Мои студенческие годы

    

   
                Моей жене Абрамовой
                Тамаре Петровне
                посвящается
    


       Глава 1. Поступление в институт

     После торжественного получения аттестатов зрелости был выпускной бал
или, как его теперь называют, последний звонок. Поскольку у нас была мужская школа, то требовалось пригласить девчонок из 22 школы. Лично я пригласил Светку Зильберштейн, поскольку она приглашала меня на свой школьный последний звонок.
  Когда я отправлялся на этот вечер, то мама проследила, что бы я был прилично одет. А одет я был в черный костюм, белую рубаху, галстук, который отец мне долго завязывал на моей шее, и начищенные до блеска ботинки, которые отец называл почему-то штиблеты.  Вот в таком виде я
прибыл к дому, где проживала Светка
Зильберштейн.  Она уже была готова и вышла в белом  длинном платье. И мы отправились в 10 школу по улице Ленина.
Светка даже чуть-чуть придерживалась за мой локоть и у домика С.М.Кирова, который известен каждому новосибирцу, нам навстречу прошла группа детей с родителями, и я услышал, как один мальчик произнес, глядя на нас:
- Ой ! Какие Вы красивые !
  Я засмущался, а Светка лучезарно улыбнулась и покрепче ухватилась за мой локоть.
   Вечер прошел прекрасно, были танцы, музыка, вышли из школы мы большой компанией, немного прогулялись и разошлись по домам. Я проводил Светку
до дома, где ее уже поджидали родители,
попрощался со всеми и отправился домой, в свою Нахаловку. Родители не спали, 
ждали моего возвращения и начали расспрашивать о прошедшем вечере.
Спать мы легли уже на рассвете.
  Проснулся я около одиннадцати часов дня и сразу побежал искупаться в Оби. Это мой  обычный утренний ритуал в летнее время. Искупавшись, я переоделся и сел за стол позавтракать вместе с родителями. За столом, как обычно, велась беседа,  и постепенно отец перевел весь разговор на тему о моем дальнейшем жизненном пути.
- Что бы работать, Юрашка, нужно иметь хоть какую ни будь профессию – говорил отец, - вот, например, что бы быть капитаном парохода или  даже катера, надо учиться, быть мотористом на катере – то же надо пройти курсы. Но лучше иметь высшее образование. Когда у тебя диплом о высшем образовании, то ты уже специалист и на тебя будут люди смотреть по другому. Если хочешь речному флоту
посвятить свою жизнь, то иди в водный институт и будешь ты,  каким ни будь начальником порта, например. А вот хороший институт связи. Связь нужна всем и везде. Я сегодня буду в тех краях, могу зайти, узнать, кого они выпускают.
  Тут  к разговору подключилась мать и
добавила:
-  Да вот только что открылся новый институт НЭТИ. Можно и туда пойти.
  Я что-то добавил о строительном институте, педагогическом, но тут же заметил, что в пединститут мне идти не хочется.
- Быть учителем  - это как то скучно, одно и то же, да эти пацаны будут хулиганить на уроках, как мы хулиганили.
   И всем стало смешно.
-  Короче говоря, Юрашка, выбирать тебе.
Тебе учиться, тебе работать, и кем ты будешь – решать надо самому. А я готов помочь. Зайду сегодня в институт связи.
   На этом беседа и закончилась. Должен сказать, что мой отец, Абрамов Олег Николаевич, лесной инженер, большую часть жизни провел в лесах, на берегах сибирских рек, занимаясь лесозаготовками и лесосплавом, а позднее преподавал древесиноведение в лесном техникуме в Томске. А моя мама, Абрамова Алевтина Васильевна, по профессии машинистка.
Печатала она на машинке очень быстро. Я с изумлением смотрел, как она что-то печатала и смотрела только в текст, а на клавиши машинки даже не глядела. Причем
в работе участвовали все пальцы рук. Ее
сестра, моя тетка Нина Васильевна Савич, рассказывала, что Аля (как ее называли сестры) участвовала в соревнованиях и заняла первое место по скорости печати.
Ее результат – 450 знаков в минуту. По тем временам  и на тех машинках это было пределом.
  Вот они –то понимали, что значит иметь нужную профессию. Отец мне не раз говорил, что нужно иметь такую профессию, которая бы требовалась людям и в городе, и в деревне, везде.
  Быстро настало время решать вопрос о поступлении в ВУЗ. Я взял свои документы и отправился на поиски института. Сначала решил зайти в водный, затем в институт связи, НЭТИ, и посмотреть,  что они из себя представляют.
   Поскольку жили мы в нахаловке, известной многим новосибирцам, я,
как обычно, прошел по известному тоннелю, и вдруг встретил Светку Шокотко,
которая училась в 22 школе и уже окончила первый курс медицинского института.
- Привет ! – воскликнула Светка, - куда это ты направился ?
- Да вот, пошел искать институт куда поступать. – ответил я.
- Ну, и куда ты хочешь поступить ?
- Ну, пойду сначала в водный зайду, в НЭТИ . . .- как то неопределенно ответил я.
- А знаешь что, Юрка – с интересом в глазах произнесла Светка, - пойдем к нам, в мединститут, сегодня там день открытых дверей и я буду у тебя гидом.?!
  И я согласился. Мы пришли на перекресток Красного проспекта и улицы Ядринцовской, где раньше располагались
кафедры анатомии и биологии мединститута, и вошли в помещение.
  Длинный коридор. Справа и слева располагались препараты – скелеты, голые костяные черепа, ванны с вонючей жидкостью, из которых высовывались  руки
и  ноги, труп , лишенный кожи и видны одни мышцы и др. В коридоре находились
парни и девчонки моего возраста и взрослые, вероятно их родители. Многие,                ощущая сильный запах  формалина, закрывали носы и спешно выбегали из помещения на свежий воздух.
  Светлана подвела меня к преподавателю,
женщине лет около 60-ти, и представила меня:
- Это Юра Абрамов, я его привела на день открытых дверей. Уговариваю поступить в наш институт.
- Правильно, поступайте, не пожалеете.
Из Вас может получиться хирург. – ответила она и предложила пройти  дальше
для осмотра препаратов. Что такое хирург, я еще не знал, но все увиденное на меня произвело странное  впечатление. Я не закрывал нос, не убегал из коридора, за руку поздоровался со скелетом, пожал руку, торчавшую из ванны, засунул в рот палец  черепу. В общем, продемонстрировал свое положительное отношение ко всему увиденному  и к концу осмотра услышал заключение Светланы:
- Ну, Юрка, тебе конечно надо поступать в наш институт . . . . . .
  Возможно, это и сыграло роль в моей дальнейшей судьбе, и я решил сдать документы в медицинский институт.
  После сдачи документов я отправился домой и доложил родителям, что решил поступить в мединститут. Отцу это очень понравилось,  и он произнес:
- Молодец, Юрашка ! Доктором будешь. А
врачи нужны везде – и в городах, и в деревнях. Эта профессия очень нужная людям.
  Начались экзамены. Помню, что во время очередного посещения института я увидел
Максима Никифоровича  Ногина, тренера сборной Новосибирска по легкой  атлетике.
Он хорошо знал меня как спортсмена и, увидев меня в институте, подошел и  спросил:
- Юра, ты что, в наш институт подал документы ?
  Услышав утвердительный ответ, он очень обрадовался и пообещал не выпускать меня из поля своего зрения. Дело в том, что мединститут в то время  по многим видам спорта занимал ведущие места в городе, и
иметь такого многогранного спортсмена, как я,  ему очень хотелось, так как он заведовал кафедрой физкультуры мединститута.
  Я неплохо сдал экзамены по литературе, на «четыре» написав сочинение, устно отвечал « образ Наполеона» и тоже получил «четыре». По химии я получил «четверку», а вот по физике. . .
  Дело в том, что физику я знал неплохо. Я хорошо ответил по билету « двигатель внутреннего сгорания», какой -то вопрос по электричеству, а вот решать задачи у меня никак не получалось. Я прямо заявил преподавателю, что задачи решать не умею, на что он ответил:
- Как же так.! Так хорошо ответили на предыдущие вопросы и вдруг . .  Вы подумайте еще.
  Но у меня ничего не получилось и преподаватель с сожалением ответил:
- Ну, очень жаль, но я вынужден поставить Вам «тройку».
 Итак, экзамены сданы, а дальше предстояло зачисление. Когда я вошел в зал, то увидел приемную комиссию. На сцене сидело человек десять во главе с ректором  В.П.Казначеевым.  В комиссии я увидел  и Максима Никифоровича. Ректор посмотрел мои документы, о чем- то посоветовался с рядом сидящими членами комиссии и обратился ко мне:
- Вот Вы спортсмен, чемпион, гимнаст. Ну что же Вы полбалла не дотянули
до проходного балла ?
  На что я ответил:
- Так все хочется охватить. И спорт, и учебу. Вот, не рассчитал . . . . . . .
- Ну ладно, идите пока, мы подумаем, что с Вами делать.
И я вышел из зала. 
Утром следующего дня я прибыл в институт
И в вывешенных на стене списках своей фамилии не увидел. Расстроенный, я вышел из института. При  выходе из института меня догнал Максим Никифорович и сказал:
- Юра ! Не вздумай забирать документы.
Завтра приходи, будут дополнительные списки поступивших.
  Домой я пришел грустный, огорчил своих родителей своим рассказом. Отец расстроился и сказал:
- Оболтус ! Учиться  надо было лучше,
А что теперь? Грузчиком будешь.
  Ночью меня одолевали всякие мысли.
Думал, пойду работать на катер или на бревнотаску, а на следующий год попробую еще раз туда же поступить. С этим и уснул.
  Утром я уже был в институте и  с волнением подошел к доске информации, где были вывешены дополнительные списки принятых в институт. Какое же я испытал счастье, увидев в списке принятых
свою фамилию в первой строчке. Примчавшись  домой, я сообщил  родителям, что принят в медицинский институт, и отец сказал:
- А я и не сомневался. Молодец, Юрашка, доктором будешь, а доктора нужны всем и везде. Так что с этой профессией не пропадешь !
  Так я стал студентом первого курса Новосибирского медицинского института.
  Возвращаясь немного назад, припоминаю, что готовились к экзаменам по билетам
старого образца, которые где то раздобыла для меня Светлана Шокеотко, и каждый день штудировали эти билеты с Игорем Каспаром, который тоже поступал в мединститут. Иногда приходил Вовка Щитов, который поступал в строительный институт. У него месяц назад умер отец, и он был грустный, молчаливый, и мне его было очень жаль.  Я на балалайке исполнял ему «разлуку»,
и мы вместе грустили под эту музыку.
  Поступили в мединститут и мои одноклассники  Эдька Алексеев, Эдик   Пищин, Славка Мальков, Игорь Каспар.
А остальные  поступали в институты в других городах. Так, Освальд Кранк, Валька Губанов, Мишка Мышляев – в Свердловске, Витька Бауло, Борька Буторин,  Арон Кучеров – в Томске, Эрка Бергман – в Новокузнецке.  Но многие остались в Новосибирских ВУЗах,
как Витька Мурашко, Вовка Чучуев, Вовка Щитов , Владька Олешко и др. Мой теперешний друг Женька Мельников, который теперь проживает в Санкт-Петербурге,  окончил институт связи, но в последствии стал известным в Сибири  журналистом, писателем, и работником телевидения. Я видел его в телепередачах, читал его книги,  газетные  и журнальные статьи, и был горд своим другом. В общем, судьба разбросала всех учеников 10 школы по разным городам.



      
       Глава 2. На уборку урожая 

  Поведение школьника из наших голов еще не выветрилось,  и мы продолжали ощущать себя школьниками. Ощущение, что ты студент медицинского института пришло гораздо позднее. Уже заранее было известно, что сентябрь месяц мы будем работать в колхозе на уборке урожая.
Забегая вперед, скажу, что все годы учебы в институте сентябрь мы проводили в колхозах на уборке урожая. Первый сентябрь наша группа работала в Искитимском районе Новосибирской области. Убирали картошку с полей.
Поскольку у меня была непреодолимая тяга к технике, то я решил устроиться грузчиком на автомашину. Ко мне подключился Рафаил Суздальницкий, который ранее входил в сборную города по легкой атлетике, ездил на соревнования в Красноярск, и тоже поступил в мединститут. Здесь, в колхозе впервые собралась вся наша группа и мы познакомились. Эдуард Алексеев, Галина Жучкова, Саша Петрушин, Абрам Шпиц, Валентин Ращупкин, Владимир Пастухов, Тоня Подыбайло, Юрка Гагарин, Славка  Калинин – вот неполный перечень ребят нашей группы , которых я вспомнил.
 Расселили нас  по избам, но несколько человек, в том числе и я, попали на место жительство в клуб. Мы неплохо устроились – просторно, тепло, спали на матрасах, набитых сеном. Рядом со мной разместились Саша Петрушин, Валентин Ращупкин и Абрам Шпиц. Работали в поле, как говорится, спустя рукава. Вырывали куст, стряхивали картошку на землю , а куст выбрасывали, а девчонки собирали картошку в большие кучи. Это заметил бригадир, местный житель, и указал нам на это:
- Эй, так не пойдет. А из земли –то кто будет выкапывать картошку ?! Ну ка, давайте , как положено.
  После этого стали делать, как положено,
стало совестно. Выкопанную картошку собирали  и ведрами носили  и ссыпали в одну большую кучу.  А уже к вечеру к куче подходили все работающие и грузили картошку на автомашину. В то время
на полях работали автомобили  ЗИС-5,
«Захарка», как ее называли сами шофера. Но шофера, подогнав машину к  куче, куда-то отлучались, пока мы грузили картошку на машину. Случалось, что водитель долго не появлялся, и вот тут-то я и рискнул перегнать машину от одной кучи к другой. Сел за руль, включил зажигание, нажал на стартер, мотор взревел. Затем я выжал сцепление, включил скорость и попытался стронуться с места, но мотор заглох. Тут же
появился водитель, я вновь запустил мотор, он включил мне нужную передачу и сказал:
- Вот теперь давай.. . .
  Я, прибавляя газа, отпустил сцепление, и машина медленно тронулась  с места. Я посмотрел, где находится другая куча картошки, и направил автомобиль прямо к ней. Остановив машину у края кучи, я счастливый вышел из машины. Это было впервые в жизни, поэтому я был в восторге. В последующем шофера разрешали мне проехать от кучи до кучи на машине, и мне это было в радость.
   По вечерам мы разжигали костер, усаживались вокруг него и беседовали на разные темы. Приходили на посиделки и ребята из других групп.
   Недалеко располагалась молочная ферма, и однажды Валька Ращупкин сказал:
- А хотите молока ?
Все как то неопределенно хмыкнули.
- А где ты его возьмешь ? –спросил Сашка Петрушин.
- Юра, пошли. – сказал мне Валька, и взяв чистое ведро (неизвестно откуда взявшееся) , мы направились в сторону молочной фермы. На ферме находилось несколько женщин и Валька обратился к ним:
- Здрасте ! – лучезарно улыбнулся он – нам бы  молочка немножко . . . .
- А сколько Вас человек ? – спросила одна из женщин.
- 13 человек, мы в клубе проживаем, на уборку картошки приехали.
   Женщины оживились, одна из них помыла руки, взяла у Вальки ведро, помыла его, и из фляги налила больше половины ведра свежего молока.
- Пейте на здоровье ! – проговорила женщина, протягивая Валентину ведро с молоком.
  Поблагодарив женщин, мы с Валькой
радостные пришли к костру и стали угощать все молоком. Все были довольны
и спрашивали:
- А как это Вам удалось столько молока раздобыть ?
- Главное, нужно сделать вид, что мы голодные, а русские женщины на все пойдут, что бы нас накормить.
  Обычно, во время посиделок у костра
начинались разговоры на разные темы.
Мне запомнился один разговор, когда Валентин Ращупкин прогнозировал свою
Будущую врачебную жизнь:
- Вот,  закончу институт, поеду работать в деревню, куплю свой дом, разведу курей,
свиней, заведу корову, буду работать и жить в свое удовольствие.
- Размечтался, - заговорил Сашка Петрушин – тебе еще жениться надо, а согласится ли будущая твоя жена уехать в деревню ? А будет ли она ухаживать за твоими курями, свиньями, коровой? А их ведь всех кормить надо, да на зиму заготовлять   . . .  .Этак у тебя, Валька, и времени на работу не останется.
  Валентин задумался, помолчал и проговорил:
- Ну ничего, время покажет .
   Через двадцать лет я встретил Валентина Ращупкина в Новосибирске. Он работал ассистентом кафедры факультетской хирургии, но вскоре уволился и уехал в европейскую часть России в районную больницу заместителем главного врача. Больше мы не встречались.
   Запомнился мне еще один эпизод тех времен. Мы решили дать концерт для колхозников. Инициатива исходила из наших институтских руководителей и отказываться мы не посмели. Меня почему то избрали организатором концерта. Я предложил план, и все согласились. Девчонки должны были показать какой –то танец, кто-то должен был рассказать стихотворение, хором должны были спеть какие-то песни, а  я должен был продемонстрировать упражнения с двухпудовой гирей и исполнить ритмический вальс (степ) под гармошку местного музыканта. Меня же и назначили ведущим концерта, т.е. конферансье.
  Подошло время концерта. Народу собралось много, мест свободных не было,
многие стояли у задней стене клуба и даже между рядами. Поскольку я не первый раз вел концерты, то и не волновался. Вышел, поздоровался, сказал несколько хороших слов  о тружениках полей, пожелал им здоровья, успехов  в своем нелегком деле
и начал концерт. Пел хор, танцевали  девчонки, рассказывали стихотворения,
в общем концерт шел по программе и вскоре настала моя очередь.  Сначала я исполнил танец – чечетку по гармошку «ритмический вальс», а затем перешел к гирям. Еще раньше  поржавевшую гирю мы нашли на сцене. Вероятно, о ней  забыли, и ее давно никто не брал в руки. Немного очистив ее, я поупражнялся и решил, что с ней можно выступать. Упражнениям с гирей меня научил мой отец, бывший цирковой актер, борец, который в двадцатые годы
двадцатого столетия занимался этим делом, о чем написано в его мемуарах «Записки лесного человека», вышедших в 2004 году.
   И вот я беру гирю, поднимаю ее рукой,
несколько раз выжимаю, затем подбрасываю вверх, ловлю и снова бросаю.
При этом весь зал громко «охает», а некоторые даже привстают со своих мест.
Продемонстрировав несколько жонглерских упражнений, я с улыбкой сильно отбрасываю гирю назад и, сделав дважды «сальто с места», раскланиваюсь под бурные аплодисменты. Однако, когда я бросил гирю и она улетела куда-то назад, раздался  звук, характерный для
проломанной доски. Оказывается, гиря пробила пол на сцене клуба.
  Концерт прошел хорошо, зрители, выходя из клуба, обсуждали наше выступление и
говорили:
- А этот – то, который гирю бросал, как перевернулся через голову, так я думала, что он упал, а он прямо на ноги. А гиря –то тяжелая, даже пол хрустнул . . Ну дают!!!
   Однако, никаких нареканий со стороны администрации не было. Поговаривали, что клуб то сам уже разваливается, а пол давно прогнил . . . .
   Так закончилась наша работа в колхозе по уборке урожая, а дальше началась учеба в институте.

