Открытие

Борис Маров
Знакомы они были с детства. Учились в одной школе. Жили по соседству. Он был старше ее на два года. Вероятно, уже тогда в его голове зародилось намерение.
Прошло несколько лет.

Он – уже офицер. Немногословный, уверенный в себе, видный - высокий, широкоплечий, с военной выправкой, мужественными чертами лица и мужской выдержкой. Вдобавок ко всему - с перспективами на удачную военную карьеру.

 Она – спортсменка, еще учащаяся в спортивном ВУЗе.  Невысокая ростом, не красавица. Как говорят – «девушка с характером», если что – жесткости настоять на своем хватит. Не ветрена.  Но любительница подтрунивать и язвительно высмеивать, -  весьма умелая в этом занятии. Не склонная прощать мужскою слабость, но готовая быть образцовой женой сильному мужу.
Это не могло не быть любовью. Свадьба была сыграна достойно. Молодожены чувствовали себя счастливейшими людьми на белом свете.

Он проявлял заботу и нежность – в той степени, насколько последнее ему было доступно и не выходило за рамки канонов мужественности. Но было видно, что он старается.

Она относилась к делам семейным предельно серьезно и стремилась быть честной в отношения с мужем – насколько это возможно между взрослыми людьми. По- другому она жизнь в семье не мыслила. С детства ей внушали, что семья – главное для человека, а залогом прочности отношений является выполнение долга обоими супругами и их верность друг другу.

Прошло полтора года их совместной жизни. Он по-прежнему был заботлив, и не переставал уделять ей внимание. Исправно выполнял все мужские обязанности по дому. Продолжал внушать то же ощущение надежности, что и прежде.

Она, закончив ВУЗ, решила бросить спортивную карьеру. Отчасти в силу воспитания – в силу привитых ей убеждений, жена должна в первую голову заботиться о домашнем хозяйстве. Но еще важней – из-за желания иметь ребенка. Еще до получения диплома она осознала, что в ее случае продолжения спортивной карьеры рождение детей придется надолго отложить, и сделала свой выбор.
Кажется, ничего между ними не изменилось. Они, вроде бы, жили так же счастливо, как и в первые дни своей совместной жизни. Вроде бы…

Она внезапно стала замечать за собой, что временами ей хочется отпустить какую-нибудь язвительную колкость в его адрес.Сперва она удерживалась, а затем нашла способ – до крайней степени завуалировать поддевку. Выходило умело – он даже не замечал укола. Слишком тонко. И потому эти редкие проявления ее злого остроумия не приносили ей ни удовлетворения, ни разрядки.

Она не могла предъявить ему претензии в части его поведения. Он вел себя образцово, по крайней мере, исходя их тех представлений, которые она разделяла. Но у нее все отчетливее складывалось впечатление, что он не способен понять что-то неприметное, но важное – его вопросы, продиктованные вниманием к ней, слишком часто звучали невпопад, а догадки, которые он высказывал – сплошь являлись промахами.

Нет, она не считала, что академический ум и блестящая эрудиция являются ключевыми достоинствами мужчины. К тому же – он вовсе не был глуп, и в практическом смысле соображал едва ли не безупречно. Просто всегда ему свойственная ограниченность из его особенности в одночасье превратилась в его недостаток. Поскольку перекрывала для него возможность заглянуть в то, что вдруг приобрело для нее важность. Правда, пока она могла даже сказать, что именно за этим «то» подразумевалось. Поэтому ему никаких открытых претензий предъявить не могла, да и не считала, что была вправе.

Можно сказать, что ей никак не  удавалось зацепить крючком слова червячка сомнения и легкого, беспричинного недовольства, принявшегося  точить ее изнутри. И она принялась себя ругать – не в голос, а про себя, - упрекая в неблагодарности и пустой привередливости. А присутствие таких качеств в людях она не любила.

Прошло еще полгода.

Однажды за обедом, в воскресный день, она подняла взгляд на мужа, поедавшего борщ из глубокой тарелки, и внезапно внутренне содрогнулась.

Она глядела на его лицо, покрасневшее от проглоченного варева и духоты на кухне – стоял жаркий день. Холодное, неприятное чувство волной пробегало  изнутри каждый раз, когда он сыто отдувался после очередной проглоченной ложки.

Особенно неприятное чувство, граничащее с брезгливостью, постигло ее, когда она перевела взгляд на его левую руку, отламывающую кусочки хлеба от ломтя, лежащего в тарелочке – она словно впервые увидела его ладонь, открыла, насколько толсты и мясисты его пальцы, обнаружившие неодолимое сходство с шевелящейся связкой сосисок. В эту секунду и сами пальцы, и их движения казались ей безобразными до отвращения.   

Отвернувшись в сторону, она с какой-то отчаянной оторопелостью, сплавленной с омерзением,  мысленно принялась разглядывать знак вопроса, впившийся изнутри: «Почему я не видела этого раньше???».
Она осознала, что теперь - не сможет не замечать. Что зрелище шевеления его толстых пальцев и звук его выдоха заслонит все, что привязывает ее к мужу. И она понимала, что он - не поймет.


Вечером она попросила его лечь на диван, что стоял в гостиной, сославшись на плохое самочувствие.
Через два месяца они развелись.