В доме поселилось Ожидание. Оно было тягостное и очень нервное. Мало того, что оно росло с каждой минутой, так оно ещё и ходило за мной по пятам из комнаты в комнату, с шумом передвигая стулья и задевая шторы на окнах, чем ещё больше нервировало меня.
И тогда я решила с ним покончить, потому что оно мне просто надоело. Но как только я об этом подумала, Ожидание вдруг подбежало к телефону и как-то очень мягко, с большим участием прошелестело:
- Давай-ка я позову Уверенность. Её как раз сейчас тебе не хватает.
- Делай что хочешь, - отмахнулась я, - только оставь меня в покое и телефон долго не занимай. Ты же знаешь: я жду звонка.
- Да я быстренько – ты и не заметишь, - прошуршало Ожидание, нажимая на цифры.
Через некоторое время появилась Уверенность. Нет, она не ворвалась в моё состояние, не поставила всё с ног на голову, не прозвучала громом среди ясного неба, не стукнула кулаком по столу, признав моё, а заодно и своё лидерство. Уверенность вползала. Вползала, как сонная муха по стенке, медленно и печально, по чайной ложке. И была она какая-то очень маленькая, серенькая и, наверное, неопытная.
Ожидание тоже удивилось такому робкому появлению Уверенности и от этого стало ещё больше. Оно стало таким большим и важным, что начало давать Уверенности советы, как нужно влезть в мою душу и поселиться там. Чем больше Уверенность слушала, что от неё хотели, тем больше ей становилось страшнее.
Выслушав все наставления, Уверенность стала искать лазейки в мою душу, но никак не могла найти их. Она даже слегка вспотела, предпринимая очередную попытку, но моя душа почему-то не пускала её в себя.
Так прошло полчаса. И чем больше Уверенность старалась, тем меньше она становилась. Её размеры всё уменьшались, уменьшались, и скоро она совсем исчезла, испарилась, растаяла, улетучилась, не оставив никакой Надежды.
- Ты давай не хандри, - как будто между прочим проворчало Ожидание, проплывая мимо меня. – Нечего ходить по комнатам и вздрагивать от каждого шороха. Вот садись здесь и жди, а то своим Унынием накликаешь…
- Что это я ещё накликаю? Что это я ещё накликаю?! – неожиданно закричала я, вытаращив глаза. - Ты хотя бы немного думай, что говоришь!
- Ой, ну ты что, это я так, к слову, - смущаясь и трепеща от страха, что его прогонят, пролепетало Ожидание. – Ты жди, милая, и ничего не бойся - я ведь с тобой.
Зазвенел звонок. Я взяла трубку. Из неё послышалось: « К сожалению, Ваш рассказ…».
Дальше слушать не хотелось.
Ожидание исчезло. На его место сразу пришла Обида.
Она вошла в меня уверенно, беспрепятственно, со Злостью. Захлестнула Отрицанием и Ненавистью, разрушая Логику и Здравый Смысл. Заняла мой мозг и каждую клеточку в нём, подавляя всё, заставляя повиноваться только себе. Захотелось орать, рвать, разрушать, вцепиться в кого-нибудь и долго-долго трясти, выкрикивая что-нибудь гадкое и мерзкое.
Но я встала и подошла к окну.
Из тёмного вечернего стекла на меня смотрела я. Я была с Обидой на лице.
Жалость к себе появилась незаметно. Она мягко укутала меня в своё тёплое сострадание, глубоко вздохнула, стала гладить меня по голове, как маленькую девочку, нашёптывая, что я самая лучшая и талантливая, что меня не поняли.
- Ну и пусть не понимают, проживу и без них, - шептала на ухо Жалость, выжимая из меня слёзы. – Они ещё пожалеют!
Очень хотелось плакать. А ещё хотелось, чтобы кто-нибудь был рядом, очень большой, надёжный, сильный и мудрый.
И Оно пришло. Подошло сзади, совсем тихо, бесшумно, но уверенно, как хозяин. Легло на плечи, придавило, согнуло своей тяжестью.
- Ты кто? – вытирая слёзы, спросила я, оглядываясь назад.
- Я? Я твоё Одиночество, - почти гипнотически произнесло оно.
