ЗАСТЫВШЕЕ НЕБО
- Ого, какие люди! Марк! Что ты тут делаешь? - молодой человек тронул меня за плечо, и я, вздрогнув, обернулся на знакомый голос.
- Господи Иесусе, Ник, как ты меня напугал! Нельзя так подкрадываться к людям, а то потом заколебешься по судам тоскаться и объяснять, что сердечный приступ произошел не по твоей вине, - говорил я, наблюдая, как парень, с широкой лучезарной улыбкой, которую я хорошо помнил, по-хозяйски усаживается на диван напротив.
Он посмотрел на меня, и снова расплылся в довольной ухмылке, словно кот. Задорно подняв руку, он подозвал официантку, которая, покраснев от вида такого красавчика, тут же приняла заказ и скрылась за стойкой бара.
- Смотрю ты все также сводишь людей с ума?!
Посмотрев на меня с некоторым удивлением, парень хихикнул:
- Это все издержки благодушных ангелов, наградивших меня такой шикарной внешностью.
- Поражаюсь, как ты еще со скромности не помер, - слегка улыбнулся я в ответ и снова уткнулся взглядом в стакан. Мне было сложно смотреть в глаза Нику, все еще сложно. Встретить его здесь было настоящей неожиданностью, к которой, как бы я не готовился, все равно готов не был.
Через несколько минут официантка поставила перед ним стакан с молочным коктейлем и, смущенно склонив голову, залилась клаской, когда их руки слегка соприкоснулись.
- Спасибо, конфетка, - выдал злодей свою самую очаровательную улыбку.
- Прошу прощения, - девушка быстро ретировала. Кошмар, у нее даже шея покраснела.
Наконец, переборов себя, я бросил несмелый взгляд в сторону бывшего друга. Он сомкнул свои пухлые вишневые губы вокруг трубочки и втянул густую жидкость, зажмурившись от наслаждения. А меня бросило в дрожь, и я почувствовал, как к горлу подбирается тошнота, когда память так услужливо подбросила картинки прошлого, заставляя снова внутренне сжаться. Видимо, я слишком побледнел, потому что Ник на мгновение оторвался от своего занятия и уставился на меня, а улыбка ненадолго покинула его по-дестки мальчишеское лицо.
-Прекрати! Только не говори мне, что ты до сих пор паришься из-за того случая? - звонко засмеялся он, по-моему слишком звонко. - Сколько уже лет прошло! Забудь, все это уже давно не важно. Я, например, вообще забыл об этом.
Он поймал мой взгляд и улыбнулся в знак поддержки. Меня немного отпустило, ведь он снова улыбается. Он всегда был веселым малым, шутки слетали с его губ чаще, чем он успевал дышать. Вечный оптимист, не унывающий, способный в любой ситуации найти просвет. Мне так это нравилось в нем. Это всем нравилось: люди тянулись к нему, как мотельки к солнцу. Но его свет не опалял, а уютно согревал, разливая в душе спокойствие и тепло.
Когда юноша снова вернулся к своему занятию, я решил получше его разглядеть. Он был прав, сколько лет уже прошло? Его светлые волосы были острижены, хотя уверен, они уже много раз отрастали до прежней длинны. Я не стал заострять на этом внимание и думать о причинах его коротких стрижек. Кожа все такая же мраморно белая, хотя теперь у нее приятный золотистый оттенок, в купе с врожденной бледностью, напоминающий цвет слоновой кости. Он всегда был слишком белым, кожа казалась прозрачной, и на ней всегда просвечивались темно-синие паутинки вен, от чего он казался немного болезненным. Он и правда легко подхватывал простуду, стоило пойти легкому дождю, поэтому во всех местных аптеках, продавцы встречали меня широкими сочувственными улыбками, сетуя на неосторожность Ника и хваля меня, говоря, что ему очень повезло с другом. Я снова начал вспоминать те дождливые дни, когда я сидел у его кровати с бесконечными баночками-скляночками и пичкал его всевозможными медикаментами, а он даже сопротивляться не мог, лишь хрипел и откашливался при каждом глотке.
Дернув головой, я постарался отогнать от себя навязчивые образы далекой юности, не заметив, как внимательные глаза приятеля следят за каждыми переменами на моем лице.
- Как работа? Слышал, ты устроился заместителем главного редактора в тот скучный журнал о насекомых? - беспечно прервал мои размышления звонкий голос Ника, вытесняя из моих воспоминаний хриплый шепот.
- Он не скучный, - ощетинился я, - между прочим, это один из самых известных и уважаемых журналов мира, тебе…
- Ха-ха, куда уж мне, далекому, понимать такие сложные вещи, - засмеялся он, как всегда вкладывая свои слова в мой рот. Еще одна из его дурацких привычек, из-за которой между нами часто возникали конфликты. Подобравшись, я насупился, а он выставил вперед руки в сдающемся жесте, - Ну не будь ты таким занудой.
Моментально расслабившись я повернул голову в сторону окна и прикрыл веки. Предзакатный свет, нежным мандариновым прикосновением ласкал кожу лица. А легкий ветерок донес до меня тонкий запах ванили и белого шоколада, который был мне так знаком. Я наслаждался этими последними моментами наступающих сумерек каждый день, находя в этом действии частичку успокоения после тяжких рабочих часов. Аккуратно, слегка приоткрыв глаза, я заметил, что мой сосед точно также закрыл глаза и упивается последними каплями света. Я упустил тот момент, когда залюбовался им. Закат играл с его волосами, окрашивая их в ярко-золотистый переливы шелка, проходя по ресницам, касаясь губ нежно-розовым оттенком.
