IV. 8. Стала прототипом пушкинской Татьяны

   
     Наталья Дмитриевна Фонвизина, как и другие жены декабристов, не испугалась Сибири – «страны сей безотрадной, обширной узников тюрьмы», последовав за мужем в ссылку. Их вдохновлял воспетый Рылеевым лирический образ беспредельно любящей верной казачки, которая отправилась в далекую Якутию вслед за Войнаровским.

    Красивая, богато одаренная, разносторонне образованная девушка была дочерью костромского помещика Д.А. Апухтина. С ранней юности Наталья Дмитриевна отличалась необычайной склонностью к религиозному экстазу, пренебрежением к светским условностям и восторженной любовью к природе (такой  осталась и в старости). Шестнадцати лет пыталась бежать в монастырь – неудачно.  После этого вышла замуж, удивив всех выбором, за двоюродного дядю, почти 40-летнего генерала.

    Генерал Фонвизин часто бывал в их доме, увлекательно рассказывал о героических подвигах русской армии в борьбе с Наполеоном, о встрече с Александром I. Рассказы производили большое впечатление на молодую девушку.  Но более всего он поразил  воображение  юной племянницы благородством: спас отца от неминуемого разорения. И когда Фонвизин сделал предложение, семнадцатилетняя девушка приняла его  по настоянию отца. Уже  в этом поступке проявилось стремление  к жертвенности.

    Они поселились  в подмосковной  усадьбе Фонвизиных в Крюково.  Вьюжным январским вечером 1826 года сидели в гостиной.  Неожиданно раздался звон бубенцов. Подъехала тройка: это прибыли за Фонвизиным. Через несколько дней он оказался в Петропавловской крепости, а в декабре 1827 года отправлен в Сибирь.

   Нелегко стоило Фонвизиной добиться разрешения следовать за ссыльным в Сибирь.  Дома оставалось двое детей. Пришлось поручить малолетних сыновей попечению бабушки и брата мужа,  тоже  причастного к делу декабристов.

    Моложе Михаила Александровича почти на двадцать лет, Наталья Дмитриевна  между тем оказывала на него сильное нравственное влияние. «Замечательного ума, необычайно красноречива и в высокой степени духовного религиозного развития, - вспоминала   о ней М.Д. Францева, дочь сибирского чиновника. (Она сблизилась с Фонвизиной еще ребенком и сохранила любовь  и привязанность  до конца жизни) -      В ней много было увлекательного, особенно, когда говорила…  Память у нее была удивительная… Характера  твердого, решительного, энергичного, но вместе с тем очень веселого, несмотря на то, что жила больше внутренней жизнью, мало обращая внимания на суждения или пересуды людские».

    Женщины, подобные Волконской и Фонвизиной – воплощение любви, кроткой женственности, верности и доброты, служили «милым идеалом» Пушкина и вдохновили на создание образа Татьяны. Как считала сама   Наталья Дмитриевна, «поэт прекрасно и верно схватил мой характер, пылкий, мечтательный и сосредоточенный в себе, и чудесно описал его проявление при вступлении в жизнь сознательную».

    По внешнему облику и по нервной, экзальтированной, религиозной, мистически настроенной натуре Фонвизина вовсе не походила на Татьяну  из «Евгения Онегина».  Но в юности произошел эпизод, несколько напоминавший судьбу  пушкинской героини. Однажды к ней пришел родственник  со словами: «Наташа, знаешь, ведь ты попала в печать! Подлец Сонцев передал Пушкину твою историю, и он своим талантом опоэтизировал тебя в «Евгении Онегине».

    Наташа Апухтина вышла замуж за генерала Фонвизина. Однако многие знали печальную историю ее первой любви. Могли рассказать  и Пушкину.  Романтически настроенная, девушка легко убедила себя, что именно с нее писал Пушкин  свою Татьяну, и даже  в письмах иногда шутя называла себя Таней.

    Ее хотел сделать героиней романа о декабристах Л.Н.Толстой. Писатель знакомился с перепиской Фонвизина с женой. Писателя поразила  глубина душевного облика Фонвизиной, «как прелестное выражение духовной жизни замечательной русской женщины». Толстой думал вывести  ее под именем Апыхтиной, по девичьей фамилии.
 