       Глава 3.  Первый курс

  С первого октября начались занятия в институте. Всем студентам полагалось иметь белый колпак, белый халат, сменную обувь. Все это приготовила мне моя мама и я, ежедневно  в соответствии с  предметом
укладывал в балетку все эти принадлежности, соответствующие учебники и тетради, и в девять тридцать, как штык, был на месте, где по расписанию
должны были проходить занятия.
   Предметов было много, но самым трудным была анатомия человека. В одном только черепе  более 200 названий костей, и столько же во всем человеческом скелете. И все это нужно было выучить.
А в дальнейшем нужно было учить органы человека, их функцию, а еще позднее патологию этих органов. Ну, в общем . . . .
  Занятия в институте проходили по классическому варианту, т.е. лекции и практические занятия.
  Помню первую лекцию по биологии,
которую нам читал доцент Власенко, заведующий этой кафедрой. Эдька Алексеев, Игорь Каспар, Эдька Пищин и я сидели на первом ряду и собирались внимательно слушать лектора.  Доцент Власенко вышел к трибуне, поздравил всех с поступлением в институт, с началом  учебного года, и приступил к изложению материала по биологии. Он был большой артист. Слова выговаривал медленно, четко,  при этом откидывал голову назад
и поднимал руки вверх, принимал какие-то позы, которые нас очень смешили. Мы  сидели в первом ряду,  и он отчетливо видел нас. А нас просто раздирал истерический хохот. Он прекратил лекцию, попросил нас подняться  и сказал:
- Вот Вы, молодые люди, сидящие в первом ряду, встаньте пожалуйста. Если Ваши улыбки являются признаком застенчивости, то это похвально, но на лекции я не могу Вам позволить находиться, поэтому предлагаю выйти и подумать над своим поведением.
  Мы вышли и все еще не могли
преодолеть  навалившийся на нас смех, потому что даже выговаривал он нам тем же языком, каким читал лекции. Через несколько минут, успокоившись, мы вошли в зал и попросили разрешения присутствовать на лекции. Он разрешил, но эпизод запомнил.
   Припоминаю практические занятия по гистологии, которые проводила Вера Павловна Жук. Мы рассматривали под микроскопом различные  ткани, специально приготовленные для изучения под микроскопом, и зарисовывали все виденное в журнал. Я, например, купил хороший журнал для рисунков и очень аккуратно
вырисовывал все, что видел в микроскопе. Получалось не плохо. Однажды Вера Павловна решила проверить эти журналы
и ей очень понравились мои рисунки. Она
объявила об этом всей группе и мне было приятно это слышать, хотя я и очень смущался. Этот журнал хранился у меня долгие годы. Последний раз я его доставал,
когда уже работал ассистентом кафедры хирургии в Новосибирске.
  Анатомию нам читал профессор Ромодановский, а практические занятия проводила молодая женщина, лет тридцати,
К сожалению, не  помню ее фамилии, но звали ее Вероника.
  Однажды  Валька Ращупкин, Сашка
Петрушин и я пришли в анатомку  за полчаса до начала занятий. На секционном столе лежал труп без кожи. Видны были все мышцы на лице, голове, туловище.
Это нам приготовили труп для изучения мышц. Помню, что я изучал и препарировал мышцы груди (latissimus dorsi, pektoralis maier и др.). Натягивая на себя халаты, мы сообразили, что этим трупом можно попугать девчонок, и принялись за дело. Усадили  труп на стул, правую руку приложили к груди, а левую установили так, что она указывала на входную дверь.
Голову тоже повернули к двери. Получилось так, что труп во все глаза смотрел на входную дверь и на что-то указывал левой рукой. Получилось здорово!   
  И вот входят девчонки. Они сразу не обратили внимания на труп, но когда начали переодеваться, то вдруг завизжали дикими голосами и плотной толпой, наталкиваясь друг на друга,  кинулись к двери. Шутка  удалась. Мы хохотали, а девчонки поносили нас всякими словами.
  Как сейчас – не знаю, но в то время нам преподавали латинский язык, в пределах медицинской терминологии. Занятия проводил пожилой мужчина, небольшого роста, спокойный, медлительный, но прекрасный преподаватель. Требовал четкого произношения  (klayikula, scapula,
humerus, pedis и т.д.), поправлял студента, если он неправильно произносил слово.
И однажды произошел конфуз. Тоня Подыбайло отвечала на вопросы преподавателя, а он указывал на часть тела на плакате и требовал назвать его по латыни.
- Это что ? – спрашивал преподаватель, указывая на стопу.
Тоня долго молчала, затем произнесла:
- Penis.
Преподаватель несколько смущенно заметил:
- Вы, дорогая, очень торопитесь, это СТОПА, pedis. А то, что Вы назвали, мы еще не проходили.
Тоня от стыда покрылась красными пятнами, а вся группа хихикала, прикрываясь ладонями.
   Физику нам читал профессор Антонов.
Помню один эпизод на лекции.
- У меня вес 75 килограммов –произнес профессор и при этом резво запрыгнул на стол, и продолжал – я поднял свои 75 килограммов  на высоту одного метра, значит, я произвел работу в одну лошадиную силу.
Спустившись со стола, он продолжал лекцию.
  Однажды я и еще двое парней пришли на урок химии. На полочках стояло множество
всяких препаратов, и я, от нечего делать, взял склянку и начал капать в нее всякие
жидкие препараты. Было очень интересно, так как жидкость постоянно меняла свой цвет, выпадал осадок, затем растворялся и вдруг . . . .раздалось громкое шипение, из склянки вырвался кирпичного цвета дым и заполнил почти весь учебный класс. Я бросил склянку в раковину и отскочил на
почтительное расстояние. Все кинулись ко мне, спрашивая, что случилось. Я рассказал о своих экспериментах и мы начали разгонять дым. Как только дым рассеялся, пришла вся группа и преподаватель. На перерыве я  решил повторить свой эксперимент, но что бы я ни сливал в склянку, у меня ничего такого не получилось. Я, к сожалению, не читал, какие препараты я сливал, в каком порядке, поэтому  и не смог повторить свой опыт.
  Как ни странно, но сам процесс занятий
как в школе, так и в институте, особенно на первых курсах, запоминаются мало. Вероятно это потому, что они похожи , хотя и предметы разные. В большей степени запоминаются какие-то необычные эпизоды
в процессе учебы, и, конечно, времяпровождение вне института. Вот, например, занятия спортом. Должен сказать, что  заниматься спортом я продолжал, тренировался  под руковод –
ством  преподавателей мединститута и самого  Максима Никифоровича Ногина. Однажды зимой 1954 года проходили соревнования ВУЗов в закрытом помещении, в клубе Динамо,  где я выступил по гимнастике по программе  второго разряда, и прыгал с шестом, даже занял первое место, взяв высоту три метра десять сантиметров. Это произошло потому, что у меня не было соперников. А весной мне пришлось бежать на стадионе Спартак  восемьсот метров с барьерами, и я пришел где-то в середине, но не последним. Этот вид не для меня, я долго бежать не могу, и
не люблю, хотя стометровку однажды пробежал за 12.4. Говорили, что это неплохо.
  Учеба не давала возможности вплотную заниматься спортом, да уже и не было стремления.  На соревнованиях выступать приходилось по просьбе преподавателей,
а систематические тренировки я оставил давно. Однако, показать свою удаль иногда
удавалось – сделать совершенно неожиданно и в необычном месте сальто-мортале, сделать стойку на руках, например, в учебном классе или в лекционном зале до прихода лектора.
И все это приветствовалось моими институтскими и школьными друзьями.
  Как-то  в институте организовали спортивный вечер. Был небольшой концерт, я выступил с вольными упражнениями, которые закончил,
прокатившись «колесом» и дважды седлав «сальто-мортале». Затем начались танцы.
Вот тут –то подошел Слава Калинин и предложил:
- Пацаны! Я выжимаю сто килограммов,
а Юрка делает сальто !
  Вся компания приняла предложение на «ура!». Но я добавил:
- Делаю не просто сальто, а через гриф штанги!
  Гриф штанги – это длинный металлический прут, за который штангисты берут штангу руками. Так я вызвался перепрыгнуть через гриф и приземлиться на другой его стороне.
  Поскольку танцы проходили в спортивном зале, то здесь же, немного в стороне, находилась деревянная площадка, на ней
лежал гриф и отдельно грузы, которые спортсмены называли «блинами». Ребята надели на гриф грузы по пятьдесят килограммов с каждой стороны, и снаряд был готов. Славка  подошел к штанге,
сосредоточился, наклонился и взял гриф в руки. Затем довольно легко взял штангу на грудь и стал медленно отжимать ее вверх.
- Вес взят ! – громко прокомментировал я
и подошел к штанге так, что гриф оказался сзади. Наметив место приземления, я сделал высокий прыжок, сгруппировался, перевернулся в воздухе и приземлился  таким образом, что гриф штанги оказался передо мной.
  Восторгу болельщиков  не было предела.
Вся компания нас обнимала, нам жали руки,
А затем кто-то громогласно объявил:
- Пацаны ! Наше место в буфете . . . .
Да, в институте был буфет и в этот день,
день спортивного праздника, продавали спиртное. Мы выпили вина и снова оказались в зале, где продолжались танцы.
Вот тут-то кому-то в голову взбрело вытолкнуть меня на средину зала и крикнуть во весь голос:
- Цыганочку с выходом !
Я засмущался, хотел убежать, но меня не
выпустили из круга, да еще кто-то на аккордеоне заиграл цыганочку. Ну что мне оставалось делать. Пришлось плясать.
У меня получался неплохой степ, а пляску я закончил сальто и получил продолжительные аплодисменты и рукопожатия своих приятелей.
  Вот такие моменты запоминаются.
  Исправно посещали каток в городском саду и там встречались со своими соклассниками, оставшимися в Новосибирске. Продолжали мы встречаться и на Красном проспекте, как в школьные годы, но знакомых ребят было уже мало,
все разъехались по разным городам.
  Как-то быстро и незаметно пролетел
учебный год и наступило время экзаменов.
Экзамены я сдавал неплохо, но . . . .
   Экзамен по самому серьезному предмету – анатомии человека. Принимала Вероника
( вот не помню ее отчества). По билету ответил хорошо, но она задает мне дополнительный вопрос:
-  Положение матки в малом тазу. Если ответите двумя словами, то я Вам поставлю «отлично».
  Я начинаю выкручиваться, потому что двумя словами сказать не могу, не знаю.
Да, она согнута, одна часть вперед, другая назад . . . . Умолкаю надолго, а преподаватель двумя словами говорит по латыни:
- Antefjexio – retroversio. Ставлю Вам удовлетворительно.
   Это положение матки я запомнил на всю жизнь, вот даже сейчас, уже на пенсии, вспомнил и написал по латыни.
  Экзамен по биолгии принимал сам заведующий кафедрой доцент Власенко.
Я бойко отвечал по билету, но вот  на последний вопрос я просто не занл, что говорить. А вопрос такой: «Роль отечественных ученых в развитии микробиологии». Мало того, что я не знал, чего они там наоткрывали, так я же ни одной фамилии не знал. Начал болтать, что «наши ученые на себе испытывали  .. . . .»
Наконец услышал:
- Мало того, что Вам очень смешно бывает на лекциях, так Вы еще и отечественных ученых не знаете. Двойка !

Остальные экзамены я сдал в основном на четверку, но вот биологию придется пересдавать осенью. Я сразу стал запасаться экзаменационными билетами по биологии, но готовиться к переэкзаменовке мне пришлось уже совершенно в другом месте.

        Глава 4.  Томск

   Шел июль 1954 года. Наша семья проживала  в известной всем новосибирцам нахаловке, по ул. Понтонной 36. Напомню старым жителям Новосибирска – это  место, где находился в то время понтонный мост
и там же была пристань речного трамвая.
Чернышевский спуск прямо выходил на понтонный мост, сто метров направо- наш дом, а двадцать метров налево – пристань.
Наш домик располагался прямо у берега Оби.  Это позволяло иметь лодку и постоянно купаться в реке. Конечно же, все мои сокласники  приходили ко мне купаться и кататься на лодке.
  Домик был старый, посеревший от времени, три небольшие комнатки отапливались одной печкой, на которой мама готовила еду. Воду носили из водокачки, что располагалась  в пятистах метрах от дома, а небольшой оградке всегда находились  дрова, которые мы с отцом заготовляли на зиму загодя. В этом доме мы проживали с 1948 года. Проживая в этом доме, я окончил школу и поступил в мединститут, здесь же происходили все события, о которых я рассказал ранее.
  И вот однажды отец, вернувшись с работы, попросил нас с мамой сесть и выслушать его.
- В общем так. – начал он, - мне предложили работу в Томске, должность начальника лесобракеражной группы треста Томлес, оклад 1600 рублей, подъемные  и двухкомнатную квартиру в новом доме – взволнованно закончил он.
  Стало тихо. Все молчали. Первой заговорила мама:
- А чего тут думать ?! Надо соглашаться и ехать жить в Томск. А то тут тебя бросают с должности на должность и никакого постоянства. Да еще квартиру дали – курам на смех, да еще в Нахаловке.
  Дело в том, что отец был высококвалифицированным работником
лесной промышленности, занимал высокие руководящие должности, но никогда не был партийным. Поэтому партийные руководители его  легко смещали с должности на должность, как, например, с
должности главного инженера лесоперевалочного комбината в 1947 году,
сделав его  начальником лесопильного цеха. Причину не объясняли, а просто говорили, «что Вы беспартийный, а на эту должность претендует член партии . . ..».
И деваться то некуда.
- Я тоже так думаю – сказал отец, - действительно, пора бы и в приличной квартире пожить, да и оклад там повыше,
да и с этой –то должности вряд ли меня попросят. Сам Зубрилин (Управляющий трестом Томлес») приглашает, а мы с ним давно знаем друг друга, он всегда держал слово. Человек честный, хотя и член партии, потому и держится на плову.
- Ну а ты, Юрашка, как, здесь останешься учиться или тоже поедешь. В Томске, я слышал, хороший медицинский институт.
- Конечно,  поеду с Вами, а как же. Только вот как перевестись туда . . . . .
- Это я узнаю, когда приеду в Томск, и сразу сообщу по телефону.
  Вопрос был решен – мы едем в Томск !
   Через неделю отец уехал в Томск, а мы с мамой обсуждали  события и уже мечтали о Томске. Я лично о Томске ничего не знал, но такой город на слуху у меня был.
   Вскоре отец позвонил из Томска, сказал, что с работой все хорошо, дом, в котором нам предоставляют квартиру, еще немного не достроен, а с  переводом в институт проблем не будет, только  если нет хвостов.
   Значит, мне предстояло зубрить биологию, в августе сдать экзамен и только после этого можно появляться в Томском мединституте для решения вопроса о переводе. Ну что ж, будем зубрить.
  Вернулся отец из Томска через неделю, рассказал, что дом, где будет наша квартира, будет сдан еще через два месяца, а пока нам придется пожить на Черемошниках в комнатке. Тот час же началась подготовка к переезду.
Дело в том, что через несколько дней в Томск из Новосибирска отправлялся паузок
(баржа) , которую должен буксировать катер. Баржу туда отправляли порожняком, поэтому нам было разрешено погрузить свои вещи и по Оби отправляться в Томск на паузке.
  Время шло быстро и вот уже наши вещи на  пятидесятитонном паузке, мы прощаемся с соседями  и друзьями. Меня пришел провожать мой соклассник Освальд Кранк. Попрощались, взошли на паузок, катер  взревел мотором и потянул паузок за длинный трос, и мы стали отдаляться от родных краев. Долго еще я видел наш дом на берегу Оби, нашу улицу, несколько человек, машущих руками, и среди них Освальд, который махал нам рукой, пока не скрылся из вида. Вскоре все осталось позади. Было грустно. Я прощался с целой эпохой жизни – лесоперевалка, послевоенные годы, 72 школа,  лесозавод 1-2, 10 школа, школьные друзья, поступление в институт. . . . . .
Было от чего разреветься. Родители меня успокаивали, уж они- то побывали в разных местах, жили в разных условиях  и многое повидали на своем веку.
   Успокоившись, я начал осматривать паузок. Громадная деревянная баржа,
высоченная рубка, там же жилое помещение для шкипера, кирпичная печка
для обогревания и приготовления пищи.
   Спустился в трюм и опешил . . .  Мама уже застелила постельным бельем кровати, стоял стол, шифоньер, стулья – ну все, как в доме. Мне это очень понравилось. Никакой дождь был не страшен, да и от солнца есть где спрятаться, а уж спать одно удовольствие.
   Мы с отцом ходили по палубе, беседовали, любовались берегами Оби.
Приближался вечер и уже в сумерках
катер причалил к берегу, пришвартовали паузок и остановились на ночлег.
   Пока мы с отцом прогуливались по палубе, мама готовила ужин и вскоре пригласила команду катера и шкипера на ужин. Откуда-то появилась бутылка водки,
На столе шипела жареная картошка, в тарелке соленые огурцы, капуста, а дальше и говорить нечего, сами понимаете . . . .
   Я лег спать первым, а проснулся часов в одиннадцать. Мы уже плыли, катер тянул паузок на длинном тросе, и работа его мотора почти не была слышна, только бурлила вода, рассекаемая носом паузка.
  После легкого завтрака я начал изучать паузок. Облазил весь трюм, проверил наличие якоря, забрался на рубку, где управлял паузком шкипер. Он дал мне подержать руль и заметил:
- Вон, видишь будка на берегу ? Это бакенщики живут, они рыбаки, и у них всегда есть рыба. Сейчас подъедем и купим стерляди.
  Катер развернулся против течения так, что паузок остался сзади по течению, ребята вышли на берег и вскоре принесли на паузок стерлядь. Это самая вкусная рыба, у нее нет костей, одни хрящи, и уж
косточками не подавишься, т.к. их нет.
   Вечером, на следующей стоянке, мать угощала всех ухой из стерляди, которая, по словам команды катера, очень хорошо пошла  с водкой. Мне же очень понравилась стерлядь, которую я по сей день считаю самой вкусной рыбой.
 Однажды наша кавалькада остановилась на отдых днем. Берег был низкий, по берегу рос густой кустарник, а дальше от берега  расположилось небольшое озеро, за которым виднелся сосновый бор. Я взял ружье и отправился побродить по берегу.
Никакой дичи мне не попалось, но я посидел на берегу озерка, полюбовался
сосновым бором и вернулся на паузок как
раз к обеду.
  Отобедав и отдохнув, мы двинулись дальше. По пути останавливались у бакенщиков, покупали стерлядь, мама варила уху, кормила всю команду, а отец
предлагал всем :
- Ну, ребятушки, еще по одной . . .
Но употребляли водку очень немного, в меру, для аппетита и завязки разговора.
Отец был умелым рассказчиком, и слушали его с большим интересом.
   На четвертый день пути я проснулся тогда, когда мы уже плыли по Томи. Если
по Оби мы  плыли вниз по реке, т..е. по течению, то по Томи пришлось плыть против течения. От места слияния Томи и Оби до Томска 70 км. Мы прибыли в Томск к средине дня. Катер пристал к мелкому берегу, и тут же, рядом пристал паузок.
Отец спустился на берег и отправился в здание,  находившееся на самом берегу. Вскоре он вышел от туда с группой мужиков и все они направились к паузку. Откуда ни возьмись, появился грузовой автомобиль ЗИС-5 и мужики начали выносить из паузка наши вещи. Вскоре
нас доставили на Черемошники к двухэтажному деревянному дому, где на первом этаже нам была приготовлена комната. Мужики сносили нашу мебель и вещи в комнату и уехали, а мы стали располагаться на новом месте. В комнате было тесно, но месяц-два можно было продержаться.
  На следующий день мы с отцом отправились осматривать  строящийся дом, где нам предназначалась квартира.
  На перекрестке улиц Красноармейской и Алтайской  уже возвышался двухэтажный деревянный дом, деревянные ворота и забор огораживали территорию, а в двадцати метрах от дома, параллельно ему, располагался длинный амбар, где для нас выделялась кладовка. Было видно, что работы идут к концу и из разговора отца с рабочими я понял, что уже в сентябре мы въедем в новую квартиру. Квартира нам предоставлялась на втором этаже, с балконом, выходившим в ограду.  Мы прошли и осмотрели свою будущую квартиру и отправились на Черемошники.
  Я рассказал маме, что дом скоро сдадут, там есть водопровод, канализация, в каждой комнате печка, в ванной комнате колонка для нагревания воды дровами.
В таких квартирах мне лично жить еще не приходилось,  и я был очень доволен.
  В институт я не заходил, только постоял около входа и решил, что когда сдам экзамен по биологии, тогда и зайду.
 А дальше пошли обыкновенные будни.
Утром завтрак, отец уходил на работу, я выходил в палисадник около дома , расстилал на траве одеяло, ложился и учил, учил и учил билеты по биологии.
Периодически мама меня отрывала от занятий, что бы покормить, а вечером мы ужинали в своей комнате всей семьей.

