Довольный хорошо прочитанной лекцией, доцент Сергей Петрович Лопоухов вошёл в преподавательскую, положил свою папку с конспектами на стоявший у стены стол. Затем поздоровался за руку с сидящим за соседним столом заведующим кафедрой Иваном Митрофановичем Затычкиным и вежливо раскланялся с лаборанткой Светой, эффектной крашеной блондинкой с прекрасной фигурой. Последнее обстоятельство полностью компенсировало её упорное нежелание выполнять какие-либо поручения, связанные со служебными обязанностями.
Молодого, перспективного доцента Затычкина назначили заведующим недавно, по рекомендации парткома. Первое время он часто ходил по лабораториям, заглядывал в ящики столов, с удивлением рассматривал имевшиеся модели и наглядные пособия, а оказавшаяся на кафедре кинокамера так его заинтересовала, что сразу же оказалась у него дома. Сейчас Иван Митрофанович сидел насупившись, пристально всматриваясь туда, где находились ноги лаборантки. Раньше к её столу был прикреплён кнопками лист ватмана, свисавший до самого пола, но по требованию Затычкина его сняли «в целях обеспечения пожарной безопасности», как пояснил он.
– Ну что, Сергей Петрович, закончил на сегодня? – спросил Иван Митрофанович, пожимая ему руку. – А мне вот сидеть здесь ещё три часа... Да, тяжело быть заведующим. Ответственность большая, – произнёс он, опять упираясь взглядом в интересующее его место.
Ответить Лопоухову помешал телефонный звонок. Света сняла трубку.
– Ал-ле, – произнесла она, – вас слушают... Ой, я даже не знаю. Минуточку, сейчас спрошу у заведующего, он как раз сидит тут, меня рассматривает. Иван Митрофанович, из парткома звонят, просят назвать кандидатуры для награждения знаком «Ударник пятилетки». Разве есть у нас такие, как вы думаете? – спросила она, загадочно улыбаясь.
Затычкин встрепенулся, в глазах у него появился блеск.
– Запишите меня, – сказал он быстро, – передайте, пусть запишут меня! Я и в парткоме работал, и заведующий сейчас.
Света продиктовала в трубку его фамилию.
– А ещё? – спросила она.
– Зачем ещё? – удивился Иван Митрофанович. – Дайте-ка, я сам с ними поговорю, – продолжил он и взял трубку. – Кто звонит? А, это я, Затычкин... Да, запишите меня... У нас на кафедре других достойных нет, может через пятилетку и появятся, а сейчас пока нет... Конечно, конечно, это и есть мнение коллектива и всех общественных организаций, изменений не произойдёт. Ну что ж, что меня таким знаком уже награждали? То же за работу в парткоме. А теперь я кафедрой заведую. Это, как говорится, по другой статье. Да, председатель профбюро подпишет, куда ему деваться, он же у меня ассистентом работает. И секретарь партбюро тоже, я его к себе на хоздоговор взял, деньги ему плачу. Здесь задержек не будет. Всё оформим, как в прошлый раз. Характеристику, рекомендацию и так далее. Сейчас напечатаем, а для верности я сам в Москву отвезу. Вы только скажите, кому там отдать надо. Так надёжнее, на почте утерять могут или адрес перепутать... Тут всё надо чётко сделать, в срок. А других достойных я не вижу. Пишите меня, – он положил трубку. – В следующий раз вы такие звонки прямо ко мне в кабинет переключайте, – сказал он Свете.
– Но ведь спрашивали председателя профбюро! Это хорошо, вы здесь сидели, на меня поглядывали, вот я и спросила, – оправдывалась та.
