ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.
Часть 1.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО.
Глава 13.
РОДНЯ ЛАЛЫ ПАГ.
Если кому интересно, то я, конечно, спросил у Петрика, чем он оглоушил заморского гостя, медноволосого волшебника, насылателя бурь.
- Ты не поверишь, Анчутка. Самостукающим кирпичом. Половиной кирпича.
Как это я, да не поверю? Перед тем, как сорваться в порт, я имел возможность наблюдать тряпку, самомоющую подоконник в кабинете Чудилки. Горничные, в отличие от Красавчика, были в восторге от Чудилкиных изобретений и готовы были целый день любоваться тем, как они работают.
- Фейерверк, Миче, это для отвода глаз. Чтобы было незаметно, как кирпич летит. А он должен был начать движение на предпоследнем звуке слова "начали"
- Я понял. Надеюсь, ты снял заклятие? Иначе кирпич поубивает всех грузчиков.
- Нет, не поубивает. Слегка выведет из строя, вот и всё.
Я ж говорил: Чудилка не собирался причинить серьёзного вреда здоровью заморыша. И специально выбрал не целый кирпич, а полкирпича на случай, если не рассчитает силу.
- Снял, конечно, не смотри так, - усмехнулся родной мой дружок.
Когда мы с ним возвращались с места поединка домой, спеша к обеду, то не знали ещё, что следующие несколько недель будем заниматься непродуктивным делом. Утешением Лалы Паг.
Что было делать с девочкой, мы прямо не знали. Все эти годы она ждала родителей назад. Тех родителей, которых знала в раннем детстве, редко видела и считала хорошими, поскольку не представляла, чем они занимаются. Любила их, как все маленькие дети любят маму и папу, тосковала без них. А они её, получается, просто бросили. Оплатили её пребывание в приюте – слыхали вы о таком? – а лето она должна была проводить у людей, которые плохо с ней обращались. Родители вырвали ребёнка из привычной обстановки, а усадьбу в окрестностях Катиты, где росла девчушка, отдали под производство вредоносных светильников. Слышал я, что дедушка Лалы скончался через несколько дней после того, как его сын и невестка были объявлены пропавшими без вести. Не оттого ли, что понял, к каким делам их потянуло? Не на это ли они и рассчитывали? Мы с Лалой познакомились, когда она пришла погадать на родителей. И вышло по гаданию, что где-то у этих людей счастливая жизнь, другие дети и дела, приносящие доход. Только скрыл я тогда, что дела нечестные и доход неправедный. Так мы и продолжали скрывать наши взрослые открытия, касающиеся Пагов, от их маленькой дочери.
- Зря скрывали! – сокрушалась теперь Мадинка, видя, как страдает девчоночка.
Лале мерещились всякие ужасы. То она оплакивала родителей, как погибших, то представляла себе, как они мучаются в плену у заморышей. Напрасно я напоминал ей давнее гадание, напрасно уверял, что отец, скорей всего, просто потерял медальон на берегу, а какой-то седовласый тип его нашёл, выдрал картинку, вытряхнул детские волосики на песок, взял с собой в Запретную Гавань, и, чтобы не тратиться на подарок, вручил его давешнему магу за хорошую учёбу. Ну и что, что застёжка с секретом? Все секреты давно известны ювелирам. Если бы мне принесли подобную штуку, я бы в два счёта раскрыл медальон.
Однако, перед глазами стояла сцена, и некуда было деваться от этого видения. Как рыжий представитель предпоследнего поколения Пагов, подсчитав барыши, вырученные за очередное незаконное деяние, вынимает из ящика стола медальон, раскрывает, трясёт над помойным ведром и передаёт какому-то седовласому человеку. «На, - говорит он, - отдай этому психу. Типа мы его поощрили за успехи в учёбе. Авось такой лабуде не обрадуется».
Утешая Лалу, мы не понимали, чего хотим достичь. Чтобы она перестала сокрушаться о несчастной судьбе родителей? Разве это возможно?
- Лучше всё рассказать, - настаивали Мадинка и Ната. Но мы с Петриком и Аней боялись этого. Особенно Петрик.
- Она же нас возненавидит! - шёпотом восклицал он, мечась по моей мастерской и заламывая руки. – Скажет, зачем скрывали? Нет! Она скажет, раз скрывали, значит, теперь врём. Наговариваем на маму и папу. Потому что у самих с родителями разлад.
- Ты думаешь, девочка тринадцати лет способна на такие умственные выверты? – насмешничала Ната.
- Мы всё объясним, - пытаясь изловить бегающего туда и сюда супруга, говорила Мадинка.
- Зачем, зачем мы скрывали? – не унимался Чудила. – О чём мы думали? Мы не думали, что родители в любой момент могут вернуться за Лалой! Увезут с собой к врагам, к заморышам, заставят делать гнусные дела! Вот она будет нам благодарна за это! Не предупредили ребёнка! Мы покрывали преступников! Я, служа в полиции, покрывал! Не сказал даже королю с королевой! Да что там король с королевой! Даже самой Лале не сказал! Получается, я такой же преступник!
- Ну, ты уж как-то не очень-то, - неубедительно отрицали мы Чудилкину вину.
- Он сильно привязался к Лале. Хочет, чтобы она всегда с нами была, - шепнула мне на ухо Мадинка. – Я тоже хочу.
- Вот в этом-то всё и дело, - кивнул я.
- Это я, который сам пострадал от вранья. От дурацкой родительской лжи. Как я мог?! – сокрушался Петрик. – А Лала так верит нам! Приехала сюда, наплевала на домашний арест, не поверила клевете…
- Видишь, - подскочила Ната, - Кисонька способна отличить хорошее от плохого. Надо ей доверять. Ты сейчас похож на своих родителей, которые не доверяли Миче.
- Это точно, - устало согласился справедливый Петрик.
- Значит, мы сейчас идём и всё рассказываем, - обрадовалась Мадинка.