         Глава 5.  Вновь в Новосибирске


 Наконец, пришло время  ехать в Новосибирск на осенний экзамен.
  После тщательных родительских  наставлений, я наконец, уехал в Новосибирск. Остановился у тете Нины Васильевны, сестры мамы,  и  на следующий день явился на кафедру биологии, вошел в преподавательскую и доложил, что прибыл для сдачи экзамена по биологии. Доцент Власенко отсутствовал, меня встретили две женщины. Одна из них , как-то вяло, неохотно, предложила мне сесть за стол, положила передо  мной билеты, я взял один из них и сразу начал отвечать на первый вопрос. Женщина меня почти не слушала и  я начал отвечать на второй вопрос, но она меня прервала, сказав:
- Достаточно. Четверка Вас устроит ?
- Конечно – с волнением ответил я.
Она поставила мне оценку в зачетную книжку, спросила, кому я сдавал экзамен летом и после моего ответа они  обе как-то хихикнули, и пожелали мне успехов в учебе, после чего я счастливый вылетел на улицу. Все! Сдал! Хвостов нет! Можно возвращаться домой.
  Поскольку торопиться мне было некуда, я направился к своему другу и соклассник Эрику Бергману, который проживал с мамой и сестрой Люсей в здании Управления  железной дороги, что на
улице Урицкого. Эрка оказался дома, он приехал из Новокузнецка, где учился в металлургическом институте, и мы с ним направились на Красный Проспект, а ночевать он пригласил меня к себе.
  На следующий день я решил посетить свой дом в Ноахаловке и побывать у соседей Скурихиных, Жемчужниковых,
Толошко.
  Вечером я отправился на Красный проспект, но знакомого народа, как было раньше, было мало. На мне были белые брюки, черный пиджак и морская фуражка.
Такая одежда выделяла меня из толпы и
Многие  меня узнавали, расспрашивали о
институте, спорте и т.д.
  Неожиданно передо мной оказалась Лилька Касьянова. Раньше мы с ней не встречались, так как она  больше предпочитала компанию Арона Кучерова и его друзей, но сейчас очень обрадовалась, увидев меня. Мы остановились, поговорили      
о знакомых , кто куда поступил, кто куда уехал. Лилька поступила в пединститут на «иняз», я ей сообщил, что учусь в мединституте и собираюсь завтра в Томск,
где буду учиться,  и жить с родителями.
Во время разговора Лилька  вдруг изменилась в лице, стала прятаться за меня
и разговор наш прервался.
- Вон, видишь, Валька Краснов идет. Он меня ревнует ко всем и сейчас будет тебя бить, с испугом в лице проговорила она.
  Я подумал, как же он будет меня бить, если я . . . . .  Да что говорить-то. Я же из него отбивную сделаю одной рукой. Мне даже стало смешно, и я сказал:
- Ничего не бойся, мы ребята храбрые, случай чего, мы  . . .убежим – и при этом расхохотался.
   В этот момент к нам приблизился Валька
Краснов  и с ним еще один парень, которого я не знал. Остановившись перед нами, Валька грозным голосом потребовал:
- Ну ка ты, иди сюда !
- Никуда я не пойду – прошептала Лилька., но Валька услыхал ее слова.
- Да не ты, а вот этот – указывая на меня, сказал Валька.
  Но я спокойно ответил:
-  Да нет, сейчас не могу, я с дамой, а вот когда ее провожу, то лучше бы тебя уже не было.
-  Такой ответ разозлил Вальку и он рявкнул:
- Ну, давай быстрее.
- До встречи . . .  – и, помахав Вальке рукой, взял Лильку под ручку и мы направились дальше по проспекту.
   Лилька была вне себя:
- Да ты что! Он же боксер второго разряда,
он сейчас пойдет к нашему дому и там тебя встретит.
- Для него же хуже – спокойно ответил я и мы направились к Лилькиному дому. Жили Касьяновы на улице Ядринцовской в частном доме. Недалеко от дома стоял столб с фонарем для освещения. Когда мы подходили к столбу, Лилька увидела Вальку с  приятелем и предложила план:
- Давай я тебя выведу другой улицей и вы с ним не встретитесь.
  Я сделал вид, что согласился, хотя руки чесались набить ему морду, и она вывела меня в темный переулок, а сама ушла домой. Постояв минут пять, я обратным путем  прошел к дому и увидел, что Лилька
Что-то ищет в темноте. Тут уж я не выдержал:
- Ты что-то потеряла? – спросил я.
- Да я сумочку свою положила на заваленку, а ее , видно, Валька взял.
Это уже был повод, что бы наказать Вальку. Я пошел в сторону столба, там своих неприятелей не увидел. Стал подниматься в гору по дороге, но на дороге их тоже не было. Сзади услышал шум поднимающегося в гору грузовика, Пропустив его вперед, я легко вскочил
в кузов и стал выискивать взглядом Вальку. Когда грузовик стал пересекать Красный проспект, я соскочил и пошел по улице Ленина, рассчитывая заночевать у Эрки Бергмана. На перекрестке Ленина и
Урицкого мне встретился Валька Баталин, который прогуливался с девчонкой. Он обрадовано воскликнул:
- Привет, Юрка! Я слышал, что ты в Томск уехал, а ты . . . .
   Но я его перебил:
- Ты не знаешь, где Валька Краснов живет?
- Да он только что прошел домой, он живет в Каспаровском доме.
  И я бросился его догонять. Увидел его я уже около клуба Октябрьской революции.
Я быстро догнал его, похлопал по плечу,
сорвал с его носа очки, и проговорил:
- Так ты же хотел со мной встретиться. Я вот он.
  От неожиданности Валька встал в боксерскую позу, но я успел нанести ему удар по челюсти, а он, вместо того, что бы начать бой, бросился бежать к подъезду своего дома. Я побежал за ним и крикнул:
- Сумку то дамскую хоть отдай !
  Сумка выпала из- под палы его пиджака.
Я ворвался в подъезд, но увидел Вальку
уже на третьем этаже с брючным ремнем в руке.
- Не подходи, убью – размахивая ремнем, орал Валька на весь подъезд.
   Я не торопясь поднялся, перехватил его ремень, еще раз дал ему по физиономии,
и сказал:
- Больше на глаза мне не попадайся. Буду бить при каждой встрече. Очки заберешь у Лильки.
  После этого неторопливым шагом отправился к Эрке Бергману, где и переночевал, а утром отнес Лильке сумку и Валькины очки.
   Распрощавшись со всеми, вечером сел в поезд и благополучно  прибыл в Томск.



            Глава 6. На уборку урожая.

   30 августа 1954 года я вошел в Томский медицинский институт и стал искать деканат, где меня должны были зачислить
и сообщить номер группы, в которой я должен был бы учиться. Однако, в институте царила непонятная суматоха. Всем было некогда, все заняты, все куда-то торопились . . . .Но я нашел деканат и выложил свои документы. Женщина взяла их, просмотрела и, протягивая назад, проговорила:
- Вы знаете, у нас сейчас идет подготовка к отправлению студентов в колхозы, поэтому приходите через месяц, и мы все оформим.
- Так я тоже хочу поехать в колхоз с группой – ответил я.
   Женщина посмотрела на меня как на идиота, взяла документы, что-то куда-то записала, и, наконец, произнесла:
- Выша группа номер тринадцать. Первого сентября с вещами приходите сюда, к институту, найдете свою группу и с ней же поедете в колхоз. Удачи Вам!
  На этом и закончилось мое зачисление в институт.
   Родители загрузили в рюкзак кое- какие вещи, резиновые сапоги, теплую куртку, свитер и еще с моей точки зрения массу ненужных вещей, надавали множество  советов, и я был готов к отъезду в колхоз на уборку урожая.
  Утром первого сентября я уже был около института. Народу было очень много. Кто-то кого-то искал, кто-то кому-то кричал,
кто-то куда-то бежал, но среди этого шума было слышно, как кто-то кричал в громкоговоритель:
- Первая, вторая и третья группы – вот сюда, на построение.
Произошло какое-то шевеление, а затем тот же голос прокричал:
- Четвертая, пятая группы . . . . .
Наконец раздалась окончательная команда:
-  На пристань шагом марш !
Заиграл оркестр и двинулся по улице Ленина вперед, а за ним в колонну по четыре шли студенты. Я стоял на обочине и периодически выкрикивал:
- Где тринадцатая группа?
- Сзади идет . . .- хором отвечали мне.
  Наконец на мой очередной вопрос я услышал:
- Мы здесь ! Иди к нам !
  И я влился в поток своей группы, где в основном были только девчонки.
- А ты кто ? – спросила меня боевая на вид девчонка.
- Я буду учиться в вашей группе. В деканате сказали, что я и в колхоз поеду с Вами.
- Ну,  вот и хорошо, хоть в группе еще один мальчишка будет, а то ведь у нас один
Вовка Михайлов.
  Кто-то спрашивал, откуда я взялся, и я
отвечал, что перевелся из Новосибирска,
что мы всей семьей переехали в Томск на постоянное жительство.
  До пристани шли почти молча и сразу грузились на пароход. На пароходе устраивались, кто как мог, я же хотел найти своего согруппника  Вовку Михайлова.
  Вскоре мы встретились, познакомились, пожали друг другу руки, но Вовка постоянно куда-то исчезал, опять появлялся и снова исчезал. Позднее мне сказали, что он общественный деятель и выполняет поручения  комитета комсомола.
  Во время плавания на пароходе  все собирались в отдельные компании, возможно по группам, и я подходил к некоторым группам, разговаривал, отвечал на вопросы:
- Новенький ? Откуда взялся ? В какой группе ? Как звать?               
  Ехали мы в Молчаново. Я сидел в кузове грузовика, держал перед собой свой рюкзак, а передо мной сидела девчонка, как я позднее узнал Тамара  Бамбурова, из нашей группы. В машине было много парней и девчонок. Но я никого не запомнил. По прибытии нас уже ждали автомашины и нас распределяли по колхозам. Нашей группе и еще нескольким выпало ехать за тридцать километров от Молчаново в глухую деревню на уборку овощей, перевозку зерна  с токов и в Молчаново. Я сразу сообразил, что можно устроиться на машину грузчиком и тут же познакомился с шофером Николаем Дурниным. Он сказал:
- Ну, ты же не один будешь грузить машину. Найди себе еще пару парней.
  И я нашел. Это Гена Жуков, с которым у нас впоследствии завязалась тесная дружба на всю жизнь. А вторым стал Вовка Михайлов, которому все равно нужно было где-то работать.
  Вечером прибыли в деревню. Место красивое, деревенька небольшая, окаймленная сосновым бором, недалеко протекала мелкая речушка. Расселили нас в местном клубе. Устраиваться на ночлег предложили самим, т.е., набить соломой матрасы, подушки, уложить вдоль стены,
а стулья перенести к противоположной стене, что бы не мешали. Устраиваясь, я обнаружил, что рядом со мной укладывается Гена Жуков, и это меня обрадовало. Распределено было так, что девчонки у одной стены, мальчишки у другой.
  Девчонки в основном  занимались сбором  овощей, а парни в большей степени
грузили зерно на машины и привозили под большой навес, где машины разгружали.
Грузили зерно лопатами прямо в кузов. Щели в кузове затыкали паклей, что бы зерно не высыпалось . А под навесом, после разгрузки, приходилось еще зерно перелопачивать.
  Однажды случилась беда. Мы с Геной Жуковым и Володей Михайловым возили зерно в Молчаново в мешках. И вот, в очередной рейс, загрузив машину, Коля Дурнин повез нас в Молчаново. Дорог в то время в Томской области практически не было. Была грязная колея, ухабы, машину кидало из стороны в сторону. Поскольку в кабине с Колей ехала какая-то женщина, то мы сидели на мешках в кузове. НА выезде из деревни машину качнуло так сильно, что мы все вылетели из кузова на дорогу.  Но я то спортсмен, я аккуратно приземлился, тут же вскочил на ноги и, изображая акробата в цирке, раскланялся как бы перед публикой.
И вдруг вижу, что Вовка Михайлов лежит на спине, головой к машине, а заднее колесо проходит радом с его  головой, чуть-чуть не задевая ее. Машина чере пару метров остановилась, Вовка  как-то неопределенно пытался махать одной рукой, а другая висела как плеть. Он сел,
но вставать даже не пытался. Мы все подбежали к нему, оттащили от дороги на траву, стали расспрашивать, что болит, но
он только указывал па правое плечо и сказать ничего не мог. Медицинских познаний у нас тогда еще не было и мы решили везти Вовку в местную больницу.
  Доставили быстро на проезжавшей пустой машине. Врач осмотрел Вовку и сказал:
- Ключица сломана. Да похоже еще и головой ударился, сотрясение небольшое.
Надо госпитализировать.
  И Вовку уложили в больницу. Какая это была больница. мы не знали. Это теперь можно полагать, что это была участковая больница, где работал один врач, фельдшер и пара сестер.               
  Конечно, Вовку мы навещали в больнице.
Руку ему фиксировали каким-то аппаратом,
с головой ничего не случилось, она даже не болела. Вовка нам улыбался, но был еще слаб.
  Однажды Генка раздобыл ружье у хозяина
Дома, где расположился наш староста курса Прохор. С этим ружьем мы с Генкой отправились в сосновый  лес,  в надежде что ни будь подстрелить.  Дичи  нам не попадалось и мы уже хотели возвращаться, как вдруг большая птица пролетела мимо и села на ветку дерева. Ружье в это время было у меня в руках, я прицелился и выстрелил. Птица упала. Это оказалась куропатка. И мы тот час решили отнести ее в больницу и поручить повару,  приготовить этот деликатес  для Вовки  Михайлова. Так и сделали. При следующем посещении больного он долго благодарил нас за заботу и, конечно, за дичь.
  Иногда. наверное по воскресеньям, в клубе устраивались танцы.  Местные жители в клуб не ходили, поэтому присутствовали только наши студенты.
На гармошке играл Коля Дурнин. Вот под гармошку то мы и танцевали. Мы с Генкой Жуковым стояли у стены и что-то обсуждали, как вдруг подошла  девчонка    и  пригласила меня на танец. Я засмущался, но танцевать пошел.
Танцевали мы танго. Я смущенно поглядывал на девчонку, а она на меня даже не смотрела, как мне казалось.
Что то в ней было притягательное, но тут танец закончился и я отвел ее к кучке девчонок. Когда я подошел к Генке , то он сказал:
- Это Тамара Егорова. Хорошая девчонка. Они дружат с Изой Вормсбехер, тоже хорошая. Мне нравится, я с ней хочу дружбу наладить. Это наша группа. Но вот как подступиться . . . .
   Действительно, мы были молоды, жизненного опыта не имели, как контактировать с женским полом не знали.
Вот прошло шестьдесят с лишним  лет, Тамара Егорова уже Тамара Петровна Абрамова.  Иза Вормсбехер  теперь Изольда Андреевна Жукова, а ведь произошло это само собой, без всяких  предложений, напоров, требований. Вот просто так, встречались, присматривались друг к другу,  ощущали взаимную симпатию, душевную совместимость, что и привело к тому, что мы имеем на сегодняшний день.  Но об этом позднее . . . . . .

