Крупные сизые сливы горкой лежали на расписанном восточными огурцами фарфоровом блюде тонкой ручной работы. Темно-красные вишни, нежные розовощекие персики, янтарный виноград, яблоки, груши разных сортов и размеров – все манили красотой и разнообразием красок и ароматов, ожиданием великолепия и услады вкуса.
Первой в этом многообещающем пиршестве оказалась изжелта-прозрачная крымская черешня. Не раздумывая, он схватил ее. Проглотил быстро, почти не почувствовав вкуса. Чересчур спелая, она показалась приторно-сладкой. Взятый за ней нежнейший персик с пушистой бледно-розовой кожицей был неспелым, а потому твердым и безвкусным, не доставившим никакого удовольствия. Надкушенный, без сожаления был он отброшен в корзину для мусора. Следующей была матовая синяя слива с томной перевязью, намекающей на спрятанную косточку. Сладчайший сок пополам с мякотью брызнул на белоснежную накрахмаленную скатерть с вышитыми по углам незабудками.
«Попадет ведь от маменьки», - мимолетно подумал проказник, протягивая руку за сестрами–вишнями. Схватил две самые красивые за сросшиеся веточки, с минуту полюбовался их игривым попеременным раскачиванием и с размаху закинул сразу обе в разинутый рот. Косточки, которые он, надменно скривившись, выплюнул, ударились о край блюда и, мелодично звякнув, покатились по столу, оставляя за собой ярко-красные следы-воспоминания.
Оскомина свела рот. Есть уже не хотелось, да и вкуса он совсем не чувствовал. Был только какой-то азарт – попробовать, надкусить как можно больше, испить всю возможную сладость, наслаждаться и озорничать без оглядки, не задумываясь, не боясь наказания. Быстрее, быстрее, еще, еще, а то ведь зайдет эта несносная фрекен Жюли со своим всегдашним: «Ах, Алексей, что скажет Ваш папА!» Но дверь оставалась закрытой, а, значит, можно было еще шалить безнаказанно.
Гора плохо объеденных косточек возвышалась на блюде. Едва надкушенные, помятые, не принесшие удовольствия, а лишь разочаровавшие фрукты в беспорядке лежали на скатерти. Невесть откуда залетевшая большая зеленая муха, как досадная неотвязная мысль, то кружилась над потемневшим обгрызанным яблоком, то садилась на истекающую соком истерзанную грушу.
Негодный мальчишка хотел отмахнуться от назойливой, как прорывающаяся из подсознания совесть, непрошеной гостьи, но она не улетала. Да и не мешала, однако. И заигравшийся баловник, не обращая более на нее внимания, откинулся на спинку высокого стула, перенесенного сюда из кабинета отца, продолжая болтать ногами, чего ему никогда не позволяла надоедливая гувернантка.
Скорей бы уж она пришла со своими уроками! Все равно ведь без выполненного задания на прогулку его никто не отпустит.
На разрушенную фруктовую горку не хотелось смотреть. Пучеглазая муха, вращая в разных плоскостях огромными стеклянными бусинами, довольно потирала противные мохнатые лапки: «Еще! Еще! Пробуй еще!» Оскомина сковала скулы. Было кисло и гадко.
Ну вот разве эта диковинная айва, неизвестно откуда привезенная и подаренная соседом Павлом Петровичем, большим любителем заморских фруктов. «Пожалуй, откушу немного, чтоб заглушить эту тошнотворную вишневую кислятину». Да и попробовать хотелось хотя бы из любопытства. Айва была нежна, необычна и безыскусна. Чудный утонченный аромат ее удивлял и притягивал. Вот она, царица его пира! Захотелось откусить еще. Потом еще раз. Но еле уловимый вяжущий привкус сковал его уста, словно лишил свободы, и он без сожаления выплюнул божественный фрукт вместе со слюной. Ничего не поделаешь - генетически заложенная мужская психология,надкусить и отбросить...
Оскомина! Чего бы еще попробовать?.. Послышались шаги и дверь отворилась…