    Фонвизины поселились в Енисейске по улице Большой (ныне Ленина) в доме № 74 (впоследствии дом сгорел и на его месте находится магазин). Суровые, безлюдные и грустные картины природы Енисейского севера произвели на Фонвизину безотрадное впечатление.  «Особенно тоскливо было зимой, когда городок тонул в снегах и ледяной ветер свистел над пустыней замерзшей реки. Темные, кривые, словно пришибленные дома, пострадавшие от наводнения, угрюмо смотрели маленькими подслеповатыми окнами на безлюдные улицы, которые по ночам тонули во мраке. Сутулясь, пряча посиневшее худое тело в лохмотьях, проходили по дорогам безродные бродяги и нищие, которые сторонились в сугробы при встрече с едущими на сытых рысаках купцами и важными чиновниками. Людям чуткого сердца навсегда запоминались  лица несчастных, бездомных и продаваемых на енисейском рынке…», – писал  летописец.

    Наталья Дмитриевна любила цветы, лес, природу. «В костромских лесах воспитывалась ее поэтическая натура». Вскоре  развела их в саду возле дома. Здесь  росли редчайшие виды растений,  любовно   выпестованные.

   И все же медленно прошли первые три года. Еще до приезда в Енисейск Фонвизина обращалась к  Бенкендорфу с просьбой  - разрешить приехать на самое короткое время в Россию и где-нибудь, хотя бы вдали от Москвы, повидаться с полуслепой матерью. При этом давала обещание не пытаться видеть  сыновей.  В то время оба сына уже тяжело болели туберкулезом.

   Бенкендорф  даже не стал ходатайствовать перед царем, отправив отрицательный ответ. Как-то Фонвизина обменялась с матерью портретами: мать не узнала дочери, а  дочь – матери, так сильно  обе изменились. 

   Скрасило жизнь Фонвизиных появление ребенка, на время родов Наталье Дмитриевне разрешили выехать в Красноярск. Вскоре супругов и совсем перевели туда. Впоследствии они переезжают в Тобольск. Здесь во время холерной эпидемии вместе с П.Бобрищевым-Пушкиным и Свистуновым самоотверженно ухаживают за больными.

   В Тобольске Наталья Дмитриевна встретилась с петрашевцами и Достоевским, которых, спустя двадцать пять лет после декабристов, везли на каторгу. Он был тогда «как ломоть отрезанный, как в землю закопанный». Ссыльные пробыли в Тобольске  около недели – в общей тюрьме  с уголовниками, многие без материальных средств, голодные и холодные. Декабристки добились («умолили») тайного свидания с узниками. «Мы увидели этих великих страдалиц, добровольно последовавших за своими мужьями в Сибирь. Они благословили нас в новый путь, перекрестили и каждого оделили евангелием – единственная книга, позволенная в остроге». Евангелие в дальнейшем сохранялось в семье писателя как реликвия. В Евангелие были вложены деньги. В письме брату Федор Михайлович вспоминал: «Что за чудные души, испытанные 25–летним горем  и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас».

   Особенно потрясла Наталью Дмитриевну встреча в тюрьме с Петрашевским, больным, истощенным, в кандалах, который рассказал, что к их кружку был близок некий Дмитрий Фонвизин, двадцатипятилетний юноша… Он был болен туберкулезом, находился при смерти и потому избежал ареста и тюрьмы… Фонвизина поняла, что речь шла о сыне, хотя давно уже знала, что оба оставшиеся  на родине мальчика умерли.

    Во время отправки Достоевского и Дурова в Омск, Фонвизина в тридцатиградусный мороз едет за Иртыш, чтоб проводить.   Долго ждали в поле, пока  из-за леса не показались две тройки – с жандармами и заключенными. Тройки остановились – об этом женщины заранее уговорились с жандармами. Арестанты были одеты в полушубки и меховые малахаи, «вроде шапок с наушниками», «тяжелые кандалы гремели на ногах». «Мы наскоро  с ними простились, боясь, чтобы кто-нибудь из проезжающих не застал нас с ними, и успели только им сказать, чтоб они не теряли бодрости духа, что о них и там будут заботиться добрые люди».
И в дальнейшем Фонвизины принимали участие в судьбе петрашевцев. Переписка  с Достоевским  продолжалась также после  возвращения  Натальи Дмитриевны из Сибири. Он делится с ней самыми сокровенными мыслями, сообщает свой «символ веры».
 