  Нужно было отвезти зерно в Молчаново.
Мы погрузили мешки с зерном на автомобиль. Грузили вчетвером, т.е., к нам с Геной Жуковым  на подмогу дали еще двоих, но не вспомню кого. Дорога была
ужасной, машину бросало из стороны в сторону, и тридцать километров нам показались вечностью. Прибыли к обеду, разгрузили машину и собрались ехать назад. Но Коля, шофер, не может завести мотор. Мы хоть и ничего в моторах не понимали, но головы сунули под капот, где ковырялся Коля. Что только он не делал – мотор категорически отказывался заводиться. Оставив нас сторожить машину, Коля отправился в гараж и вскоре вернулся с сообщением:
- Сегодня не могут нам помочь, а завтра с утра пообещали разобраться. Так что,  мне то точно придется ночевать, а Вы , если хотите, оставайтесь, или идите пешком в деревню. К вечеру доберетесь. Да и я, наверное, тоже прибуду завтра к вечеру, думаю, что работы  с мотором будет не мало. Решайте.
  И мы решили идти пешком в деревню, а это тридцать километров. Никому из нас еще не приходилось проходить такие расстояния, но мы тот час отправились в путь. Сначала шли быстро, разговаривали, но не останавливались. Было жарко, хотелось пить, но воды с собой никто не взял. Шли по проселочной дороге, которая, слава богу, просохла после дождя и была сухой. Вскоре рядом с дорогой увидели ручеек, попили, побрызгали на себя водой. Немного полегчало. Вроде бы никто не жаловался на усталость, но пошли медленнее. И тут нас обошли два молодых парня. Они шли по тому же пути, босиком,
а на палочках, которые они держали на плечах, висели их вещи. Они довольно быстро прошли мимо нас и вскоре исчезли за горизонтом.
- Вот как надо ходить, - воскликнул один из нас, - а то привыкли на автобусах, да трамваях разъезжать, а тут пешком . . . .
   Солнце уже склонялось к горизонту, когда мы увидели свою деревню. Нас накормили ужином,  и мы тут же отправились спать.
  Утром я проснулся здоровым, энергичным,
и даже не ощутил в своем теле какой либо усталости, как будто и не было марш-броска на тридцать километров. Эх, молодость, молодость!
  Однажды вечером Коля Дурнин  подошел к нам с Геной и спросил:
- Тут одна бабушка подходила и просила привезти ей дрова. Они в лесу, тут недалеко. Так может быть поедем, погрузим и привезем ?
- Ну, какой может быть разговор, - сказал я, - надо бабушке помочь, значит надо. Поехали.
  Мы сели на машину, по еле видимой тропинке подъехали к жердям, погрузили их в  машину  выше бортов, и привезли к дому, где нас уже ждала бабушка. Она указала место, куда сгрузить лес, мы его аккуратно сложили и собирались распрощаться. Но бабушка нас не отпустила:
- Нет, нет, я уж и ужин для Вас приготовила, так что, чем богаты  . . .
И мы вошли в дом. Дом небольшой, кухня и комната, пол деревянный, отскоблен до бела, кирпичная печка и очень скромная мебель. Но в доме было чисто и уютно.
На столе мы увидели чашки с капустой, солеными огурцами, солеными грибами.
Как только мы уселись за стол, как бабушка принесла большую чугунку с вареной картошкой. Затем вышла и вернулась, держа в руках большую бутылку с мутной жидкостью. Коля при виде бутылки как то сразу оживился, а я , не зная, что это такое, спросил:
- А что это. . . ?
- Как что,  - оживленно воскликнул Коля, - это же самогон! – и принялся разливать его по стаканам.
   Так я впервые в жизни выпил самогона и закусил солеными груздями. Поедая картошку с груздями, мне казалось, что вкуснее продуктов на свете нет.
  Наконец, мы расстались с  гостеприимной бабушкой. и, осыпая друг друга благодарностями, пошли к машине.
- Коля, а давай я привезу Вас к дому. Я умею, - попросил я .
  Коля не возражал ия сел за руль. Взревел мотор, я включил первую передачу и на ней доехал до дома, где проживали наши шофера. Подъехав к забору, я опоздал нажать на тормозную педаль и передним бампером коснулся  забора. Забор упал.
Но Коля даже не стал меня ругать. Мы вышли и поставили забор на место, и как будто все как было . . . .
   Был выходной. Мы с Генкой прогуливались по деревне и  зачем то зашли в деревенскую столовую. За столом сидели  трое наших ребят, а перед ними, опершись  руками об стол,  что-то выясняли у наших два парня,  одетых в
серые  потрепанные фуфайки. Наши парни сидели молча, на лицах я увидел напряжение и даже испуг. Один незнакомец делал грозное лицо и зло выговаривал:
- Вы поняли или вам еще повторить ? А то мы можем  . . . .
   Но тут вмешался я:
- А чего это Вы нашим преподаете ? А ?
Нам тоже охота узнать. Мы то не поняли ?
  При этом я кулаком правой руки ударял по ладони левой и приближался к незнакомцам. И вдруг незнакомец как то быстро отскочил от стола и уже совсем другим, мягким голосом проговорил:
- Так мы это . . . мы пошутили . .  и все…
мы уходим.
- Ну, если пошутили, тогда конечно. А то ведь и мы умеем хорошо шутить.
  В этот момент дверь столовой захлопнулась и парней как ветром сдуло.
- Ну, ребята, вы вовремя зашли, а то бы нам несдобровать. Они хотели затеять драку, а из нас какие драчуны. Так уж мы сидели и молчали. Но ты, Юрка, произвел на них впечатление, смылись моментально,
даже не оглянулись. – сказал наш парень. 
Если мне не изменяет память, то это был Сашка Карпов, который  спустя много лет стал профессором, и вскоре умер.
  Сентябрь быстро пролетел,  и настало время возвращаться в Томск. Плыли опять же на пароходе, но я уже был более- менее известным. Появились знакомые, Генка Жуков стал моим другом, а позднее и с Вовкой Михайловым мы были неразлучны,
хотя бы потому, что нас было только двое мужчин в группе.
  И вот слышу такой разговор:
- Вода в Оби конечно холодная, как лед, но вот кто искупается, то вот эта бутылка водки станет его.
   Дело в том, что я вырос на сибирских реках, купальный сезон я начинал в мае и заканчивал в сентябре, а иногда и в октябре. И искупаться в Оби в сентябре месяце для меня было просто удовольствие.
- Да искупаться для меня всегда было удовольствием. Люблю купаться. – небрежно заметил я.
Все взоры обратились в мою сторону.
До отплытия парохода было еще около получаса. Я разделся, с берега вошел в воду и поплыл. Переворачивался на спину, плыл на боку, плыл по «собачьи», даже несколько раз нырнул с головой. Затем спокойно вышел на берег, оделся и взошел на палубу парохода.
- Ну, ты даешь! – воскликнул  владелец бутылки, - вот это да! Я бы не рискнул.
А бутылка теперь твоя !
  Раздались радостные возгласы, откуда- то появились стаканы, я наливал всем, кто подставлял стакан, и все дружно выпили всю бутылку. А когда я сделал несколько раз сальто и вставал на руки (стойку), то
стал уже личностью известной многим ребятам. Так заводятся знакомства и зарождается дружба.
   В Томск мы прибыли ближе к вечеру, я распрощался со своими новыми знакомыми и друзьями, и отправился домой. Я предполагал, что дом наш уже достроен и родители уже там, в новой квартире.
Адрес я знал наизусть – Алтайская 43 А, квартира 4. Подойдя к дому, я осмотрел его. Дом новый, сияет деревянной белизной, два этажа, наша квартира на втором этаже и балкон выходит в ограду.
В окнах горел свет, значит, все были дома.
Поднялся на второй этаж, робко постучал в дверь. Дверь открылась и оба мои родителя встретили меня на пороге объятиями.
Наконец- то все собрались в новой квартире. Я был счастлив. Дома !               
  Сбросив с себя «колхозную» одежду, я осмотрел квартиру. Довольно большой коридор, ванная комната с колонкой, отдельно туалет. Кухня небольшая, но для нашей семьи подходящая. С моей точки зрения, много места на кухне занимала печь, которую мама называла плитой. На кухне стоял стол, стулья, на стенах уже висели какие-то шкафы, куда складывалась посуда. На окне висела шторка. Две комнаты, приблизительно одинаковые по размерам. Печки – голланки в каждой комнате. Двери из обеих комнат выходили в коридор. В одной из комнат стоял  письменный стол, две кровати, стулья. На окнах  тюлевые занавески. В другой комнате диван, кровать, стол и стулья. Стол, покрытый скатертью. стоял по средине и на нем всегда находился  графин с водой. Из этой комнаты был выход на балкон. Потолки высокие, около трех метров, что мне очень понравилось. В общем, мне понравилось все, особенно вода в кране, правда,  только холодная.
Но это было решением проблемы с водой, так как мне во все времена приходилось носить воду из водокачек.
  Я заканчивал осмотр квартиры, как мама  уже растопила колонку в ванной комнате и предложила мне помыться.
  И вот я лежу в ванне, в теплой воде, оттираю колхозную грязь вехоткой,  и испытываю огромное удовольствие.
   Отец уже был на работе, мама меня покормила завтраком, я оделся в приличный костюм и отправился знакомиться с городам. Прошел по улице Алтайской до главунивермага, что рядом с речкой Басандайкой, затем повернул налево и пошел по главной улице города. Улица старинная, дома старые, купеческие,
но отлично сохранившиеся. Прошел главпочтамт, дом офицеров, постоял у медицинского института, куда завтра мне положено было явиться на учебу, прошел университетскую рощу, бросив взгляд на университет, и дошел до лагерного сада.
Посидел над обрывом, полюбовался  прекрасным видом на долину  реки Томь, и не торопясь отправился домой. Помню, что самочувствие у меня было преотличное. Я чувствовал себя молодым, здоровым, энергичным, сильным и счастливым человеком. Город мне понравился, а завтра мне предстояло начать учебу в Томском медицинском институте.               
 



 Глава 7. В Томском мединституте.



 Группа собралась около анатомического корпуса. Когда собрались все, то отправились в учебный класс. Из преподавателей пока никто не появлялся, и кто-то предложил провести собрание и выбрать старосту. Долго думать не пришлось, потому что единогласно проголосовали за Ирину Осипову, которая и оставалась старостой до самого окончания института. Собственно, она  была старостой на первом курсе, а эти выборы только подтвердили ее кандидатуру.  Ее уже знали, и как человека, и как студентку , поэтому единогласно. Кто-то из преподавателей вошел в класс, мы все встали, приветствуя его, и он предложил пройти в лекционный зал, куда мы и направились. Кто из преподавателей читал лекцию, к сожалению, не помню.  Однако, во время этой лекции я почувствовал себя  студентом мединститута. По-видимому,
окружающая обстановка подействовала на меня положительно. Вся группа сосредоточенно слушала лектора, никто не
хихикал, как в Новосибирском институте. никто не отпускал шепотом реплики, были все предельно внимательны и сосредоточены. Некоторые студентки даже записывали лекцию. Точно помню, что записывала Ирина Осипова, Лида Михайлова и Люся Филатова. Мы с Владимиром Михайловым  внимательно слушали лекцию и даже не переглядывались.
   В обязанность старосты  группы входило выяснять расписание и сообщать группе
о дальнейшем уроке и даже о занятиях  на следующий день. Постепенно я стал узнавать своих согруппниц.  О Владимире Михайлове я уже говорил, мы с ним остались друзьями на долгие годы. Остальных я запомнил и даже сейчас, спустя полвека, помню почти всю группу. Это Людмила  Филатова, Ирина Осипова, Лида Михайлова – это были лидеры в группе. Они всегда хорошо учились, справедливо решали спорные вопросы в группе и никогда не пропускали лекции и занятия.
  Валентина Матросова, Лида Леонова, Валентина Болтова, Валентина Никокошева – это были девицы с претензией на красоту, позволяли себе пропустить лекцию или занятие, лекции не писали, учились посредственно.
   Тамара Бамбурова, Нина Васюкова – их
Можно было отнести к промежуточному звену. Бамбурова  - тараторка, даже на занятиях болтала, лекции не писала, училась на тройки. Нина Васюкова была самой тихой девчонкой в группе. Ее никогда не было слышно и даже видно.
Когда собиралась группа, то многие интересовались:
- А Нина где ?
- Да здесь я, здесь, - отвечала  она тихим голосом. И все успокаивались.
   Все были приезжие, из Кузбасса, проживали в общежитиях, и только один я был местным, жил с родителями, да еще в прекрасных условиях.
  Постепенно стал узнавать, что некоторые девчонки имеют клички. Так, например, Ирину Осипову, старосту группы, называли просто ИРЭН, а Лиду Михайлову за ее  небольшой рост называли КРОХОЙ. Остальных называли по именам, какие либо клички к ним не подходили.
  Занятия шли своим чередом, мы посещали лекции, практические занятия, затем разбегались по домам, что бы завтра снова встретиться на занятиях.
  Однажды закончились занятия, и Людмила Филатова обращается к Лиде Михайловой:
- Ну сегодня то пойдем в анатомку ?
- Конечно, пойдем – ответила Лида.
- А ты, Ирэн, сегодня пойдешь? – обратилась Людмила к Осиповой.
- Конечно, пойду, а то я прошлый раз пропустила.
  Я заинтересовался, зачем это им идти в анатомку, да еще вечером, и спросил:
- Люська, а зачем это Вы в анатомку пойдете ?
- На занятия. Там же всегда вечером есть преподаватель, и трупы лежат, подходи и учи. Если что – у преподавателя можно спросить. – ответила Людмила и продолжала – А ты, Юрка, чего не ходишь ? Приходи сегодня вечером, мы там будем.
   Я слушал ее с открытым ртом, поскольку не знал о существовании такой системы преподавания. И вечером того же дня заявился в анатомку на дополнительные занятия. Действительно, на столах лежали трупы на разной стадии изучения, от скелета до мышц и органы все. как на ладони. Присутствовала и преподаватель анатомии, которая в непонятных случаях помогала разобраться и назвать тот или иной орган, мышцу, кость и т.д.
Мне понравилось и я стал посещать анатомку по вечерам. Зато на занятиях по анатомии мы показывали свои знания, и нас хвалили преподаватели. Забегая вперед, расскажу один эпизод.  Наша группа сдала зачет по анатомии и мы, все группой, направились к выходу. Я шел последним и увидел, что за соседним столом сидит наш студент Валентин Гонских с опущенной головой и скучным выражением лица. Преподаватель сидела рядом и , вероятно, ждала от него ответа.
- Валька, ты чего ?  - спросил я.
- Да вот, - ответила за него преподаватель, - не можем найти седалищный нерв.
- Да ты труп то переверни, он по задней поверхности бедра идет, длинный и толстый такой  . . .
- Ну вот . – ответила преподаватель – Вам все уже и рассказали.
   Я пожал плечами и пошел догонять свою группу. Меня  удивило, что Валька на трупе не мог найти такое образование, каким  является седалищный нерв. Конечно, он не ходил на вечерние занятия в анатомку, а зря.
               
   В начале зимы я узнал, что организовали
физиологический кружок и приглашают желающих. Когда я узнал, что там оперирую собак, то я  записался и стал посещать этот кружок. Однако, кроме меня там никого не было. Кафедрой нормальной физиологии заведовал профессор Ларин и
я ему ассистировал при операциях на собаках. Это была научная работа. Сначала собаке выводили слюной проток на нижнюю челюсть, а когда все заживало, то той же собаке делали желчный свищ, через который желчь выливалась наружу и не попадала в кишечник. У собаки был рефлекс на звонок, после которой ей давали пищу. А позднее при звонке у нее выделялось  большое количество слюны,
но пищу ей не давали. Так вырабатывали рефлекс на звонок. Задача заключалась в том, что бы выяснить, исчезнет этот рефлекс при хронической потери желчи.
Ларин хотел это поручить мне, но я еще был не готов к науке и отказался. А спустя много лет в беседе с академиком  Михаилом Медведевым, который  более тридцати лет был ректором института, и до сих пор возглавляет кафедру нормальной физиологии, я узнал, что такую работу выполнил один из учеников  профессора Ларина. Действительно, рефлекс затух. Но меня больше  интересовала работа в операционной, ведь я уже тогда решил посвятить жизнь хирургии.
  Профессор Ларин на лекциях демонстрировал нам  гипноз. Усыплял он нескольких человек, но лучше всех засыпала Галина Плотникова. Она засыпала моментально, после нескольких слов, произнесенных профессором. А затем начиналось представление.  Ларин говорил:
- Сейчас я досчитаю до трех, и Вы окажетесь в своем родном городе, в клубе, на сцене и исполните свою любимую песню. Раз, два, три . . .
  И галка встала со стула, кому –то помахала рукой, приняла артистическую позу и начала петь популярную в то время песню. Затем Ларин  просчитал до трех и Галка проснулась.
  На такие «гастроли» я и Галина Плотникова выезжали в клубы на заводы, предприятия, где демонстрировали гипноз.
На мою долю, как кружковца, выпадало усыпить лягушку и петуха, которых мы возили с собой на «Победе» профессора Ларина. Я после одного сеанса спросил Гальку:
- Галина, а ты откуда песню эту знаешь ?
Она обалдело смотрела на меня и отвечала:
- Какую песню ? Я даже слов и мотива ее не знаю.
 Вот, что такое гипноз.
  Однажды во время очередной операции Ларин спросил:
- Юрий, ты же, говорят, из Новосибирска ?
- Да – ответил я.
-  А не мог бы ты съездить в командировку
В Новосибирск за лягушками. Их на самолете привезли в Новосибирск, а теперь надо привезти сюда, но в теплом пассажирском вагоне.
  И я согласился. Это был март 1954 года.
Ларин налил мне две литровые бутылки спирта и сказал:
- Это «валюта» для расчета с шофером. с проводником, да мало ли кому еще придется платить.
  Затем дал письмо для руководства  Сибирской железной дорогой за двумя подписями – ректора  ТМИ, доктора медицинских наук С.П.Ходкевича и его собственной, и , конечно, с печатями.
  Родители провожали меня, как в настоящую командировку, давали напутствия, что бы я не подвел профессора, и сделал все как надо. Правда, отец отлил из одной бутылки немного спирта, для семейных нужд, и я уехал.
 В Новосибирске  выйдя из вагона, я вышел на привокзальную площадь и увидел крытую брезентом автомашину. Шофер сначала начал отказываться, ссылаясь на занятость, но когда я показал ему бутылку спирта,  то услышал:
- Куда ехать-то ?
- В аэропорт – ответил я.
   В аэропорту мне очень быстро выдали
пять больших ящиков с живыми лягушками
и мы с шофером перенесли их в машину.
По пути заехали в Управление Ж.Д., где я направился прямо к начальнику. Секретарша, прочитав письмо, зашла в кабинет и тут же вышла, пригласив меня в кабинет. Начальник был добродушен, шутил и спрашивал:
- А зачем это институту живые лягушки ?
- Для науки, - отвечал я – изучать живой организм, заболевания, возможности лечения и т.д.
- Ну что же, счастливого пути ! Успехов в науке !
  И я вышел на улицу. Шофер помог мне занести эти ящики в вагон и я , выдав ему спирт, поблагодарил за помощь,  и он счастливый умчался к машине.
   По прибытии в Томск, я позвонил куда-то и мне тут же прислали машину, которая доставила меня и моих спутников-лягушек
прямо на кафедру физиологии.
  После этого профессор Ларин на лекции публично поблагодарил меня  и сказал, что « и лягушки могу летать, как в сказке Лягушка-путешественница !».
   Задание профессора Ларина я выполнил.
   В кружке Ларин делал опыты над животными. Забивал кошку, вынимал ее сердце, подвешивал на канюле, через которую  в сердце вытекал физиологический раствор, как бы вместо крови. Сердце, обладая автоматизмом, билось ровно и спокойно. Затем Ларин шприце вводил мизерное количество спирта, и сердце вскоре начинало быстро сокращаться, а затем замедляло свой ритм и в конце опыта почти останавливалось. Этим  профессор доказывал вредное действие алкоголя на деятельность сердца.
Эти же опыты Ларин демонстрировал  на
различных предприятиях Томска.
  Вред курения профессор доказывал на
этом же сердце, но шприцем вводили воду, через которую пропускали  через трубочку табачный дым курильщики. Сердце очень плохо сокращалось после такого опыта.
Однако, люди на эти опыты смотрели как на шоу и бурно хлопали в конце лекции.