- Нет! – хором выкрикнули Чудилка, Аня и я. И тут наши с Петриком жёны обрушили свой гнев на меня… И ничего не добились. За то, чтобы сообщить Лале правду, стояло меньшинство. Мы решили подождать возвращения Малька и Красавчика, чтобы получилось честное голосование. Светлая Эя! Как нам в этой ситуации не хватало спокойного и рассудительного Лёки! Где его носит?
Между тем, школьный учитель явился к нам домой, чтобы поговорить насчёт Лалы. Она засыпала на уроках, плакала на переменах, пряталась от одноклассников, чтобы побыть одной, и впервые в жизни нахватала плохих оценок. Лалу перестала интересовать работа в моей лавке, у неё накопилась куча непрочитанных писем, девчоночка начала грубить, её стала пугаться Мичика. Рики постоянно держал Лалу в поле зрения, даже, когда она пряталась. Уговаривал её делать уроки или хотя бы списывать у него. Приносил еду ей в комнату, потому что вместе со всеми ей есть не хотелось. Я уже был близок к тому, чтобы всё ей рассказать, но, для начала надо было, чтобы она успокоилась и начала нормально соображать. Не посоветовавшись ни с женой, ни с Чудилкой, я пришёл к Лале и сказал, что хочу ей погадать.
- Чихать я хотела на твоё гадание, Миче, - взвилась девочка. - Ты теперь разучился гадать, наверное. Всё государственными делами занимаешься.
Я вздохнул. Гадать я не разучился, но приходится быть либо предсказателем и ювелиром, либо Чудилкиным помощником на жизнью замученной Верпте. Пока приходится немного жертвовать любимым делом. Но разве я хоть раз отказался погадать тому, кто ко мне обращался? Всего лишь назначал более удобное для себя время, если сразу не мог.
- Вот Рики, - я показал на младшего брата, который болтался в окрестностях Лалиной комнаты и вошёл следом за мной, - он не даст соврать. Да и ты кое-что в картах понимаешь.
- Ладно, - согласилась девочка. – Так и быть.
То же самое, что и в прошлый раз, показали карты, и Лала, которая за годы, что мы с ней знакомы, научилась разбирать их значение, убедилась, что я не лгу и ничего не скрываю. Я признался, что утаил в прошлый раз, а теперь она видит сама: дела, которыми занимаются Лалины родители – дела нечестные, незаконные. Я долго говорил с девочкой о том, что родительская и детская любовь – это одно, а серьёзные дела взрослых – совсем другое. В семье могут быть отличные отношения, но это вовсе не значит, что родители ведут честную жизнь хороших людей.
- Я не поняла, Миче, на что ты намекаешь? – спросила Лала. – Ты что-то знаешь о моих маме и папе, да?
Тут я струсил и не признался. В конце концов, почему я? Опекуны Лалы Чудилка с Мадинкой – пускай они и рассказывают обо всём, что знают.
Я туманно поведал о пропажах из раскопок, сбрехав, что это всего лишь слухи. Это не слухи, потому что опытный полицейский Петрик специально провёл расследование. Лала, которая помешана на истории и исторических ценностях и сама участвовала в раскопках, возмутилась:
- Миче, ты зачем моих родителей в жутких делах обвиняешь? Кража таких вещей – преступление.
Я напомнил, что это всё неточно, что она сама может проверить. На каникулах, скажем. Можно поехать в места, где бывали её мама и папа, и разузнать о них поподробнее. Замороченная Лала согласилась, что поехать на каникулах – это хорошо.
Я рассказал о паре случаев в горах, когда едва не погибли товарищи Пагов по экспедиции.
- Возможно, твоих родителей оговорили, - сокрушённо вякнул я. – Надо бы проверить. Скажем, летом. И, кстати, недалеко от Дейты живёт один из их бывших спутников. Можем съездить к нему хоть завтра. Я отпрошу тебя с занятий.
Я подумал, что Лала снова спросит, зачем я ей это говорю, но она вдруг не мигая уставилась на меня:
- Дедушка ругался с папой из-за чего-то такого. Что-то случилось в горах. Я помню. Была зима, я набегалась, замёрзла, устала и заснула в кабинете, в кресле. А дедушка с папой вошли и стали громко ругаться. Меня не видели из-за спинки. Дедушка кричал: «Лиходей! Бандит! Душегубец!» Я сначала испугалась и не шевелилась. Но потом дедушка замахнулся на папу, они чуть не подрались. Я вскочила и кинулась их мирить. Почему-то я тогда решила, что дедушка не прав. Но ведь это нормально для детей – заступаться за родителей. Ты сам сказал. Где живёт тот человек? Ты отпустишь нас вдвоём с Рики съездить к нему? Одних?
Я содрогнулся, потому что как это можно отпустить детей тринадцати лет одних проехать три станции по железной дороге? Но сказал, скрепя сердце и опустив глаза в пол:
- Отпущу. Только провожу вас до Дейты.
- Ладно, - сказала Лала. – Дальше. Что ты ещё знаешь? Выкладывай.
Дальше пришлось бы выложить про участие Пагов в производстве ядовитых светильников. Но я опять струсил. У меня не было доказательств. Последний товарный чек с подписью Лалиного родителя Петрик уничтожил на моих глазах. Да он спятил, наверное! Как можно было не подумать про будущее? Это совсем не в его духе! Вот пусть он сам и беседует с Лалой на эту тему.
- Ты считаешь, - заговорила умная девочка, - что с моих родителей станется перейти на сторону врагов? Спокойно жить у заморышей? Но ты помнишь: «эта гавань запретна для всех». Как они могли там обосноваться? Такого ещё не бывало.
Я поставил девочке на вид, что знать, бывало такое или не бывало, мы не можем. Мы не знаем также, куда ведёт портал под горами Нтоллы. А вдруг, в Запретную Гавань? А вдруг, тех, кто явился оттуда, встречают, как героев? Или даже, как богов? Так было на нашем берегу.