– А неважно, он скажет то же, что я, всё равно ему со мной согласовывать надо, так что пусть сразу ко мне звонят, – объяснил Затычкин. – Ну вот, уже награду предлагают, – обратился он к Лопоухову, – да, тех, кто хорошо работает, у нас везде ценят... Ты, Сергей Петрович, учти, сейчас требуются управляемые люди. Тебя вот в деканат выдвинули, а ты там что-то не очень, Доверие надо работой оправдывать. Если говорят – надо делать, принципиальность твоя здесь ни к чему. Она никем не ценится. Даже если кажется, что что-то не так, ты не думай. Есть кому подумать за тебя. Ты исполнять должен. Нам такие люди сейчас нужны, это я тебе по дружбе говорю, чтобы ты на ус себе намотал. Хочешь в настоящие руководители выйти – покажи, что исполнять умеешь. Вот в прошлый раз, помнишь, тебя просили у сына корреспондента областной газеты покупной курсовой проект принять? А ты ему чуть двойку не поставил. Я уж своей властью твою оценку на «отлично» исправил, и расписался сам. Заведующий имеет право, но это ты обязан был сделать. Ха-ха-а, да-а, – произнёс не то рассмеявшись, не то расстроившись Затычкин. – Он же всё равно по специальности работать не собирается, ему только диплом получить надо. А потом уйдёт на общественные науки, студентов учить будет. Там почти все кафедры такими укомплектованы. Да... Теперь вот в газете его отец свои статьи уже именем сына подписывает. Он и про нас при случае кое-что черкануть может. А ты принципиальность свою проявить хотел! Чужой проект он тебе принёс! Да какая разница? Разве ты видел, что это не он делал? Что ты, рядом что ли стоял? Ты учти, если руководство советует, надо выполнять. Разбаловал вас мой предшественник тут...
Некоторое время он сидел тихо, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Потом заговорил снова:
– Да, тяжело сегодня... Позавчера я безалкогольную свадьбу посетил, в нашей столовой, студенческой. Дочку председателя горисполкома, мэра нашего, замуж выдавали. Вот... Пригласили, уважают значит. Весь горком и горисполком участвовал, кроме первого, он на минутку с ректором зашёл, поздравил и уехал. А вчера на нашей базе отдыха, на Дону, продолжили... Тяжело после этого. Да, свадьба действительно безалкогольная была, точно по новому Указу. Выпить – совсем ничего. Только шампанское кислое на столах. Четыреста бутылок и нас шестьдесят человек. Вроде неплохое оказалось, никто не отравился... Больше ничего. Ну, руководству ещё на кухне бачок для питьевой воды водкой наполнили. Туда никого не пускали. Только по специальному приглашению – родителей новобрачных, работников горкома, из торговли кое-кого. Мне разрешили... В дверь заходишь – тебе кружку на цепочке в руки суют, полную из-под краника наливают, выпил сразу – и за стол скорей, другому очередь уступай. Здорово! На подарок молодым сдавали. Комиссию специальную выделили, во главе с заведующим орготделом. Минимум установили, если меньше сдаёшь – отворачивались, не разговаривали даже, ещё и опозорить могли. Как собрали, всем показали, на сцене, где оркестр находился, пересчитали, в конверт запечатали и невесте вручили. Интересно! А потом друзья жениха через двери чей-то «Запорожец» в гардероб на руках затащили. Ну, хозяин когда пришёл, завёл его и по лестнице на улицу выехал, ни слова не сказал, не попрощался даже. Расстроились мы. Посмеяться хотели. Начальник милиции и прокурор уже наготове стояли. Да... Жалко, что не вышло. Надо было ещё колёса открутить или песок в мотор насыпать... А вчера все на институтскую базу отдыха ездили. Но я уже это говорил вроде. Да... Там пионерский лагерь сейчас работает. Тоже закуску взяли, а что выпить давали – даже не знаю. Смешали всё в кастрюле и черпаком каждому наливали. Вместо ухи, чтобы пионеры не догадались. Я как хватил миску, так и не помню, что дальше происходило. Говорят, Чучкова душить стал. Просто так. Ну, того, что с соседней кафедры. Он сегодня от меня в коридоре как шарахнется! Вчера совсем тихий лежал, еле откачали его. Скорую пришлось вызывать. Но я ничего не помню. Вроде и не было такого. Придётся теперь ему премию выписать, за прошлый квартал. Получит, тогда успокоится. Я же убивать совсем его не хотел, только так, попугать. Откачали... Да ему нечего обижаться, сам такой был! Без дела я бы его не тронул.