          

     Глава 8. Поездка в Ленинград.

   В Томске спортом я занимался мало. Для начала начал посещать секцию гимнастики.
Спортивный зал находился в здании, где располагалась кафедра нормальной физиологии. Оборудование было скромным – брусья, перекладина, конь. Да и желающих кот наплакал. Вот здесь- то я и познакомился с Левой  Бородиным. Он учился на санитарном факультете. посещал секцию гимнастики. В гимнастике он был не силен и очень удивлялся, когда я выкидывал всякие упражнения, как сальто-мортале,  большие обороты на перекладине («Солнышко»), стойку и перевороты на брусьях и т.д.  А когда я сделал соскок с перекладины методом сальто, то не сразу понял, что произошло. Сам он не рисковал
делать подобные упражнения, делал подъем на перекладине, прыжки через коня, и кульбиты на матах. Но Левка был парнем здоровым, вероятно, в нем была врожденная сила, но тренировки недоставало.
  Кафедрой физкультуры заведовала Ольга Далингер (не помню отчество), а гимнастику курировал сотрудник кафедры Руслан Ефимович. Он иногда появлялся в спортивном зале и наблюдал за тренировками. В одну из таких тренировок я и попался ему на глаза. Он пригласил меня на разговор и я поведал ему о своем спортивном  прошлом.
- Это надо же ! – воскликнул он, - у нас такой спортсмен, а мы ищем и найти не можем, кого выставить на соревнования.
Значит так, Абрамов – продолжал он – через месяц внутривузовские соревнования по гимнастике и тебе придется выступить.
- Руслан Ефимович, я же первый разряд уже не потяну – сообщил я.
- А и не нужно по первому, достаточно второго разряда. У нас вообще, даже в городе, вряд  ли найдется перворазрядник.
Так что тебе и трудиться то особенно не придется. Давай, начинай разучивать упражнения и готовься.- закончил Руслан Ефимович.
  И я начал готовиться. Ходил на тренировки, разучивал упражнения на перекладине, кольцах, брусьях и т.д.
  И вот я выступаю впервые в Томске на соревнованиях по гимнастике и занимаю первое место.
   Руслан Ефимович остался очень доволен.
Но вновь дал мне задание – выступить на легкоатлетических соревнованиях по прыжкам с шестом.
  Я походил на стадион, немного потренировался и занял второе место по прыжкам с шестом. Это были городские соревнования.
  А далее Руслан Ефимович сообщил мне, что в июне будут  соревнования медиков СССР в Ленинграде и я уже в списке
участников по гимнастике второго разряда и легкой атлетике по прыжкам с шестом.
- Руслан Ефимович, а как же экзамены? Наша группа сдает немецкий в начале июня, а нам уезжать. – спросил я.
- Сдашь  экзамен досрочно, я позабочусь, что бы тебя допустили – ответил он.
  Я робко зашел на кафедру иностранных языков, нашел нашего преподавателя и протянул ей какие – то бумаги, выданные мне Русланом Ефимовичем. Она просмотрела бумаги и сказала:
- Садитесь,  - ответила она и протянула мне немецкий журнал  «Noe zait» . Я должен был прочитать и перевести на русский прочитанное. Немецкий язык мне никак не
Поддавался, но у меня с собой был русский журнал «Новое время», с тем же текстом, что и в немецком. И мне удалось заглянуть в русский журнал  и, коряво прочитав немецкий текст, я бойко перевел его на русский. Получил оценку «хорошо» и счастливый,  распрощался с преподавателем. Остальные экзамены были уже сданы, и можно было спокойно отправляться  в Ленинград.
   До этого времени  я из Сибири не выезжал, о Москве, Ленинграде только читал, да и в  школе проходили по истории. Конечно, было очень интересно побывать в этих исторических городах.
  Не буду отнимать время, и описывать поездку на поезде, но на каждой остановке
почти вся команда выходила из вагона и я, под страховкой тренера, отрабатывал фляг (переворот назад на руки), который был в вольных упражнениях и у меня получался неважно.
  Ехали через Москву. Стоянка была длительной, и мы посетили Красную площадь, которую  ранее видели только на картинках. Полные впечатлений мы ввалились в вагон и двинулись дальше.
Вот и Ленинград. На автобусе нас привезли в общежитие, где мы и обустроились. Рядом со мной была кровать  Викентия Пекарского, с которым мы много общались
в этой поездке. Забегая вперед, скажу, что Викентиий стал профессором, академиком, заведующим кафедрой хирургии Томского медицинского института. Но, к сожалению,
в расцвете творческих и жизненных сил
покинул этот мир, и теперь на здании института кардиологии о нем напоминает барельеф. Когда мы встречались в Новосибирске, то вспоминали,  как мы с ним несли на носилках статиста на каких-то больших соревнованиях. Как быстро пролетает жизнь, и остаются одни воспоминания.
  В Ленинграде мы побывали на Невском проспекте, у александрийского столпа,
Зимнего дворца, на мостах и речках города.
А выступать пришлось на стадионе «Медик». Сначала я выступал по гимнастике. Почти на каждом снаряде мне ставили оценки, не ниже девятки, и только
На коне получил восемь и семь десятых балла. В общем, выступил неплохо, занял пятое место, но высказывал недовольство собой. Однако, ребята команды  мне говорили:
- Да ты чего ! Ты только подумай , ведь ты входишь в десятку лучших гимнастов  среди медиков Советского Союза. Чего тебе еще- то надо!
  И я успокаивался. Подробности выступления в секторе прыжков с шестом я уже описал в моих мемуарных воспоминаниях  «Спорт в моей жизни», поэтому подробности опускаю, только скажу, что занял я второе место, прыгнув три метра десять сантиметров,
а первое место занял парень из Ярославля, прыгнув три метра сорок сантиметров.
  Перед отъездом всю нашу команду свозили  в Петергоф  на теплоходе «Кремль», осмотрели Петродворец, искупались в  финском заливе и побаловались фонтанами  в зарослях на берегу залива.
    Эта поездка оставила неизгладимое впечатление, тем более, что это было впервые  в жизни.
  Возвращаясь несколько назад, должен сказать, что готовились к экзаменам мы по билетам. Которые были не у всех студентов
и приходилось собираться в группы. Так, однажды мне Гена Жуков говорит:
- Так ты приходи к нам, ведь у Изы есть билеты,  и они с Тамарой приходят ко мне
учить. И ты приходи.
    И я стал посещать Жуковых ежедневно, где мы просиживали до темна, изучая билеты по различным предметам. Вот это – то и сблизило нас с Геной Жуковым, Изой Вормсбехер и Тамарой Егоровой, и, как показала жизнь, на долгие годы. Но об этом позднее.
  Семья Жуковых проживала в подвальном помещении анатомического корпуса института. Отец умер давно, Жукова Дарья Михайловна, мать Гены, имела еще сыновей. С ними же проживали  братья Саша и Владимир, а старший брат жил в
деревне Шегарке, что на левом берегу Оби.
Дарья Михайловна работала уборщицей
и кое- как сводила концы с концами, обеспечивая учебу младших в школе и учебу Гены в институте.  У меня до сих пор в голове не укладывается, как она могла
тянуть такой жизненный груз. Но тянула она его с достоинством. И вытянула. Все
дети выучились и получили профессии,
и до сих пор живут самостоятельно.            
Нет уже Дарьи Михайловны, нет брата Владимира, но я их хорошо помню и часто вспоминаю  об их тяжелой жизни в тот период. Теперь  Иза и Гена Жуковы проживают в Германии, в Оффенбурге.
Там же, в Германии, работает их сын Олег и внучки. Сработал зов крови Изольды Вормсбехер.

            Глава 9. Томск.

