался уйти или вдарить ему по башке.
— Мне всё равно, кто ты, тупая кобылятина. Всё равно! Ненавижу тебя. Ненавижу за это!
— О чём ты?.. — начал было я, но Тигр оборвал меня.
— Ненавижу, и всё! Ты должна была сдохнуть! Сдохни! Сделай милость, сдохни, когда мы придём! Ха-ха-ха! — нервно заржав, Тигр снова отвернулся к стенке палатки. — …Да, ни черта ты не понимаешь. Ни черта… тупица.
— …Вот и прекрасно, — сухо ответил я. Злость вдруг вся испарилась, оставляя только осадок. Горький и невкусный. — Ты меня ненавидишь, я тебя ненавижу. Уходи хоть сегодня, как будто я тебя держу.
Тигр ничего на это не сказал. Вечером собрал сумку и сидел, держа в руках бутылочку с ликёром. Сколько его нужно выжрать, чтобы упиться, интересно? А впрочем, нет. Неинтересно. Наплевать.
Я отвернулся к стенке палатки, собираясь спать. Не хотел видеть, как он уйдёт. Тигр все сидел, сидел. Я даже задремать успел, надоело прислушиваться, как он там дышит или ёрзает. Но он сидел тихо. Очнулся я, только когда почувствовал приткнувшееся сзади тепло. Я лежал, не шевелясь, собирая сонные мысли. Ничего толкового. Тигр как-то робко обнял меня и взял за руку. Даже нет, просто накрыл пальцами, чуть-чуть заползая ими меж моих. Я тихонько вздохнул. Тигр идиот. Я его ненавижу. Потом я развернулся к нему лицом и сам взял за руку, сунув греться к шее. Так и спали. С того дня мы и примирились с тем, что друг друга просто ненавидим и сделать с этим ничего невозможно.
А вот сейчас мы сидели в таверне за одним столом. Я пил воду, Тигр вертел в руках початую бутылочку. Мы мало разговаривали, обычно просто находились рядом друг с другом. Ну, или, во всяком случае, Тигр больше не старался меня избегать. Я всё смотрел на окружающие меня лица. В основном из солдат здесь сидели гвардейцы, охранявшие магов, и они самые, не считая нескольких более-менее важных чинов, в которых я не разбирался, да и не особо хотел. Почему-то вспомнился Храбр. Вот был он. И нет. И никогда не будет. А ведь это был всего лишь гигантский червь. Толщиной с хорошую дорогу, наверно. А каков сейчас красный зверь?
Карей продолжал пить густое вино, явно самое хорошее, что отыскалось в погребе, и мрачнел, все больше хмурясь, глядя куда-то в себя. Корвин тоже «отсутствовал», но не пил. Я вообще знал, что маги много не пьют, потому что это влияет на способность концентрироваться. Но, видимо, для Карея сегодня день особый. По сути, он теперь негласный лидер Нейтральной башни, лидер круга. Взвалив на себя эту ношу, он, как никто другой, наверное, ощущал всю ответственность. Карей всегда ответственный, это и так видно, даже с первого взгляда. Говоря о Северной башне, я бы решил, что её негласным лидером была Каролина. Но это не так… не знаю, кто там у них наиболее авторитетный. Я бы сказал, что Рада, но она не проявляла большей активности, чем остальные. Может, у них и вовсе нет никого главного.
Я медленно обвёл взглядом остальных магистров. Мрак молча пил из деревянной кружки, глядя вперёд железным взглядом. Урсула задумчиво смотрела в чашку. Даже Перон не громыхал, просто мрачной тучей сидя за столом. Гадзим без конца стучал ногтями по столу. Карелий подпёр голову и думал о чем-то, с таким выражением на лице, наверное, как и на моем — пытаясь осознать, проникнуть в ситуацию. Северяне были, как всегда, сдержанны. И только лишь Бор был безмятежен, хотя и чуть более уставший, чем обычно. Каролина была похожа на женщину, с которой сейчас лучше не связываться. Сидела прямая как палка, с простым узлом на затылке. Проводя глазами дальше, неожиданно наткнулся на ответный взгляд. Опять эти белёсые, пронизывающие душу, глаза. И это постоянное, направленное на меня, любопытство, игривый азарт охотника. Как же он меня этим достал… Я нахмурился, сурово глядя в эти белёсые призраки глаз. Кажется, альбинос чуть-чуть мне улыбнулся, самыми их уголками. В пальцах медленно перетирались деревянные бусины. Вот ему что, реально всё равно, что происходит? Я чувствовал, что всё, что он видит перед собой, — это охоту и добычу, которую он намерен поймать и не упустить.
