Качели. Продолжение

Оксана Куправа
Начало здесь - http://www.proza.ru/2015/04/11/2104

Ощущение показалось сначала просто досадным, однако когда Яна поняла, что встать никак не получается, ее охватила паника. Она попыталась хотя бы сесть – выше поясницы спину прорезала сильная боль. И все-таки женщине, стиснув зубы, удалось приподнять верхнюю часть изувеченного тела. За стеклами веранды пристегнутая в пластиковом креслице качелей, покачивалась Сонечка. Видно было, что девочке уже надоедает однообразное занятие, да и отсутствие матери вызывает беспокойство. Она свесилась на одну сторону и то и дело озиралась по сторонам – не идет ли мама. Пока не плакала.

- Соня! Мамочка здесь! Я скоро приду! – крикнула Яна, чтобы успокоить ребенка. Форточка была открыта, поэтому дочь могла слышать голос, доносившийся с веранды.
- Мама! Соня домой! – попросилась девочка. – Соня к маме!

- Хорошо-хорошо! Я только чаек поставлю.

Яна лихорадочно соображала, что же делать. Надо попытаться как-то добраться до Сони. Женщина попробовала ползти, но боль в спине опять резанула вверх по позвоночнику и ударила в шею. Яна едва не потеряла сознание. Этого нельзя допустить. Шевельнулась слабая надежда – может быть кто-то из соседей приехал на дачу? Ну и что, что середина недели, мало ли у людей дел.

Набрав в легкие побольше воздуха, Яна изо всех сил крикнула: «Помогите!!!» Потом еще и еще. Никого.

Только Соню напугала. Та уже жалобно, со слезами в голосе взмолилась:
- Сонеска (Сонечка) к маме. Сонеска домой. Не качу касели. Качу маме.
- Не бойся, милая, мама варит супчик! Сейчас сварю – и приду!
- Не качу супик, качу маме! – настаивала Соня.

«Может быть, она сможет сама выбраться?» - мелькнула надежда.
- Хорошо! – крикнула она дочке. - Иди сюда, иди домой, Солнышко.
Соня попробовала выскользнуть из сиденья качелей, но ремешки крепко держали ее.
- Ни магу! – пожаловалась дочка.

- Иди домой, Сонечка! – не унималась мать. - Мама даст тебе конфетку.
Девочка еще несколько раз дернулась в ремешках, но путы не желали отпускать свою пленницу – бабушка и дедушка не прогадали с качеством подарка. Надеяться на то, что ребенок сможет самостоятельно разомкнуть хитроумный карабин, не стоило.

Небо затягивало тучами, кравшими у дня робкие проблески солнца. Хотя до вечера было еще далеко, на улице потемнело, в воздухе разливался металлический запах приближающегося дождя.

Яна понимала, что придется как-то выползти на улицу и освободить Соню, пока не хлынул ливень. Сама дочка не справится.  Яна осторожно перевернулась на живот, морщась от боли. Попробовала выставить вперед руки и подтянуть непослушное тело. Больно, Боже! Как больно… В голове вспыхнула мысль, сразу придавившая отчаянием: «Что же со мной будет? Я инвалид на всю жизнь? В 24 года?», но Яна тут же заглушила эти вопросы, прогнала прочь. Не время рыдать над собой. Сейчас главное – добраться до Сони, одолеть застежки. А там умненькая девочка найдет в родительской спальне сотовый телефон, можно будет позвонить Сергею, в скорую, матери…

Еще пара наполненных болью движений – она ползла к дверям, громко и часто втягивая воздух – где-то читала, что нужно интенсивно дышать, чтобы не потерять сознание. Соня тихо плакала. И вдруг сквозь этот рвущий душу звук Яна услышала… глухое рычание.

Обернулась. Сквозь остекленную стену увидела. И похолодела. В трех метрах от провисшей в качелях Сони стояла она.

Эта собака явно была метисом кане корсо с какой-то огромной лохматой дворнягой Крепкая лобастая голова, мощные челюсти, глаза навыкате, но шерсть густая, длинная, разбросанная по телу колтунами.

Увидев ее впервые несколько месяцев назад, Яна очень испугалась, поспешила зайти с коляской во двор и накинуть крючок на калитку. Да и соседи Собаку боялись. Гнали от дворов, хотя агрессии она никогда не проявляла. Другим дачным шавкам перепадали объедки, кости после шашлыков-пикников, а сердобольные бабушки даже специально привозили из дома им вкусненького, охота была на переполненном в сезон автобусе тащить. Но собаку никто не кормил, а она еду у других не отбирала. Чем жила – не понятно. Но ни тощей, ни замученной не выглядела. Может быть, охотилась? Когда пропал кот соседки Веры Степановны – роскошный серебристый Барсик, та, конечно, сразу обвинила Собаку. И передавленных кур Елены Александровны повесили на нее же. В дачном товариществе давно поговаривали, что надо бы Собаку куда-то деть, завезти. Но кто ж к такой зверине подступится.