  А в Томске жизнь текла своим чередом. Отец утром уходил на работу, а вечером
Колол и складывал в поленницу дрова. Мама  периодически ходила на рынок и в магазины, и ежедневно готовила обеды и ужины. В общем дома было все в порядке.
  Сблизившись в колхозе с Геной Жуковым, мы продолжали встречаться, ходили на Томь купаться, болтались по городу без цели. К нам часто присоединялся Лева Бородин  и мы уже втроем купались на пляже. Других друзей не было, так как все студенты уезжали на каникулы по домам и возвращались лишь в конце августа к началу занятий, которые  ежегодно на сентябрь месяц заменялись поездкой в колхоз. И так каждый год. А занятия начинались в октябре.
  А однажды зимой я задержался в общежитии у Тамары Егоровой и увидел там Леву Бородина, который дружил с Люсей Карповой. Мы собрались уходить, как Левка говорит:
- У меня тут давно стоит велосипед, его надо домой отвезти. Подожди, сейчас я его приведу.
  И он вывел из какой – то комнаты  красивый гоночный велосипед, который весь блестел хромированными частями.
Мы попрощались с девчонками,  и вышли на улицу. Левка и говорит:
- Садись на раму и я тебя подвезу . . .
- А выдержит ? – с сомнением спросил я.
- Да выдержит, чего ему сделается.
И я сел на раму. Как только Левка занес ногу через сидение, переднее колесо от моей и его тяжести превратилось в эллипс.
  Пришлось вернуться в общежитие, и мы в коридоре начали выправлять колесо.
В этот момент в коридор вбегает наш студент, без шапки, в  расстегнутом пальто,
и взволнованно  сообщает:
- Обокрали, да еще и побили. Часы, сволочи, забрали. Их трое. Кое как убежал.
- А где это тебя так ? – спросил Лева.
- Да прямо напротив, у института физики.
Там проулок, тополя громадные. Так около тополей . . .  – сообщил парень.
   Мы не сговариваясь, почти бегом отправились на то место, которое указал парень. Лева был обут в лыжные ботинки,
А я , как всегда, в валенки, а одеты оба в «москвички»- куртки тех времен. Лева шел впереди меня, я за ним метрах в пяти-шести. Навстречу нам идут трое молодых людей. Левка прошел дальше, а я остановился  и стал поглядывать на проходивших. Один из них, который шел ближе ко мне, остановился и спросил:
- Ну, чего уставился ?
- Мои глаза, куда хочу, туда и смотрю – ответил я.
  Парень направился в мою сторону, поплевывая на ладонь правой руки, и уже хотел нанести мне удар. Реакция в те времена у меня была быстрая, я резко ударил его снизу вверх по челюсти, да так, что на какой-то момент он завис в воздухе, и шлепнулся на ледяную тропинку.
-  Так вот эти дяди – крикнул я Левке,
который уже повернулся  и направился ко мне. Но в этот момент второй  набросился на меня. Я его довольно сильно ударил по лицу, он отлетел в сторону Левки, который его поддержал за подмышки, развернул и
прямым ударом в лицо заставил отлететь к стволу огромного тополя. Ударившись затылком об дерево, он съехал на снег.
  А тут третий, который был еще на ногах,
Вынул нож и замахнулся на Левку. Поскольку Левка был в лыжных ботинках,
То он поскользнулся и упал на снег. Я, видя все это, колесом (акробатическое упражнение)  перекатился так, что Левка оказался у меня за спиной, а этот, третий – прямо передо мной. Я хорошо помню эту ситуацию: ночь, луна, передо мной парень
с ножом в руке и злыми глазами. Так мы простояли друг против друга секунд пять,
так как я успел сказать:
- Дядя, нехорошо, ножичек то надо бы бросить . . . 
   Вероятно, бросились мы друг на друга одновременно.  Он рассчитывал ранить меня ножом, но не успел, так как я нанес ему сильный прямой удар в лицо, он упал навзничь  под тополем и больше не шевелился.
  Поднялся Левка, отряхнул с себя снег и спросил:
- Ну, что тут у нас твориться?
- Да вот, дяди что-то заскучали. Даже не шевелятся.
   Действительно, все трое лежали и не издавали ни звука.. Мы стащили их поближе друг к другу, как появились ребята из общежития, и стали бить их деревянными коробками, которые они подобрали у магазина. Теперь мы стали их защищать:
- Да хватит Вам – кричал Левка – Вы же видите, они без сознания все лежат.
   Собралась толпа. Какая то женщина кричала:
- Вот они, вот эти у меня часы вон там сняли . . .
  Тихо! – крикнул кто-то – надо залезть в карманы и посмотреть, есть ли там часы или  нет. Юрка, лезь  к этому в карман –
обращаясь ко мне  студент, которого эти парни ограбили и побили.
  Мне стало неудобно, но под давлением толпы я запустил руку в карман того, что был с ножом, и вынул целую горсть часов.
Часы кто-то разобрал, со словами «вот мои, а вот мои». Я понял нож из руки  грабителя, нож у меня перехватили с криками «да у них нож был, они еще с ножами ходят». И тут Тамара Егорова с Люсей Карповой взяли нас с Левкой под руки и с силой увели с этого места.
  С противоположной стороны улицы мы видели, как подъехала машина. В ее кузов
Двое милиционеров сгрузили парней и увезли. Нам этом и закончилось наше побоище.
  Мы посещали уже третий курс, а на  третьем курсе  студентами полагалось входить в клинику. Я очень хорошо запомнил первую лекцию по хирургии, которую читал Сергей Петрович Ходкевич, он же ректор института. Это была вводная лекция по общей хирургии. Мы с Геной Жуковым сидели на первом ряду и внимательно слушали лектора. У профессора, по-видимому, был какой то
дефект в ротовой полости или вставная челюсть,  потому что иногда он брызгал на нас слюной, хотя и находились мы на почтительном расстоянии от него, но  делали вид, что не замечаем этого. Кое - что я запомнил из этой лекции на всю жизнь. Например, лектор говорил:
- Когда больного человека берут в операционную, то хирургу приходится
иногда наблюдать неприятные моменты:
больного может вырвать , он может свершить акт дефекации, обмочиться, пукнуть, и в этом нет ничего предосудительного, так как это больной человек, и обращаться с ним нужно очень бережно.
  Да, медицинская деонтология в то время была на высоте и этому наше поколение обучали с самых начальных курсов. В последующем С.П. Ходкевич читал нам лекции о методике обследования  хирургического больного, что мы закрепляли на практических занятиях
под руководством опытных преподавателей. Уже в этот период я понимал значение методики обследования больного, так как правильно проведенное обследование дает правильный диагноз,
возможность выработать правильную тактику, правильное лечение, что и приводит  к выздоровлению. Это было основой в медицинской практике многие годы. Наше поколение врачей ставило диагнозы на основе правильно проведенного обследования, знания симптомов заболевания. Каждый врач нашего поколения был грамотным клиницистом.
   Забегая вперед, скажу, что в настоящее время с появлением медицинской диагностической аппаратуры  клиницисты стали постепенно исчезать и что бы сейчас поставить диагноз, достаточно направить больного на УЗИ, гастро-дуодено-фиброскопию, колоноскопию, бронхоскопию, провести  компьтерную диагностику и др.
Вот поэтому грамотный, знающий клиницист теперь большая редкость.   
  На третьем курсе мы впервые вошли в клинику,  и попали на операцию. Случилось так, что мы оказались в операционной с Геной Жуковым, хотя он учился в десятой группе. Преподаватель оперировал паховую грыжу.. Нам разрешили стоять у изголовья больного
и поручили следить за его состоянием.
Стояли мы не шевелясь, на нас были надеты рубахи с галстуками, пиджаки и халаты. Нам было неимоверно жарко и, улучив момент, Гена говорит:
- Давай выйдем и снимем хотя бы пиджаки.
Оперирующий преподаватель , видимо, это услышал и разрешил выйти, хотя ходьба по операционной во время операции строго воспрещалась. Мы вышли в предоперационную, сняли с себя галстуки, пиджаки, а на рубашки надели халаты, и
вернулись к операционному столу.
- Ну, как ? – спросил преподаватель, не отрываясь от операции – полегчало ?
- Еще бы ! – ответили мы в один голос-
а то промокли от пота, а сейчас хорошо.
   Преподаватель пытался нас привлечь к операции и говорил:
- Операция грыжесечения. Методов операции много, но каждый хирург со временем находит свой собственный метод,  который и применяет всю жизнь. Вот сейчас я сшиваю пупартову связку с апоневрозом, но при этом захватываю мышцу. Так надежнее.
   Мы пытались что ни будь увидеть, но
видно было мало, хотя представление об анатомии этого места имели. Хорошо стало видно лишь тогда, когда хирург стал зашивать кожу, но это уже конец операции.
Но мы все равно были довольны увиденным и услышанным в операционной, а ведь это и есть учеба.
  Поскольку  я выбрал для себя профессию хирурга, то , конечно, стал посещать хирургический кружок. Кружок вел ассистент кафедры Афанасов. Он раздавал студентам  доклады на различные темы и
каждый студент , подготовившись, должен был доложить на заседании кружка свою тему. Я помню. что кружок посещали Валя Болтова и Тамара Бамбурова из нашей группы, хотя хирургами быть не собирались. Они же ни разу не выступили на заседании кружка, а я все таки сделал доклад на тему «Острый гонит», и на этом посещение кружка закончил, так как  практическим делом в кружке не за -нимались, и операционную не посещали.
А теорией заниматься не хотелось.
   В этот период учебы мы собирались
компанией, куда входили  Гена Жуков , Иза Вормсбехер,  Тамара Егорова, лева Бородин и я, и  иногда ходили на лыжах по застывшей Томи, собирались у Жуковых
на чаепитие и беседы на различные темы,
в общем, проводили как то время. Дело в том, что в те времена не было телевидения,
в домах не было радиоприемников, не было и ночных клубов и т.д., так что времяпровождения проходили больше в беседах или походах на лыжах и катании на коньках, под  громкое пение   популярных песен на стадионе и катке.
 А впервые телевизор появился у нас в 1957 году и вся компания собиралась по вечерам смотреть программу, которая длилась с 18 до 22 часов.
  Совсем неожиданно у меня появилось еще одно увлечение  -  радиотехника.
В то время выпускался журнал «Радиотехника», где были напечатаны схемы радиоприемников, а приобрести необходимые радиодетали можно было в магазинах. Ия приступил к делу. Кое-что купил, нашел какую – то железяку, выгнул ее, как было указано в журнале, просверлил отверстия, укрепил лампу, другие детали, что-то спаял, подключил динамик и приемник был готов. Помню, что была весна, шли дожди с грозами. И в такой день я выбросил антенный провод на крышу дома, сел к готовому приемнику и
начал искать волну.  И вдруг я четко услышал речь диктора. Радио работало до вечера. Пришел отец с работы и я ему продемонстрировал радиоприемник.
- Ну, молодец, Юрашка! Молодец ! Теперь то все новости будут наши, да и музыку иногда  можно послушать!
  Мама к моему изделию отнеслась как –то индеферентно, но прислушивалась, о чем вещает диктор.
 И вот, поздно вечером началась гроза,
засверкали молнии, и работавший в это время приемник громко хлопнул, раздалось шипение и все затихло. Я поднялся с постели, вышел отец из своей комнаты и мы увидели, что проволочная катушка стала черного цвета. Это означало, что молния попала на антенный провод. . . . .
Так закончилось мое увлечение радиотехникой, но не совсем, так как я делал еще попытки паять радиоприемники, но уже на диодах, триодах и т.д. Но это было  в первый год моей работы.  Так что увлечение техникой, видимо, было у меня в крови. Что поделаешь . . . . ..
   Несмотря на мою успешную учебу в медицинском институте, меня вновь, уж который раз, потянуло к технике. Была зима 1956 года. Скончался мой дед Абрамов Николай Никифорович, который проживал в Красноярске. Отец уехал на похороны и вскоре возвратился, да привез одиннадцать тысяч рублей. Оказывается, у деда был свой лом, который был завещан отцу, и отец его продал. Деду было 86 лет, он прожил неплохую жизнь, мы его помянули, но никогда не забывали. Здесь, в Томске проживали его две дочери  Леля и Котя, как называл их отец. Екатерина Николаевна была замужем за известным в Томске спортсменом- конькобежцем Геннадием Васильевичем Топоровым, который позднее стал профессором строительного института. А Елена Николаевна состояла в браке с Владимиром Ивановичем  Некрасовым, который занимал большую должность в системе электроснабжения Томска.
   У Топоровых родились  сын Юрий и дочь Ирина. Юрий в возрасте сорока лет скончался от рака толстой кишки, а Ирина
вышла заму за Юрия Саблина и родила двух дочерей. Они и сейчас проживают в Томске,  и мы с ними встречаемся, когда приезжаем  туда.
   У Некрасовых тоже двое детей, но один скончался, а второй проживает в Томске, но с ним мы очень долго не виделись.
   Так вот, когда отец вернулся с похорон,
то никто из его сестер не претендовал на долю, но отец отдал какую то часть денег им обоим, а основную массу оставил себе.
   Они с мамой мечтали сменить мебель,
купить новую одежду, а я , как банный лист, пристал к отцу с вопросом о приобретении мотоцикла.
-  Пап, а давай купим мотоцикл ? Я буду тебя возить на работу, мамку на базар и в магазины, да вообще можно будет куда-то съездить ?!
   Отец, немного подумав. Спросил:
- А сколько он стоит?
- Три тысячи рублей – бойко ответил я, так как видел объявления на столбах о продаже мотоциклов и давно мечтал о такой покупке.
- А давай, - махнув рукой, ответил отец, - действительно, деньги как вода, прольются сквозь пальцы и неизвестно куда исчезнут, а тут будет хорошая, нужная вещь. Давай, Юрашка, ищи подходящий мотоцикл!
  Который раз я уже был на высоте счастья!
   И вот я читаю объявление о продаже мотоцикла ИЖ-49, срываю его со столба, иду по адресу. Это частный дом, рядом небольшой гараж, я стучусь, и на стук выходит молодой парень, несколько старше меня. Я излагаю ему суть своего посещения.
  Он идет к гаражу, открывает его и выводит, держа за руль, черный, блестящий, с хромированными выхлопными трубами мотоцикл.  Сердце мое часто забилось, во рту пересохло. Я попросил завести мотор и проехаться по ограде, что он и выполнил, сказав:
- Он хоть и не новый, но в отличном состоянии. Ездить, да ездить.
- А чего решил продавать –то ? –спросил я.
- Хочу М-72 купить, посолидней. Да и места три.
   Разговаривали много и, наконец, сторговались.
- Значит, завтра приходи к ГАИ, на Ленина,
там и оформим все. Да деньги не забудь –
уже вдогонку крикнул  мне парень, но я лишь помахал ему рукой, так как от волнения не мог говорить.
  Утром я был уже около ГАИ. Тут же подъехал и мой продавец. Мы поздоровались, вошли в помещение, нам указали, куда зайти. За столом сидел капитан милиции. Выслушав нас, он, не слова не говоря, протянул нам лист бумаги и продиктовал:
- Я (ф.и.о.) ,проживающий (адрес)  продал
принадлежащий мне мотоцикл, марки ИЖ-49  Абрамову Юрию Олеговичу. Расчет получил, претензий не имею. Подпись его и моя. Затем капитан взял паспорт транспортного средства, вычеркнул фамилию бывшего владельца и вписал мою фамилию. Имя, отчество и место жительства. Поставил свою подпись и скрепил это все печатью. На все это оформление ушло не более десяти минут.
Мы вышли, я попросил бывшего хозяина отвезти меня домой, и он охотно согласился, произнеся:
- Последний раз прокачусь . . . .
 Так я стал владельцем транспортного средства, мотоциклом ИЖ-49. Счастью не было предела.
  Каждый день,  возвращаясь из института,
я выводил мотоцикл из сарая на улицу, заводил, и робко объезжал около дома  по дороге, и сделав круг, ставил мотоцикл на место. Была зима и я не рисковал ездить  далеко. А вот когда пришла весна, то я подъезжал к институту и катал девчонок своей группы до лагерного сада и обратно.
Желающих было мало, все боялись, но некоторые рисковали, а потом с восторгом
излагали свои впечатления.
   Мне очень нравилось ездить за отцом к концу рабочего дня и привозить его домой.
И ему это нравилось. Он прощался с сослуживцами и говорил, усаживаясь на заднее сидение:
-  Вот до чего дожили. Сын приезжает за мной на собственном транспорте!
  И все провожали нас с улыбкой на лицах.
  Маму я возил на рынок, магазины за продуктами, и ей это тоже нравилось.
А позднее с Тамарой Егоровой мы уже с него не слезали.
  В общем, мотоцикл  стал необходимой частью нашего семейного благополучия.
  А летом мы с Геной Жуковым решили на мотоцикле съездить в Новосибирск. Это путешествие навсегда осталось в моей памяти. В то время не было дорог и ехать пришлось по проселку, постоянно спрашивая дорогу на Новсибирск. Ехали мы одиннадцать часов. так как неоднократно
Останавливались и заклеивали лопнувшую камеру колеса. Прибыли в Новосибирск вечером, приехали к Жемчужниковым, нашим новосибирским знакомым , и у них остановились. Пробыв три-четыре дня, мы возвратились назад, в Томск. Эта поездка описана в моей книге «Записки автомобилиста», поэтому подробности путешествия я опускаю.
 Этой же весной мы, уже известной компанией. готовились к экзаменам и сдали их неплохо.  Предстояли каникулы . Основная часть студентов разъезжалась по домам, а  мы, жители Томска., оставались
Н с Геной Жуковым, Левой Бородиныи в Томске  на все лето , Конечно, мотоцикл скрашивал наш досуг и позволял посетить отдаленные районы в окрестностях города.
  Как –то я поехал к Гене Жукову на мотоцикле и вдруг увидел, что по улице Ленина идет Тамара Егорова. Я подъехал и остановился. Она собиралась уезжать домой, в Казахстан, и  я подвез ее к общежитию. Мы долго беседовали,  наконец, обменялись адресами и пообещали написать друг другу хоть по одному письму. На этом и расстались. Но у меня на душе осталась какая то пустота,
ощущение , что я что-то потерял, что мне чего-то не хватает. И я подумал, а не любовь ли это ?. Но об этом потом . . . .
  Этим же летом мы с Геной Жуковым решили свершить путешествие на мотоцикле в Новосибирск и обратно, в Томск. Подробности этого путешествия
описаны в книге «Записки автомобилиста», поэтому останавливаться  не буду. Только скажу, что путешествие  удалось,  и впечатление о поездке я ношу в себе до настоящего времени.
  И вот наступила осень 1956 года. Нам предстояло учиться на четвертом курсе
и изучать болезни более углубленно.
 Поездка в колхоз на это раз у меня совсем выветрилась из головы, только помню, что руководителем нашей группы  спортсменов был назначен Михаил Медведев, который учился на курс старше  нас, а  впоследствии стал академиком, профессором, заведующим кафедрой нормальной физиологии, и ректором ТМИ  на протяжении белее тридцати лет.
  Уже в этот период, мы были неразлучны с Тамарой Егоровой. А когда начался учебный год, то мы с ней часто приходили к нам домой,  и иногда Тамара оставалась у нас ночевать. Родителям моим она очень понравилась,  и когда я один приходил домой, то отец спрашивал:
- А Томочка где ?
  Именно в эти годы в Томске появилось первое телевидение. Однажды я пришел домой и вижу, что мама сама купила телевизор КВН-49 и после этого вся наша компания собиралась по вечерам смотреть программу. А вечером я развозил всех друзей на мотоцикле по домам.
  Это было счастливое время. Мы с Тамарой были неразлучны. На лекциях, в свободное от занятий время, у нас дома, у Жуковых – везде вместе, даже на мотоцикле  мы мотались по пригороду вместе. Бывало, мотоцикл развернет на дороге, мы с ней свалимся, поднимемся, отряхнемся от снега, сядем и   поехали  дальше. На лыжах ходили в деревню Степановку, где проходили лыжные соревнования. Тамара была лыжницей и выступала на соревнованиях, а в летнее время она выступала на соревнованиях по велокроссу по пересеченной местности. Вот они с Людмилой Карповой  показались на трассе, грязные брызги разлетались из под колес, а на спинах  видна  грязная полоса из под заднего колеса, а по окончании кросса мы подсчитывали раны,  и ссадины на теле от падений на трассе.
  А Лева Бородин прыгал с трамплина. Мы наблюдали, как Левка , забравшись на вершину трамплина, долго готовился к прыжку, затем сильно оттолкнувшись
лыжными палками, помчался вниз . . и вот он уже летит по воздуху, благополучно приземляется и все мы, его друзья- болельщики, успокаиваемся, потому что это спорт  экстремальный. А после окончания соревнований, я на мотоцикле буксировал двоих лыжниц от Степановки до Томска.
   Помню, что Тамара занимала первое место по велокроссу, а еще занималась лыжным спортом. А тренировал их преподаватель физкультуры  Иван Емельянович Мастеница. Я каждый раз ходил на соревнования по лыжам и болел за Тамару и Леву Бородина, который прыгал с трамплина.
   
    Глава 10. Производственная практика.

  Тут придется вернуться несколько назад.
По окончании четвертого курса все студенты проходили врачебную производственную практику. Мы с Тамарой выбрали для прохождения практики Каргасок, который располагался на севере Томской области на берегу Оби. Сразу скажу, что там «белые ночи» и масса комаров, от которых, как говорится, житья не было. В Каргасок мы прибыли на пароходе, который двигался по воде с помощью гребных колес. Сейчас это даже покажется смешным, но в то время  с помощью таких колес двигались и буксирные, и пассажирские пароходы, .как
«Минин», «Пожарский», «Пржевальский»,
«Щорс» и другие.  Прожив несколько лет на берегу Оби, я узнавал эти пароходы по силуэтам издалека.
  В  Каргаске нас разместили в одной комнате отжившего свой век дома. С нами в комнате разместился и Мишка Зверев, который впоследствии стал профессором – терапевтом, но вскоре до нас дошли слухи о его безвременной кончине. Мишка постоянно ходил с учебником и даже во время хотьбы смотрел в учебник. С ним и ложился спать. То есть, Мишка был непревзойденным зубрилой.
  Практику проходили по трем предметам.
Я первым предметом избрал терапию. Врач –терапевт там была  женщиной грамотной,
наблюдала и помогала мне по ведению больных, написании историй болезней,
при обследовании больного и т.д.
  Однажды нас с Тамарой попросили посетить на дому больных. Это что-то типа скорой помощи. Мы добросовестно обошли всех и уже собирались возвращаться домой, как  она женщина попросила нас оказать помощь новорожденному, который только что перестал дышать. Мы просто ворвались в дом и увидели ребенка на кроватке, который уже не дышал. Родители
Были в полном расстройстве, мать плакала, отец ее успокаивал. Сердце сжималось, глядя на эту картину.  Я спросил:
- Когда он перестал дышать ?
- Да минут десять, не больше – со слезами на глазах  ответил отец.
- Может быть ему в сердце ввести адреналин ? – спросил я.
- Да делайте. Что хотите. Может быть поможет  -ответил отец.
 И мы с Тамарой принялись за дело. Из саквояжа быстро достали шприцы, йод,
ампулу с адреналином. Я обработал  операционное поле, набрал в шприц  адреналин и, сделав прокол в грудной клетке в области сердца, ввел туда адреналин. Затем приступили к искусственному дыханию. Мы проработали более часа, но эффекта не достигли.
 Родители благодарили нас за попытку
оживить ребенка, но мы уходили в слезах.
  Этот случай описан в моей книге «Записки врача- хирурга» в рассказе
«Спазмофилия».
   Тамара в это время проходила практику по акушерству и гинекологии. Ее попросили подежурить акушеркой и даже назначили зарплату.  В одно из дежурств
за мной прибежала медсестра и попросила срочно прийти в отделение. Я примчался
немедленно и увидел такую  картину.
В родовой на кресле лежит женщина, которая только что родила ребенка. С ребенком было все в порядке, а у женщины разрыв промежности, и нужно эту рану зашить.
-  У тебя, наверное, лучше получится – сказала Тамара.
- Попробую – ответил я и приступил к делу.
Обработал операционное  поле, сделал местную анестезию новокаином и начал шить. Однако, когда закончил, то получилось криво, т.е., одна половая губа смотрела вверх, другая вниз.
Рядом стоявшая медсестра посоветовала начать зашивать  снизу. Я удалил швы и
начал ушивать снизу. Получилось прекрасно.
- Вот теперь другое дело – ответил я, заканчивая операцию.
   Вскоре я приступил к практике по хирургии. Заведующим отделением был Сергей Иванович Иванов. Он был без ноги
и ходил с тростью. Ногу он потерял на фронте, всю войну был хирургом и имел опыт  в военно-полевой хирургии.
  Ординатором отделения работал Михаил Калинин, молодой хирург, работавший третий год. Больше всего мне пришлось работать с Михаилом. Я ассистировал ему на операциях, участвовал в перевязках больных, принимал поступивших больных и под его наблюдением проводил обследование поступившего больного,
делал новокаиновые блокады, пункции и другие манипуляции. В книге «Записки
врача- хирурга» есть рассказ «Столбняк»,
поэтому останавливаться на этом здесь не буду. Это как раз произошло в момент прохождения практики по хирургии в Каргаске.
  Должен сказать, что у меня неплохо получалось внутривенное введение лекарственных препаратов, и когда у местных сестер дело не ладилось , то
они прибегали за мной, и я с первого раза находил иглой вену , попадал в нее и вводил нужное лекарство. Однажды меня пригласили помочь ввести в вену какой-то препарат, так как у сестер ничего не получалось. Женщина была довольно полной, руки полные. Вен невидно совсем,
что - либо прощупать не удавалось, и я решил действовать наобум. Взял шприц,
ввел иглу под кожу в области локтевого сгиба, и вдруг . . . .  оказался в вене.
Такого я сам не ожидал, вероятно, это случайность, но сестры были очень довольны , благодарили меня и говорили, что это «дар божий». Возможно.
   Практика нас научила многому. Мы с Тамарой до сих пор вспоминаем эти годы
и с благодарностью вспоминаем наших наставников.
  В нерабочее время мы втроем  бродили по окрестностям, отмахивались от комаров, купались в речках Недалеко от территории больницы, протекала речка Панигатка. Берега  одеты пышной зеленой растительностью, да так, что кустарники
кое- где опускались в воду. Были и песчаные берега, удобные для купания. Однажды мы с Тамарой пошли на рыбалку.
Где-то добыли две удочки, накопали червей и , нанизав их на крючки, забросили в воду. Тамара  сидела не берегу и держала удочку в руках.  А я отправился к ближайшему кустарнику, что бы вырезать удилище по длиннее. И вдруг слышу крик:
- Юра, Юра! Она прыгает. Я ее боюсь. Беги скорее . . . .  .
  Я примчался на зов и увидел такую картину: Тамара держит удилище за
один конец,  другой конец  самостоятельно двигается в разные стороны, а рядом
трепещется значительных размеров рыбина
и таскает за собой  леску с концом удилища по песку. Рыбу я снял с крючка, нанизал на леску, и мы продолжили рыбалку. Помню, что тогда мы поймали шесть рыбешек, но это была самая большая. А вечером на ужин у нас была жареная рыба.
   Места эти суровые, северные, солнце летом за горизонт не уходит и всегда светло. Спать при свете непривычно, да еще всю ночь атакуют комары, от которых
мы отбивались  дымом от еловых шишек.
Но и сквозь дым они проникали и кусали нас постоянно.
  Вспомнил еще один эпизод из  жизни
местных врачей. Сергей Иванович Иванов,
главный хирург района и заведующий хирургическим отделением, решили с женой продать корову. Нашелся покупатель. Сергей Иванович в этот момент делал аборт женщине, производя выскабливание полости матки. Во рту у него горела папироса, и он очень профессионально продолжал выскабливание, когда в операционную вошла его жена, которая работала терапевтом. Она доложила мужу, что покупатель  просит сбавить цену на корову,
на что Сергей Иванович резко проговорил:
- Ну – ка,  давай его сюда…,
- Сейчас позову – ответила жена и вышла из операционной.
  Я присутствовал при этом, и у меня не укладывалось в голове, как же он будет беседовать с покупателем, тогда как производит операцию по прерыванию беременности. Гинекологическое кресло, в нем женщина, ноги разведены, из влагалища торчат инструменты и в этот момент входит покупатель. У меня создалось впечатление, что покупатель даже не заметил, что происходит вокруг.
Не отрываясь от своего дела, Сергей Иванович начал что-то говорить о ценах на коровы вообще и о своей корове в частности. Разговор был короткий, с ценой вопрос  был решен, и покупатель довольный покинул операционную.
  Вот Вам и сельская медицина, Вот Вам асептика и антисептика в операционной.
Хотя и прошло с тех пор более шестидесяти лет, но я  это помню. правда, никому не рассказываю. И Вам тоже.