- Что? - улыбнулся Ник, вопросительно подняв брови, когда поймал мой изучающий взгляд.
- Ничего, - буркнул я слишком хмуро и снова сжался, сгорая со стыда и пытаясь заглушить нахлынувшее чувство вины.
- Ты совсем не изменился, - засмеялся он, закрывая глаза и возвращая лицо навстречу рыжим ласкам.
Сейчас он казался таким чистым и свежим, что сердце невольно пропустило удал, сжавшись от боли. Я уже и не надеялся увидеть его таким - простым и спокойным, не обремененным тяжестью прошлого. Его длинные пальцы тепебиле трубочку в стакане с молочной массой, нога покачивалась в так какой-то беззвучной мелодии. Готов был поклясться, что он ее напевает, но, увы, этого он уже не делал. Никогда.
- Кстати, - словно неожиданно вспомнив вопрос, который давно хотел задать, начал он, - как там Катрин?
Меня снова окатило ледяной волной ужаса и липкого страха. Мурашки побежали по спине от самой шеи, и я почувствовал, как меня прошиб холодный пот. Пальцы предательски задрожали, пришлось спрятать их под стол, позорно скрывая признаки собственного волнения. Ник сделал вид, что не заметил этого, хотя он точно все видел, и продолжал, невинно улыбаясь, смотреть прямо на меня, от чего я начал злиться. Но я не имел права на раздражение. Это была его крохотная месть. Меньшее, что я мог ему позволить, смиренно глотая колкие фразы и слова упрека. Он мог бы стереть меня с лица земли, но обходился лишь этими незначительными пощечинами, слишком слабыми, но такими болезненными, что лучше бы он меня избил. И сейчас я опять сижу, низко опустив голову и кусаю губы до крови. С годами учишься быть похожим на человека. Раньше я за словом в карман не лез, готовый отвечать на любое высказывание, но у Ника было преимущество и он это знал, поэтому теперь открыто провоцирует меня, с злорадством ожидая не встретить сопротивления.
СЕКУНДА В КАРМАНЕ
Я вообще с самого детства всегда был слишком грубым и часто слышал осуждающие голоса родителей и немногочисленных друзей. А с возрастом ситуация стала ухудшаться. Мой грубый нрав с завидной упорством отталкивал от меня людей, как следствие, сделав одиночество моим единственным другом. Конечно были люди, с которыми я общался, но они никогда не осмеливались пересечь ту грань, которая знаменовала дружбу. И я не винил их за это.
Первым человеком, вошедшим в мою жизнь, был Ник. Во время обеденного перерыва весной первого курса, когда все студенты выползали из учебных корпусов, чтобы погреться под лучами яркого солнышка, я сидел на траве в тени дерева и поглощал купленный в киоске сендвич, а Ник просто плюхнулся рядом со мной, сжимая в зубах сигарету. Я злобно глянул на нарушителя моего спокойствия и резким движением вырвал ее у него изо рта, скомкав и отбросив в противоположную сторону. Он искренне удивился такому нахальству, но лишь громко засмеялся, хлопая меня по плечу и говоря:
- Извини-извини. - Затем просто встал и побрел в сторону какой-то шумной компании.
С того момента звук его голоса вечно цеплял мой взгляд, привлекая внимание. У нас было несколько общих лекций, и мы часто пересекались на физ-ре. Он был невысокого роста, щуплое телосложение, детское личико с слишком правильными чертами, длинные светлые волосы и белая кожа. Но при этом он не выглядел хиляком. Этакий заводила, постоянно окруженный людьми. Девушки обливали его слюнями, а парни даже не смели завидовать, сами рвались в его ближайшее окружение. Он был моей полной противоположностью. Я был выше него почти на полголовы, поджарый, слегка загорелый, темные короткие волосы, вечно хмурый. Вообще-то, у меня достаточно привлекательная внешность, но, к сожалению, неприступная аура и жесткий характер сметали все на нет. Не спорю, были девушки, которые в тайне мной восхищались, даже признавались в любви, но надолго их не хватало: мои слова звучали для них как оскорбление, я всегда говорил правду, то, что думаю. Поэтому самые мои длинные отношения не насчитывали больше месяца. Они не выдерживали.
А Ник же казался легким и простодушным, забавным пареньком с ангельской внешностью, которого хотелось держать при себе.
В один особенно ужасный день профессор по бизнес-документации раздавал нам экзаменационнае эссе с отметками, и я с отвращением заметил, что на моем листе куча пятен от кофе, да и сама оценка намного ниже той, на которую я рассчитывал. Ощутив острый укол несправедливости, под общий шум и гам, я поднялся со своего места и направился к этому жирному барану, который не оправдывал выплачиваемую ему зарплату.
- Профессор Брук?! - обратился я к нему.
- Да, молодой человек?
- Вы меня, конечно, извините, но можно поинтересоваться, какого черта с моей работой?
- Не понял.. - озадаченно посмотрел на меня толстощекий лектор. В аудитории воцарилась тишина.
- Мало того, что моя работа заляпана пятнами, о происхождении которых я даже думать не хочу, так еще и оценка выставлена явно не заслуженно.
Опешевший профессор смотрел на меня выпученными от возмущения глазами и, видимо, не знал, как реагировать на столь нахальное заявление мальчишки, тем более в присутствие полной аудитории студентов.
- Что вы хотите этим сказать? - наконец зло выплеснул из себя этот зажравшийся служитель системы.
- Вы вообще читали мою работу? - он продолжал смотреть на меня, ничего не отвечая. - Здесь все расписано по пунктам. И даже если есть какие-то помарки, то работа все равно тянет на твердую пятерку с минусом.