А потом у Собаки появился щенок. Она редко выводила его «в люди». Яна, уж на что местная жительница, а всего раза три-четыре видела рыжего ушастого малыша, который смешно семенил позади Собаки, потом забегал вперед, крутился около ее длинных мощных лап. А та словно выправилась вся, шла по улицам с гордо поднятой лобастой головой, и, казалось, улыбалась. Хотя до этого всегда бродила, опустив морду к земле. Старожилы дачные, первыми получившие тут участки и приметившие Собаку лет 7-8 назад, удивлялись: «В первый раз ее с щенком видим».

Это случилось летом... Яна гуляла с Сонечкой, когда прямо на них из-за поворота выскочил рыжий щенок. Соня потянула  к нему руку, не выпуская длинной красной лопатки. Увидев ее, Собака предупреждающе зарычала.  Как перепугалась Яна – они с дочкой на улице одни, а это громадное чудище скалит зубы и брызжет слюной. Впрочем, убедившись, что ее щенку ничего не угрожает, Собака ретировалась. Но у Яны еще долго тряслись руки. Вечером она обо всем рассказала Сергею. Муж нахмурился:
- Ну все, хватит! Столько тут этих шавок развелось, ступить некуда!

На следующий день Сергей приехал с работы не один, а с другом Пашей. Тот достал с заднего сиденья охотничье ружье. Завели мотоцикл, Сергей был за рулем, Паша с ружьем – сзади. Издалека стрелять боялись. Заборы то на дачах из рабицы, за ними заросли – людей можно и не заметить, задеть шальной пулей. Поэтому собак нагоняли на ревущем моторке и расстреливали буквально в упор. Яна закрыла все окна и двери, чтобы не слышать звуков выстрела и душераздирающих визгов. После «сафари», как окрестил их совестную с Пашей вылазку Сергей, на улицу стали подтягиваться дачники – летом их даже в будни немало, пенсионерам понедельник или суббота – все одно. Ругалась толстая тетка из крайнего домика – Андрейчиха. Да не просто ругалась – с проклятьями.

Оказалось, в пылу охоты застрелили собачонку, которую она прикармливала – безобидную Пятнашку. Сергей пытался было возразить, что на собственную животину нужно ошейник надевать, но Андрейчиха и слышать не хотела, кричала до визга: «Что б у тебя руки отсохли!» Но ее резко оборвал Петрович, спросил парней:

- Собаку то убили?

- Конечно, несколько раз по этой зверюге пальнули…

- А что-то не видать ее.

- Видать, уползла куда-то. Но точно сдохнет, не сомневайтесь, мы ей сбоку в башку попали. Да вон же щенок ее!
Все обернулись... Уже начинало темнеть, поэтому малыша не сразу заметили. Он валялся в траве на обочине гравийки – рыжий, маленький, мертвый.

- Ну раз за ним не пришла, значит точно сдохла, - подытожил Петрович.
И смерть Собаки сразу примирила всех с Сергеем, даже Андрейчиху.

Собаки не было два месяца, больше никто не сомневался, что пуля, пущенная Пашей, размозжила ей голову. И вот теперь она явилась – худая, грязная, с всклокоченной шерстью. Как-то проникла во двор – хотя что уж там, ограда их участка мало напоминала стены средневековых замков. И калитка ненадежна, и рабицу легко и подкопать, и перепрыгнуть. Тем более такой зверюге.

«Нет, нет, нет!» – застучало в мозгу у Яны.

– Уходи! Тварь! Отойди от моего ребенка! – заорала она, всем телом вытягиваясь к форточке. Но собака даже не повернулась в ее сторону. Она смотрела прямо на Сонечку. Девочка перестала плакать, и теперь сбоку разглядывала Собаку. Та уже не рычала. Сидела, как изваяние, но в этой неподвижности чувствовалась предельная готовность к быстрому движению – мускулы налились, распирая лохматую вылезшую местами шкуру, грязные волоски на спине – торчком - трепетали на ветру. Собака смотрела на человеческого детеныша и в ее глазах отражалось грозовое небо.

- Ава, - сказала Соня. Потом, видимо вспомнив, что мать побуждает ее произносить слова полностью, поправилась: - Абака…. Сябака. Бааасая!

Девочка подняла ручку, показывая размеры животного, и Собака проследила за жестом, повторяя его своей могучей головой. На мгновенье все обмерло у Яны внутри, показалось, что зверюга вот-вот сорвется с места, вцепится в крошечную ручку зубами. Но Собака только подвинулась на полшага. И опять замерла в жуткой готовой к прыжку неподвижности.