- Но ты ведь говорил, что портал ведёт в другой мир?
- Я только предполагал.
- Но считается, что из него на долину однажды напали люди с какой-то другой планеты.
- Кто знает, может, просто с другого континента. Сама знаешь, как рождаются сплетни.
- Ух ты! Какие у тебя предположения, Миче!
- А что, я согласен. Миче как чего скажет, так потом именно так и получается, - подал голос Рики.
- Так пусть он скажет, что мои родители хорошие люди.
- Не уверен в этом, - пришлось признаться мне. – Но могу быть не прав.
- Тогда скажи, зачем им жить на том берегу? Почему не на этом? Ведь здесь я. Люди могут быть плохими, но детей всё равно любить. Ты сам говорил. Или других своих детей они любят больше? Почему не хотят, чтобы мы познакомились?
- Давай зададимся целью выяснить всё это, - предложил я, понимая, что без товарного чека никто ничего толком не выяснит.
Но, увидев перед собой цель, Лала ожила. Отлепилась от спинки дивана, сбегала на кухню за булочкой и полезла в ящик, взять денег на дорогу. Я посоветовал ей не забыть зонт и пошёл писать записки в школу. Рики, уже собравший рюкзачок, выскочил навстречу и кинулся мне на шею:
- Миче, ты лучше всех! Теперь Лала бросит кукситься и займётся расследованием.
- Так и было задумано, - улыбнулся я. Надо же! Такой большой мальчик, а всё ещё пребывает в уверенности, что я лучший. Приятно.
*
На следующее утро я проводил детей, а сам пошёл прогуляться по набережной Дейты. Пасмурно было и тревожно. Низкие, серые, лохматые облака, море, бьющееся о берег и хватающее гладкие камни белыми мохнатыми лапами…
Я послушался совета странного волшебника, побеждённого Петриком, отпустил Лалу и Рики по их важным делам, старался не показывать вида, как боюсь за них, таких маленьких, перед лицом нависшей над всеми нами опасности. А что, если маг Запретной Гавани лукавил? Что делать, Эя, что делать? Если бы опасность имела название, форму, известное расстояние до нас, я бы рискнул попробовать разузнать о ней побольше и, по возможности, ликвидировать, а так…
Может, подумать о том, как пробраться на враждебный континент и выяснить, что там происходит? Сколько можно бездействовать и покорно ждать? Почему мне раньше не подумалось о том, что разведчиком могу быть я, а не кто-то другой, назначенный специальным ведомством?
Да, я всерьёз задумался о том, чтобы отправиться на разведку через холодное море. Мне стало казаться, что шансы у меня имеются. Я волшебник. Есть Канута, которую расспросить бы с пристрастием – авось всё-таки поможет и снабдит ещё какими-нибудь сведениями. Я могу в одиночку управится с небольшим судном. Я знаю о чернокрылых людях, даже видел нескольких, даже победил одного. А Петрик - второго. Я имею карту. Я видел, как заморыши одеваются, значит, смогу замаскироваться и слиться с толпой. Я имею знакомца на том берегу. Я подозреваю, что преступники Паги обосновались где-то там. И всё это немало. Ручаюсь, у предыдущих разведчиков было меньше шансов и возможностей, чем у меня. А главное, есть огромное желание покончить с угрозой моей семье, с ощущением опасности, что замучило меня.
Я, пожалуй, скажу о моём намерении Петрику. Мы с ним дождёмся человека, который после собрания в Дырче должен рассказать мне что-то важное, и я начну действовать. Хватит предаваться размышлениям и предположениям. Действовать пора!
Ветер, холодный и влажный, мрачное небо, простор и пустота, как и положено поздней осенью, навевали печаль. Я пожалел, что не взял фотоаппарат: получилось бы несколько неплохих снимков моря и безлюдной набережной. Пожалел, что со мной нет Лёки, который нашёл бы тысячу оттенков серого, и объяснил бы мне, что этот хмурый день потрясающе красив, и обязательно застрял бы где-нибудь тут ради зарисовки или этюда, а я бы торчал рядом и просто болтал бы, например, о разведке. Мне очень понравилась эта идея. Но где же Лёка? Где его носит, дружка моего? Почему мы здесь, а он без всяких объяснений отправился в Някку?
Лёка вообще вёл себя странно, как никогда. От него приходили не письма, а открытки, и то, что он писал нам, удивляло. «Я в Идене, всё в порядке». Или: «Всё в порядке, я в Неа». А где его шуточки и подколы, маленькие рисунки и большие описания красивых видов? И вопросы о том, как тут мы без него? Мы поняли, что Малёк путешествует вниз по реке Някке. Что его туда повлекло, одного? Он даже не написал нам, каким путём добирается до столицы. А может, он добирается не один? Я втихаря косился на Аню. Может ли быть такое, что Лёка вдруг разлюбил её и увлёкся другой женщиной? Мне казалось, что не может. Наоборот, я был уверен, что это на редкость удачная пара. Я так и видел, как в почтенном возрасте эти двое целуются на пляже под дождичком, подобно родителям Лёки.
Малёчик не был против, чтобы я гадал на него без его разрешения, поэтому время от времени я раскладывал карты и видел, что наш друг вполне благополучен, только растерян и на душе у него плохо. О том же говорили выбираемые им открытки. Мрачные какие-то. В другое время у Малька на душе, в основном, хорошо, и он выбирает нечто яркое и многоцветное. Что случилось с нашим товарищем? Не мог же он так сильно и так надолго расстроиться из-за неудачного контракта, например. Вроде, он уехал от нас по делам недалеко и ненадолго, а посмотрите, во что это вылилось. В газете как-то видели мы маленькую заметку о том, что известный художник Лёка Мале расписал растительным орнаментом четыре колонны нового храма Эи и Радо в Катите. Это тоже было странно. Племянник атеиста дяди Тумы никогда не отличался особой набожностью. Скорее, он расписал бы вокзальную стену.
