Иронический трактат. Часть седьмая.
ПОКА БЕЗ НАЗВАНИЯ
Конечно, я опоздала. В Манеже и правда был пожар. И, конечно,сгорели мои работы, которые я поленилась забрать сразу после окончания выставки. Впрочем, этот печальный итог был так предсказуем... Я даже не добрела до своей постели, а рухнула на кухонный топчан и, закрыв глаза, пыталась представить себя в горах Китая своей бессонницы, но ничего из этого не получилось: ситуация и состояния были определённо не те. Не было спасительной черноты настоящей китайской туши - той туши, что хранят в нефритовых коробочках, обёрнутыми в кусочки шёлка; той восхитительно-чёрной туши, в матовую поверхность которой, исстари, было принято вставлять маленькую жемчужинку в знак того, что это самая лучшая, самая драгоценная китайская тушь, о которой я читала когда-то в детстве. Ну да, «Четыре сокровища мудрых», пробормотала я, это – бумага... Нет, бумага здесь не при чем! Это кисточка, дощечка для растирания туши, сами тушь и...
А вот что четвертое «сокровище» вспомнить так и не успела: заснула. И в это же мгновение с топчана на пол соскользнул оригинал десятой главы комментариев к толкованию творения великого и бессмертного У Четырнадцатого «О пяти Путях стяжания трёх основных добродетелей», что так просил вернуть Чиновник «Весеннего ведомства», и закатился под стол.
Мне бы осень пережить и зиму продержаться, а весной... Весна сама живёт за тебя, да ещё и нахваливает! – пробурчала я. То ли наяву, то ли в своем воображении я взяла штихель для вырезания печатей - сяо, мысленно виновато поклонилась Старцу и принялась вырезать из отличной бамбуковой дощечки печать, удивительным образом похожую, как на печать самого Бай-Ши, так и на переплёт моего окна на Палихе. Это был мой первый опыт резьбы печатей, но видно что-то получилось: ибо, тот час же, за окном заплясал лунный свет цвета дымчатого соболя, и мир стал похожим на узор лин - морозный узор камки - белым по белому. Снежные бабочки вились среди снежных цветов и, как парашютисты в затяжном прыжке, группировались в различные фигуры, похожие на иероглифы, означавшие восемь счастливых предзнаменований. И эти иероглифы (или все же снежные бабочки?) кружили вокруг меня, и не было им конца...
Аромат так и не расцветшей камелии поспешно наполнял комнату, и я поняла, что я опять очутилась в «Китайском отсеке» на Кудыкиной горе. Манекена на этот раз не было, зато все предметы в комнате были настроены довольно воинственно. И даже в вазе на шкафчике-пагоде стояли три стрелы, которых я не заметила раньше. Мой взгляд лишь на секунду задержался на стене, у которой стояли подставки для всевозможного холодного оружия: этого точно не было в моё прошлое пребывание здесь.
- Мы будем следовать истинному смыслу воинского пути, чтобы наши чувства всё время были наготове! – неожиданно отрывисто рявкнул меч-бабочка и сам вошёл в ножны. Как по маслу!
- Хай! – машинально откликнулась я и подумала, что уже достаточно утомилась и мне не придётся сочинить сказку для себя, засну и так. Я не ошиблась.
ВИЗИТЕРЫ
Где-то на границе сна и бессонницы, на нейтральной полосе голоса, слуха и зрения, мне явился Учитель: похвалил мои достижения в вырезании печатей и заверил, что лет через двадцать, при соответствующем усердии, я не уступлю ему в этом ремесле. А если я к тому же буду прилежнее в каллиграфии, то и здесь мой труд не останется без награды. Только, как выяснилось, иероглиф Путь я запомнила неверно, выбрав для себя участь более опасную, ибо я, слабая и немолодая дамочка, упражнялась в написании не просто иероглифа Путь, а штудировала на все лады иероглиф Путь Воина! Да, память меня не просто подвела, а – о, ужас! - одарила чертовой тучей опасных приключений.
Самым сердечным образом я поблагодарила Учителя: тащиться в такую даль сквозь бездну (или толщу?) времени и всё только для того, чтобы поддержать меня морально на пути моего же безумия - это, согласитесь, дорогого стоит.
Аромат камелии, тем временем усиливался и усиливался, щекоча мне ноздри всё сильнее и сильнее. Я чихнула и проснулась. Или все же не проснулась?
Прямо передо мной - рядком - на низких парчовых стульях с высокими резными спинками из морёного абрикосового дерева сидели Учитель, даос и вездесущая Сорока в чиновничьей шапочке, завязанной на бантик под клювом.
- Вы мне снитесь? – на всякий случай поинтересовалась я, но гости благоразумно молчали, и я так не поняла, что именно они хотели обозначить своим молчанием: «таки-да» или «таки-нет»? С этими китайцами всегда так: тонкость, тонкость и ещё раз тонкость, а её-то мне как раз и не хватает, мне б чего попроще.