- Но я тебя не звала.
- А меня не надо звать, я само прихожу. Тем более, что ты хотела, чтобы кто-нибудь, большой, надёжный, сильный и мудрый, был рядом, - напомнило оно.
- Но только не ты, - сказала я, испугавшись такого союза.
- Хорошо, если я тебе не по душе, можно позвать моих сестёр, и ты будешь в премиленькой компании.
- У тебя есть сёстры? – удивилась я. – А кто такие?
- Тоска, Грусть, Печаль…
- Стоп, не продолжай, не надо! – запротестовала я, передёрнув плечами, как бы сбрасывая всё, что навалилось на меня за сегодняшний вечер.
Этот период ожидания результатов литературного конкурса, особенно в последние дни, держал меня в большом напряжении. Моё психологическое пространство занимал только Негатив. Почему? Даже сама не знаю. Просто было состояние тревожного Ожидания. Я сто раз спрашивала себя: « Ну что из того, если ты не станешь великим писателем? А может быть, тебе хочется бессмертной славы или ещё каких-нибудь долгосрочных привилегий?» Оказалось, что славы, конечно, хотелось, но это – дело десятое. Но больше всего почему-то хотелось каких-то радостных ощущений, знаете ли, эдакого «праздника души», «именин сердца» оттого, что «я могу!». Могу писать доходчиво, эмоционально и, не побоюсь этого слова, мастерски. Но…
- Слушай, а родственники порадостнее у тебя есть? – спросила я.
- Это ты про кого? – нарочито удивлённо вскидывая свои глазки к потолку, спросило Одиночество, пристраиваясь рядом на подоконнике.
- Ну-у, я говорю про Веселье, Радость, Счастье.
- А-а-а, да, да, да, есть такие, но они двоюродные, и я с ними не вожусь.
- Почему?
- Ты знаешь, – как-то странно засуетилось Одиночество, проводя своим тонким белым пальчиком по стеклу, - они меня не понимают.
- Я-я-сно,- протянула я, разглядывая через окно яркий уличный фонарь.
- Что тебе ясно? Что тебе ясно? Да они, если хочешь знать, моя полная противоположность, – презрительно отчеканило Одиночество. – Ишь, людишки безмозглые, подавай им Счастье, Радость и Веселье. С ними, между прочим, нельзя послушать тишину и разобраться в своих желаниях.
- А с тобой можно? – нарочито изумилась я.
- Да, дорогая, именно так! Только я помогу прислушаться к себе и определить уровень своего таланта. Ведь ты себе цены не знаешь, деточка, - не унималось Одиночество, уже нервно расхаживая по комнате. – Только со мной ты можешь во всём разобраться, определиться в своих новых целях. А Веселье да Радость, что? Хиханьки да хаханьки – вот и всё! Ты пойми, нам с тобой сейчас больше никто не нужен. Только ты и я. Вот скажи, что ты сейчас хочешь?
- Сейчас я хочу покоя и тишины.
- А покой бывает только со мной, с Одиночеством.
Оно, действительно, целый вечер было со мной. Потом Одиночество уложило меня в постель, заботливо укрыло одеялом, подоткнув его со всех сторон, присело рядом и тихо вздохнуло: «О, Господи!».
II
Утро птичьим щебетом влетело в открытую форточку и солнечным лучиком улеглось на мою подушку, мягко щекоча меня за ухо:
- Вставай, засоня, встава-а-й, - веселясь, пело весеннее утро.
- Здравствуй утро, моё утро доброе, - потягиваясь, пропела я в ответ. Свесив ноги с постели, вдруг вспомнила вчерашний вечер, застыла, прислушиваясь.
В этот момент совсем не хотелось, чтобы рядом со мной было моё Одиночество.
- Ну что ты сидишь как памятник, не шелохнёшься? Не бойся, всё в полном порядке! – подбадривало меня солнечное утро. - Нет твоего Одиночества, оно ушло. Впереди Счастье, Радость и Веселье!
Рабочий день пролетел незаметно, и грустить было некогда. Но, когда после работы я подходила к своему дому, вдруг неприятно засвербило где-то там, рядом с сердцем - почувствовала, что мне опять становится грустно.