Константин был из той категории хищников, которые вселяли в меня тот особенный оттенок страха, когда тебя преследуют. Хотя он не предпринимал ничего подобного, это чувство стойко ощущалось меж нами. Думаю, только дали бы добро, и он с преогромным удовольствием пробовал бы меня подчинить, играясь как кошка с мышкой. Я отцепил от него взгляд и продолжил бродить им по залу.
Солдаты просто пили. Судачили. Хмурились. Смеялись. Жили, пока было можно, пока ещё есть время. Важные чины сидели с магистрами за столом, что-то вполголоса обсуждая. Ну, явно не военные действия. Для этого была отдельная палатка.
…Неужели мы и вправду идём на смерть. Я никак не мог этого полностью понять, прочувствовать. Пропитаться всем этим. Направление в какой-то плохой конец, в возможность этого конца — это предчувствие пугало, отталкивалось, отторгалось мной как нежелаемое и неприемлемое, но в хорошее я верить не мог. Что с ними со всеми будет? Я не верю. Не могу верить в какой-то успех. Нужно было забиться в города башен и сидеть там… и седеть.
Я вышел из зала на улицу, подышать свежим воздухом. Уселся под забор на скамеечку, прикрыл глаза, расслабившись и растянувшись. Размяк, опираясь о забор спиной. Шёл лёгкий снег, ветра не было. Даже не особо и холодно из-за этого. Хотя солнце с каждым днем становилось все ниже и появлялось только на несколько часов.
— 6-2-6, мне нравится наблюдать за тобой.
Я не уловил лёгких шагов этого поганца. Открыв глаза и повернув голову чуть резче, чем хотелось бы, увидел присевшего слева Константина. Среди ночи он выглядел привидением, ещё и среди снега.
— Заметно. Чего тебе? — проворчал я недовольно, даже не сразу поняв, что не удосужился «выкнуть».
— Ты достойный эксперимент, 6-2-6. Но ты ничего не знаешь. Тебя не учили.
— Чего я не знаю из того огромного количества моего незнания?
— Не знаешь секрет. Никто не знал, кроме меня и Церера.
— И ты пришёл поведать мне об этом? Почему? — искренне заинтересовался я, не зная, в чём подвох.
— Нет, — бледно улыбнулся он. Бесцветные глаза словно оказались близко-близко к моему лицу. — Даже если я скажу, ты этого не поймёшь. Пока ты не почувствуешь это… влечение. В тебе нет духа охоты.
— Тогда зачем ты говоришь мне всё это? Чтобы сбить меня с толку и посеять сомнения? И без тебя во всём хватает.
Константин чуть кивнул, прикрыв глаза белыми ресницами. Чертовски раздражали, хотя, может, и красиво.
— Надеюсь, ты сможешь определиться, 6-2-6. Если не умрёшь раньше.
— Что, хочешь поймать меня? — не выдержал я.
— Естественно. Очень хочу. Я ведь коллекционер, — мурлыкнул он, показывая в улыбке зубы.
— Так почему нет?! И почему этот твой секрет — секрет? Почему в утайке от остальных магистров? Это ведь так, я правильно понимаю?
— Я уже сказал. Это бессмысленно. Ты сама должна понять, 6-2-6. А если не поймёшь, то станешь жертвой. И тогда кто-то другой поглотит тебя, быть может, даже тот, с кем ты связана сейчас. Или кто-то другой.
Я вдруг понял, что он действительно слишком близко от моего лица и чуть отодвинулся. Не нравился мне этот голодный взгляд.
— У тебя глаза, как у демона, — неожиданно бросил я. — Ты хочешь меня сожрать.
