Панфилов Дмитрий Георгиевич
Беседа после отбоя.
В 1990 году я работал в Центральном госпитале нейрохирургом.
Однажды ко мне обратился Ведущий хирург госпиталя С.Д. Иванков с просьбой осмотреть в отделении реабилитации генерала Белкова на предмет плановой диспансеризации. Обычная рутинная работа.
Свободного времени, как всегда, не хватало. Я обещал обязательно посмотреть, но «не сегодня, а завтра». «Завтра» растянулось на три недели, пока однажды Иванков не «поймал» меня в коридоре.
- За тобой должок! Когда ты посмотришь моего генерала, он уже завтра выписывается?
- Сегодня я дежурю и обязательно его навещу. Вот тебе Бог!
После вечернего обхода я, наконец, направился в реабилитационный корпус. Генерал, на мое счастье, еще не спал. В палате за журнальным столиком сидел молодой майор, на лацкане его кителя поблескивал журналистский значок – раскрытая книга и золотое перо. По мелочам, просто так такие значки на грудь не вешают.
- Видная фигура, с такими надо держать ухо востро, - подумал я.
Такие ребята писали Л.И. Брежневу его «Малую землю», от которой он был вне себя от радости, получив Ленинскую премию по литературе.
Генерал сидел в кресле, весь стол, подоконник, стулья были заложены исписанными листами бумаги. Он просматривал их, что-то исправлял и передавал журналисту.
Я представился генералу, он приветливо и дружелюбно ответил, поднялся и протянул руку:
- Генерал-майор в отставке Николай Саветич Белков, бывший главный распорядитель на Красной площади, по-сегодняшнему комендант Красной площади и спецобъекта.
- Первый раз слышу, что есть такая должность, - удивился я.
- Как видите, доктор, есть, и я на ней «просидел» 56 лет.
- И чем занимались, Николай Саветич, если не секрет?
- Да какие в наши дни секреты? В мои обязанности входило следить за порядком у Мавзолея, у Кремлевской стены, за системой пропусков, контролировать работу гласных и скрытых патрулей, следить за похоронами при захоронении в Кремлевской стене. Да мало ли чего приходилось делать!
- Вы встречались с интересными людьми, с членами Правительства, с высокими зарубежными гостями. Было ли что-нибудь интересное?
- Было много интересного, все не упомнишь. Вот сейчас пишу книгу, помогает мне в работе журналист, лауреат «Золотого пера» Николай Николаевич Смирнов.
Мы представились друг другу, после чего Николай Николаевич обратился к генералу:
- Николай Саветич, разрешите, я Вас покину, время позднее, а завтра утром мы продолжим главу о Фаине Каплан.
Генерал распрощался с журналистом, и тот покинул нас.
Оставшись вдвоем, я обратился к Николаю Саветовичу (все фамилии и имена изменены по понятным соображениям):
- Говорят, Вы были свидетелем расстрела Каплан в Кремле?
- Нет, свидетелем я не был, расстреляли ее ночью. Единственным свидетелем этой акции был поэт Демьян Бедный. В то время он жил в Кремле, услышал шум и гул моторов бронемашин и вышел на шум на улицу.
Руководил расстрелом комендант Кремля балтиец Мальков. Позже он опишет это событие в книге «Записки коменданта Кремля». Если не читали, советую прочесть.
Труп Каплан я увидел только утром. Тогда все были в замешательстве и не знали, что с ним делать. Вывозить из Кремля – боялись, что анархисты и эсеры отобьют его и сделают из Каплан знамя, закопать в Кремле – не хотели поганить землю. Мне и еще одному молодому «салаженку» чекисту приказали завернуть труп в рогожу и снести в подвал котельной, чтобы там его сжечь. Но дверца печи была маленькая, поэтому труп пришлось разрубить на мелкие кусочки, уже не помню, на сколько. Ни топора, ни ножа, ни других режущих инструментов у нас не было. В куче угля с трудом отыскали ржавую тупую совковую лопату, которой счищали снег с тротуаров и кидали уголь в топку печи. Ей мы стали рубить труп, расчленяя его по суставам. Эта процедура заняла у нас целый день – то разрубить не могли, то сырые дрова не хотели разгораться.
Вот участником и свидетелем этой акции я действительно был. Я даже написал об этом в первом издании своей книги, но редактор струсил и не пропустил публикацию, мотивируя тем, что сионисты могут поднять шум из-за своей Фаины, а это такая давняя история, что стоит ли ее ворошить.
Я слушал рассказ старого генерала, затаив дыхание. Он знал начало семейной трагедии Каплан, а я неожиданно стал свидетелем ее завершения.
Детство и отрочество мои прошли в Южном Казахстане в городе Джамбуле (сегодня это город Тараз), который входил в список знаменитого ГУЛАГа. Сюда сослали семьи Берия, Махно, Светлану Тухачевскую, Солженицына, Серебрякова, видного политического деятеля, пытавшегося скрыться от карающего меча революции в Англии, но обманом заманенного в Россию и расстрелянного. Его дочь Зорри Леонидовна, выпускница Кембриджа, преподавала у нас английский язык. Доцент МГУ Ананьев привил нам любовь к математике, после реабилитации он был восстановлен на прежнем месте работы, но уже профессором. Историю в школе преподавал «японский шпион» Тихомиров Павел Петрович, физику – Асур, «готовящаяся взорвать Мавзолей», Измайлова-Судравская, «немецкая шпионка и диверсантка», учила нас химии, Шевцова Варвара Ефимовна, «троцкистка и английская шпионка», учила понимать русскую классическую литературу и язык Пушкина и Толстого. Все перечисленные «враги народа» до ареста были преподавателями Ленинградского или Московского университетов, так что мои одноклассники получили не аттестат зрелости о среднем образовании, а, считайте, университетские дипломы.