- Может, Лёка вдруг узнал, что неизлечимо болен? – дрогнувшим голосом спросила Ната и сильнее прижала к себе Розочку.
Я показал на разложенные карты и сообщил, что здоровее Лёки разве что Лёкин дядя. И, если, не дай-то Эя, это было бы так, наш дружок не стал бы мотаться по храмам, а проводил бы время с семьёй.
Карты говорили о том, что Лёка Мале должен выполнить обещание, сделать дело, крайне тяжёлое для него, грозящее утратами и несчастьями. И что же это за дело? Попал наш друг в переделку. Был бы он здесь, я попробовал бы помочь.
Размышляя о Лёке и о разведке, я вернулся домой, где прямо у калитки нашёл горько рыдающую Кануту, которая по обыкновению не пожелала отвечать на мои вопросы. А в моём кабинете сидел Леон и в расстроенных чувствах подстригал ножницами бахрому на шторе. На плафоне торшера он уже подстриг.
- Поеду я домой, Миче, - сообщил он, и, поскольку штора закончилась, нацелился ножницами на цветок белоножку. Цветок в горшке поставила на подоконник Ната, чтобы было красивей, поэтому я скорей схватил его и прижал к груди. – Поеду, что же мне тут делать, если я не могу жениться на Кануте. Не хочет она за меня замуж, не желает ехать со мной. Узнала она о проводниках, вбила себе в голову, что это она и есть, не желает создавать мне проблем, боится невольно выдать кому не следует тайны моего государства. Утверждает, что здесь, на Верпте, у неё полно секретных дел, но это её дела, не мои. Просит, чтобы я скрылся с её глаз. Так-то.
Леон в расстройстве поклацал в воздухе ножницами.
- Знаешь, Миче, а какая разница, проводник она или не проводник? – Леон бросил ножницы в корзину для мусора и принялся разрывать на мелкие клочки донос одной настырной бабки на её невезучих соседей, что завалялся на моём столе. Очень правильный выбор для разрывания.
Я считал, что разница огромная. Будь Канута по-прежнему спутницей жизни вейта, или рыбака какого-нибудь, или фермера – и плевать бы на то, что она проводник. Но если на враждебном континенте, где невесть что задумано против нас, кто-нибудь, и так познавший всё, слышит ещё и разговоры государя Акети с его женой и его жены с другими людьми… Что же, им совсем никогда не обсуждать государственные дела? Я так и объяснил Леону, и он ответил: «Я знаю». И ещё сказал не в лад: «Что ж этот ваш Лёка где-то застрял совершенно?» и сообщил, что уже собрал вещи и прямо сейчас отправляется восвояси.
- Ты обещал мне рассказать кое-что, - напомнил я. И сделал несколько смешных движений – словно бабочку пытался поймать.
Леон знал, что это значит. В эти дни я только и делал, что упражнялся в подсказанном мне заклинании. Я сомневался сначала в его свойствах и силе, и доупражнялся до того, что меня перестали слышать даже те, кто прикладывал ухо к моим губам. Трое наших подростков веселились вовсю. Веселились и разные значительные люди Верпты, которые как раз собрались на Большом острове, чтобы выслушать мои ценные указания. Потому что я забыл отменить заклинание, сам уже перестал слышать себя, и сомневаться перестал. И долго «ловил бабочек» у них на глазах.
Мне казалось, что я ещё не в состоянии защитить наш дом от посторонних ушей. Зато помогал нашим влюблённым. Некоторое время Канута и Леон могли общаться, не опасаясь того, что их услышат. Они оба были заняты только друг другом. Они не обращали на нас никакого внимания, а Канута напрочь забыла о том, что она не просто так проживает в этом доме, но ещё и имеет кое-какие обязанности. Мы легко ей это простили. Эти двое постоянно нежничали, перешёптывались, держались за руки, вместе прогуливались, и я заметил даже, что Леон почти оставил привычку нудно читать лекции о приличном поведении. На вид всё было хорошо у влюблённой парочки, и тут такая трагедия. А я уже погадал, и ждал подобной развязки. Грустно, конечно, но что же делать? И сейчас сказал Леону, что, возможно, это правильное решение – уехать. Но, если он не выполнит данного мне обещания, я его не отпущу. Мне нужны были любые сведения о Запретной Гавани: мысль о разведке прочно засела в голове. Наверное, даже раньше, чем я смог её внятно сформулировать. Леон закручинился и пообещал написать мне письмо. Потом, когда узнает, что человек, которого мы ждём, приехал и поведал нам то, что должен.
- Какая разница – до или после? - вспылил я. – Давай, выкладывай, потому что всё равно рассказывать придётся. Не жуй мочалку, Леон, а то я попрошу море устроить для тебя маленький шторм. Перестанут ходить паромы, и ты останешься здесь до тех пор, пока тот человек не соизволит явиться.
- Как же он явится, если паромы ходить не будут? – резонно возразил Леон и добавил: - Хорошо вам, волшебникам: всегда своего добьётесь!
- Давай-давай, - подбодрил я его, чувствуя, что добился.