Взгляд Ивана Митрофановича опять скользнул под стол лаборантки, и он тяжело вздохнул.
– Да, – продолжал Затычкин, – безалкогольная свадьба – это хорошо. Совсем не то, что раньше. Напьёшься до одурения и спишь калачиком вокруг унитаза, пока твою жену какой-нибудь руководящий хмырь обхаживает. Теперь интереснее намного. Мы даже там, на базе, чуть нашего второго секретаря не потеряли. Ну, он ушицы той хлебнул, разделся вдруг, и танцевать стал. Совсем голый. На горочке, возле бережка. Солнце садится, а он на фоне красного неба медленно вокруг своей оси поворачивается, нож кухонный в зубах держит. Вот картина! Мы сидим, в ладошки хлопаем. У него только живот малость переполненный был, торчал сильно, вид неспортивный получался. А тут теплоход из Ростова в Волгоград шёл, с иностранными туристами вроде. Они все на один борт высыпали, кричат что-то по-своему, фотографируют, корабль наклонился, чуть не перекинулся. Капитан, перепуганный, сверху руками машет, всех на другую сторону зовёт, но там же одни козлы вонючие вдоль берега бродят, неинтересно! На теплоходе какой-то сопровождающий оказался, из органов видно. Связался он по рации с соседним районом. Милиция на катере приплыла и забрала артиста этого, прямо так, без документов. Мы кричим – неприкасаемый он, депутат наш, а они не слушают, увезли... Одежду сразу не нашли. Её кто-то под автобус спрятал, это уже потом обнаружилось. Пришлось ночью отвозить. Там и удостоверение его лежало, и значок депутатский на пиджаке, так что отпустили, обещали никуда не сообщать. Что ещё тот, с теплохода, выдумает, когда вернётся, неизвестно... Попугали, в общем, его малость. Вот как бывает. Документы всегда при себе надо иметь, даже если на тебе ничего нет. С ним такое уже второй раз. Ещё раньше, как-то после работы он с девушкой одной на своей служебной «Волге» покататься поехал, в рощицу здесь, по дороге. Ну, разделись тоже, всё в машину положили, запачкать боялись, сами на травке, за кустиками пристроились, чтоб никто не подсмотрел. А машину в это время угнали. Со всем содержимым. Вот они всю ночь вдоль дороги и шли. Тоже голые совсем. Только известные места цветочками полевыми прикрывали. Почти двадцать километров. Хорошо, у въезда в город пост ГАИ есть, дежурный узнал его, свой китель дал и на мотоцикле домой отвёз. «Волгу» ту до сих пор вернуть никак не могут, говорят, где-то на Кавказе видели, но оттуда выдачи нет. Чёрт, не знаешь, как лучше. Тогда он тоже без документов ездил, дома для конспирации их оставил. Машину угнали – а бумаги целые. Вчера они ему и помогли. Вот жизнь какая! Не знаешь, что тебя ожидает впереди. Но он не виноват. Это его подчинённые следить должны, чтобы такого не случалось! Где они были? Почему не подстраховали? За что зарплату только получают! Из-за таких своей работы лишиться можно... Да, сотрудников себе надо тщательно подбирать, чтобы во всем поддержку оказывали, помогали. Он в этом деле прошляпил, точно! Надо и такое предвидеть! Теперь-то поумнеет, порядок у себя наведёт. На ошибках все мы учимся, куда от этого уйдёшь!
– А с девушкой той, что же стало? – спросила с интересом Света.
– Да ничего, – ответил Затычкин, – он в коляску сел, сверху китель, снизу – не видно, а если бы она сзади на сидение забралась, с цветочками своими, что за вид бы получился? Позор! Увидел бы кто – разговоры б начались... Она так дошла, город то у нас небольшой, там уже недалеко оставалось. Её муж потом дома долго обрабатывал, выяснял, с кем да как, даже на работу, говорят, не выходил. Ну ничего, обошлось, ей быстро квартиру в новом доме выделили, сейчас помирились, семьями дружат.
