LV
Несмотря на сопротивление многих членов Генерального Штаба, план Брусилова все же был принят. Особая заслуга в этом принадлежит генералу Алексееву. Именно он, благодаря своему авторитету, явился тем перевесом, который убедил остальных командующих согласиться на принятие этого решения.
Самой большой неожиданностью для всех оказалось то, что «Брусиловское наступление» имело неожиданный успех.
Но пока шли события на фронте, в самой России, по сути лишенной Царя, революционные силы почувствовали долгожданную свободу. И вся их ненависть сосредоточилась на самом интимном и больном месте царской семьи, на Григории Распутине. Его с новой силой обвиняли во всевозможных грехах и преступлениях, причем, зачастую, в прямо противоположных друг другу. Распутина обвиняли и в том, что он дурно влияет на Императора, и на его семью, видели в нем виновника всех бед самодержавия, считали его угрозой, как для самой монархии, так и для лично Императора.
Другие же ненавидели Распутина как раз за то, что он был последней надеждой для царской семьи, и единственным человеком, который мог облегчить страдания наследника Алексея.
На Распутина было совершено несколько неудачных покушений, его жизнь неоднократно подвергалась опасности. Заговор против него плелся уже давно, и чем больше доверяла ему царская чета, тем большую злобу он вызывал у заговорщиков.
Особенно одержимым идеей убийства Распутина был князь Феликс Юсупов. Это желание настолько сильно овладело им, что практически довело его до безумия, сделав его послушным орудием темных сил. Трудно сказать, какие именно цели он преследовал, вынашивая свой чудовищный план, по крайней мере, сам он утверждал, что действовал исключительно ради интересов Императора, ради спасения его трона и самодержавия. Но в это трудно поверить, учитывая то, с какой циничностью и жестокостью он действовал. По словам Юсупова, он верил, что убийством Распутина он сможет открыть Императрице глаза на этого человека.
Эта мысль уже не давала покоя Юсупова ни днем, ни ночью, превратив его в одержимого дьяволом человека, хотя именно в этом он обвинял Распутина. Князь просыпался ночами. Планы убийства одно за другим возникали у него в голове, но он их все отметал, как невыполнимые. Юсупов уже нигде не мог найти себе места. По собственному его признанию, во сне и наяву его преследовал голос, который говорил ему: «Всякое убийство есть преступление и грех, но, во имя Родины, возьми этот грех на свою совесть, возьми без колебаний».
Из этих слов становится ясным, что тот, кто внушал Юсупову мысли об убийстве, сознательно призывал его пойти на такой страшный грех. Происходила, тем самым, откровенная подмена понятий, Феликса призывали попрать заповеди ради служения Богу. Возникает вопрос; кто мог внушать князю такие мысли? Уж, конечно же, не Бог.
В конце концов, Юсупов, измученный не замолкающим в его голове голосом, и не способный больше ему противиться, сдался. Он стал готовиться к убийству, посвятив в свои планы князя Дмитрия Павловича и поручика Сухотина.
Для того чтобы осуществить намеченный план убийства Юсупову необходимо было войти в доверие к Распутину. Для начала он решил притвориться больным, и попросить того исцелить себя.
Когда он обратился к Григорию Ефимовичу с этой просьбой, тот охотно дал согласие. Оглядев князя внимательными пронзительными глазами, Распутин сказал:
- Вылечу тебя, почему ж не вылечить. Доктора ничего не смыслят в болезнях. А все почему? Потому что без Бога они подходят к лечению человека. Так, лекарства всякие пропишут, и все. Да только толку-то от этого. Веры в них нет, оттого и вылечить никого не способны. А я с верою подхожу к больному, потому и излечивается больной. Не я лечу, а Бог вылечивает. Сам увидишь.
Неизвестно, много ли времени потребовалось Юсупову для того, чтобы войти в доверие к Распутину, да и вошел ли он в него вообще. Судя по тому, что позже ему пришлось придумать предлог о больной жене, чтобы заманить в ловушку Григория, это ему не удалось. Распутин же вообще не принадлежал к числу людей, которых можно было легко обмануть.