- Ха, - усмехнулся профессор с отвращением, - если вы в последний момент в спешке написали свою работу и рассчитывали на хорошую оценку, то вы ошиблись преподавателем, - насмешливо сказал он, радуясь своим маленьким победным превосходством.
Среди преподавателей давно уже ходили слухи обо мне, поэтому мало кто хотел связываться с проблемным студентом, который всеми возможными способами отстаивал свою позицию. К тому же в моей аккуратности и ответственности, дополняющихся нехилым умом, все давно смирились с моим колким нравом и не лезли в споры. Этот, видимо, решил, что он особенный и в состоянии справиться с наглым ребенком.
- Очевидно ваши штаны вам жмут, профессор, перекрывая приток крови, ведущий к головному мозгу, - начал я, демонстративно кивнув в сторону свисающего живота, - поэтому…
Закончить я не успел. На мое плечо опустилась чья-то легкая рука. Почувствовав прикосновение, я резко обернулся, встретившись с улыбающимся взглядом блондинистого паренька.
- Ну что вы, профессор. Вы же знаете нашего Марка. Он умный малый. Вы наверняка просто ошиблись и неверно оценили его работу. Могу поспорить, у вас много важных дел и забот, поэтому на все времени не хватает, так что… - он выхватил лист из моих рук и протянул насупившемуся профессору, широко растянув губы в дружелюбной улыбке, - проверьте еще раз.
Тот поколебался с минуту, но принял работу и побеждено покачал головой в знак согласия.
- Видишь? Все хорошо, - обратился он ко мне и потащил прочь из аудитории под пристальными взглядами заинтересованных студентов. Выйдя из здания корпуса, мы направились к тому дереву, где впервые встретились. Он развалился на траве, подставив лицо солнечным лучам, и блаженно закрыл глаза. Я же сел в тенек, облокотившись на руки и глядя в безоблачное небо. Неожиданно он громко засмеялся.
- Боже, парень, ну ты меня и насмешил. Что с тобой? В твоем организме, наверное, большую часть занимает ген беспардонности,- продолжал посмеиваться он.
- Скорее у тебя, - его смех был заразителен.
- Еще секунда, и он бы забрызгал тебя своей кислотной слюной.
Так мы и подружились. С того дня мы часто общались. А когда подошло время перераспределения комнат в общежитии, мы с приятном удивлением отметили, что будем соседями.
ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПАМЯТИ
Вспоминая студенческие годы, сейчас мне кажется, что они были такими яркими и счастливыми, даже если и закончились весьма плачевно.
- Ну так что? - Ник смотрел на меня со своей вечной насмешливой улыбкой, ожидая ответа. Я сильнее сжал кулаки под столом, унимая дрожь, и посмотрел ему в глаза.
- Нормально, - ответил я как можно спокойнее, но не выдержал его взгляда и отвернулся. В нем не было ни упрека, ни обвинения, но мне все равно было стыдно смотреть ему в глаза, такие веселые, со смешинками, потому что сразу же вспоминается другой, менее приятный взгляд покрасневших глаз и застывшее на лице выражение неподдельного ужаса. Раньше, засыпая, мне каждую ночь снились его глаза, наполненные слезами, хриплый голос, молящий остановиться, и запах страха, заполняющий комнату, в которой мы жили. Теперь это видение преследует меня не так часто, но все равно причиняет невыносимую боль, заставляя просыпаться, чувствуя всепоглощающее чувство вины.
- Ясно, - усмехнулся он.
Мы снова замолчали. Я хотел, чтобы этот день побыстрее закончился, придти домой и встать под обжигающие струи душа, смывающие с тела всю грязь прожитых встреч. Последний раз я видел Ника три года назад, сразу после того злосчастного случая, бросая университет и переезжая на другой континент. По сравнению с тем временем, он сильно возмужал, но все равно оставался похожим на взрослого ребенка с ясными серо-голубыми клазами.
- Марк, - я вздрогнул, услышав свое имя, - прекрати уже убиваться из-за того случая.
Я посмотрел на него, но не сказал ни слова. Просто выжидающе сидел, сцепляя руки под столом в замок. В непонимании вздернул брови вверх, притворяясь, что не совсем представляю, о чем он говорит.
- Думаешь, я не вижу, что тебя это все еще беспокоит? Просто забей, - он вздохнул и откинулся на спинку дивана, закрыв глаза, - я не держу на тебя зла. Считай это импульсом молодости.
Теперь, гогда его голова запрокинута, мой взгляд выхватил белую, едва заметную полоску шрама на шее чуть ниже мочки уха. В сердце снова больно кольнуло и я вспомнил, как из этого места текла алая кровь, сильно контрастируя на бледной коже друга. Как я вгрызался в нее, разрывая, оставляя синяки и раны, будучи не в состоянии себя контролировать. Как он извивался и все еще кричал, что ему больно. Тогда он еще мог кричать, пока его голос не сел.
- Прости, - одними губами прошептал я, чем вызвал новый приступ внимания человека напротив. Он поднял голову, следя за моим взглядом, поняв, куда я смотрю, облокотился на логкти, прикрывая ладонью шрам. Ник виновато улыбнулся, а я сильнее сжал зубы, почти стирая их в порошок, чтобы чувства, копившиеся во мне все это время, не вырвались наружу.
Парень потер место шрама и смущенно отвел взгляд. Я нервничал, к горлу подбирался комок, заставляя приложить максимум усилий, чтобы не сделать что-нибудь не то.