    Во всех действиях, в том числе в помощи декабристам и петрашевцам, женщиной руководило прежде всего  религиозно-нравственное понятие любви к ближнему. Однако вера не делала ее бездеятельной и покорной. Фонвизина отвечает протестом на всякое притеснение властей, а порой  ведет себя  даже с вызовом: атакует начальство резкими письмами, позволяет себе самовольные отлучки с места поселения.

    Немало тяжелых испытаний пришлось пережить декабристке. Вечная разлука с родителями и детьми. Последним  ударом  стала ранняя смерть сыновей – двадцати пяти и двадцати шести лет. В Сибири Фонвизина рожала дважды, но оба ребенка погибли. Наталье Дмитриевне нечем было утешиться, кроме молитвы.

    В 1853 году в результате хлопот брата Фонвизину разрешили досрочно покинуть Сибирь и поселиться безвыездно в имении Марьине Бронницкого уезда Московской губернии под строжайшим надзором полиции. Вслед за мужем через месяц отправилась  и Наталья Дмитриевна  в сопровождении жандарма, старой няни М.Д. Францевой и двух приемных девочек.

    Она на крыльях летела в Москву. Но встреча с родиной разочаровала. Близкие люди оказались внутренне чуждыми. Раболепство крепостных, от которого декабристы давно отвыкли в  сибирской жизни,  раздражало. Не успела Наталья Дмитриевна  осмотреться, как явился чиновник от генерал-губернатора и потребовал немедленного отъезда в Марьино. Стражи порядка боялись торжественной встречи и большого съезда  друзей и знакомых, как  было, когда вернулся  муж.

    Но недолго пришлось наслаждаться мирной жизнью. Через год с небольшим умер Михаил Александрович. Позднее за границей опубликуют его записки. Жизнь Фонвизиной после смерти мужа налаживалась медленно.  Мысли возвращались в далекую Сибирь, где   остались  близкие и верные друзья, от которых получала душевные, трогательные письма. Кажется, с радостью вернулась бы  снова в Тобольск.  Часто писал Пущин.

    Иван Иванович Пущин пользовался исключительным уважением и любовью товарищей. За высокую честность и принципиальность, за всегда ровный, спокойный и жизнерадостный, стойкий во взглядах и убеждениях характер Волконский назвал его «Рыцарем правды». К Пущину тянулись отовсюду сердца декабристов, шли письма со всех концов Сибири, где находились  декабристы после каторги. Писали и «с того света», из России.

   Пущин провел в Сибири двадцать восемь лет. Переписку с  товарищами по восстанию и друзьями не прерывал до своего последнего часа. «Библиотека добрых листков», а также тетрадь «Заветных сокровищ»  стали своего рода историей тридцатилетней жизни декабристов на каторге и в ссылке. Они хранятся  сейчас в Центральном Государственном  историческом архиве.

   И вот в начале 1856 г.  Наталья Дмитриевна тайно, под видом поездки в свои отдаленные имения, отправилась  к друзьям в Тобольск. Из Ялуторовска приехал повидаться Пущин. Оба были одиноки. Через год  52-летняя Фонвизина и 58-летний декабрист обвенчались.

   Дом  в Марьине, а потом в Москве,  всегда славившийся радушием и гостеприимством,  снова стал приютом для друзей. Здесь  скончался  Пущин, П.С.Бобрищев-Пушкин. Наталья Дмитриевна  установила в центре Бронниц, у старинного собора могильные памятники. Под ними покоятся три декабриста: Михаил Александрович Фонвизин, его брат Иван и Иван Иванович Пущин. И  снова она действовала с вызовом, еще в царствование Николая I, до амнистии декабристов, до возвращения изгнанникам чинов и званий, назвала Михаила Александровича «генерал-майором».

   Наталья Дмитриевна на десять лет пережила Пущина. Похоронили ее в Москве, в Покровском монастыре.