– Ах, все мужики такие, перестреляла бы их, – заметила мечтательно Света, – только о себе думают, а что из-за них страдать приходится, не замечают...
Дверь преподавательской открылась, на пороге появился ассистент Брыськин, избранный осенью председателем профсоюзного бюро.
– Куда же подевалась эта наша затычк... – весело начал он, потирая руки. Увидев за столом Ивана Митрофановича, Брыськин испугано замолчал и остановился. Потом продолжил смущенно:
– Ах, Иван Митрофанович, вы тут, а я вас третий день всюду ищу! Как хорошо, что мы встретились. Недавно меня попросили подготовить кандидатуры для награждения знаком «Ударник пятилетки». Я всех опросил, кто что делал, узнал, сколько времени работает и всё такое. На нашей кафедре двое намечаются, большой стаж, и с наукой у них хорошо. Я имею в виду Ошмёткина и Подмёткина. Опыт огромный, занятия проводят интересно. Сейчас надо в партком сведения о них подать, мы на профбюро всё утвердили, я даже с деканом согласовал.
Затычки покашлял, покряхтел и начал:
– Ну, Брыськин, Брыськин, спешишь ты, почему не подошёл ко мне? Этот вопрос так не решают, здесь всё рассматривать надо, объективным быть... И награда эта не за выслугу лет даётся, а за вклад в наше народное хозяйство. Что они для блага человечества сделали в год решающий, в год определяющий? Сейчас уже год завершающий идёт, а какая от них отдача? Да и зачем ты две кандидатуры даёшь? Ведь кого-то обязательно вычеркнут, а может, и обоих... Надо так сделать, чтобы решение однозначным было, без колебаний. Глянут – всего один, вот, скажут, ему и дадим!
– Понял, – ответил Брыськин, – сейчас переделаем. Оставим только Ошмёткина. Он недавно методическое пособие написал, научный кружок для студентов организовал. А Подмёткин с критикой на собрании выступал, его не надо, его отложим.
– Ах, Брыськин, спешишь ты, а вот всегда опаздываешь! Сегодня уже из парткома звонили, сказали, что есть такое мнение, выдвинуть на награду заведующего вашего, товарища Затычкина. Вот. На такую должность и партийная организация, и ректорат самых лучших рекомендуют. Что же, профсоюз им не доверяет, что ли? И думать в этом вопросе не надо, всё уже решено.
– Понял, – сказал опять Брыськин, – вы уж извините меня, поспешил действительно, ну ничего, ещё можно исправить. Мы завтра снова профбюро соберём, всё рассмотрим, переделаем как надо.
– Зачем же до завтра откладывать? – удивился Затычкин. – Такие дела срочно решаются, иначе опоздать можно. Света нам сейчас всё перепечатает, только образец ей дай, она фамилии заменит, а ты сразу подпишешь!
Он взял у Брыськина бумаги, полистал их.
– Света, – продолжал Иван Митрофанович, – напечатайте, пожалуйста, это. А вместо фамилии Ошмёткина мою поставьте. Брыськин подождёт здесь и подпишет. Тут немного, страничек пять, на час работы. И мне дополнительный экземпляр сделайте, для контроля. Вот так, товарищ Брыськин. В этом деле надо очень объективным быть. Ну, опыта наберёшься, поймёшь! В следующий раз начинай с меня. Если куда кандидатуру требуют – сразу в кабинет иди, тебе дверь всегда открыта. Всё вместе решим, ни о чём думать не надо... Ты это на будущее учти и больше таких ошибок не делай!
Затычкин повернулся к Лопоухову:
– А ты, Сергей Петрович, говорят, в Африку от нас уехать хочешь? Поучить там этих, что по деревьям лазят? Что ж съезди, на пользу может пойдёт, такие принципиальные им ох как нужны. Поживёшь среди них, поумнеешь быстро. Ты на меня не обижайся, я с тобой откровенно говорю, если в руководители попадёшь, меня благодарить будешь, – закончил он, ещё раз посмотрел с тоской под стол лаборантки, встал и вышел из преподавательской.