ЧАЕПИТИЕ
Закон гостеприимства нарушать не следовало в любом случае!Я разлила кипяток по белым чашкам с синими драконами, из которых ещё совсем недавно мы с Татьяной Игоревной пили растворимый кофе. Хорошо – не поленились, вымыть успели!
Старцы с интересом следили за тем, как я поболтала в кипятке чайным пакетиком, и деликатно последовали моему примеру, вероятно, сочтя это туземным варварским ритуалом. Впрочем, они были не далеки от истины, и их реакции мне долго ждать не пришлось.
- Дама, - щёлкнула клювом Сорока, - что это? Как называется этот напиток?
- Чай.
- Вы твердо уверены в этом? – довольно заинтересовано переспросила она.
- М-ммм...
Старцы что-то зашептали ей с двух сторон, и Сорока, немедля, озвучила их шёпот:
- Учитель и Отшельник-даос предполагают, любезная дама, что ваш поставщик чая отменный плут, а такие люди не должны прикасаться к божественному напитку, дарованному нам самим Буддой. Лично я, любезная дама, если вы позволите, могу помочь вам разобраться с этим отпетым негодяем, ибо в одном из своих прежних воплощений я была, то есть я был, если не путаю, ланьлиншивэйем. Конечно, младший чиновник дворцовой стражи с вороньим пером на шапке, это - Небо тому свидетель! - не такая уж величина, но распорядиться насчёт экзекуции... Нсключительно в воспитательных целях, не более ста ударов бамбуковыми палками по пяткам и штраф в размере стоимости двух чистокровных скакунов, мне вполне по силам, любезная дама.
- О, не стоит тратить драгоценное время на такие пустяки, - заверила я Сороку. - Хотя, признаюсь, вы меня удивили: меньше всего я могла предполагать, что в прошлом своём воплощении вы принадлежали к силовым структурам.
- К чему? - изумилась Сорока.
- Ну, я имела в виду вашу службу в качестве младшего чиновника дворцовой стражи: вы так образованны и склонны к философии, что я плохо представляю вас с мечом и алебардой в руках.
- Ах, милая дама, я тоже не очень-то представляю вас босоногим варваром с мечом и бронзовым щитом: на первый взгляд вы так хрупки и беззащитны, но, имею честь довести до вашего сведения, что каждый человек хотя бы в одном из своих воплощений бывает воином и погибает за Алтари и Очаги.
- Что? За Алтари и Очаги?! – взметнулась я, словно услышав клич из глубины веков: неужели прав дворник Нилыч, и в каком-то воплощении я была спартанцем? - Ты кто? Грек? Римлянин? Нет, ты же - ланьлиншивэй! А теперь вообще - Сорока!
- Да, теперь я, действительно, Сорока. Но была всеми, кого ты успел перечислил, лакедемонянин. И ещё кое-кем...
- Но... Но, если ты была, то есть, был греком или римлянином, то что ты делаешь в Китае моей бессонницы?
- Я бываю и в других твоих снах - просто ты меня не узнаёшь.
- Так кто же ты? Кто?
Сорока спорхнула со стула и, молча, улетела в заросли сливы мейхуа, что внезапно разрослась вокруг и покрылась цветами, став похожей на снежную чащу.
- Ну и что это всё значит, уважаемые? - обратилась я к старцам. - Если все мы бываем всеми, то почему же вы всё же и на том свете - китайцы? А не арапы, к примеру, а?
- Это ты так придумала сама, - тихо улыбнулся Учитель, впервые назвав меня на «ты».
- Не может этого быть!
- Но это же твои сны…
ДАОС
- Сидящему на тигре, трудно слезть с него, - отшельник-даос в ветхом даофу ладонями заключил воздух над чашкой с моим позорным чаем в тугой шар и покрутил его в руках, словно тесто. Над чашкой с пакетированным чаем (фирму не называю специально, чтоб не обвинили в столь неправдоподобно-льстивой рекламе!) расцвел лотос. - Гм... Не всё так плохо в вашем мире: чай никуда не годный, зато вода...
- Вода? У нас хорошая вода? - изумилась я и тут же вспомнила, что наполнила чайник минералкой из бутылки.
- Да... Лотос никогда не расцветает над чашкой, если вода взята не из родника. Это что за источник?
Я не успела ответить: ночная клепсидра вдруг рухнула на пол, и время истекло. В самом прямом смысле этого слова.
Подул ветер, и старцы, взявшись за руки, симметричные, как вырезанные из сложенного вдвое листа бумажные фигурки, взвились в воздух вместе с лепестками сливы мейхуа. И исчезли в той самой чаще, куда улетела Сорока. Ветви «холодного дерева» качались всё сильнее; и лунные блики, словно лунные зайчики метались по комнате, перескакивая с ветки на ветку, с предмета на предмет и, отражённые множеством зеркальных граней огромного невидимого мной зеркального шара,казались настоящей метелью. И мне было уже не по силам различить, где проходит граница между метелью зимы и метелью весны.