— О, вовсе нет. Только обладать. Но жадность — грех, — мило улыбнулся, прошелелестев это, и отодвинулся назад, откидывая капюшон с белых волос.
— Что значит — грех? — я зашуровал мозгами, вспоминания значение этого слова. — Ты что? Этот… как его… ортодокс?
— Вовсе нет, — улыбнулся Константин. — Но знаешь, есть грехи, называемые смертными. Может, стоит и отместь саму символику греха. Но сомнение, гнев, отчаяние, жестокость, алчность и страх погубят тебя, если будут пребывать в тебе сверх меры. Какие грехи мучают тебя? Подумай.
Чем-то зловеще повеяло от этого Константина. Хотя вроде и слова-то обычные, и тон спокойный.
— Я подумаю, — осторожно заметил я. А разве обратные стороны таких вещей сверх меры не столь же губительны?
Константин рассмеялся. Так неожиданно.
— Верно. Вера, смирение, надежда, доброта, бескорыстие и храбрость. — Константин замолчал. Его взгляд, смотрящий прямо на меня, вдруг стал таким пристальным, пронзающим до самой сути. Вызывающий изморозь по коже и внутри.
— И все это — порождение одного. Когда ты найдёшь это в себе, ты поймёшь. Если не будет слишком поздно.
— …Да хорош нагонять, — возмутился я через некоторое время, переварив слова и обнаружив, что Константин опять слишком близко. — Почему ты так пялишься на меня? Что тебе с этого? Зачем ты это всё говоришь? Чего хочешь?
Мягкая улыбка.
— Хочется больше душ.
Во мне зашевелилось что-то. Да. Эта жажда дракона, жажда силы, энергии. Я ещё подозрительней уставился на него, но он уже накинул капюшон обратно, собираясь встать.
— Нет, я не культист, если ты так думаешь. Алчность — грех, ты ведь помнишь… — Константин встал, сделал шаг и, остановившись надо мной, сказал:
— Я видел, как ты мечешься в себе. Клетка в клетке, — тихо рассмеялся. — Сомнения — твой грех.
Видел? Как видел?
Он ушёл к дверям трактира. Провожая глазами его фигуру, я подумал, что башни следят за нами. Так ещё Вирман говорил. Наверное, он действительно не связан с сектой. Нет, он, конечно, странный. Очень. Но если учесть, что он постоянно водился с бездной… что ж, я тоже странный. Жажда душ… я так и не понимал этого чужого чувства. Это был не просто голод. Другой голод. Действительно жизненно важный и необходимый, вызывающий страдание. Голод бездны. Да. Я навряд ли скажу об этом разговоре кому-то из магистров. Вирману бы сказал. Но его здесь нет.
Ещё одна фигура вылезла из трактира и потопала ко мне. Константин чуть повернул голову вслед Тигру и скрылся внутри здания. Тот подошёл ко мне, хмурый, задумчивый. Встал рядом, держа руки в карманах и ёжась.
— Чё ему? — наконец спросил Тигр.
— Не знаю. Так, — отозвался я, глядя на него. Тигр молча взял меня за руку и потянул со скамейки.
— Пошли, — буркнул он запоздало. Войдя в трактир через заднюю дверь, потащил меня наверх по лестнице. Я думал, он поведёт меня в нашу комнату, но зачем-то потянул на чердак, по узкой скрипучей лесенке. Там было только одно маленькое оконце, припорошённое снегом по углам, и несколько драных матрацев, набитых соломой. Мы сели на один у стены с окошком. Я посмотрел на плохо освещённое лицо Тигра, пытаясь понять…
— …Наверное, скоро всё, — вдруг сказал он, сглатывая. — Больше нас не будет. Я не верю в кристаллы, даже если их будет сотня… Ты же видела его, да?
Да, я видел. И был с Тигром согласен на этот счёт. Даже лица магистров говорили сами за себя.
— А я нет. И не хочу, — Тигр повернул ко мне голову. В этой полутьме его глаза казались почти чёрными из-за расширенных зрачков. Что он хочет мне сказать?
