Что такое Любовь?

Валерий Яковлевич Гендель
Глава 251. Что такое Любовь?

Размышления Эллис об основном грехе Павла:
Горит перемычка цирковой трапеции светлым искристым огнем. Трапеция вначале немного, а затем сильнее и сильнее раскачивается. Темное начинает поглощать этот свет.
Две шарообразные поверхности соприкасаются, а между ними вырастает стеклянная многогранная призма. Она темная. На вершине её появляется почка, и из неё развивается белый цветок из 4-х лепестков. И вся призма превращается в нежное, белое, трепещущее – не знаю что.
2015-03-19: Никто не знает, что собой представляет чувство любви. Любят многие, но кто скажет, что такое любовь? Все просто любят, когда любится, и счастливы бывают, когда любят. И гордятся тем, что у них была в их жизни любовь, в отличие от других, у кого этой любви не было. Так считают те, у кого была любовь, что любви у тех, кто о любви не говорит, не было. Отличается любовь, во-первых, ощущением счастья. А во-вторых, больше ничего человеку и не надо, когда он счастлив. Для влюбленного, если любимая  не признаёт или изменяет, это почти смертельный удар.
В 1996 я, вроде бы, считал себя знающим, что такое любовь, поскольку, вроде бы, любил (в свое время) достаточно сильно, чтобы за любимой ехать в любую тмутаракань.  И один раз съездил почти что к черту на куличики (Целиноград). Однако, как сейчас вижу, а вижу я потому, что во второй Душе все чувства проработаны гораздо глубже, чем это можно было бы себе представить нормальному человеку, о любви я знал ровно столько, сколько может знать о воде мелкая поверхностных слоев рыбешка. Не сказал бы я в 1996 о любви того, что скажу сейчас. Нормальный, то есть не слишком чувствами своими погружающийся в воды любви, тоже достаточно сильно любит, но, скажем, на преступление он не пойдет ради любви. Не пойдет потому, что возникнет в его Душе противление преступлению, через которое либо надо переступить, поскольку предмет любви требует, либо отказаться от любви. От меня никто никаких преступлений не требовал, а если бы потребовал, то я стал бы думать – и пришел бы к выводу, что не так что-то в этой любви устроено, если надо идти на преступление или терпеть обстоятельства, не соответствующие нормальному строю Души. Это я сейчас думаю, что и как было бы, если бы… А тогда, поскольку ни о чем таком я не думал, не приходило мне в голову любовь считать грехом. Тем более, когда речь зашла об основном грехе Павла Г.,  совсем я не подумал, что им может быть любовь. Ну любил Мотреньку так, что другие завидовали, и Кию Эхнатон любил: ну просто такой влюбчивый это человек, а красивые слова придумывает потому, что сентиментальный очень. И ни к чему мне было совсем, что именно из-за любви Эхнатона к Кие мог разгореться весь сыр-бор   в великом Египетском царстве. И у Мазепы его любовь к Мотреньке тоже, вроде бы, проходила стороной от важных политических дел: во всяком случае, была любовь, вроде бы, не так актуальна, как измена Мазепы.
Сейчас скажу точно, что политические дела вторичны по отношению к любви: главное – любовь. И основной грех, какой фараон Эхнатон принес на землю, это не предательство, а любовь. Именно любовь закручивает всё в мире так, что у людей появляется смысл в жизни. Всем движет любовь к чему-то: любовь к женщине  гарантирует воспроизводство населения, любовь к делу обеспечивает занятость. Искусство движется, потому что поэт Петрарка одухотворяется любовью к Лауре. Правда, Лаура замужем и нехорошо, вроде бы, на замужних заглядываться. Но кто из читателей думает о том, что Лаура замужем?! Стихи читаются, во-первых, ради самого одухотворения, поскольку возносится читатель вместе с поэтом куда-то в выси, где хорошо летается. В цирке гимнастка тоже возносится в луче света под купол, где начинает делать свои упражнения. Зачем её поднимают вверх? Махала бы себе своими прекрасными ножками где-нибудь пониже – внизу, если что, и падать близко. Нет, её поднимают вверх в луче света, когда вокруг темно, потому что опасность умножает чувство. Вроде бы, не дурак зритель, должен понимать, зачем поднимается высоко под купол гимнастка, и почему поднимается именно такая красивая гимнастка, у которой все пропорции какие надо (не принимают в цирковое училище гимнасток, если у них что-то не так с пропорциями). Большого ума, вроде, не требуется, чтобы понять, что зрителя в цирке, грубо говоря, дурят. Но – зритель замирает, глядя на гимнастку. Всё искусственно: и купол, и луч света, и трапеция, и сама гимнастка подобрана такая, чтобы всем нравилась – а зритель, не думая о том, что его обманывают, как дитя малое, радуется. Хорошо бывает летчику за штурвалом самолета, хотя точно известно, что самолет искусственная штука. Точно известно Сервантесу в тринадцатом веке, что странствующий и творящий добро во имя прекрасной дамы рыцарь это фикция: для того и книга пишется, чтобы показать людям обман идеалом.   Через Сервантеса Дух дает знать людям, что все земные битвы во имя любви к чему-то (к женщине, ради справедливости) это борьба с ветряными мельницами. И это действительно так, потому что строится мир Зла, а не Добра (правды, справедливости). То есть любовь введена в жизнь Духом, дабы были благие мотивы и жизнь осуществлялась, и не боится Дух при этом еще и прямо сказать, что вот вам, люди, прямое знание об искусственности ваших стимулов, ради которых вы живете. Не боится потому, что знает, не хватит ума (пока) человеку додуматься о великой и неоднозначной  роли любви в осуществлении жизни в мире Зла. Все читают историю о дон Кихоте, смотрят пьесы, фильмы, слушают песни, смеются над глупостью старика и его слуги Санчо Пансо и думают в это время, что они не такие, что они умные и в такую ситуацию никогда не попадут, потому что они не дураки, не старые, что у них девушка серьезная и всё по-серьёзному. Всего лишь один Достоевский сумел понять сказанное Сервантесом и оценить книгу как единственную, с чем человек может явиться пред очи Божьи. Может, если додумается, что Любовь это фикция, которая хороша, лишь когда она в меру. 