РАССКАЗ ДАОСА О ЦАРИЦЕ КАМЕЛИЙ
- Ой, опять не спросила про не цветущую, но источающую аромат камелию! - расстроилась я, но, тут же, услышала тихий голос невидимого даоса:
- Жестока и пуста жизнь в мире желтой пыли и красного праха, что, означает примерно тоже, что и ваше выражение «суета сует и томление духа». Ну да ладно, с тобой я стал записным болтуном, как некогда, когда был Отшельником в миру при императорском дворе. За этот подвиг мне простилось многое: ибо, что за труд быть отшельником там, где нет ни единого человека? Не так ли? Уж не знаю, отчего тебя так заинтересовала история этой камелии, но ты развлекла меня историей о Желтом Аисте, так что я твой должник.Так слушай же.
Рассказывают, что некогда в Поднебесной жил один правитель - об имени его умолчу: к чему увековечивать имя нечестивца, замыслившего захватить императорский трон. Но раньше, чтоб все поверили в его мощь и величие, и не препятствовали на пути к трону, он выстроил прекрасный дворец на волшебной горе и наполнил его всякими диковинками и драгоценными вещами: фарфором, тканями, восхитительной мебелью, зеркалами. Но и этого ему показалось мало: он решил сделать свой сад более прекрасным и удивительным, чем сад самого императора, ибо больше всего ему хотелось, чтоб люди восхищаясь им, говорили, мол, такого сада нет, даже у самого императора. И чтобы сам император, прослышав об этих чудесах, завидовал ему.Много трудились его садовники, собирая по всей Поднебесной удивительные растения, и, спустя пару лет, сад правителя вызывал всеобщее восхищение: за тысячи ли приходили люди, чтобы полюбоваться этим удивительным садом. Но и этого было мало правителю. Он приказал привезти из далёкого уезда к себе в сад Мать чая - Царицу камелий. Но пересаженное дерево не хотело приживаться, ибо всем известна верность чая. И тогда правитель приказал садовникам, чтоб они ежедневно наносили Царице камелий по сто ударов кнутом...
- Вспомнила! Вспомнила! - обрадовалась я, эту историю тоже рассказывал мне мой дед! - Под ударами кнута дерево покрылось листьями, но не цвело. Дерево били три года, но оно всё равно не цвело, но к концу третьего года стало испускать аромат, да такой, как если бы цвела целая роща огромных камелий. И правитель потерял сознание. А во сне к нему явился дух чая и обвинил в предательстве: в том, что из гордыни и тщеславия он предал своего императора и залил кровью собственный трон. И пообещал, что призраки всех убитых будут являться к нему, пока он не сойдет с ума!Красивая легенда.
- Это не легенда, - голос даоса доносился уже откуда-то издалека. - И что это за манера, милая дама, бывшая когда-то спартанцем, называть легендой то, что гораздо правдоподобнее нынешних реалий?
Сангуй (всё-таки проговорился даос!) действительно жил, действительно поднял восстание, действительно сверг своего императора. А у тебя под носом в кадке, в китайском отсеке, что в замке на Кудыкиной горе, хозяин которого собрал чудеса со всего света и ценит артефакты больше, чем жизнь людей, растёт камелия, которая не цветёт, но испускает божественный аромат! Если тебе и этого мало, то знай: это именно я был Отшельником при его дворе и именно я дал ему совет, когда он очнулся в ледяном поту, вернуть Мать чая туда, где она росла прежде.
- Ты хочешь сказать, что...
— Что тебе ещё нужно бестолковая и упрямая женщина, чтоб поверить в истинность происходящего? Даос, Буддист и Конфуцианец, не говоря уж о Сороке, то и дело убеждают тебя в том, во что при жизни не верили сами. До чего ты нас довела! Нет, это уже чересчур! Отныне только чай и чань! И так - девять лет подряд!
Буддист - тот даже не решился тебя навестить: побоялся, что цзяша и лысина светиться перестанут.
А на Конфуцианца сердца не держи: тот из-за цикады не решился. У него, знаешь ли, цикада вначале из золотой побрякушки - живой стала, что само по себе факт достойный немалого удивления даже не для простого обывателя, а вчера на закате она как раз достигла наивысшего просветления...
- Кто? Цикада?
- А что тут удивительного – мы же не знаем, даже, кем она была в прошлых воплощениях, до того, как превратилась в золотую безделицу, и кем предстоит ей стать в будущем…
А теперь прощай навсегда. И не забудь: чай и чань - вот истинный Путь!
- Прощай... Прощайте, старцы! Прощай, Сорока! Только теперь я поняла, кто ты, - прошептала я и коснулась невидимой, вернее не существующей в этой жизни раны от стрелы, что убила меня когда-то под Фермопилами накануне великой битвы. Во всяком случае, именно в этом уверял меня наш дворник Нилыч всякий раз, стоило ему только откушать «Гжелки»...
Ольга Пустовалова, Москва, 2015год.