   Производственная практика прошла хорошо, я научился внутривенным
иньекциям, сделал самостоятельно
операцию аппендэктомию под руководством  Михаила Калинина, ушил разрыв промежности, сделал пункцию плевральной полости, несколько новокаиновых блокад, наложил гипс на перелом луча в типичном месте и кое –что еще. Приблизительно то же самое получили на практике Тамара Егорова и Миша Зверев, но они не делали аппендэктомию и не ушивали разрыв промежности. Вот в этом я их обогнал. Но все это было только начало, практика дала нам кое-какие навыки в обследовании больных, в ведении медицинской документации,  держании хирургических инструментов, обращении с шприцем и т.д. Все было еще впереди.

       Глава 11. Поездка на Алтай.

   Итак, мы уже на четвертом курсе медицинского института. Исправно посещаем лекции профессоров Д.Д. Яблокова, Б.А. Альбицкого, Б.С. Пойзнера,
И.В. Торопцева и других. С нами проводят практические занятия опытные врачи – педагоги. Мы часто посещаем операционную, что мне лично очень нравилось. Помню, как я выстоял у
изголовья больной, которой Борис Александрович Альбицкий удалял зоб.
Операция кровавая, технически сложная, в сложнейшей анатомической зоне. Вот тогда -то я и увидел  скытый, внутренний, невидимый кожный шов, который всегда
в последствии сам применял при этой операции у женщин.
  Дмитрий Дмитриевич Яблоков , известный в Томске академик, демонстрировал нам на своих лекциях медицинскую деонтологию
у постели больного. Перед лекцией приносили в зал кушетку, покрывали ее белой простыней, и на нее укладывали больного, которого приводили для демонстрации. Так Дмитрий Дмитриевич
не позволял больному делать какие- либо движения, он его щадил, и это демонстрировал нам. Он вставал на колени
перед больным, что бы выслушать его,
произвести перкуссию и пальпацию.
  Инокентий Васильевич Торопцев, патанатом, профессор, академик, изумительно читал лекции. Причем лекции начинались все одинаково. Все студенты уже сидели на своих местах. Затем в лекционный зал входили  доценты, ассистенты, лаборанты и усаживались на первый ряд. Затем появлялся сам Инокентий Васильевич. Заходил в зал он обычно с сигаретой во рту. Останавливался около раковины, левой рукой вынимал сигарету изо рта и тушил ее об раковину. Затем , не глядя, протягивал руку и брал длинную указку. Только после этого  он
начинал читать лекцию. Читал без конспектов, и у всех слушателей создавалось впечатление, что он читает
книгу. Однажды он не мог сразу подобрать какое- то слово, и тут же тихо произнес:
- Что-то у меня сегодня с речью.
  Но это было всего  однажды,  и вряд ли кто-то заметил этот «сбой»  в его речи.
 И вот мы все сидим на своих местах. Входят ассистенты, доценты, лаборанты. Все студенты встают, и входит ОН. Останавливается у раковины, тушит сигарету. Но вдруг  . . . .  .срывается с места и вместе со своими ассистентами и лаборантами бежит верхний отдел зала.
Только после этого появляется вся кафедра профессора  Торопцева.
  Оказывается, это представление устроил мой согруппник Вовка Михайлов, подговорив некоторых студентов изобразить ассистентов и лаборантов.
  Хохотали мы тогда от души, так как
все было исполнено великолепно, даже студенты не сразу заметили  подставу
и только когда Вовка кинулся бежать
на свое место, обнаружили подвох.
   Да. Бывало, что хулиганили немножко,
но безобидно, шутя. Сражались бедренными костями, стучали по костяному черепу, когда кто-то не мог ответить на кокой -либо вопрос, здоровались со скелетами и т.д.
   Быстро пролетел учебный год, и начались экзамены. Мне хорошо запомнился экзамен по факультетской хирургии, который принимал сам профессор Б.А.Альбицкий.
Я все ответил по билету и Борис Александрович задал мне дополнительный вопрос:
- Назовите один  важных симптомов  при стенозе привратника ?
- Рвота накануне съеденной пищей- ответил я.
- Отлично, Абрамов, Это Вы стояли на операции по поводу зоба ? Я Вас запомнил.
Будете хирургом ?
- Конечно – ответил я и вышел из кабинета,
где находилась вся моя группа.  Вовка спросил:
- Ну, как ?
- Отлично – ответил я и добавил – он спросил даже,  кем я буду и я сказал хирургом.
- Ну, Юрка, ты даешь – произнес Вовка и тут же его вызвали в кабинет на экзамен.
   С Тамарой Егоровой мы все это время не расставались, на лекциях сидели вместе.
Она, как прилежная ученица, писала лекции, а я, разгильдяй, рисовал всякие картинки.  Как обычно, я рисовал корабль в море, и если такой рисунок находили
на каком-то месте, значит, тут был Юрка Абрамов. А еще я рисовал  дом, который находился на берегу речки, за домом сосновый бор, в ограде дома стоял мотоцикл и на лавочке сидели два человека. Это я так представлял себе наше будущее с Тамарой. Но Тамара только усмехалась, глядя на такую картину, а вот
корабль ей нравился.
  Придя домой, отец то и дело спрашивал:
- А Томочка где ?
Бывало, что я ехал за Томочкой и привозил ее к нам. Мама нас угощала ужином и иногда Тамара оставалась у нас ночевать.
  Вскоре как обычно, все студенты разъехались по домам, Тамара тоже уехала, и мы остались с Геной Жуковым и Левой Бородиным коротать лето. Но неожиданно
на улице нам встретился Олег Курлов, который учился старше нас на курс, и предложил съездить на Алтай. Думать
долго мы не стали и согласились сразу.
  По инициативе Олега Курлова институт выделил на поездку  150 рублей, определил количество желающих поехать. Их оказалось семеро, т.е., кроме нас ехали еще трое девчонок. Одну из них мы все знали, это Римма Чехова, студентка нашего института, а других ранее не встречали.
  Наскоро собравшись, я попрощался с родителями и мы все встретились на вокзале. Поездом добрались до Бийска, затем на попутной машине доехали до Артыбаша, и растянули палатку на берегу
живописного Телецкого озера. Все это у меня описано в книге «Я родом из Сибири»,
даже с фотографиями, поэтому, буду краток. Взять лодку на прокат  на турбазе нам не удалось и мы нашли лодку у частника за 150 рублей на 10 дней. Я
тот час начало лодку оборудовать парусом.
Срубил мачту. Укрепил ее в лодке, попросил девчонок сшить два одеяла по ширине, прикрепил один край к рее, привязал веревку и пропустил ее в отверстие на верхнем конце мачты. Когда для пробы натянули парус, то получился  прекрасный корабль. Я назначил себя капитаном, так как опыт плавания на лодках у меня был большой,
я вырос на реках и даже плавал под парусом. На следующий день утром мы отправились в путь. Я сидел на корме и управлял лодкой, которая быстро плыла,
подгоняемая ветром. Ветер, который дул с низу, от вытекания Бии, называли «низовкой», и мы постоянно повторяли: «А низовочка-то дует неплохо !».
  А вокруг высокие горы, одетые в зелень, множество водопадов, впадающих в озеро,
чистейшая масса  воды, которую можно пить, зачерпнув  кружкой. Все нас восхищало. В понравившихся нам местах, мы останавливались на ночлег. Натягивали две палатки, в одной размещались Гена Жуков, Лева Бородин и я, а в другой –все остальные, вместе с Олегом Курловым.
  Однажды попали в настоящий шторм.
Уже вечерело, и нужно было найти место для ночлега. Но берег был высокий, обрывистый и остановится не было возможности. И тут подул ветер страшной силы, появились высокие волны, лодку стало раскачивать. Мои пассажиры крепко держались за борт лодки  и с ужасом наблюдали за моими действиями. И вскоре в темноте мы увидели пологий небольшой полуостров. куда я и направил лодку.
Место оказалось подходящим, и мы натянули палатки и стали разжигать костер, как начался настоящий ливень.
Наскоро поужинав, мы легли в палатки и уснули крепким сном.
  Утро оказалось прекрасным, солнечным.
Оглядевшись, мы увидели, что по полуост-
рову протекает речка с чистейшей водой.
Вскоре появился человек в брезентовой куртке и резиновых сапогах. Это был местный  егерь. Узнав, что мы туристы из Новосибирска, он принес нам медвежьего мяса и рассказал, как его готовить.
- Сколь его не вари, оно все равно будет красным и жестким – сообщил он, и получив от нас в подарок бутылку водки, отправился в свою резиденцию. Мясо мы съели, но оно нам не понравилось.
  Доплыли мы до южной оконечности озера
и простояли там несколько дней. Плавали на лодке к устью реки Чулышман, купались в ледяной воде, рыбачили, но не поймали
ни одной рыбешки.
  Когда мы отплывали на лодке из Артыбаша, то увидели, как в в небольшом заливе несколько человек вяжут плот. Мы подъехали, поинтересовались этой работой и выяснили, что они этот плот будут сплавлять  по Бии до самого  Бийска.
И нам удалось уговорить этих плотоводов взять нас с собой до Бийска.
  Возвращаясь, мы увидели, что плот готов
и дело только за нами. Мы прибыли с вещами в назначенный срок, уплатили
бригадиру 100 рублей и погрузились на плот. В центре плота была устроена деревянная площадка, чуть возвышающаяся над   поверхностью плота,
где мы все и расположились.
  Плотом управляли пятеро плотоводов. Один из них был, по-видимому, лоцманом,
а возможно бригадиром. Он знал все повороты реки, знал ,где расположены большие подводные камни, и в нужный момент давал указания гребцам, что бы
не наскочить на камень, во время развернуть плот на поворотах и т.д.
  Очень бурная река Бия. В некоторых бурных местах, порогах видно, как она идет под горку и плот наш несется с огромной скоростью. А однажды край плота зацепился за подводный камень, так бревно сломалось, как спичка, только хруст раздался на всю округу.
  На ночевку остановились в Турочаке, который находится в семидесяти километрах от Турочака вниз по Бии.
Плотоводы выскочили на берег,  вбили колья и привязали плот веревками к кольям. А мы растянули палатки, разожгли костер и собирались пригласить на ужин плотоводов, тем более, что у нас была бутылка водки. А пока я наблюдал, как один плотоводец колол дрова. Он укладывал чурку набок и топором ударял по торцу чурки. Я сказал:
- У нас такой способ колки дров называется «по бабьи». Надо так . . . .
   Взяв топор, я поставил чурку  вертикально, размахнулся,  но топор задел только край чурки и лезвием ударил меня по ноге. Я бросил топор, осмотрел рану и увидел поврежденное сухожилие в глубине раны. Голова у меня закружилась и сел на бревно. Тут же появились все мои друзья.
Поскольку Олег Курлов был старшим, то после осмотра раны сказал:
- Будем зашивать. У нас есть шприцы, иглодержатель, нитки, йод. Сейчас вскипятим шприцы и начнем.
  Шприцы в специальной металлической коробочке поставили на угли костра, а сами начали разговаривать на различные темы. Хватились, когда баночка и шприцы были уже красные  от  перегрева и стали непригодны к употреблению. Тогда Гена Жуков где то нашел толстую проволоку и сделал мне шину, которая поддерживала стопу и не давала ей отвисать.
  Утром двинулись дальше. Проехав километров десять, вдруг испортилась погода. Сильный ветер прижал плот к берегу. Полил сильный дождь. Плотоводы едва успели закрепить плот и бросились
К стогам сена, которые стояли в поле рядом с рекой. Мы тоже бросились к стогам.
Проделав в сене большую дыру, прикрывшись сверху одеялами, мы улеглись на эту мягкую постель, и нас потянуло в сон.
  Проснулись, когда было светло. Солнце
сияло на небе,  и жизнь снова закипела.
Но тут рядом проплывал большой баркас с туристами. Они тоже побывали в этой переделки и теперь направлялись в Бийск, на турбазу, куда и нам нужно было. От приглашения мы не отказались, распрощались с плотоводами, сели в баркас и благополучно доплыли до Бийска,
откуда поездом прибыли в Томск.
  Подъезжая к вокзалу, я увидел в окно Тамару Егорову, которая пришла меня встречать. Мне показалось, что одета она была нарядно, а на голове новая прическа
в виде кудрей. Я смущался, но был очень доволен.
   Оказывается, все студенты уже съехались и через пару дней нам отправляться в колхоз, на этот раз на освоение целинных земель в Красноярский край.
  Так закончилось наше путешествие по горному Алтаю, а впечатления остались до настоящего времени.
  Должен сказать, что по окончании пятого курса всех мужчин на месяц отправили  на военную подготовку в Шилоово Новосибирской области.. В то время  на этом полегоне стояло несколько деревянных строений, а мы разместились в палатках  по десять человек. К нам был прикреплен старшина Гуменюк, который следил за нами и обучал военному делу. Иногда беседу проводили наши институтские преподаватели военного дела.
  Режим был строгий. Подъем в 7.00, пробежка. утренняя зарядка, туалет, затем завтрак в столовой, строевая подготовка. Занятия с оружием и т.д. Выводили нас  в поле, где мы бросали гранаты. Гранаты настоящие. Нужно было как можно дальше бросить гранату и упасть в ров, что бы не
Зацепило осколком. Помню, как Коля Тимакин , долго примеряясь, бросил гранату и побежал бегом в другую сторону.
Мы хохотали, но смешного-то в этом ничего не было. Я же швырнул гранату далеко и даже не падал в канаву, за что получил замечание старшины.
  Однажды нас вывезли в оцепление на ночное дежурство. Задача состояла в том. Что бы никого не пускать на полегон, ни людей, ни коров, ни домашней птицы. Мы дежурили с Женькой Павлюченко и утром проспали. Сквозь глубокий сон услышали гудок машины, проснулись , выскочили из
Шалаша в подштанниках, вытянулись перед капитаном и я , как старший , начал докладывать, что, иол, «за дежурство ничего не случилось». Но капитан в гневе
закричал на нас:
- Не случилось ? А то, что Вы проспали. то, что Вы в неприглядном виде, да и вообще
неизвестно, чем Вы тут занимались. Если бы Вы не были студентами, то пошли бы у меня на гауптвахту.
Обошлось без наказания и   больше нас никуда не посылали.
  Рядом с нашей стояла палатка , где проживали  солдаты – призывники. Их обучали артиллерийскому делу. Мы, конечно, в разговоре над ними подшучивали.
- А Вы чем занимаетесь на службе ? – спрашивал Женька Павлченко, любитель пошутить.
- Да больше изучаем материальную часть пушки. Ну, иногда выезжаем на стрельбище.
- А Вы пушку хорошо знаете? – опять спрашивал Женька.
- Да знаем, а что ? – отвечал один из солдат.
- А где, например, у пушки клитор ? –
без тени улыбки спросил Женька.
Мы еле сдерживали хохот, а солдат, подумав, сказал:
- Клитор? Не знаю. Вот шкворень знаю. а клитор . . . нет.
 Мы все уже лежали от хохота, а солдат, ничего не понимая, смотрел на нас серьезными глазами.
  Месяц пролетел быстро,  и мы вернулись в Томск. Вскоре сдали экзамены по военному делу и нам при выпуске автоматически присвоили военное звание лейтенант медицинской службы.
             
           Глава 12. Целина.