До сих пор удивляюсь, как таким «непримиримым классовым врагам» советской власти доверили воспитание молодого поколения. Ведь пройдет каких-то 25-30 лет, и они займут руководящие посты в государстве, станут инженерами крупных оборонных предприятий, возглавят ведущие КБ, полигоны, дотронутся до космоса, станут капитанами дальнего плавания, дипломатами, поэтами, руководителями крупнейших медицинских центров, преподавателями и руководителями университетов и институтов. Мировая наука снимет перед ними шляпу!
После расстрела Фаины Каплан ее сестра вместе с сыном Виталием были сосланы в город Джамбул. Вот так пересекся мой путь с Виталием Можаевым, племянником Фаины Каплан.
После окончания школы выезд политическим заключенным из ГУЛАГа был запрещен, но тут подоспела «хрущевская оттепель», Виталий был «прощен» и уехал в Москву поступать в институт торфоразработок. Это был единственный институт в Центре, куда принимали реабилитированных. После института Можаев пошел служить в ракетные войска, пока служил, окончил заочное Высшее ракетное училище в Ростове-на-Дону, служил замполитом (анекдот!) в одной из частей ракетных войск стратегического назначения, без отрыва от службы закончил отделение журналистики, возглавлял в течение 10 лет Всесоюзный Ленинский поиск, много печатался в газетах и журналах, особенно в день рождения и смерти В.И. Ленина, занимался общественной работой, хлопотал об увеличении пенсии «большевистской гвардии», брошенной и забытой своими «боевыми товарищами».
Все это я рассказал Николаю Саветичу.
- Жалко, что Вы пришли слишком поздно. Придется мне кое-что изменить в книге, я обязательно внесу поправки.
Отделение уже давно спало. Дежурная сестра принесла нам кофе с печеньем «Октябрьское». Пришло время прощаться с генералом. Расставаясь с Николаем Саветовичем, я не смог не задать ему последний вопрос, который вертелся у меня на языке:
- Вы были на похоронах Сталина?
- Да! Даже два раза, когда его вносили в Мавзолей и выносили. Это было ночью, где-то после часа ночи. Красную площадь всю оцепили. Командовал выносом тела Сталина из Мавзолея Суслов. Предварительно с кителя вождя срезали золотые пуговицы и пришили простые латунные.
Когда его выносили, то стоявшие в оцеплении непроизвольно взяли «под козырек», такая была сила привычки и страха перед ним. Опустили в яму за Мавзолеем, это была не могила, а именно яма метров 5-6 глубиной, а сверху залили наполовину бетоном, потом на бетон уложили толстую стальную решетку, и опять бетон, уже доверху, а сверху – плиту.
А зачем такой «железобетонный пирог»?
- Боялись, что выкопают и увезут в Грузию. Почти год по ночам у могилы стоял караул, но никаких попыток выкопать труп Сталина не было, хотя разговоров на эту тему хватало.
Каждое утро, зимой и летом, чья-то рука клала на могилу свежие цветы. Охрана клялась, что никого из посторонних не видели, никто к могиле не подходил. Но я уверен, что это делал кто-то из своих.
В кустах госпитального парка уже поднимался теплый майский туман, в кустах защелкали соловьи.
Пришло время расставаться. Жалко, многие темы нашей беседы остались «за кадром».
Николай Саветович дал свой телефон в надежде, что мы встретимся и закончим беседу.
Но вторая встреча не состоялась. Генерал Белков умер через два месяца от тяжелейшего инфаркта.
Мать Виталия Можаева Фаина Яковлевна умерла от несчастного случая 11 сентября 1970 года. Виталий приезжал в Джамбул, продал маленький домик-«завалюху», в котором она жила, и похоронил ее на городском кладбище «Зеленый ковер». Все связи с городом детства у него были отрезаны. Отец Федор Иванович погиб на фронте 20 мая 1945 года.
Последние годы Виталий в Подмосковье в городе Руза, писал книгу о сыне Сталина Якове Джугашвили. Книга так и не увидела свет. Он умер от опухоли спинного мозга. Жена Валентина похоронила его в Подмосковье.
Сын Алексей является коммерсантом в Москве, дочь Лада на Центральном телевидении имеет свою программу. Внук и внучка Виталия учатся в Московском университете.
Генеалогическое древо Виталия Каплан-Можаева не прервалось.
P.S. Грузия официально и неофициально не раз грубо требовала у советского правительства отдать им тело Сталина для захоронения в Гори в мемориальном музее Сталина. Но наши не отдавали.
Просьбы грузинского правительства становились все реже и реже, напор их ослабевал. А вскоре они вообще перестали обращаться с этой просьбой.
В апреле 2012 года Грузия объявила, что расформировывает музей Сталина в Гори, там планируют создать музей сталинских репрессий.
- Труп вождя можете оставить себе, - заявил президент Грузии Саакашвили.