*
- Мы с тобой, Миче, знаем, как и все, в какую стародавнюю старину произошло вторжение. Ещё до Мрачных времён, - начал рассказ Леон. - Народ на нашем континенте жил совершенно обыкновенный. Если бы всё пошло по другому, если бы не было того нападения, сейчас велась бы торговля, люди с разных берегов создавали бы семьи – всё как обычно. В ту пору мореходство было развито плохо. Морские суда, как мы знаем, были несовершенны. Они, конечно, выходили в открытое море, но посещали только недалёкие острова и двигались вдоль побережья. Но были, конечно, у нас лихие мореплаватели, которые добирались до берегов Иверы, Някки и Нтоллы, и даже до Джаты. У нас знали, что за морем лежит большой континент, а на этом берегу имели представление о Мидар. Последнего из наших тамошних правителей впечатлил рассказ о новом флоте Някки. Он нашёл людей, взявшихся построить корабли не хуже, корабли для пересечения океанских просторов. Говорят, это потому, что его внук задумал жениться на одной из королевен Някки, о красоте которой был наслышан, но вероятней, что на самом деле, тут был коммерческий интерес. И вот, вскоре после того, как флот был построен, всё и случилось…
Леон, как все они, выходцы из Мидар, напирал на то, что Отец Морей – вовсе не сказочный персонаж. Будто, он действительно жил где-то среди многочисленных островов, обступающих маленький материк на севере и востоке, словно бисер, рассыпавшийся из блюдечка. С Отцом Морей жила его жена, и была эта женщина родом из мест… Прямо скажем, из этих мест. Из мест, где река Дейта впадает в океан. Отец Морей долго добивался любви прекрасной девушки, но когда добился, семья зажила счастливо и весело. Дар вечной молодости и вечной жизни получила избранница покровителя Мидар. Она теперь могла дышать под водой, как на суше, и резвиться в волнах, как рыбка. В этом счастливом браке родилось много детей, и были это, в основном, девочки. Им, конечно, надо было выходить замуж.
- Теперь понимаешь, Миче, почему мы называем себя племенем Отца Морей? Его дети заключали браки с обычными людьми, с представителями знати, - сказал Леон. А я пожалел, что здесь нет Хрота, собирателя сказок. Потом когда-нибудь мы с ним приедем в гости, и я попрошу Леона повторить эту легенду. У меня глаза разгорелись, когда он сообщил мне, что его народ хранит множество занимательных сказаний о приключениях потомков Отца Морей, в том числе о похождениях младшего из сыновей – балагура, шутника, весельчака, мастера на все руки. Говорят, по примеру отца, он отправился на Няккский берег искать себе жену, такую же шутницу и мастерицу, как он. Нашёл и остался здесь, построил свой весёлый и светлый дом у подножия гор, при слиянии двух рек. «А ну-ка!» - сказал он, впервые вонзив плуг в землю, где она и доныне невероятно плодородна, в местах, где стоит нынче весёлый город Анука, возникший на окраине бесподобных полей и виноградников. Младший сын Отца Морей, обосновавшийся там, где когда-то заканчивалась долина Айкри, считается прародителем четырёх родов: Охти, Корков, Пагов и Агди, ставших Аги. По одной из легенд.
- Но это уже ваша история и ваши сказки, - усмехнувшись, произнёс Леон. – Продолжим о родине моих предков.
Так вот, однажды люди, живущие в окрестностях главного города континента Мидар, были разбужены до рассвета странным свечением, грохотом, криками. И было это похоже на то, как если бы враг ворвался в город. Раньше бывало, что различные области страны воевали, и вовсе это была не одна страна, а множество маленьких и агрессивных государств. Старшее поколение живущих тогда людей ещё помнило осады, военные походы, штурмы и стычки, и взятие городов. Но их нынешний правитель объединил враждующие области, примирил, укрепил государство. Теперь, вроде, никаких вторжений не ожидалось. Вот разве что Някка со своим новым флотом напала на северо-запад Мидар.
Но это были люди невиданные никем и никогда. О них не слышали даже старожилы, даже прямые потомки Отца Морей. Эти люди отличались высоким, по меркам Винэи, ростом, носили одежду, изукрашенную чёрными перьями и имели своеобразные черты лица и вид злобный и устрашающий. Они разрушали ограды и дома одним движением руки, если они направляли на живое существо принесённые с собой источники отвратительного на вид света, оно погибало. Конечно, это были колдуны, к которым сразу же прилипла кличка «чернокрылые». Они разрушили столицу до основания, не пощадив никого. Все волшебники Акети, что поднялись на борьбу, были побеждены, потому что, если незнакомой магии ещё можно было противостоять, то против неизвестного оружия волшебство вообще было бессильно. И больше всего от него пострадали исконные обитатели Мидар, те существа, которых мы не встречали на своём берегу. Они лишались сил, тяжело болели, а то и погибали всего лишь от присутствия этого оружия где-то поблизости.
В ту пору старый правитель был в отъезде со своей семьёй. Это были дни, когда следовало посетить место, на котором сама госпожа Аринар, будучи ещё ребёнком, посадила яблоню и смородину и засеяла рожью и льном клочок земли, заложив тем самым основу плодородия континента. В это время объявлялось перемирие, никто не должен был воевать, а для правителей областей и государств паломничество на заповедное место было обязательным. Ну, в крайнем случае, они были обязаны провести дома определённые обряды и празднества, а на холм Аринар отправить своих представителей. Загадочные существа, обитатели территории Покровителей, веселились вместе с людьми. Часто даже так бывало, что войны оканчивались после того, как правители враждующих областей вместе распивали в священном яблоневом саду кружечку – другую веселящего напитка. Напав на Мидар в эти дни, люди в перьях попрали самое святое и повергли в ужас всех обитателей континента. Земли близ главного города мигом опустели – люди кинулись прочь с насиженных мест. Незнакомые нам существа отступили за неразрушаемую границу территории Покровителей, которой добрые Аринар и Мелиорак отгородили свои владения от мест обитания людей. Возведение границы было делом утомительным, кропотливым и долгим, у покровителей континента в ту пору не оставалось времени и сил на проблемы людей, они едва успели защитить свой народ, свои леса и воды.
Обосновавшись на развалинах столицы, чернокрылые волшебники потребовали к себе того, кто мог бы говорить с ними от имени всех. А правитель Мидар и сам уже спешил туда, понимая, что ни магией, ни военной силой с пришельцами не справиться. Только переговоры. Приближаясь к уничтоженной столице, правитель и те, кто отважился быть с ним, сильно рисковали, конечно.