- Знаешь, - начал было Ник, но замолчал, надолго. Улыбка уже не касалась его губ, лишь какое-то мечтательное выражение блуждало на его лице, в его глазах, которые блестели в лучах заходящего солнца. Мне показалось, что он вот-вот расплачется, хотя, конечно же, это было всего лишь мое воображение. Плакать хотелось мне. Я так злился на себя, злился на то, что уже ничего не могу поделать. Я слишком налажал и не заслуживаю прощения.
Любовь всегда непреклонна перед смертью дружбы, ибо лишь так границы личного пространства могут быть стерты. Но когда эта дама с кинжалом уходит, старое теплое чувство стекает сквозь пальцы, его не вернуть, оно мертво и никогда не воскреснет. И лукавят те, кто предлагают остаться друзьями. Однажды, ступив на неверную тропу, мы навсегда теряем возможность свернуть на другой путь. Как тогда я увел у него Катрин, в порыве ревности и юношеской импульсивности, заставив его страдать, а потом не сумев совладать с собственными темными чувствами, так и теперь уже ничего не исправить и не изменить.
На глазах начали наворачиваться слезы. Мне было обидно и больно. Хотелось обвинить Ника. Боже, сколько раз я хотел сказать ему, что это он виноват, что это его бесчувственность и твердолобость толкнули меня на край. Но я понимал, что не имею права его ни в чем упрекать. Мог бы, но не после того, что я натворил.
- Эй, ну хватит, - переменил тему он, увидев, как я пытаюсь справиться с нахлынувшими эмоциями. Он держался превосходно. На самом деле, это он должен сейчас сидеть, трястись от страха и стыда к собственной персоне. Я обидел его, обесчестил и унизил, а теперь именно он сидит и успокаивает меня, виновника смерти наших теплых студенческих дней.
- Как ты можешь так спокойно сидеть и говорить все это? - собрав все мужество в кулак, выдавил я, вложив в слова упрек и осуждение, хотя совершенно не хотел, чтобы они прозвучали.
- Это прошлое. Оно закончилось и впереди много счастливых дней, - снова улыбнулся он, потягиваясь, выставив ноги вперед, слегка задев мою коленку, от чего я нервно дернулся, но с места не сдвинулся.
- Это не оставило на тебе никакого отпечатка? - я посмотрел на него с какой-то нездоровой надеждой, разрываясь между желанием, чтобы произошедшее что-то значило для него, и опасением, что это действительно так.
- Я не придаю особого значения воспоминаниям, - он видел, как меня задели его слова и прекрасно понимал, что я думаю о том, другом времени, до того, как все закончилось. - Я имею в виду, что человек по природе своей стремится приукрасить суть событий прошлого. Однажды, в одной книге я прочитал одну историю о двух девушках, которые встретились спустя много лет. Они вспоминали школьные годы и начали спорить о рисунке, который висел на одной из стен рядом с их классом. Одна говорила, что на фоне яркого заката девочка в красном платье собирает красные маки, другая спорила, что девочка в желтом платье собирает тюльпаны. Не сумев договориться, они направились в свою бывшую школу, продолжая спорить всю дорогу, сидя в автобусе. И знаешь, что они увидели, когда прошли по старым заброшенным коридорам?
- Что? - выпалил вопрос я, будучи завороженным его мягким голосом. Ник снисходительно и как-то печально улыбнулся.
- Перед их глазами висел предмет их спора: детский рисунок с девочкой на лугу. Но обе девочки ошиблись. Платье было не красное и не желтое, - он сделал паузу, печально посмотрев на сплетенные вокруг уже пустого стакана из-под коктейля пальцы.
- И какого же цвета оно было?
- Никого, - печально ухмыльнулся он. - Картинка была черно-белая. Детский рисунок, выведенный простым карандашом, без единого цвета.
Мы надолго замолчали, а я переваривал услышанную информацию. История меня немного успокоила. Возможно тем, что, может быть, Ник прав и мы действительно слишком приукрашиваем воспоминания, пропитывая их большим смыслом, добавляя радости или драматизма тем или иным событиям. Немного расслабившись, я снова уставился в окно, на почти севшее солнце, а Ник не отрывал взгляда от стакана.
Мысленно я перенесся в тот день, полную противоположность этому.
ПОД НЕПРЕКРАЩАЮЩИМСЯ ДОЖДЕМ
Шел сильный дождь, стояла жуткая влага. Казалось, каждая вещь в этом мире промокла. Ник слег с сильным гриппом: у него была высокая температура, болела голова, а кашел просто изводил его. Я, как всегда это делал, побежал в аптеку, даже не взяв с собой зонтик. Через 20 минут я уже стоял у его кровати, распаковывая таблетки, отмеряя нужную дозу, не глядя в инструкции, потому что уже наизусть знал все показания. Приподняв Ника за шею, я помог ему проглотить лекарства, поднося к губам стакан с водой, а затем снова уложил его на подушку и начал промакивать его лоб холодым полотенцем.
Он часто болел, но никогда так сильно. Я суетился, бегая из угла в угол и думал, когда стоит вызывать скорую. Ник же не обращал ни малейшего внимания на мои мытарства.
- Эй. Эй, ты меня слышишь? - я склонился над бледным лицом своего друга, терзаемый совестью и чувством вины. Ник слегка приоткрыл воспаленные веки, но потом снова закрыл, попытавшись отвернуться.
- Уйди, я не хочу тебя видеть, - голос его звучал нормально, но немного тише обычного, что означало, что ему крайне плохо.
- Нет, я никуда не уйду, ты болен, - я положил руку ему на плечо, пытаясь справится с беспокойством и подступающей паникой, когда пальцы коснулись его раскаленной кожи. Он резко дернулся, скидывая мою руку.