— Мне… всё равно, кто ты. — Тигр облизнул губы. Вообще как-то притих и видно, что нервничал, о чем-то думал. Я тоже молчал, ещё не до конца понимая, чего он хочет.
— Так что… — лицо Тигра вдруг странно исказилось. — А тебе всё равно?
— Что всё равно? — тупо переспросил я, уставившись на Тигра. Тот секунду глядел на меня, затем на его лице возникла лёгкая усмешка.
— Хе-хе. Тупая ты кобыла, — прошелестел поганец. И вдруг так быстро приблизил лицо, что я отпрянул от неожиданности. Я не успел даже возмутиться и высказать своё негодование, как он уселся прямо на меня.
— А мне всё равно, — прошептал он мне в лицо, касаясь дыханием и ресницами. — Хе-хе. Ненавижу… — выдохнул он сквозь зубы, прижимаясь ближе. Я вдруг обнаружил, что утыкаюсь носом ему куда-то в ухо, его волосы лезут в глаза и щекочут нос. Невольно вдохнул знакомый, маслянистый запах. Миндальки. Похоже на миндальки, вдруг понял я. Нет… это я ненавижу…
В голове спутались все мысли, я прижал к себе Тигра покрепче, вдохнул поглубже запах и зачем-то потёрся носом об ухо. Дурацкое, между прочим. Вяло захотел его укусить. Мне показалось, что моё ухо стало мокрым. Тигр начал отодвигаться. Я подавил звук протеста, мне не хотелось, было же тепло.
Снова ткнулся мне в лицо. Я несколько секунд моргал, задевая его ресницы, прежде чем понял, что он меня целует. Я на пару секунд впал в ступор, широко распахнув глаза, потом задёргался, начиная вырываться и отталкивать его.
— Тихо, кобыла, — проворчал Тигр негромко. — Разве тебе не всё равно? Блин, ненавижу тебя такую тупую, — он повалил меня на матрац, нависая сверху. Я тут же замер, невольно ощущая себя пойманным. Тигр вдруг показался не таким уж и маленьким.
Он чуть касался моего кончика носа своим. Меня схватил за руки, прижимая их по сторонам от головы. Большими пальцами погладил ямочки у меня на ладонях. Я хотел было выползти из-под него, но снова затих, вдруг поняв, что же он хочет сделать. Это пугало. В животе все свернулось в горячий узел.
Тигр прижался чуть плотнее, продолжая гладить мне ладони, медленнее, мягче. Хотя я даже не вырывался. Просто не знал, что мне делать. Только пялился во все глаза и даже вякнуть ничего не мог. Все слова потерялись, мысли застыли. Тигр опустил лицо, проводя носом мне по скуле. У меня глаз дёрнулся. Он поднялся чуть выше, и я зажмурился. Тигр дышал горячо. Глаз стал мокрый. Я совсем сморщился, не понимая своих ощущений. Тигр прижался к глазу губами на миг и поцеловал уже в кромку волос надо лбом, вздохнул и снова отодвинулся. Коснулся лица, отпустив мою руку. Я приоткрыл глаз, подглядывая, Тигр гладил шрамы на лице самыми кончиками пальцев. Провёл по ним их тыльной стороной, словно извиняясь. Я почувствовал это всего на секунду. И поцелуй в губы. Я ничего не мог сделать. Свободная рука дёрнулась было оттолкнуть, но Тигр перехватил её и вжал обе моих руки в матрац, гладя пальцами уже горячие ладони.
— Тиг… чт… нн… — у меня прорезался голос, но такой жалкий, слабенький. Я даже и выговорить-то ничего не мог. Потому что рот был занят тигриным языком. Мерзкий Тигр… Я не знал, что с ним делать. Зачем он это делает со мной, с моими губами, с языком. Запах Тигра заполнял мне голову, словно трава-дурман. Узел в животе свернулся ещё туже, в горле образовался ком, который я силился сглотнуть. Дёрнулся, вырвал руки, но вместо того, чтоб ударить, обхватил за шею, вцепился в волосы подаваясь навстречу.