- Тогда-то и было сказано, кто они есть: пришельцы с какой-то другой планеты, из иного мира, чернокрылые люди, которые видят всё, - сообщил Леон. – Которые заметят любое неповиновение. Что сами они служат Познавшим Всё, а те мстительны и суровы.
Всё посольство Мидар погибло тогда. Чернокрылые люди жестоко расправились с правителем и его спутниками с целью нагнать на побеждённых ещё большего страха. Только один человек был отпущен. Он должен был донести до обитателей маленького континента, что теперь они будут жить по правилам, навязанным пришельцами. Этот человек был внуком правителя.
На деле получалось так, что пришлых волшебников не интересовал доход от земель, мастерских и лавок. Поначалу они плевать хотели на то, чем заняты обитатели взбудораженного континента. Казалось, что чернокрылые люди ведут незаконченную войну, отправляясь куда-то с Винэи и сюда же возвращаясь зализывать раны и копить силы. Питались они как все, и поначалу просто брали провизию в оставленных домах и погребах. Развлекались они налётами на коренных жителей, на их временные лагеря и далёкие поселения. Были эти налёты очень жестокими. Было похоже, что волшебники в перьях – просто бандиты, преступники, душегубы, которым не удалось их лихое дело на родине, и теперь они злобствуют в чужом мире, получая наслаждение от вида смерти, горя и страданий. На всякий случай стремятся запугать всех вокруг, понимая, что жители Мидар беззащитны перед ними.
Тем временем, недавно построенный флот и старые корабли по настоянию внука правителя были переведены в отдалённые и тайные места. Началась эвакуация на берег дружелюбно настроенных Някки и Нтоллы. Некоторые суда из восточных областей достигли Иверы, которая ближе. Конечно, жители этих государств были возмущены и напуганы тем, что произошло за морем. Только ни одна из этих стран не могла дать отпор захватчикам. Някка была ослаблена борьбой с пиратством, её новый флот был разрушен колдовством «Чёрного Мстителя». Нтолла никогда не имела океанских судов. Зато подземная страна анчу собиралась оказать магическую помощь. Волшебники Нтоллы отправились с флотом Мидар в его последний рейс. Корабли дважды возвращались назад, словно бы сбившись с курса, показывались в виду наших берегов, но снова уходили на юг. Капитаны, моряки и волшебники проявили то ли храбрость, то ли легкомыслие и пренебрегли плохой приметой, очевидной подсказкой судьбы. До берега Мидар суда не дошли, флот был потоплен. Несколько матросов спаслись на шлюпке и принесли непонятные вести о том, как это случилось. Такова подлинная история переселения и неудавшейся помощи. Потом она обросла слухами и домыслами, а кое-где её исказили до неузнаваемости.
- Тогда не разобрались, Миче, - сказал Леон, - но я думал и сопоставлял факты. Один человек принёс мне записи, которые спас от уничтожения какой-то необразованной тёткой. Она нашла их на чердаке и помаленьку использовала для растопки печи. А это был дневник одного из спасшихся моряков. Приезжай ко мне, покажу. И я пришёл к выводу, что это не чернокрылые люди, а маги Иверы потопили флот. Никто не ожидал такой подлянки с этой стороны.
- Зачем бы им делать это? – ужаснулся я.
- Чтобы избежать нападения из-за моря чернокрылых людей. Оставили их без средств передвижения.
- Боялись, значит? А не подумали, что лишают наш берег защитников и что со временем могут быть построены новые корабли? И не вспомнили об умении некоторых волшебников перемещаться в пространстве?
- Наверное, надеялись оттянуть знакомство с ними. Известно, что в ту пору Ивера готовилась к войне именно с теми, кто напал на Мидар. Но нападения не последовало. Сменилось поколение, настали Мрачные времена, про континент за морем предпочли забыть. И вот теперь я тебе расскажу о слухах, которые доходили, и о сведениях, которые приносили беглецы из Запретной Гавани государям Акети. О том, как они все там жили. От Кануты ты знаешь немного.
- Я тебя слушаю.
Беглецы приносили вести о том, что происходило на покинутом предками Леона континенте. Немного опомнившись, люди поднялись на борьбу с захватчиками. Объединившись, волшебники Мидар возглавили эту борьбу. В одну из ночей был уничтожен маленький храм, уцелевший на окраине разрушенной столицы – там чернокрылые люди держали оружие, что принесли с собой на Винэю. Убивающие источники света и поджигающие какие-то штуки. Их даже особо не стерегли – пришельцам в голову не приходило, что запуганные обитатели Мидар могут что-то предпринять против них. Была выбрана ночь, когда захватчиков оставалось в лагере мало: большая часть куролесила где-то в своём мире. Деревянный храм подожгли, предварительно весь облив специальной смесью, и горящая крыша рухнула на все боеприпасы. Огонь взметнулся такой, что отсветы его были видны на невероятном расстоянии. Грохот и вонь стояли неимоверные. Вокруг развалин столицы пожухли и завяли сады и леса, и выглядело это так, словно листья обожгло горячим пламенем. Видимо, очень вредный состав у магического оружия из другого какого-то мира. Называли его громострелом или громобоем.