- Отвали! Я лучше сдохну, чем приму от тебя хоть какую-то помощь, - зло попытался прокричать он, но закашлялся. Слова давались ему с трудом. Очевидно он пытался бороться с режущей болью в горле и не хотел показывать свою слишком очевидную слабость.
Сердце сжалось от боли. Он не понимал. Он ничего не понимал. Да, я увел у него девушку, которая была ему очень дорога. Но я сделал это не по той причине, по которой он думает. Из-за любви, из-за ревности. Но не к ней. Я уже давно осознал это томящее чувство в груди к своему другу, только это была не теплота дружбы, а другое, более сильное чувство нежности, привязанности, зависимости от человека. Я понял, что влюблен в него спустя почти два года знакомства, но все время скрывал это, не рискуя испортить отношения.
Но появилась она, Катрин, эта особа, вставшая между нами и забравшая мысли моего друга. Я никогда в жизни не испытывал таких чувств, как тогда. Злоба, детская обида, страх потери и неподдельная, всепоглощающая ревность. Все случилось как-то само собой. Мы встретились, напились и я ее трахнул, включив при этом все свое обояние. А в голове лишь крутились мысли: «Не отдам. Не отдам. Не отдам. Никому не отдам».
Естественно, на следующий день она порвала с Ником, рассказав чуть ли не в подробностях о нашей с ней ночи. Мы с ней начали встречаться, я уделял ей все свое внимания, дабы она даже не смотрела в сторону моих сокровенных фантазий. И Ник сначала отшутился, сказал, что все понимает, но со временем, он начал отдаляться от меня. Становился все холодней и холодней, а его бесконечные улыбки выглядели все более натянуто. В нашей комнате он появлялся все реже, говоря, что останется на ночь у друзей или родных. Он откровенно меня избегал.
Однажды это все меня доканало. Я терпел все выходки Катрин, проводя с ней то время, которое хотел провести с Ником, чтобы она не смела приближаться к нему. Я сделал все, чтобы между ними выросла огромная невидимая стена под шесть метров высотой и колючей проволокой. Я, как ребенок, не хотел отдавать Ника никому, не заметив при этом, как теряю его. И больше всего меня злило то, что я не понимал, почему он вдруг отдаляется от меня. Конечно я понимал, что увел у него девушку, но он же сказал, что все нормально, верно? Так почему он теперь сторонится меня? Неужели взыграла старая обида? Несколько месяцев ведь прошло.
Я поджидал его дома, нерво искусывая ногти. На улице уже который день лил дождь, влага закрадывалась во все щели, окутывая холодом и одиночеством. Он появился в районе одиннадцати часов, измученный и усталый, бледнее обычного.
- Где ты был? - решил перейти сразу в наступление я.
- Успокойся, мамочка, - впервые он ответил мне с таким отвращением. Вечно дружелюбный, всегда приветливый и доброжелательный Ник разговаривал тоном, которого я раньше никогда не слышал. По всей спине прошелся неприятный холодок предчувствия чего-то нехорошего.
- Я спросил, где ты был? - слегка повысив голос, накинулся на него, преодолев расстояние между нами в два шага. Он посмотрел мне в глаза с вызовом, обидой и каким-то осуждением. Это выбивало из колеи. Я не знал всех этих повадок и взглядов, от чего становилось страшно и неуютно.
- Не твое дело, - зло прошипел он и с силой оттолкнул от себя, направляясь в ванную. Я перегородил ему дорогу и схватил за запястье, вытянув его руку над головой. Мы смотрели в глаза друг другу, я сверху, он снизу. И мне впервые показалось, что он очень маленький и хрупкий, и, если я сожму руку посильней, то его кости захрустят, ломаясь. Он попытался вывернуться из моей хватки, но я был намного сильней.
- Еще как мое, - собственническим тоном бросил слова ему в лицо. Он ощетинился: в глазах начала зарождаться настоящая ненависть. И тут я уловил слабый запах чужих духов. Притянув его ближе, стал принюхиваться, и не ошибся. Это был незнакомый мне запах, слегка тяжелый для женских ароматов. Глаза выхватили еще одну деталь, которая положила конец моему многолетнему терпению. На его мраморной коже шеи красовался огромный налитый кровью засос, на самом видном месте, прямо под ухом.
Мне сорвало крышу.
- Что это? - дико прокричал я, тряся его за руку, которую все еще держал. Ник испугался. В моих глазах плескалось безумие, зрачки сузились, а грудь вздымалась, как у быка.
- Марк, подожди, что с тобой? - уже не так уверенно начал Ник, пытаясь как можно аккуратней высвободить руку.
- Что это, я тебя спрашиваю? - еще громче прорычал я, хватая второй рукой его за подбородой и поворачивая голову так, чтобы мне было лучше видно этот постыдный след. Ник задрожал в моих руках. Я видел, как его окутывает ужас, но это лишь еще больше распаляло меня.
Я с силой швырнул его на ближайшую кровать и навалился сверху, прижимая хрупкое тело своим весом. Я не мог остановиться, меня несло, я неумолимо падал в черную бездну, откуда не было выхода, откуда уже никогда не подняться. Ник содрогался подо мной, пытаясь освободиться, елозил, а глаза судорожно искали, за что зацепиться.