  И вот последняя поездка в колхоз. Последняя, потому, что мы перешли на шестой курс, а это курс заключительный.
Он закончится государственными экзаменами, нам выдадут дипломы, и мы поедем на работу. О работе нам в те времена беспокоиться не приходилось, так как каждый  должен будет отработать три года там, куда его пошлют. Профессию же выбирали сами еще в студенчестве или позднее, уже в процессе работы, и никаких препятствий в этом никогда не было.   
  Эта поездка всем запомнилась тем, что,
во первых, мы ехали на освоение целинных и залежных земель, в простонародье на целину, во вторых, у мединститута, на вокзале прошли митинги, где выступали высокопоставленные работники с  различными призывами и лозунгами, и в третьих,  вся страна в этот период поднялась на освоение этих земель и в стороне никому не удалось остаться. И
нам, как видите.
  Сначала нас привезли в Абакан, затем на машинах стали развозить по колхозам, а
нашу спортивную группу доставили в село
Качулька. Местность там была холмистая,
целинных полей много, но они нашего внимания не привлекли, нам пришлось работать на  вывозке зерна с токов  в хранилища. Хоть я и ехал с группой парней, но постоянно  общался с Тамарой Егоровой. Расселили нас по домам по пять – шесть человек. Рядом с деревенькой
на пустыре сколотили навес, стол, скамейки, и сделали столовую. Здесь нас неплохо кормили, и говорили, что за работу будут насчитывать трудодни.
  Конечно, Гена Жуков, Рафка Суздальницкий и я  устроились грузчиками на машины. Подъезжали к току, лопатами нагружали машину зерном, отвозили  в
деревню и ссыпали зерно под огромным навесом. Как то шофер Николай решил передохнуть и остановил машину около
небольшого магазинчика, где продавалось местное пиво. Да, здесь был пивной завод,
который выпускал очень хорошее пиво. Его пили даже наши девчонки. Мы, грузчики, сидели и ждали, когда же Коля отдохнет и мы поедем дальше. Но Коли долго не было. Тогда я вошел в магазин и увидел нашего Колю в компании других шоферов. Все они были под приличным шафэ. И я спосил Колю:
- Так может быть, мы сами поедем за зерном. Я- то умею ездить на машине.
   Коля посмотрел на меня, как на спасателя и тут же отдал ключ от машины.
Я подошел к машине, сел за руль, включил зажигание, взревел мотор, и тогда крикнул:
- Садись, пацаны, поехали . . .
И мы поехали за зерном. Машина была хорошая, ГАЗ-51, в управлении легкая и
Я быстро приловчился к ней. Сделав несколько поездок, мы проезжали мимо магазинчика, где оставили Николая, и вдруг увидели, что вся компания, держась друг за друга и еле передвигая ноги,  направлялись в сторону своего дома.
 Похоже, кроме пива они употребляли  еще кое- какие напитки.
   Мы сделали еще пару рейсов и я подогнал автомашину к дому, где проживали шофера. Так постепенно я осваивал шоферское дело в колхозах
и добился неплохих результатов. Так, спустя несколько дней Николай вновь
оказался неработоспособным, но сидел в кабине на месте пассажира. Мы везли зерно со стана, и вдруг навстречу нам идет сам председатель колхоза.  Я сообщил об этом Николаю и он тут же начал перебираться  на водительское место, но
пролез через меня  настолько, что его голова была видна из кабины, а я продолжал управлять автомобилем за его спиной. Поровнявшись с председателем, Коля лучезарно улыбнулся, приподнял кепочку, приветствуя председателя , и не внято произнес:
- Здрасте ! . . .
И тут же его голова исчезла в кабине.
Председатель, ответив на приветствие, пошел дальше, ничего не заметив, а мы продолжили рейс.
  Однажды  Рафаил Суздальницкий предложил  провести приятно время
на берегу речки, и мы решили устроить там ужин. Еще днем мы с Рафкой решили добыть гуся, которые большими стадами ходили по всей территории, где мы ссыпали зерно под навесом. Разгрузив машину, Рафка  начал подкрадываться к стайке гусей, затем сделал прыжок в гущу  и ему удалось схватить за лапку большого гуся.
Рафка довольный вынес гуся из клуба пыли, перьев и громкого гусиного гарканья.
Он упрятал гуся за пазуху своей куртки и мы направились  к импровизированной столовой, что бы набрать кое –какой еды
и собрать компанию. И тут навстречу нам идет бригадир. Поравнявшись с ним, Рафка
приподнял в приветствии кепку, и в это время из- под куртки высунул голову гусь
и громко гаркнул. Мы решили, что наши планы рухнули, но бригадир только кивнул нам головой и пошел дальше.  Всей компанией мы отправились на речку. А  в компанию входили  Рафка Суздальницкий, Яшка Борисевич, Генка Жуков, Тамара Егорова и я. Речка была мелкой, узкой и мы переходили ее вброд. Тамара не хотела разуваться и я перенес ее  через речку
на своей спине. До сих пор вспоминаю, какая это была приятная ноша.
  На берегу разожгли костер, поставили
Кипятить воду в ведре, но как готовить гуся никто не знал. И тут Рафка говорит:
- А я знаю как! Надо гуся вымазать в глине и положить на угли костра. Да это же будет
«пища богов!».
   Стали искать глину, но ее здесь не оказалось.
- Ну и черт с ней, - воскликнул Рафка, - вымажем в иле, он все равно, что глина. Какая разница!?!
  Вымазав гуся землей с илом, прямо в перьях положили тушку в костер. Пока гусь
«готовился», мы разлили по стаканам водку, выпили, закусили, чем было, поговорили, и вспомнили о гусе. Когда Рафка вынул гуся из костра, оказалось, что одна сторона тушки совсем сырая, а другая
сгорела до обугливания.
- Вот тебе и «пища богов» ! – грустно произнес Яшка Борисевич.
- Да ладно тебе, - проговорил Рафка, - и так съедим. Под водочку пройдет, как домой. Пища богов!
  И действительно, всю сгоревшую половину съели, допили бутылку водки, доели остатки пищи, и, прекрасно проведя время у костра на берегу речки, разошлись по домам.
   В селе Качулька был пивной завод, при заводе было что-то вроде столовой, где можно было посидеть и выпить пива.
Наши ребята иногда туда заходили  и очень
хвалили пиво.А однажды Вася Винокуров,
Федя Денисов, наши студенты, сидели в этом заведении и потягивали пиво из кружек. К ним подошли несколько местных парней и сказали:
- А Вы уматывайте от сюда, пока целы. Да своим городским скажите. что бы сюда не ходили, а то будет плохо .. . ..
   И эту угрозу они осуществили. Мы с Геной и Яшкой в местном клубе смотрели кино. Вдруг по залу прокатилось сообщение:
- Пацаны! На площади наших бьют!
  Кто-то направился к выходу. Мы тоже пошли. Выйдя на площадь, я увидел
большую толпу людей, которые дрались.
Местных пацанов было много, и они, разбив наших по кучкам, избивали  их,
лежащих на земле, пинками. Я рванулся вперед. У меня за спиной шли Генка и Яшка. Отодвинув  руками  нескольких человек, я увидел, как нашего студента бьют ногами. В ярости я схватил одного из
местных, который пинал нашего, развернул лицом к себе и нанес сильный удар в челюсть.  Тот упал и больше не шевелился. Толпа стала рассасываться. Я успел ухватить одного из уходящих, и нанес ему по челюсти удар, от которого он закачался и упал, затем встал на ноги и качаясь, побежал в сторону. Мы шли втроем и расталкивали толпу, прокладывая себе дорогу. А вот навстречу нам идут трое.
В центре парень в белой рубашке, а справа и слева его «ассистенты».Мы остановились друг против друга. Парень в белой рубашке
Неожиданно выкинул руку вперед и попал мне в щеку. Кулак прошел скользом, по касательной, поэтому повреждений я не почувствовал.  Через секунду  кулаком снизу вверх я нанес ему такой удар, что все трое упали навзнич. Тот, что в белой рубашке попытался встать, но не мог. А мы пошли дальше. Я оглянулся и увидел, как двое сопровождающих поднимали парня в белой рубашке с земли, а он мотал головой в разные стороны и не мог стоять на ногах.
- Юра, да разве можно так бить!? – услышал я голос Гены Жукова, - ведь так и убить можно.
- Да ни хрена с ними не будет, очухаются,
но помнить будут  -  ответил я и мы двинулись дальше.
  Драка прекратилась. Появились  руководители колхоза, комсомольские деятели и начали разгонять толпу.
Мы стояли кружочком, обсуждали произошедшее и подсчитывали раны. У Вити Таушканова болела рука  в локтевом суставе, у Феде Денисова синяки на лице, у Вовки Балуева синяк под глазом. Тут подошли местные руководители с извинениями, с ними были еще какие –то ребята. В этот момент Тамара  Егорова
вышла вперед и начала что-то говорить, указывая на побитое лицо Феди Денисова. Вдруг в темноте из толпы вышел какой-то парень и ударил ее по лицу и тут же скрылся за спинами других парней.
Все знали, что Тамара моя подруга и сейчас может случиться беда. Все наши пацаны набросились на меня и кричали:
- Да уберите же Вы его, он же сейчас убьет
этого негодяя.
  Я был  в крутом гневе, но повязан парнями по рукам  и ногам. Да, если бы меня тогда не удержали, страшно подумать, что бы я мог натворить.   
  Но вот все стихло, все стали расходиться,
но я почувствовал, как что-то просвистело у меня у виска. Темно, никого кругом  нет.
Я достаю платок и ощущаю, как кровь капает у меня из маленькой ранки на брови. Прижав рану, мы  с Геной Жуковым отправились в медпункт, где вправили вывих Вите Таушканову, мне сделали перевязку, а местная врач сообщила, что только что отправила двоих местных парней  в райцентр с переломами нижней челюсти.
- Юра, это твоя работа – тихо произнес Гена, и мы отправились домой.
  Утром поднялись, у речки  помылись, оделись  в рабочую форму, посмотрели друг на друга, на раны, полученные в драке, тут Вовка Балуев, у которого был под глазом синяк, чихнул, и его синяк превратился в большую шишку, на всю щеку. Это воздух из решетчатой кости с
силой протолкнулся к поврежденному месту
и надул ему щеку. Все разразились хохотом. Но перед ужином мы построились
в шеренгу и нас кто-то сфотографировал
в таком виде. Позавтракав, мы отправились на работу.
  Помню, что седьмого октября выпал снег и
на этом работы в колхозе были закончены.
Всех нас собрали  под навесом импровизированной столовой, выдали заработанные деньги, в размере  60 - 70 рублей и .  . . .по машинам. Уже в институте
В лекционном зале нам в торжественной обстановке выдали значки «За освоение целинных и залежных полей». Этот значок
Сохранился, но я давненько его не доставал. Надо бы взглянуть, ведь это награда.
   Учеба на последнем, выпускном шестом курсе   в большей степени проходила на
практических занятиях, а лекций было меньше. По хирургии лекции читал академик  А.Г. Савиных. Он же проводил обходы в своей клинике, а мы группой ходили сзади и слушали.
  Однажды  мы с Владимиром Михайловым встретились на подходе к институту и в этот момент на проезжей части дороги автомашина сбила женщину. Мы не успели подойти ближе, как появилась карета  «скорой помощи» и пострадавшую на носилках внесли в клинику. У нее был перелом бедра и она находилась в травматическом шоке. Мы спустились в подвал, переоделись, собрались всей группой и  рассказали, что видели,
как автомашина сбила женщину, и ее доставили в клинику.
- Ужас какой – проговорила Людмила Филатова, - она, наверное, в шоке и нам
ее сейчас будут показывать. У нас сегодня тема «Травматический шок».
  Но когда мы шли по коридору клиники, навстречу нам везли на каталке эту женщину, но она была уже мертва. Мы всей
группой переживали этот случай, а я запомнил на всю жизнь, что перелом бедра
очень часто сопровождается шоком, а при шоке  летальность выше шестидесяти процентов.
  Нашу группу вел доцент Петр Андреевич Титов. Прекрасный преподаватель, отличный хирург, да к тому же замечательный человек.  К нему всегда можно было обратиться с каким ни будь вопросом и получить полноценный ответ.
Он выяснял, кто из нашей группы будет хирургом, и поднимали руки  Валя Болтова,
Владимир Михайлов и я. Однажды он назначил меня  хирургом.
- Будете оперировать паховую грыжу.
Не забыли еще, как отличить косую грыжу от прямой ? Так вот у этого больного косая паховая грыжа. Пошли к больному.
  В палате все осмотрели больного, решили, что грыжа косая, а мне пришлось определить  размер пахового кольца и
доложить кратко ход операции. Затем отправились в операционную.  И вот моя первая операция под руководством Петра Андреевича Титова. Конечно, руки не слушались. зажимы не разжимались, узлы завязывались с трудом и т.д. Все это поправлял Петр Андреевич, но, в конце концов, операция закончилась и он сказал:
- Ну, что же, Абрамов. Для первого раза неплохо. Будете тренироваться,  быстро освоите хирургию. Только тренироваться нужно не во время операции, а заранее. Вот, например, работа с зажимами, вязание узлов – это можно делать дома в свободное время и получится.
  Помня наказ П.А.Титова,  на первом году своей работы, мы с Тамарой занимались вышивкой, вязанием узлов на скорость,
упражнялись с зажимами. Все это сыграло роль в выборе профессии.
   Шел декабрь 1958 года. Мы с Тамарой Егоровой продолжали дружить, почти не расставались, она часто ночевала у нас, а когда отец приходил с работы, то обязательно спрашивал:
- А Томочка где? А, здесь, ну тогда все в порядке.
  За годы учебы мы сблизились настолько, что я не представлял себя без Тамары. Да, похоже,  и она не представляла себя без меня. И вот однажды я проводил Тамару до общежития, мы долго, как всегда, стояли
и не могли расстаться. И тут она произносит грустным голосом:
- Вот, сдадим экзамены, получим направление, ты уедешь в одну сторону, я в другую и все . . . .
 Я чуть не разревелся и пришел домой в плохом настроении. Дело в том, что я несколько стеснялся своих родителей и
относился к ним с почтением. И сказать им, что «я хочу жениться», для меня было чем-то не выполнимым, ну не мог я преодолеть
свою врожденную стеснительность.
  Только я разделся, как отец задает свой традиционный вопрос:
- А Томочка где ?
- В общежитии. Я ее проводил, - ответил я.
И вдруг отец произносит спасительную для меня фразу:
- А не пора ли Вам пожениться, Юрашка ?!?
Мне стало легко, и я тут же ответил:
- Пора, наверное, мы уже сегодня с ней говорили об этом.
   Мы с Тамарой подали заявление в ЗАГС, регистрацию нам назначили на 30 декабря 1958 года.
   Стояли сильные морозы. 30 градусов. Я утром направился к ЗАГСу и  пришел немного раньше. Помню, что у меня был насморк, я постоянно пользовался платком, и он был мокрый. Так я, в ожидании Тамары, сушил его на батарее в ЗАГСе. Вскоре появилась Тамара, и следом вошли Жуковы. Гена и Иза были уже женаты,  и
были свидетелями при нашей регистрации.
  Вскоре нас пригласили в зал. За столом сидела женщина, попросила наши паспорта
и, немного повозившись с бумагами, встала и торжественно произнесла речь,  которая закончилась поздравлением  и пожеланием
всяческих успехов в нашей, теперь семейной, жизни. Жуковы поставили свои подписи, и мы вышли из зала.  И тут сюрприз! Мы услышали звук открывшегося шампанского. Оказывается, Володя Михайлов собрал нашу и Тамарину группы, и привел в ЗАГС для того, что бы поздравить нас с Тамарой. Мы были рады такому сюрпризу.
   В тот же вечер я приехал на мотоцикле в общежитие, Тамара собрала свои вещи, которые уместились в одном чемодане, и  мы приехали к нам, домой. Теперь мы муж и жена. Родители ждали нас. А 27 февраля 1959 года мы отмечали день рождения Тамары,  и моя мама подарила ей туфли на высоком каблуке. Вроде бы ничего особенного, но эти туфли стоили 220 рублей, а это стипендия студента – медика. Вот на такую стипендию Тамара проучилась шесть лет, не получая дополнительно  ни копейки.
   А 31 декабря мы сыграли свадьбу и одновременно встретили новый 1959 год.
  Мой отец, во время поздравления, произнес фразу, которую Тамара до сих пор вспоминает:
- Ну вот, мы Юрашку передали с рук на руки Томочке!
  С момента нашей первой встречи прошло более шестидесяти пяти лет. А мы
всегда вместе. Скажу откровенно, мне очень и очень повезло с женой, а вот повезло ли ей, пусть сама и ответит. Во всяком случае, не жаловалась.
   Весной, еще до начала госэкзаменов,
началось распределение , кому куда ехать на работу. Сначала спрашивали желание.
И в это время в институте появился высокий, стройный полковник медицинской службы. Он собирал вокруг себя группы студентов и «вербовал» на работу в Томск-7. Это закрытый город в 25 километрах от
Томска.
- Будете обеспечены всем, квартира сразу, к зарплате 45% надбавки, город обеспечен  всем необходимым . . . – агитировал полковник. Ему задавали вопрос:
- Так там же радиация высокая ! – спрашивали студенты.
- Ничего подобного, сами знаете. Что там живут люди и никто не жалуется на здоровье. Если и есть радиация, то она
в допустимых пределах и ничем не отличается от радиации в Томске.
   Это был полковник Алексей Алексеевич Сухоруких,  начальник медицинской службы строительства Томск-7,  Мы составили с ним разговор, после чего решили поехать туда на работу. Работать предстояло в полку, но кто  желает повышать свою квалификацию, то имеется госпиталь и там можно пройти первичную специализацию. Квартиру  дают сразу, по прибытии. Зарплата повышенная, да и в Томск можно выезжать по воскресениям,
навещать родителей. Нас это устраивало и мы согласились. Кроме нас, туда согласились ехать еще шесть наших студентов.
  Наступил  период государственных экзаменов. Мне запомнились экзамены по нескольким предметам, но особенно  по гинекологии и акушерству, и , конечно, по хирургии. За столом комиссия из восьми человек. Председатель комиссии из другого города, и, почему то, всегда оказывался рядом со мной. Б.С Пойзнер, профессор гинекологии, А.Г. Савиных, академик, хирург с мировым именем, П.А Титов,
доцент, хирург, академик И.В.Торопцев,
патанатом, и другие.
  Экзамен по акушерству и гинекологии мне запомнился тем, что я  рассказывал технику кесарева сечения и получил «отлично». После экзамена  одна из преподавателей отозвала меня в сторону и сказала:
- Абрамов, Вас ждет Борис Сигизмундович
в своем кабинете. Зайдите к нему прямо сейчас.
   Я робко вошел в кабинет профессора, не представляя, для чего он меня вызвал, и услышал:
- Мы наслышаны о Ваших успехах  по нашему предмету и хотели бы видеть Вас
в нашей клинике в качестве ординатора.
- Извините, но я уже дал согласие работать в Томске-7 и хочу быть хирургом.
- Очень жаль, но вытащить Вас из этого предприятия нам уже не удастся, Очень жаль.
 Я еще раз извинился и вышел из кабинета.
У двери стоял Вовка Михайлов.
- Ну что? – спросил он – ты согласился?
- Нет, конечно. Я же в хирургию подаюсь.-
ответил я.
- А может быть мне зайти ? – спросил Вовка.
 Я поправил ему галстук, стряхнул с плеча несуществующие пылинки, сам постучал в дверь профессорского кабинета и Вовка исчез за дверью. Через пять минут он вышел ординатором клиники акушерства и гинекологии. Забегу вперед и скажу, что Владимир Дмитриевич Михайлов впоследствии  стал профессором, а наша дружба с ним продолжалась до самой его кончины.
  А на экзамене по хирургии я неплохо ответил по билету и мне кто-то  из комиссии задал дополнительный вопрос:
- Какие методы Вам известны оперативного лечения нефроптоза ? (опущения почки).
  Я перечислил несколько методов, а на последок сказал:
- И еще один метод предложил  Андрей
Григорьевич Савиных, который заключается в том. что почку  фиксирую к диафрагме  несколькими швами за верхний полюс . . .
И вдруг услышал:
- Отлично!
    После последнего экзамена мы всей группой вышли на улицу. Откуда-то появился председатель комиссии,  поздравил всех с успешным окончанием института, а мне персонально пожал руку, сказав:
-  Поздравляю, Абрамов! Вы только что окончили институт, а уже поседели.
  Все посмотрели на меня, и  кто-то сказал:
- А правда, Юрка, ты уже седой.
  Придя домой, я посмотрел на себя в зеркало. Действительно, на фоне  моих
светлых волос просматривалась седина. Это наследственное.  Таким я и остался на всю жизнь, такой и сейчас,  в свои 79 лет.
  Дипломы об окончании медицинского института нам вручали в торжественной обстановке. В дипломе сказано, что   . . .
«настоящий диплом выдан Абрамову Юрию Олеговичу в том. что он в 1953 году поступил в Томский Государственный  медицинский институт   и  в 1959 году окончил  полный курс названного института по специальности  лечебное дело. Решением Государственной экзаменационной комиссии от 30 июня 1959 года Абрамову Ю.О. присвоена квалификация врача».
  Так я стал врачом- хирургом, в 1973 году защитил кандидатскую диссертация, стал доцентом, отдал хирургии 46 лет, из которых 33 года преподавал хирургию в Новосибирском медицинском институте.
  Такой же диплом получила Тамара Петровна Абрамова и выбрала специальность  оториноларинголога, имеет высшую квалификационную категорию, и
работает  по настоящее время.
  Быстро промчались студенческие годы.
Это было счастливое время, а дальше
началась трудовая деятельность, но это уже совсем другая жизнь.

Уходят годы навсегда,
Бегут, как в бурных реках воды,
Но не забуду никогда
Свои студенческие годы.