Я покивал, соглашаясь. Состав очень вредный, я свидетель. Судя по тому, что рассказывал мне Леон, тщательно описавший картину вторжения и воздействия на окружающее продуктов горения инопланетного арсенала, действие его сходно с действием хорошо известных нам с Чудилкой ядовитых светильников. Солнц из прошлого, от которых так сильно мы с ним пострадали. Только, в отличие от светильников, оружие действовало быстро и эффективно, как и положено оружию. Подумалось, что родители Лалы Паг всё-таки окопались на Запретной Гавани и именно там доставали и продавали старым заговорщикам Коркам сырьё для светильников – солнц Миче. Кто знает, где шлялся мой древний тёзка, прежде чем вернулся домой, в родные пещеры, и впервые принёс на наш континент это самое солнце, носящее его, а значит, и моё, имя? Почему обязательно в другом мире? Почему не в нашем, но на другом континенте? На память об этой истории у нас Петриком остались уродливые шрамы по всему телу, особенно на руках. Два года мы с ним шарахались от собственных отражений и не понимали, как такое зрелище выносят наши жёны. Но потом наш друг с Навины, дал нам мазь собственного изобретения. Всё стало гораздо, гораздо лучше, теперь мы даже позволяем себе в жаркую погоду среди родных носить рубашки с короткими рукавами, но следы от кошмарных нарывов не прошли совершенно, всё равно заметны. И, в отличие от Петрика, зрение у меня не восстановилось. И было понятно, что ещё немного – и красивые светящиеся фигурки были бы использованы рвущимися к трону Корками против соперников Охти именно как оружие. Поэтому мне совсем не понравился рассказ об отвратительном свете, скрюченных листьях и прочих гадостях. Славно, что принесённые пришельцами и сложенные в старом храме предметы были уничтожены отважными волшебниками Мидар. Что с ними стало, с этими смелыми людьми? То же самое, что с листьями.
Больше никто никогда не селился в местах, испытавших на себе воздействие отравы. Известно, что самих чернокрылых тогда полегло немеряно. Собственно, все те, кто оставался там в то время, как их товарищи отправились сражаться в своём мире. Вернувшись, отряды чернокрылых в спешке покинули заражённые места, начали планомерный захват Мидар, лишившейся большинства своих магов.
Со временем стало понятно, что люди в перьях не уберутся к себе никогда. Что они оказались заперты здесь, на Винэе, потому что где-то у себя потерпели поражение. Теперь они были намерены вести хозяйственную деятельность и жить, как обычные граждане. Их стало чересчур много, они поселились в захваченных городах, а потомков племени Отца Морей теснили всё дальше, за Большой Язык – узкую и длинную полосу суши, далеко выдающуюся в океан. И обнаружилось, что не все из пришельцев колдуны. Просто члены семей волшебников. Были там женщины. Были и дети всех возрастов. И теперь маги из другого мира сражались яростно, отвоёвывая плодородные земли и защищая своих близких.
Очень долго длилось противостояние, и, хотя ясно было, что победу рано или поздно одержат пришельцы, те решили ускорить события. Как-то так вышло, что выросшие дети магов Мидар, погибших во время вторжения, переметнулись на их сторону. Одни были подкуплены, другие запуганы, третьи таким образом защищали собственные семьи, которым угрожали расправой. Чернокрылые люди и впрямь видели многое. Они умело подобрали ключик к каждому из тех, кто теперь был на их стороне. На Запретной Гавани образовалась каста волшебников. Они правили всем, запугивая прочих карой за неповиновение от лица Познавших Всё. От имени этих загадочных существ, якобы обитающих за священным лугом, за древним городом великанов Врата Сна, на Запретной Гавани принимались законы, учреждались праздники и вершились расправы. Нынче столиц на континенте две: Врата Сна - город мудрецов, оберегающий традиции и подступы к местам обитания Познавших Всё, и главный порт Глаз Моря («Какая гадость!» - воскликнул я, представив соответствующую картинку). Глаз Моря не уступает Някке по величине, значению и богатству. Он стоит в низовьях большой реки, которая доступна для тяжёлых океанских судов едва ли не до самого города Врата Сна, расположенного значительно выше по течению. Священная для любого обитателя Мидар река берёт начало на территории Покровителей. Ранее она носила название Аринари, как и нынешняя светская столица, Глаз Моря.
- Вообще, - морщась, сказал государь Акети, эти инопланетные названия крайне неблагозвучны. Запретная Гавань, Большая и Малая Конечности, Лысина Толстяка, Сытое Брюшко, Желчное озеро, Бледный Палец, Закатанная Губа, Плоская Пятка, Вонючая…
- Меня стошнит. Прекрати, Леон, - взмолился я.
- Но это ещё не всё.
- Не хочу слушать.
- Теперь ты понимаешь, Миче, почему во время восстаний племя Отца Морей требовало вернуть прежние названия?
- Очень понимаю!
- Большой Язык, например, раньше звался Морской Тропой Звёзд.
- Это гораздо приятней.
- Некоторым местам вернули их имена. Но название Врата Сна никогда не менялось. Теперь потомки племени Отца Морей обитают всё больше на востоке Запретной Гавани. Их то притесняют, то они пользуются большей свободой. Создавались и смешанные семьи. Но получить разрешение на такой брак сложно.
Я спросил:
- А что насчёт правительства? Монархия? Или что?
- Всякое бывало, - усмехнулся Леон. – Только вот монархии у чернокрылых не было никогда. Ты ведь помнишь: Познавшие Всё.
- Ну а светлейший Моро? Нынешний проводник их воли? О нём, конечно, ничего не известно? Главное, волшебник он или нет?
- Ты не поверишь, Миче, но есть соображения. Как только я услышал это имя от моей несостоявшейся невесты, так сразу написал в Катиту и в Ануку…
- Ну? Не тяни! – заторопил я, потому что Леон закручинился и завздыхал. – Почему именно в Катиту? Почему в Ануку? Почему ты не послал письмо в Глаз Моря?
- Вчера получил ответ… Не знаю, как на это отреагируют в вашей большой семье… Особенно девочка Лала… Не хотел говорить…
- Ну же! При чём здесь Лала?
- Ты слышал от Кануты имя его сестры?
- Нет. Только то, что она и её муж помогают ему во всём.
- Читай, - сказал Леон и, выудив из кармана конверт, протянул его мне. А в нём нашлась копия свидетельства о браке, заключённом в Катите. О браке девицы Атты Дрын с человеком по имени Плор Паг.