Юсупов тогда спросил:
- Григорий Ефимович, а откуда вы знаете, чего от вас хотят разные люди, и какие цели они преследуют?
Вопрос этот был задан неспроста. Князь, так или иначе, боялся, что Распутин может узнать о нем всю правду, узнать, какую цель он преследует на самом деле. И Юсупова охватывал ужас при мысли о том, что с ним будет, если Григорий сумеет проникнуть в его сердце и разум.
- Э, брат, Бога-то не обманешь, - отозвался на это Распутин. – Меня-то можно обмануть, но Бог – он все видит. И он мне все обо всех открывает. Всю подноготную. Он знает, что кому нужно, и чего они от меня хотят на самом деле.
И Григорий пристально посмотрел на Юсупова своим пронзительным взглядом. От него князя прошибла дрожь по всему телу. Внезапная мысль дико вспыхнула в его мозгу: «Он знает!» Волна ужаса охватила Феликса. Он смотрел в глаза сидевшему перед ним Григорию, и не мог оторвать от них своего взгляда.
А перед ним находился лохматый мужик из сибирских краев, с всклокоченной бородой, и безумными глазами. Во всяком случае, таким он казался Юсупову. Взгляд Распутина словно говорил ему: «Я все знаю, что ты за человек, и зачем ты пришел ко мне». Даже сами слова, произнесенные Григорием, казались ему полными угрозы. Феликс испытывал страх, ненависть, отвращение, и желание убить. Все эти чувства смешались в нем, и уже нельзя было сказать с уверенностью, какое из этих чувств преобладает в нем. Юсупов был одержим уже, наверное, целым легионом бесов, но продолжал считать, что в нем говорит голос Божий.
Через некоторое время Распутин пригласил Феликса к себе. Тот, несмотря на свой страх перед ним, продолжал говорить о мнимой своей болезни, и просил исцеления.
- Все эти лекарства, пилюли и микстуры разные – это все дрянь. Ими только загубить человека можно, а помочь ему ни-ни, - говорил Григорий.
- Так чем же лечить-то можно? – спрашивал в ответ Юсупов. – Коль лекарства не помогают, так как же врачи должны помощь оказывать?
- Э, - произнес Григорий. – Настоящие лекарства не в химии, а в природе. Все, что нужно человеку для его исцеления, природа в себе имеет. Природа, она, знаешь ли, от Господа Бога. В ней все рассчитано, все учтено. В травах Божья благодать-то, в природе, в растениях. Нужно только уметь находить, нужно знать, где что. Но тут уж, Господь Бог сам подскажет, что к чему.
- А что, и наследника тоже лечат этими средствами? – удивился Юсупов.
- А как же, этими средствами и лечат. Сама Императрица и следит за этим. Однако же, довольно слов.
Распутин повернулся к Феликсу.
- Вот, ложись-ка на этот диван, и начнем лечение.
Князь покорно исполнил указание. Он лег на спину, и вытянул руки вдоль тела. Распутин встал возле «больного» и стал пристально на него смотреть. Юсупову пришлось напрячь все силы, чтобы не вздрогнуть. Казалось, Григорий видит его насквозь, проникает в самое нутро, и даже читает его мысли.
Распутин некоторое время стоял неподвижно, затем протянул руки, и стал медленно и аккуратно поглаживать князя по груди. Самое прикосновение его рук вызывало у Феликса отвращение. Этот человек, столь ненавистный ему, стоял, слегка наклонившись над ним, а его густая и, по обыкновению, нечесаная борода, едва не касалась лица Юсупова.
Руки Григория поднимались выше и выше, и вот, они гладили уже не грудь, а шею «больного». На какое-то ужасное мгновение князю показалось, что Распутин хочет его задушить. Крик ужаса уже готов был сорваться из его уст, но Феликс пересилил себя.
