Диалог со стаканами

Владимир Степанищев
     - Как же это бестолково, бессмысленно, недостойно звания мудрых философов, господа, рассуждать на такой тонкий предмет, как полон стакан наполовину или наполовину он пуст, даже не справившись, не договорившись, не задавшись прежде вопросом о другом, действительно главном предмете - а чем же он, черт возьми, полон-неполон? Такую в общем-то преступную, оскорбляющую человеческий интеллект банальность, претендующую однако сегодня буквально на дельфийскую мудрость, могла родить исключительно дюжинная голова, не то наполовину глупая, не то наполовину умная, но и здесь, в случае с головой, как можно заметить, речь идет больше не о сосуде и его наполненности, а о качестве вещества, субстанции, его заполняющей.

     Он сидел на низком пуфе перед старинным, как-то неуместным в современной квартире (скорее наследным) трюмо, на туалетном столике которого стоял тот самый, пресловутый ущербный стакан и, посверкивая хрустальной гранью, трижды отражался в трех старинного красного дерева рамах-зеркалах. Трижды повторялся в них и сам философ, отчего (ему явно так чудилось) состав участников диспута выглядел достаточным для кворума. То, что был он пьян, у аудитории не вызывало сомнений, а вот как долго он перед тем пил, можно было понять по его щетине, которая была такой густоты, что ее, чуть подравняв по краям бритвою, можно было бы уже оформлять как бороду. Налитое в стакане, похоже, было последним спиртным в квартире, что, разумеется, и вызвало в утреннем ораторе столь философски-критический настрой. Он с некоторым превосходством, будто действительно имел сказать нечто умное, оглядел оппонентов, прикурил вынутый из массивной хрустальной пепельницы довольно длинный (как раз в половину) окурок сигары и продолжал:

     - Важно, господа, архиважно, - что в этом полу-стакане? – моча дешевого портвейна или же семнадцатилетний шотландский виски? Субъективная точка зрения и мера индивидуального вкуса тут ни при чем, коллега, - махнул он на левою створку трюмо рукой и движением захлопывающейся ладони как бы предлагая коллеге помолчать. – Вы намекаете на хрестоматийный пример того, как рознятся мнения об одном и том же объективном историческом событии в зависимости оттого, по какую сторону колючей проволоки они, субъекты мнения, находятся? Но тогда и Гитлер был ни что другое, как заботливый отец нации, радевший лишь о чистоте, здоровье и процветании собственного семейства, как и надлежит всякому мудрому папе? Как знать, будь он чистой крови арийцем, прямым потомком Зигфрида и добропорядочным лютеранином хотя бы и наполовину своего содержания – глядишь и не случилось бы того, что случилось? Но был он из полу-бюргеров, полу-крестьян, полу-австриец, полу-еврей, полу-художник, полу-ефрейтор, полу-атеист, полу-оккультист. Именно, именно в полу-воспитанной, полуобразованной голове рождаются самые дикие идеи, и именно в силу неосуществимого желания части целого стать целым, что, как мы с вами знаем, противно законам физики, да и метафизики тоже, ибо часть, пускай и половина, всегда меньше целого.

     Он пустил толстое кольцо синего дыма и дал ему медленно раствориться в утреннем воздухе, придав паузе нужной драматической значимости.

     - Это хорошо, что в связи с темой и в русле нашей ученой дискуссии вы заговорили о войне и мнении, - доброжелательно кивнул он правой створке и как бы обращаясь к центральной. - Наши полурусские политики и журналисты, а вслед за ними и русский обыватель, да и, как бы ни было нам стыдно за наш цех, иные философы теперь так переживают, что кто-то в Европе, Америке и даже в Азии с Австралией (хотя им-то что?) решил пересмотреть свой взгляд на стакан прошлой войны и описать его содержимое таким способом, что мы, русские, как бы и ни при чем. Так всегда поступают именно индивидуумы низкого сословия, которым мнение о содержимом заменяет само его содержание. Такие глотают мочу дешевого портвейна с такой улыбкою запредельного удовольствия, будто пьют лучший виски на земле. Что ж – пускай глотают, пока печень с желудком терпят. Я же скажу вам следующую притчу…

     Давайте представим, что в ваш подъезд вломился вор и, грозя пистолетом, обнес все квартиры. Вы живете на верхнем этаже, но он добрался в конце концов и до вашей. Время было сонное, ночное и вы проснулись не сразу, но когда очнулись, то хорошенько отметелии его под микитки и по сусалам, да и выкинули придурка в окошко. Поначалу восторгу и благодарности соседей не было границ, ибо сами-то они сидели той ночью поджав хвосты. Но время шло. У соседей уже выросли дети и даже народились внуки. И вот, сидя за праздничными семейными обеденными столами своими и дабы поддержать свой патриархальный авторитет, стали они рассказывать своим домочадцам всякие небылицы про то, как когда-то давно, они всем миром (исключая лишь одного выродка-отщепенца с пятого этажа), защитили подъезд. Сухой научный, исторический остаток в том, что подъезд-то спасли именно вы, однако сырой и пошлый – что так сегодня помните во всем доме тоже только и исключительно вы. Вопрос: как лживое мнение, дурно пахнущее мочой, может повлиять на вкус и качество натурального виски в вашем стакане? Ответ один – никак. Ни интеллектуально, ни ментально не важно, совсем не имеет никакого научного содержания вопрос о количестве и стремлении к округлению его в одну или другую сторону. Если вы не верите, - глотните девятого мая этого семидесятилетнего благородного напитка и все вам станет ясно, будь вы хоть оптимист, хоть пессимист. Я же сделаю это прямо сейчас. Ваше здоровье, коллеги!

     Тут он обвел победоносным взором триумфатора, будто сам только что с фронта и вся грудь в медалях, троих своих собеседников и опрокинул в себя уже согревшиеся в ладони полстакана. По лицу его растеклась блаженная улыбка – это был отнюдь не портвейн. Но тут окурок его сигары, незаметно и скоро истлев за время патриотического его монолога, больно обжег ему пальцы. Философ непечатно вскрикнул, схватился пылающими костяшками за прохладную мочку уха и тут взгляд его упал на пустой стакан на туалетном столике. «Черт! Надо побриться, освежиться одеколоном и идти пополнять запасы», - тяжко вздохнул он. Деньги на курево и выпивку у него были – не вопрос. Его больше бесил то факт, что как бы ни презирал он трусливых своих соседей, но из-за них, из-за их лицемерного из-под дверей баритона, дабы прилично выглядеть в их дверных глазках и приятно пахнуть в их дверные щели, ему придется-таки побриться и освежиться одеколоном. «К чему бесплодно спорить с веком? Обычай деспот меж людей».