- Хочешь сказать, что сестра Моро – мать Лалы? Что он её родной дядя? – вскричал я и чуть не выронил горшок с растением белоножкой, который всё ещё прижимал к себе. Мне захотелось схватиться за сердце, которое, как показалось, готово было выскочить и убежать. – Хочешь сказать, что это родичи нашей девочки бедокурят на том берегу? Выступают против своей родины? Да как они там окопались? Да мало ли на свете тёзок? И разве могла мать Лалы носить в девичестве фамилию Дрын? Дрын!
- Там есть ещё записка, - прошелестел Леон.
- В прилагающемся послании некий чиновник сообщал, что помнит это бракосочетание. Потому что, во-первых, невеста показалась слишком уж неподходящей для потомка одного из самых знатных и древних дворянских родов Някки, чьё обширное имение расположено на другом берегу реки. По виду она была вроде вейтской побирушки, или этакой замарашки, наряженной, однако, в дорогое платье и причёсанной достойно. Манеры у красотки отсутствовали напрочь, а подобный наряд она носить не умела, это бросалось в глаза. Девица на лицо была симпатичной, но настолько юной, что пару поначалу не хотели сочетать браком. Обряд был проведён после того, как чиновникам предоставили справку о беременности невесты. Кстати, жених сам едва справил совершеннолетие. Чиновники тянули время, отправили курьера с посланием за реку, родителям Плора Пага, но они, как оказалось, были в отъезде и собирались вернуться не ранее, чем через месяц.
- Мать Лалы забеременела ещё до свадьбы? – уточнил я.
- Так написано.
Автор послания, заключивший этот скандальный брак, писал, что запомнил всё очень хорошо не только из-за фамилии жениха и возраста его неподходящей невесты, о на редкость вздорном характере которой ходили потом разные слухи. Дело ещё в том, что свидетелем выступал брат девицы, который имел яркую примету: почти полностью седые волосы. Что ненормально для человека столь молодого. Наверное, какая-то болезнь. Вот он держался с большим достоинством, предоставлял необходимые документы, уламывал чиновников и одёргивал сестру, если она начинала громко возмущаться. Был вежлив, улыбчив и убедителен. Согласно книге записей, имя свидетеля Моро Дрын. («Дрын!» - в смятении повторил я, бедный Миче). Да что там записи! Его и потом бывало, видели в Катите в компании сестры и Плора Пага. И, что интересно, старшее поколение смирилось с выбором сына, никто не приходил в контору, чтобы потребовать признать брак недействительным. С другой стороны, молодые сразу после свадьбы покинули Катиту, долго не появлялись в имении и в городе. Это было похоже на ссору и бегство из дома. Родители в разговорах не осуждали сына и не обсуждали его брак. Однако, когда несколько лет спустя, молодая пара вручила овдовевшему деду новорожденную внучку Лалу, тот принял её, растил и любил, а родители вечно были в отлучке, пока не пропали совсем.
- Несколько лет спустя? - поразился я. – Какая женщина может ходить беременной несколько лет?
- Это значит, - объяснил Леон, - что первый ребёнок или умер, или отдан на воспитание кому-то другому. Вспомни, какие были времена. Если малыш Пагов родился с внешностью анчу, то он обречён расти в другой семье.
- Ах, да! – вспомнил я. – Но знаешь что? Справка о беременности могла быть подложной.
- И так могло быть, - согласился Леон. – Вот, Миче, тебе пища для размышлений. Если придёт ответ на мой запрос из Ануки – прочитай его и напиши мне, о чём узнаешь. А я поеду, пожалуй. Раз этак всё повернулось.
Леон тяжело вздохнул, отщипнул лист от белоножки и сказал:
- Ты, Миче, не провожай меня, пожалуйста, уж как-нибудь я мимо парома не промахнусь.
- Но попрощаться… Со всеми… Но как же?.. А пообедать? - залопотал я, сообразив, что наш гость и впрямь покидает нас прямо сию минуту. И даже не хочет обсудить со мной шокирующие новости о Лалиной семье.
- Не хочу я обедать, - поморщился Леон и направился к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся и спросил меня, имея вид самый трагический: - Отчего, Миче, мне так не везёт? Понравилась мне девушка, а она оказалась занята. Влюбился в другую – и такая вот история.
Я помотал головой, отгоняя видение странного бракосочетания:
- Не знаю, Леон. Но я могу погадать.
- Ну-ну, - насмешливо произнёс он. И через пару минут я имел возможность наблюдать нашего гостя пересекающим двор в направлении ворот. Канута в это время куда-то испарилась: напрасно Леон оглядывался и искал её взглядом.
*
Некоторое время я тихо сидел, глядя в окно и недоумевая. «Почему, - думал я, - такой простой рассказ о таком событии, как захват чужой территории, пусть даже инопланетянами, нужно было называть тайной, изворачиваться и выворачиваться, лишь бы не рассказать мне. Лишь бы вообще никому не рассказать. Что в нём такого особенного, кроме упоминания об оружии и о жестокости, невиданных на Винэе? Подозрение магов Иверы в причастности к гибели флота Мидар – куда более серьёзная весть и бОльшая тайна. А уж рассказ о родителях и дяде Лалы – вообще из ряда вон».
Должен признаться, что меня и впрямь мало впечатлила повесть о вторжении, о странных существах Территории Покровителей, о том, что это за оружие такое – громострел, или как там его? Всё это и так можно было домыслить, наслушавшись отрывочных сведений, полученных от Кануты и сбежавшего юнги. Мне казалось даже, что я давно уже домыслил. Зато заинтересовали неизвестные легенды о младшем сыне Отца Морей, а записка и документ из Катиты повергли в шок.
И вы хотите, чтобы я сообщил такое Лале?
Да никогда в жизни!
ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/04/26/1007
Иллюстрация: картинка из инета, отозвавшаяся на запрос "генеалогическое древо" и моя фотка дорожки в Леоново.