- Так вот ты какая маленькая шлюха?! - я с трудом узнавал собственный голос, пропитанный яростью, а Ник замер и сжался от ужаса, уставившись своими посветлевшими от страха глазами в мои темные, налитые кровье, злостью и желанием. Я с силой вцепился зубами в место засоса и начал рвать его кожу, не отдавая отчета в своих действиях. Он испугался еще сильнее, хотя казалось, куда уж, начал пинаться и пытаться сбросить меня. Начал кричать, чтобы я остановился, что ему больно. Его голос, казалось, доносился до меня спустя лишь несколько минут. Я отпустил его кожу и снова поднялся над ним. С моих губ капала ему на лицо его же кровь. В глазах стояли слезы, которые стекали на подушку горячими ручьями. Алые капли продолжали капать, попадая на его губы. Это просто нереально завело, и я впился поцелуем в его приоткрытый окровавленный рот. Он сопротивлялся, отворачивался, но я, изловчившись, прижал одну его руку коленкой, а своей освободившейся рукой повернул его лицо и держал, жадно терзая опухшие губы.
Он плакал, как он плакал.
РЕЦЕПТ ОТ ГРЕШНИКА
Из очередных темных воспоминаний меня вырвал голос подошедшей официантки.
- Сер.. Сер!
- Да? - растерянно посмотрел на нее.
- Вам что-нибудь еще принести?
- А… Нет.. Спасибо.
Я даже не заметил, как задумался. Видимо надолго, потому что за окном совсем стемнело и уже включились фонари. Я посмотрел на Ника, который тоже, казалось, сейчас был где-то далеко, но по его лицу ничего нельзя было прочесть. Такое выражение начало появляться у него после того случая. Тогда же он перестал улыбаться и напевать мотивчики известных ему одному песен.
- А вам, молодой человек? - обратилась она к Нику, с беспокойством вглядываясь в его лицо.
- Нет, ничего, - виновато улыбнулся он, - принесите счет.
К горлу подступил ком, когда я понял, что конец, о котором я так мечтал, неумолимо приблизился. Меня охватило чувство паники, я хотел что-нибудь сказать, но совершенно не знал, что.
В тот день, когда я набросился на него, изнасиловал, порвал и унизил, слушая его болезненные стоны, плачь, чувствуя запах крови, я сломал этого человека, как в бреду лишь повторяя: «Я люблю тебя. Люблю. Никому не отдам. Ты мой». Он сначала сопротивлялся и кричал, но вскоре голос его охрип и он больше не молил о пощаде, не просил остановиться. Я кончал и кончал, в него, ему на грудь, на лицо. Белая сперма стекала по нему, высыхая в причудливых узорах, но я никак не мог остановиться. Он просто продолжал плакать, не пытаясь больше сопротивляться. На последнем раунде он потерял сознание, а я, кончив, повалился сверху без сил и отрубился, забывшись беспокойным сном без сновидений.
Утром я нашел его в ужаснейшем состоянии: разорваний анус, красные, опухшие глаза, температура под 40, его бил озном, а все тело было в подтека и синяках. Меня охватил невероятный ужас перед содеянным. Я быстро и как можно осторожней вытирал его влажным полотенцем. Он не сопротивлялся - не было сил. Я впихивал в него таблетки и микстуры. Держал его за руку и не отходил ни на шаг. Я плакал и просил прощения, мне было стыдно, страшно и больно. Но эта боль ничто по сравнению с тем, через что я заставил его пройти. Я молил его, рыдая в раскаянии, но он не отвечал.
Так прошло несколько дней, неделя. Лекарства закончились, и я впервые за все это время оставил его, чтобы сходить в аптеку.
Густой комок боли и сожаления снова застрял в горле при этих воспоминаниях. Сдерживать его уже не было сил. Я закрыл лицо руками и беззвучно заплакал от раздирающих меня чувств. Как можно было так поступить с любимым человеком? От мыслей о его крови, смешивающейся с моей спермой, затошнило. Я отвратителен. Эта любовь к юноше, к моему другу, к человеку, которого я ценил больше, чем кого-либо на свете, превратила меня в омерзительное чудовище. Он никогда бы не стал моим. Он никогда моим и не был. Правильно говорят, хочешь, чтобы человек был твоим навечно - заставь его зависеть от тебя или убей. И я чуть не убил.
Ник смотрел на меня с другого конца стола, но ничего не говорил. Я чувствовал его прожигающий взгляд. Он все понимал и жалел меня, хоть я и не заслуживал этой жалости. Только призрение и ненависть.
Девушка принесла счет и тактично удалилась, оставив нас вдвоем. Я немного успокоился и пришел в себя. Мы расплатились и вышли из кафе. На улице дул теплый легкий ветер, освежая мысли и приводя в чувства. Мы остановились и постояли так немного, наслаждаясь спокойствием наступающей ночи.
Столько лет прошло, а чувства все те же. Все так же больно и плохо. Все также жаль. Ник повернулся ко мне, посмотрел снизу вверх своими бездонными голубыми глазами, выжидающе, словно искал что-то, но, видимо не нашел. Затем хлопнул по плечу, тяжело вздовнув, и развернулся, уходя прочь от меня, из моей жизни, без обещания новых встреч. Я провожал его взглядом, ловя каждое движение, а ночь безжалостно забирала его у меня. Когда его контур уже было не разглядеть, я глубоко вдохнул и пошел в другом направлении, чувствуя, как конечности наливаются свинцом, и все тело окутывает невероятная усталость.
Я так ничего и не узнал.
Я так и не услышал то, что он хотел мне сказать.
И уже никогда не услышу.