«Нет, нет, нет!» - выкашливала Яна уже вслух. Ей казалось, что она ползет быстро, вложив всю силу в руки. Боль была здесь, она никуда не делась, но Яна только выдыхала ее с шумом из себя после каждого движения. Не останавливалась. Наконец дверь. Хорошо, что не захлопнута, значит можно будет открыть. Попыталась принять максимально возможное вертикальное положение – переломанная кукла с ногами-тряпками, вытянувшаяся на руках. Навалилась на дверь плечом. Та скрипнула, а Яну свалил очередной приступ боли – словно в позвоночник кто-то раскаленный прут вогнал. Перед глазами разверзлась довселенская чернота.

Приходя в себя, зацепилась за первую мысль, вернее образ: «Соня! Собака!» Подхлестываемое ужасом сознание сразу выбросило разум наверх, из паутины обморока. Яна широко раскрыла глаза – лежит на ступеньках, видимо вывалилась, открыв дверь. В нескольких метрах от нее боком сидит собака. Чуть дальше – Соня на качелях. Показалось, или за эти несколько мгновений зверина подкралась ближе к ребенку? Соня видела ее и теперь бултыхалась в ремешках качелей, пытаясь вырваться навстречу матери. Не получалось. Девочка всхлипывала и что-то обиженно выговаривала на своем детском языке. Но Яна не обращала сейчас на нее внимания. Она следила за Собакой, и та, почувствовав внимание человека, повернула морду к женщине. Паша не врал, когда говорил, что выстрелил животному в голову. Теперь Яна ясно видела, что полчелюсти у Собаки снесено. На этом месте зияла страшная корявая рана с кусками почерневшего мертвого мяса. Сквозь дыру желтели крупные зубы. Часть их отсутствовала, видимо выломанная из десен пулей. Но и оставшихся хватило бы, чтоб…

- Собака, - прошептала Яна, – уходи, Собака.

Ей показалось, что зверюга улыбнулась. Но не так, как когда вышагивала по летней улице со своим рыжим щенком. Нет, в этой улыбке не было и тени довольства и гордости.
Яна заплакала. Тут же отозвалась Соня, но Собака не обратила на ребенка внимания. «Это хорошо, это очень хорошо!» - подумала Яна.

- Ну, ты же за мной пришла! - вдруг разозлилась женщина. - Так оставь Соню в покое.
Собаке будто того и надо было. Она медленно встала, и… двинулась в сторону качелей.

- Стой! – то ли крикнула, то ли застонала Яна.

Но зверюга двигалась прямо к девочке.

- Ава! Мама, ава! -  забыв, что надо разговаривать полными словами, прокомментировала Соня, указывая на собаку пальчиком.

- Соня, молчи! Не двигайся! – взмолилась мать. Как будто это могло остановить Собаку.

- Эй, пошла вон!

Яна обернулась на крик.

За забором стоял Петрович. Лучшего кандидата в спасители и придумать нельзя. Пожилой, но еще крепкий мужчина, военный в отставке. Что заставило его приехать на дачи в середине осенней недели, да еще в такую погоду, когда надвигающийся дождь напрочь лишает перспективы повозиться в увядающее саду? Но как бы то ни было – вот он, Петрович!

Он не стал спрашивать, почему Яна распласталась на ступеньках перед верандой, лежит, уперевшись ладонями в землю и смотрит во все глаза на Собаку. С этим можно потом разобраться. Главное, что он понял – ребенок в опасности, и повинуясь инстинкту человека и военного, толкнул калитку, предварительно вооружившись булыжником, которых на недавно просыпанной свежим гравием дороге было немало.

Яна прекрасно видела и калитку, и Петровича. Ему предстояло сделать всего несколько шагов до Собаки, но он метнул камень от забора. Собаку часто гоняли камнями. Обычно она уворачивалась или пускалась бежать сразу, как только замечала угрозу. Иногда достаточно было сделать вид, что наклоняешься за "снарядом", как Собаку, да и других дачных шавок, словно ветром сдувало.

Но сейчас она не реагировала на готовящееся нападение и Петрович бросил свое оружие – острый увесистый кусок горной породы с неровными краями. Собака не взвизгнула и не отскочила в сторону, хотя Яна явственно видела, как камень спружинил, отлетая от звериного ребра. И в следующее мгновенье темная туша пронеслась мимо нее, повалила человека, еще в полете сбив с ног. Криков не было, только рык и бульканье, от которого холодело внутри и желудок скручивался в мокрое полотенце. Яна видела лишь ноги Петровича, обутые в фирменные кроссовки,  точнее их подошвы. Чистые – зачем-то отметила про себя Яна, - значит приехал на машине, а не автобусом. Сначала мужчина бил ногами по земле, потом беспомощно сучил, и, наконец, затих. Когда Собака отошла в сторону, бывший военный был бывшим во всех смыслах. Руки его с пучками собачьей шерсти упали на грудь, а на месте лица образовалось что-то красное, от чего полотенце в желудке Яны сразу развернулось и выплеснуло наружу полупереваренный завтрак. Поглядев на дочку поняла, что та все видела. Соня больше не плакала. Сидела, вцепившись побелевшими пальчиками в подлокотнички креслица.

Продолжение - http://proza.ru/2015/04/27/120