Если любви в душе человека сверх меры (пример тому Мазепа), то он, с одной стороны, способен на самые великие подвиги, с другой – он подобен наркоману, который за дозу сделает всё. Любоманом становится человек. Сейчас в Интеренете масса порноклипов, показывающих, во что превращается любоман. Здесь уже близко нет никаких романтических отношений. У Мазоха своему влюбленному женщина после того, как переспала с другим мужчиной у него на глазах, спрашивает, и ты меня все равно любишь?!  Как ни странно, любоману, может быть, именно измена любимой и может составить удовлетворение его страсти. Так алкоголики начинают любить самогонку, которую кто-то  на дому делает для них специально, подмешивая какую-то гадость. И нормальной водки им уже не надо. Любоману нужно унижение, оскорбление, презрение. Именно это доставляет ему сладость. Видно, как некоторые порноактрисы делают то, что надо любоману, не очень органично, то есть плохо они играют роль, которую заставляет их играть режиссер. А вот мужская сторона играет свою роль так страстно, что можно подумать, вот, наконец, исполнилась его мечта и он счастлив так, что вот сейчас остановись прекрасное мгновение, и всё. И действительно, он будет счастлив, если его задушат грудями, ягодицами, ногами. Пи…й накрылся, так говорят в просторечье о каком-то загубленном деле. Мог ли я подумать раньше, когда слышал это выражение, что есть в нем какой-то естественный смысл? Никто так не думает. Думает Дух, который подобные выражения дает, словно издеваясь над человеком, который мечтает (в крайности), чтобы его накрыли женским половым органом так, чтобы он умер от счастья. Такова любомания, как и наркомания, как и всё прочее, где есть мания,  с тем отличием, что губительность прочих маний очевидны, а губительность любомании не очевидна, поскольку на публику (в Интернете) оно только недавно стало выноситься, и то в виде фильмов, которые, может быть, так же далеки от действительности, как далек от действительности образ дон Кихота Ламанчского. 
В идеале человеку сообщается мысль о чистой любви, которая бывает иногда в жизни. Муромские князь Петр и крестьянка Февронья всю жизнь прожили вместе, в шалаше (с милым рай и в шалаше) и скончались в один день счастливые. Даётся Духом образец, как оно должно быть в идеале. Но не говорится никому при этом, что для идеальной любви он и она должны быть сплошными совершенствами. Надо, чтобы за женщиной не стоял Змей, требующий от женщины воздействия на мужчину, надо, чтобы мужчина не был таким, как Мазепа или Иоанн. Достаточно одной червоточины, как о том говорит Мефистофель у Гете, и всё – этот человек, мужчина он или женщина, раб его. Червоточина это какая-либо корыстная мысль. О таких червоточинах, как у Мазепы или Иоанна, речь вообще не ведется, потому что там всё сплошная гниль. И от такой гнили, как о том говорит история, нормальные дети уже не рождаются. Лишь гипотетически можно допустить, что в мире Зла каким-то образом сумели выжить два совершенства, которые соединились в пару. Вопрос, для чего? Для того чтобы ходить друг за другом, любоваться друг на друга, говорить ласковые слова (шепот, робкое дыханье, трели соловья)? Однако нормальный человек ласковые слова обычно не говорит, потому что нормальный человек в другом человеке не видит ничего такого особенного, за что следовало бы восхвалять того, и его основа 0 в Душе не позволяет ему восхвалять то, что в принципе искусственно (красота искусственна). Нормальным чистым людям также не придет в голову лезть друг на друга для полового акта, поскольку половой акт это не чистое дело (традиции свадеб, обряды заставляют брачующихся совершать это не чистое дело). И ребенка никакого нормальным чистым людям не надо, потому что рождение ребенка тоже не чисто.  Ребенка обычным брачующимся хочется потому, что вводится Духом желание такое. Духу это надо (семейную жизнь как-то стимулировать), вот он и дает вводную. А человек думает, если думает, что просто захотелось – и всё. А потом, если по какой-либо причине не получается, то желание ребенка становится идеей-фикс. Берут люди приемных детей, но приемные дети это не естественное продолжение той игры, которая называется любовью. Хорошо играть со своим ребенком, хотя игрушки эти (пеленки, бессонные ночи, болезни) не всегда забавны, а как играть с чужим ребенком, у которого чужой характер (подлый, воровской, лицемерный, лживый)?
В целом любовь это забава, на которую хорошо сходить, как в цирк, один раз, ну два раза или три или, если очень уж хочется, ходить каждый выходной день. С детьми забава превращается в нечто, подобное похоронам самих себя: с ребенком человек начинает играть в детские игры, какие тому нужны, о себе же забывает. А потом, состарившись, умирает. И куда девается тогда его любовь, которая вдохновляла, возносила? Куда она вынесла человека – к старости, к гробу, к похоронам?