ЭПИЛОГ. КУПИДОН ТЕБЯ НЕНАВИДИТ
Зайдя в светлое кафе, которое я видел каждый день, возвращаясь домой с учебы, был приятно удивлен и пожалел, что никогда раньше сюда не заглядывал. Мало людей, уютная обстановка, тихая ненавязчивая музыка. Сделав пару шагов от входа, я увидел темноволосую голову, опущенную, словно на плечи бедняка свалились все горести этого мира. Улыбнувшись собственным мыслям, я подумал, что знал одного такого человека. Любопытство взяло верх, и я подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть страдальца.
Марк?
Я застыл в ужасе в перемешку с радостью. Руки и ноги задрожали, сердце забилось с нездоровой скоростью, отдавая в ушах и грозя вырваться из груди. Спокойно. Вдох - выдох.
- Ого, какие люди! Марк! - я постарался совладать с голосом, чтобы он предательски не дрожал и не выдал мое волнение. - Что ты тут делаешь?
Он посмотрел на меня своими темными, цвета зеленоватой глубины океана, глазами, а мое сердце пропустило несколько ударов. Он начал что-то говорить про сердечный приступ, а я не мог перестать улыбаться, понимая, что сам чуть от него не умер. Он все такой же обворожительный, ничуть не изменился. Только круги под глазами стали глубже. Я видел, как он начинает нервничать, и это дало мне фору, чтобы спрятать собственное волнение. Я был слишком напряжен, а лучшим выходом было отвлечься, поэтому я начал заигрывать с официанткой, хотя даже не разглядел ее лица.
- Смотрю, ты все также сводишь людей с ума? - его глубокий чувственный голос прошелся по моим нервным окончаниям, а от такого неприкрытого комплимента по лицу начала разливаться краска. Я отшутился, но никак не мог совладать с нервной дрожью от нашей близости.
Девушка подоспела вовремя и спасла меня от позорного смущения. Честное слово, веду себя как девственница. Я взял в руки стакан и слегка помедлил. Неужели я заказал молочный коктейл? С ума сойти, до чего же я нервничаю! Вообще-то, с нашей последней встречи с Марком, а вернее после того случая, я на дух не переношу ничего белого и густого. А теперь этот молочный клубничный коктейл напоминает мне сперму вперемешку с кровью. Но я не могу сейчас отступить. Черт с этим. Подавив приступ тошноты, я хватаю трубочку и, зажмурившись, быстро втягиваю тягучую жидкость. Приятная сладкая субстанция вливается в мой рот, и я с наслаждением отмечаю, что очень скучал по этому вкусу. Почти три года только черный кофе, чай и вода. Так приятно глотнуть свежего холодного молока!
Открыв глаза, я увидел, что Марк весь побелел. И мне не нужно говорить, из-за чего.
- Прекрати! Только не говори мне, что ты до сих пор паришься из-за того случая? - слова вырвались быстрее, чем я успел спохватиться. За секунду он стал еще прозрачнее. Я понял, что испоганил положение. Надо как-то исправляться. Я звонко засмеялся и сказал, чтобы он уже забыл об этом, потому что я именно так и сделал. Я врал, я помнил об этом каждый день и сожалел. О своей глупости, о том, что не смог раньше все понять, скованный собственным страхом и смущением. Вспомнив свои чувства, я быстро засунул трубочку обратно, заняв рот, чтобы не пришлось ничего говорить, и сосредоточился на вкусе. Сердце отбивало бешеный ритм, который никак не хотел успокаиваться.
Но все-таки это не дело. Нельзя же все время молчать. А если я ничего не скажу, он тоже не начнет разговор. Всегда был таким, всегда инициативу приходилось брать в свои руки.
- Как работа? Слышал, ты устроился заместителем главного редактора в тот скучный журнал о насекомых? - ну что я несу, а? Слышал я, как же! Сам, как больной выискивал его имя во всех газетах и статьях, пытаясь найти хоть какую-то ниточку, ведущую к нему. А когда нашел, так и не смог набраться смелости и связаться с ним.
Мы перекинулись парой фраз и замолчали. Марку всегда нужны были паузы. Особенно теперь. Да и мне не помешало бы успокоиться. Вспомнились наши жаркие деньки, как мы гуляли под опаляющим солнцем, смеялись до боли в животе, как он гладил меня по голове, когда думал, что я сплю. Дружеский жест, а у меня сердце ходуном ходило.
Марк был чертовски привлекателен. Глубокий бархатный голос, поджарое тело, твердый, уверенный в себе, с характером. Я тихонько радовался, что он бывал слишком резок, и тем самым отталкивал от себя людей. Таким образом я мог забрать его только себе и ни с кем не делиться. Как глупо, я был таким эгоистом.
Почувствовав на себе взгляд, я повернулся, и первой мыслью было, что он услышал мои мысли.
- Что? - судорожно подавляя внутренний страх, спросил я.
- Ничего, - как обычно, угрюмо ответил он, а я порадовался. Он совсем не изменился. Ой. Кажется я сказал это в слух. Смешно.
Я вдруг вспомнил ее, ту, из-за который между нами все перевернулось с ног на голову. Как там ее звали? Кейт? Керри? Катрин? Катрин! Точно! Вот сука. Знаю, что это она во всем виновата. Пронырливая гадина, пускающая слюни на Марка. Пришлось соблазнить ее и трахать, чтобы она, не дай бог, сама на него не набросилась. Она была прыткой и назойливой, целеустремленной, как танк. Встречи с ней отнимали много сил, но чего только не сделаешь, чтобы убрать помехи. Но она все-таки добралась до его постели, не смотря на все мои попытки сократить их встречи до минимума.