Открыла дверь квартиры, вошла. В доме было тихо и почему-то пахло печёным. Неожиданно из кухни вышло Одиночество. Оно было опоясано моим любимым фартуком и обуто в мои любимые мягкие зелёные тапочки.
- Так тебя же не было утром, - опешила я.
- Да я-я, - слегка смутилось Одиночество, - уходило… за молоком. Вот решило к твоему приходу блинчики испечь.
- Так ты, что, решило у меня поселиться? Надолго?
- Да уж как получится, – как-то очень скромно начало было Одиночество. – Так ты блины-то любишь?
- Люблю, но не ем, - ответила я.
- Почему? Боишься поправиться?
- Боюсь.
- А вот я не боюсь. Хочу у тебя стать полным Одиночеством, - сказало Одиночество и раздвинуло белые руки в стороны, видимо, показывая свои будущие габариты.
- Нет уж, моё дорогое.., - снимая туфли, запротестовала я. Но оно не дало мне закончить, подошло, обняло за плечи и прошептало:
- Не бойся, в материальном плане я не буду для тебя дорогим. Наоборот, при моей помощи ты сможешь даже экономить.
- Это как же? – удивилась я, проходя на кухню и присаживаясь у стола, на котором стояла тарелка с аппетитными блинами.
- А очень просто, - задушевно прошелестело Одиночество, усаживаясь рядом. – Во-первых, когда в душе одиночество, никого не хочется видеть. Соответственно, ты никого не будешь звать в гости, не будешь тратиться на продукты. Экономия?
- Допустим, - согласилась я.
- Потом я позову Печаль, Грусть, Тоску, они тебе тоже ничего не будут стоить. Они, как таблетки для похудения, будут потихоньку съедать тебя изнутри, и ты будешь таять, как свечка.
И, поймав мой удивлённый взгляд, Одиночество добавило:
- Ну, ты же хочешь похудеть?
Звонок в дверь остановил наш разговор.
- Не открывай, - испуганно зашептало Одиночество, - а то я уйду от тебя, и ты никогда не поймёшь, кто ты есть на самом деле.
- Ну и уходи,- равнодушно пожала я плечами и пошла открывать дверь.
В квартиру с шумом ввалилась весёлая компания - моя группа поддержки на все случаи жизни. Они с чем-то поздравляли меня и чмокали во все части моей уставшей головы.
- Ой, ребята, блинчики! – кричал кто-то уже из кухни.
Блинчики на тарелке не задерживались: щедро поливались сметаной и исчезали. Мне было приятно смотреть на этих людей, которых я знаю лет двадцать, а может, и больше, в общем, со студенческой скамьи.
Видимо, у меня были уж слишком печальные глаза, потому что ребята стали требушить меня, добиваясь правды и только правды. После «чистосердечного признания» моя группа по борьбе с духовной безграмотностью, как мы раньше себя называли, начала активно успокаивать меня. Они говорили, что одним штурмом крепости ещё никто не брал, что надо ещё раз написать, нельзя опускать руки… Говорили, говорили, говорили…
Разошлись поздно. И только я закрыла дверь за шумной компанией, послышался осторожный, вкрадчивый голос Одиночества:
- Ты одна? – мягко спросило оно. – Можно к тебе?
- Оставь меня…
- Хочешь, я вместо тебя посуду помою? – старалось угодить мне Одиночество.
- Не надо, я сама, - ответила я как можно строже.
- Да, - грустно вздохнуло Одиночество, - сегодня я не полное. А блинчики-то хоть понравились твоим гостям?
- Спасибо, всё было хорошо. А теперь уходи.
Я прошла в комнату, устроилась в мягком кресле, включила телевизор и стала смотреть «Новости». В мире, оказывается, как и в моей жизни, происходили и взлёты, и падения, но он не падал вверх тормашками в тартарары, а продолжал процветать всем смертям назло. Я успокоилась. И сразу появилась Логика со Здравым Смыслом. Они выключили телевизор, сели напротив меня и сказали:
- Ты же слышала: одним штурмом крепости мало кто брал. Попробуй ещё раз. Садись и пиши.
Я села и написала.