По-настоящему невыносимо ему стало, когда старец стал гладить князя по голове, словно выискивая в нем слабое место. Больше всего Юсупова пугала мысль, что Григорий может узнать об обмане. Он боялся непредсказуемой реакции целителя, боялся, что тот, раскрыв обман, вцепиться ему в горло. Эта мысль постоянно билась в голове Феликса, уже тогда находившегося в состоянии полубезумия.
Распутин перестал гладить. Вместо этого он положил обе руки на лоб князя, и опустился перед ним на колени. В такой позе он надолго замер.
«Сейчас он прочтет мои мысли», - подумал Юсупов. – «Сейчас он узнает все, и тогда…»
Феликс боялся даже думать, что будет дальше, ему казалось, что какая-то невидимая энергия входит в его голову. Казалось, что сам Распутин проникает ему в душу, пытается слиться с ним в одно целое, и подчинить князя своей воле.
Трудно сказать, сколько времени Григорий простоял в такой позе. Для Юсупова время как бы остановилось. Каждая секунда казалась ему вечностью.
Когда нервы Феликса напряглись до такой степени, что он готов был отшвырнуть от себя целителя, и дико закричать, тот внезапно вскочил на ноги.
Пронзительный взгляд Григория вновь впился в глаза князя. В следующее мгновение он стал делать руками какие-то движения, которые Юсупов принял за магические пассы.
В то же мгновение князь ощутил, как по его телу начинает разливаться странная теплота. Всего его охватывала слабость, а руки и ноги стали цепенеть.
«Гипноз», - подумал Феликс. Теперь-то он окажется полностью под властью Распутина. Много раз он уже слышал о том, что старец владеет этим странным и малоизученным явлением.
Юсупов испугался еще больше, если только это возможно. Он подумал, что теперь уж Григорий непременно сотворит с ним нечто ужасное, неподдающееся воображению. Он хотел закричать, но язык словно онемел, а челюсти парализовало.
Мгновение спустя князь почувствовал, что он начинает проваливаться в сон. Это было приятно, но, одновременно, и ужасно. Приятно потому, что, наконец-то, переутомленный рассудок мог получить заслуженный отдых, и он перестанет видеть и ощущать рядом с собой ненавистного ему Распутина.
А ужасно потому, что сон означал полную капитуляцию Феликса перед этим страшным бородатым мужиком, который представлялся ему диким зверем.
Сон обволакивал Юсупова все больше и больше. Он уже переставал различать окружающие его предметы. Переставал различать и фигуру самого Григория, его лицо. Теперь он видел только его глаза, которые казались ему светящимися, словно фосфоресцирующими. Свет обоих глаз сливался воедино, образуя как бы светящийся круг.
Еще находясь в сознании, князь попытался сопротивляться. Но ни одна мышца, казалось, не могла напрячься. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог двинуть даже пальцем. Только мозг продолжал еще работать, и излучать мысли. Но еще мгновение, погаснет и он, исчезнут последние мысли, и тогда Распутин сможет сделать с ним все, что захочет, а он даже не почувствует этого. Даже не поймет, что с ним произойдет, и что с ним сотворит этот ужасный человек.
Но внезапно Феликс почувствовал, что его мозг снова четко заработал. Сознание возвращалось к нему. Яркий круг света исчез, и перед его глазами вновь возникла фигура Григория. И его глаза уже перестали быть зловещими.
Юсупов вновь ощутил свое тело. Теперь он явственно почувствовал, что снова способен двигать своими конечностями. Контроль над телом восстановился.
Князь заморгал, и испуганно посмотрел на Распутина. Тот выпрямился, и мягко произнес:
- Ну, вот и все, милый мой, для первого раза будет достаточно.
Феликс пошевелил рукой, и оперся ею о диван. С некоторым трудом он поднялся, и теперь сидел, держась руками за край дивана.
- Уже все? – едва сумел выдавить он из себя.
- Все, - кивнул Григорий. – Божья благодать исцелит тебя. Скоро тебе станет легче.
Юсупов испытал несказанное облегчение от того, что все закончилось, и еще большее от того, что Распутин так и не узнал его истинных намерений.