Иронический трактат. Часть третья
МОЁ ПОСВЯЩЕНИЕ В ОСЕНЬ
Обряд состоялся. Чиновник-Гардеробмейстер собственноручно вписал пышные хризантемы в круги-туани на моём халате, а Сорока ловко выхватила у него кисточку из рук и передала Учителю. Больше я ничего не помнила – провалилась в осень, как в бездонный колодец, наполненный хризантемами. Их горький аромат наполнил мой сон до такой степени, что я не выдержала и проснулась.Вернее, очнулась от беспамятства. Хризантемы были повсюду: и на нарисованном Бай Ши пейзаже, в керамических кувшинах, и в роскошных фарфоровых вазах, стоящих прямо на земле... Я оглядела себя, но не нашла и следа краски - хризантемы были вытканы и вышиты на моём ритуальном облачении. И даже я сама была усыпана их пёстрыми лепестками с головы до пят. «Может, я уже умерла», на какую-то секунду мелькнуло в голове, но всерьез думать об этом не хотелось.
А прямо передо мной, на земле, густо поросшей гусиной травой, стоял граммофон и голосом некогда знаменитого исполнителя цыганских романсов Юрия Морфесси с большим чувством и неким щемящим сердце надрывом пел: «Отцвели уж давно хризантемы в саду...» Самым удивительным было то, что все три покойных старца и Сорока слова романса прекрасно понимали (хотя, чего тут удивительного? я-то с ними тоже прекрасно объясняюсь!), а чиновники ещё и восхищённо цокали языками, заворожено глядя на чудо-агрегат. Я тоже не прочь была разделить их восхищение, ибо такого красивого граммофона я отродясь не видела, но что-то мне мешало присоединиться к их веселью.
- Что-то не так, Учитель? - спросила я, глядя, как Сорока хлопочет по поводу очередного чаепития. «Чаю мы хлещем, куда там чаепитию в Мытищах: уж не знаю, какой должна быть настоящая чайная церемония, но что-то мне подсказывает, что ей здесь и не пахнет», - подумала я и принялась разглядывать посуду.
На сей раз, на столике стояли чашки из серо-зелёного селадона, похожие на срезанные стебли бамбука, и мне показалось, что я их уже где-то видела. - «Надо же, дежавю!» - успела подумать я, но учитель развеял мои опасения:
- Никакое ни «дежавю»! Как можно быть в себе столь неуверенной! Ты действительно видела этот сервиз в собрании музея!
- Вот оно что, - моментально успокоившись, протянула я, припомнив в мельчайших подробностях студенческую экскурсию с ныне покойным преподавателем. Ну, это было так давно, что вполне можно считать, что это «дежавю». Ох, как бы я хотела вновь побывать в этом музее. Или нет, лучше - в Эрмитаже. А ведь сейчас и Лувр вполне досягаем. И другие музеи...
- Ну и что тебе мешает? - спросил Учитель.
- Не знаю. Жизнь так складывается. Да и дома я присиделась... Вероятно, возраст.
- Возраст! - смех Учителя был похож на шорох сыплющейся с откоса белой гальки. - Возраста не существует!
- Как это? - засомневалась я.
- Да так. У человека есть количество лет, отсчитываемых от дня рождения, как у вас, или от дня зачатия, как у нас (что, считаю я, гораздо правильнее, но сейчас речь не об этом!), и до того дня, когда он переходит в мир иной... Или в мир Иных, что вовсе не одно и тоже.
А возраст - категория качественная, и зависит от состояния души. Думаю, что слова мои не будут ни для кого большим откровением, ты это знаешь и сама, что есть люди, которые рождаются стариками, или становятся ими, так и не достигнув совершеннолетия; а некоторые умирают детьми, хотя им - далеко за восемьдесят... А то и за сто.
А все остальные - просто люди, которым довелось какое-то время жить рядом в одном мире и в одно время... время... время...
Я почувствовала, что у меня слипаются глаза: ещё секунда - и я засну. Навсегда. Дело, наверное, в хризантемах. В таком количестве они усыпляют не хуже магнолий…
На память почему-то пришло видение из далёкой юности.
Львов.
Весна.
Парковая улица, обсаженная магнолиями по краю тротуаров.
Листьев ещё нет, а огромные бледно-розовые чаши цветов уже распустились... Какая-то женщина в клетчатом пальто пригибает к себе ветку и всей грудью вдыхает коварный аромат. Её глаза медленно закрываются, но она уже не может оторваться от цветка, а он - прекрасный и хищный, уводит её за собой, в мир иной или в мир Иных. Это как повезёт. Мы - я и моя подружка Белка - смотрим во все глаза на происходящее и не можем пошевелиться. Потом чей-то вскрик. Глухой звук от удара упавшего тела. И оглушительный звон маленького, похожего на синий жестяной будильник, трамвая...
ИЕРОГЛИФ МОЕГО ОКНА
- Эх, - горестно сказал Учитель, на мгновение забыв о беспристрастности и душевном равновесии - самое главное-то я не успел сказать этой грустной и одновременно любопытной особе: как можно отправиться в путь, если всё время сам рисуешь решётку на своём окне! Надо было сразу показать ей другой иероглиф. - Он вывел прямо на уступе, им же нарисованного туманного утёса, что расположился прямо за спинами, слушающих граммофон чиновников, очень красивое стилизованное нечто, одновременно похожее на летящую птицу, прыгающую рысь, и ползущую змею. —
_ "Что это он, ведь я ещё здесь, - пронеслось в голове. - Наверное, это и есть иероглиф, означающий Путь! Он так стремителен и одновременно медлителен, - успела подумать я, вновь погружаясь в пучину горького аромата. - Неплохо бы его запомнить... запомнить... запомнить...» В это самое время какой-то золотой вихрь обрушился на меня, вбирая в себя без всякого разбора сонные головки хризантем - и ярко-жёлтые, похожие на только что расцветшие огромные одуванчики, которые я особенно люблю; и огромные белые, похожие на звенящее стекло. И охапки мелкоцветных хризантем всех цветов и оттенков - от зеленовато-белого до рыже-бордовых и лилово-фиолетовых, и тех, самых обычных, взъерошенных и лохматых, как забегавшиеся школяры, которые так охотно тащат в школу первоклашки. Вихрь цепко подхватил меня и, высоко-высоко приподняв над резным столиком с дымящимся ароматным чаем, - с размаху! - довольно бесцеремонно швырнули куда-то далеко-далеко. Вниз. Прямиком на моё родное лежбище в столице Третьего Рима, рядом с которым на полу истерически надрывался телефон. Однако трубку я снимать не стала, а лишь плотнее сжала веки, отключая телефон, чтоб в тишине лучше запомнить иероглиф, изображенный Учителем в последний момент, тот самый драгоценный иероглиф, означающий ПУТЬ.
— ПУТЬ!