— Тиг… — вздохнул я не своим голосом, царапая ему голову. Он схватил меня в охапку и стал втаскивать на этот дурацкий матрац. Я отцепился от Тигра, теперь хватаясь за грубую подранную поверхность. Тигр полез руками под куртку, под рубашку. Я задышал учащённо, не зная, куда деться от паники. В чём же дело, я вообще ничего не понимаю. В животе творилось чёрт-те что, все мои какие-то соображения встали с ног на уши, разбивались вдребезги. В чём дело, почему, почему мне вдруг стыдно и страшно. Я же… я же…
— Стой… я е… е… — голос таял. Тигр обжигал мне поцелуями шею. Я вцепился ему в уши, пытаясь от себя оторвать, но дурацкие пальцы не послушались.
Да к черту всё. Я подтянул его к лицу и сам поцеловал. Пусть неумело, некрасиво, но мне было от чего-то безумно вкусно.
***
Я проснулся утром от холода под кучей одежды. Тигр прижимался спереди, ткнувшись макушкой мне под подбородок и крепко обнимая руками и ногами. Я зашевелился, поджал на ногах мёрзнущие пальцы. Произошедшее минувшей ночью медленно всплывало в голове. Всё слишком… Я не хотел сейчас об этом думать. Это странно. Не то, что мы делали, а то, что мне было от этого хорошо. Ну и ладно…
Я начал вставать и свалил с нас одежду. Тигр протестующе сморщился и съёжился, открыл глаза с недовольной рожей. Я спешно натягивал свою одежду, швырнул Тигру и его тоже. Тигр оделся быстрее и, когда я закончил, схватил меня за руку чуть ниже локтя и повалил обратно на матрац, снова прикопался, прижавшись нос к носу. Я молча смотрел на него, ни о чём не думая, кроме того, что стало немного теплее. Вообще-то я хотел идти с ним греться в комнату или спуститься в зал и горячего попить.
Глаза пялившегося на меня Тигра вдруг приняли какое-то… игривое выражение. Я чуть нахмурился, в голове медленно поворачивались колёсики мыслей. Тигр сузил глазки. Обдал меня смешливым дыханием. Я тоже сощурился, вот только начиная злиться.
Только попробуй хоть слово вякнуть.
Тигриные глаза превратились в щёлочки, очень и очень самодовольные. Я впился ногтями ему в плечо, предупреждая, что будет, если он засмеётся. Тигр ещё несколько секунд побесил меня, а потом неожиданно лизнул в нос, от чего я на миг растерялся.
— Кушать пошли, — тут же проурчал он примирительным тоном и стал подниматься.
Я вышел вместе с Тигром, не глядя на этого паршивца. Как же я его ненавижу…
На узкой лесенке Тигр ухватил меня за руку и потащил вниз. Я чертыхнулся. Ну зачем! Неудобно же. Спустившись на второй этаж, практически сразу наткнулись на Корвина.
— А где вы были? Я тут ищу, ищу…
— На чердаке. Нацепила ему бондаж и порола плёткой, — зло прорычал я, ни на кого не глядя и, кажется, краснея… Тигр хрюкнул и сжал мне руку. Корвин запнулся на полуслове и молча начал спускаться в зал. Я не видел, конечно, его лица, но навоображал уже. Ну и пусть. Так лучше.
— Кобыла, ты хоть знаешь значение этого слова, — усмехнулся Тигр.
— Нет.
Тигр только хмыкнул и потащил меня в нашу комнату, чтобы умыться. После мы прошли вниз и сели за столик. Жрать было почти нечего. Тигр принёс с общего котла две чашки овсянки и сел за стол. Я ковырял её ложкой, раздражаясь на Тигра и его довольную рожу. Конечно, уж не овсянке он радуется. Даже грудь выпятил. Смейся-смейся, пока можешь. Я вышвырну тебя из палатки спать в снегу.
Весь день Тигр был чрезвычайно довольный и разлюбезный, чуть не мурчал. На лошади ехали спокойно, несмотря на то, что меня раздражал этот мерзкий тигриный запах и воспоминания о минувшей ночи. Извращенец. Да он просто шлюха!