Просто пришла и сказала: «Прости, нам нужно расстаться. Я переспала с Марком и теперь мы вместе». Я был в таком шоке. Но она ему нравилась, я это видел, так что пришлось смирился. Что еще я мог поделать? Эта дрянь вертела им, как хотела. Я вообще перестал узнавать своего друга. Почти не видел его. Это бесило. Нереально бесило. Шлюха! Она была его не достойна. Из-за одолевших меня чувств обиды и злобы, я стал меньше попадаться им на глаза, чтобы не видеть, как они счастливы друг с другом. С каждым днем это становилось все менее выносимо.
Злость поднялась до горла.
- Кстати, как там Катрин? - спросил я, всеми силами пытаясь подавить рвущееся наружу отвращение. Марк все не отвечал, и я снова порадовался, что друг у меня такой нерасторопный. Я глубоко вдохнул и выдохнул, беря себя в руки. - Ну так что?
- Нормально.
- Ясно. - Жаль не сдохла.
Меня поглотили воспоминания о том времени, затягивая в себя все глубже. Ситуацию не улучшал и понурый вид Марка. Он до сих пор себя винит, я чувствую это почти физически. Надо его как-то успокоить. Он ни в чем не виноват. Нет, он конечно поступил очень жестоко. И первое время мне не хотелось видеть его лица, но я понимал, что он просто был на пределе. Вернее понял, когда вернулся от какой-то девки, а он набросился на меня, терзая и признаваясь в тех безумных чувствах, которые мучали и меня. Когда боль немного стихла, я думал лишь об одном: «Какие мы дураки! Как мы могли позволить какой-то женщине наворотить столько дел?». Мне надо было сразу ему признаться, а не как сопливая малявка прятать чувства за шутками. Надо было ему сказать.
- Марк, прекрати уже убиваться из-за того случая. - Я пытался его успокоить, на ощупь подбирая слова.
- Как ты можешь так спокойно сидеть и говорить все это? - спросил он, неожиданно, а я на секунду растерялся.
- Это прошлое. Оно закончилось и впереди много счастливых дней, - я выдавил из себя улыбку, понимая, что мы просто допустили ошибку. Меня огорчал факт случившегося, но не так сильно, как то, почему это случилось.
- Это не оставило на тебе никакого отпечатка? - снова меткий вопрос. Марк, Марк. Ты все также прямолинеен и практически бестактен. Это меня успокоило. Удивительное дело: всех вокруг его прямота обескураживала, напрягала и вводила в ступор, мне же она придавала сил и спокойствия, я был уверен, что справлюсь со всем.
- Я не придаю особого значения воспоминаниям, - расслабившись, я рассказал ему историю, которая еще в детстве взволновала меня, оставив в душе глубокий отпечаток, и позволяя проще относится к ошибкам прожитых лет.
Марк был заинтересован и ловил каждое мое слово. Это приятно. Когда я закончил, он спросил, какого же все-таки цвета было платье. И тут-то я расстроился, понимая, что для него воспоминания о прошлом навсегда оставят серый унылый цвет дождливого неба. На передний план у него выходят не чувства ко мне, та любовь и привязанность, а раскаяние за содеянное. Он не держится за любовь, как я. Он посвятил себя сожалению. Глядя на меня, он видит лишь искаженное страхом лицо.
Мне стало обидно и больно. За него. За нас. Я давно уже простил ему эту выходку, но никак не мог простить себе то, что был таким узколобым и не увидел его чувств. Помню как плакал от обиды, страдания затопили меня, заставляя сжиматься, а Марк, как безумный, вколачивался в мое тело, не давая вдохнуть.
Моим единственным подарком на память был шрам, оставленный им во время этого печального события. Он смотрит на него так, словно хочет забрать его у меня. Прикрываю его в защитном жесте ладонью, пряча от чужих глаз.
Я тогда отключился. Да блин, все-таки это было чертовски больно, да еще и эта усталость. А когда проснулся, понял, что нахожусь в бреду. Я слышал голос Марка и пытался понять, правда ли то, что произошло или нет. Что насчет его слов? «Я люблю тебя». Он на самом деле так сказал или это злые шутки моего воспаленного сознания?
Неожиданно я почувствовал какие-то изменения. Поднимаю глаза: Марк сидит, закрыв лицо руками и вдрагивает. Помню я эту картину. Он также сидел после той ночи. Значит мне не приснилось. Слава богу. Самому рыдать хочется, но надо держаться. Сердце кровью обливает. Хочу взять нож, вырезать его и положить ему в руки. Не могу видеть его таким. Не могу смириться с тем, что его поглотила эта вина.
Беру счет, мы выходим на улицу. Свежо. Надо сказать ему. Надо сказать, что я люблю его. Надо объясниться. Смотрю ему в глаза: в них столько раскаяния и сожаления, он молит о прощении. Стоит выше меня, но кажется таким сломанным. Черт возьми. Черт. Черт. Черт. Нужно идти. Я не смогу сказать. Мне страшно. Очень страшно.
Быстро хлопаю его по плечу, разворачиваюсь и ухожу. И в тот момент, как я отвернулся, слезы хлынули из глаз непрерывным потоком. Кусаю губы, чтобы не стонать. Ускоряю шаг.
Прости. Прости. Прости меня, за то, что я такой слабый. Отойдя достаточно далеко, сворачиваю в темный переулок. Держаться больше нет сил. Прислонюсь к стене и сползаю с болезненным стоном. Столько лет!.. Столько лет я пытался сказать тебе, что все хорошо, что я тоже люблю тебя. Но так и не смог. Глупый. Жалкий. Всегда прятался за улыбками, откладывая важные разговоры «на завтра».
А теперь я потерял его.
И вряд ли когда-нибудь найду.
Да и если найду, мне никогда не хватит смелости признаться.