Что ещё невероятно бесило, так это то, что дракон внаглую питался всем этим. Тогда, ночью, периодически проскакивало ощущение, будто нас, чёрт побери, трое на этом сраном чердаке. Будто он утягивал из меня все ощущения понемногу, но я тогда ничего уже не соображал и сейчас не мог чётко что-либо припомнить из всех дурацких чувств, которые меня тогда охватили.
Вечером стали разбивать лагерь, прямо посреди выжженной земли, покрытой тонким слоем снега. Рядом текла очередная речка, освобождённая огнём ото льда. Все вокруг делали всё быстро, как-то сухо и правильно. Я тоже сосредоточился на разбивке палатки. Устал за день злиться и трястись на лошади. Заполз внутрь, расстелил одеяла, сел на жопу наконец-то. Тигр должен был притащить нам поесть из общего котла. Я так тупо и сидел до самого его прихода. Лень было шевелиться и напрягать мышцы. Тигр протиснулся в палатку и сунул мне под нос плошку с кашей. Я благодарно принял её и начал есть.
Отставив пустую плошку и вытеревшись рукавом, обнаружил гадкую рожу Тигра подозрительно близко от своей головы. Чего этому поганцу надо опять? Снова начинает?
— Я вышвырну тебя из палатки, если ты хоть заикнёшься об этом. Слышал?
Тигр, конечно, слышал, только рожа от этого у него не стала менее гадкой и довольной. Как раз наоборот. Наглая скотина зафырчала и придвинулась ближе. Это что, называется заигрывание? Тупой урод.
— С каких пор ты стал таким омерзительно мерзким? Убери свою гадкую довольную рожу от меня, — прорычал я и отпихнул его лицо. — Убирайся! Сиди в углу и не мельтеши.
— Мрр, — отозвался Тигр и уселся прямо на меня верхом. Я тут же отпихнул его, так, что он упал на спину, и вытолкал ногами из палатки.
— Отвали!!! Извращенец!!!
— Ай, тупая кобыла! — Тигр забарахтался в пологе, чуть не опрокинув палатку. — Тупица!
— Сам тупой! Проваливай! — я ещё раз пнул его и отодвинулся подальше.
Злой Тигр заполз обратно. Если опять полезет, я его в снег закопаю.
— Тупая-тупая-тупая кобыла! — отозвался Тигр, отряхиваясь. — Трусиха-зассыха, — ехидно добавил он и показал язык.
— Чего?! Кто?! — я взъярился. Эта скотина бухала всю дорогу и выкрутасничала, избил меня снова, морду опять разукрасил, козел вонючий…
— Я тебе в глаз дам! — рявкнул я, набрасываясь на Тигра. Схватил его за ворот и швырнул на пол, вдавливая в одеяло. — Ненавижу тебя, тупой ублюдок!
— Неет, это я тебя ненавижу, тупая кобыла, — со смехом оскалился Тигр. И дал лёгкую пощёчину.
— Ну, всё, сука, я тебе отомщу. В жопу кочергу вставлю! — зарычал я, продолжая вдавливать Тигра в пол.
— Хочешь сверху? — Тигр сделал наигранно-милое лицо и тут же презрительно сморщил нос. — Кишка тонка, засранка. Ой-ой-ой! — видя, что я растерялся, Тигр начал выкабениваться и ёрзать по полу, изображая из себя тупую кошку в течке, хотя я всё равно стискивал его предплечья.
— Отлично! На вот тебе подарочек, — прошипел я, придумав, что мне такого гадкого сделать, и выпустил слюнку с языка, чтобы закапать Тигра.
— Фу! Ты что делаешь! — Тигр тут же завертел лицом и, вырываясь, стал отпихиваться ногами. — Уйди, тупица!
— Хе. Я больше и сильнее, не вырвешься, скот! — гаденько захихикал я. Но Тигр все равно вывернулся и, в свою очередь, спихнул меня на пол.
— Ха, хрен ты меня возьмёшь, кобыла, — осклабился Тигр, ухватив меня за руки. — Рост ничто, опыт — все!
— Шлюха! — возмущённо выдохнул я.
— Стерва! — невозмутимо отозвался Тигр.
Палатку мы все-таки опрокинули.