Смотритель. Все главы

Ждущим встречи посвящается

Любовь — над бурей поднятый маяк,
Не меркнувший во мраке и тумане.
Любовь — звезда, которою моряк
Определяет место в океане.

Уильям Шекспир,
Сонеты


ШТОРМ


… Всё мрачней и ниже тучи опускаются над морем, и
поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому…

Максим Горький,
«Песня о Буревестнике»

В октябре 191. года на пристани Бракслита, что на Внешних Гебридских островах, шла погрузка небольшого грузового судна «Гесперус».

- Ветер усиливается, нужно спешить. Если мы не отправимся сейчас, можем проторчать в Бракслите около недели, - шкиперу «Гесперуса» Харви приходилось срываться на крик, чтобы стоящий в пяти шагах мужчина услышал его в сплошном гуле и вое ветра. - Не передумали? После таинственных событий, произошедших на островах, желающих попасть на них можно пересчитать по пальцам одной руки. И те окажутся газетными писаками.

- Сейчас на маяке есть кто-нибудь? – мужчина поднял воротник черного пальто из дублёной кожи.

Небо стало синим, в некоторых местах чёрным. Сырость усиливала чувство холода. Шкипер посмотрел на темнеющее с неумолимой быстротой небо.

- Никого! Только чайки и ревущий ветер. Опасайтесь ветра! На островах Фланнан он даже скалы не щадит: в прошлый мой рейс один из смотрителей, кажется его звали Джозеф, говорил, что кусок огромной цельной скалы после шторма был сдвинут на метр! Представляете, какая силища? – капитан Харви снова посмотрел на небо. - Не попасться бы в лапы этой буре! Эй, да что вы там возитесь со швартовами так долго? Хотите пойти на корм рыбам? Живее, салаги! – шкипер закручивал кончики усов, глядя на молодых матросов, торопливо отвязывавших канаты.

Наконец, «Гесперус» отчалил от берега навстречу чёрному небу. Харви то и дело всматривался в движение грозных туч, пытаясь определить, насколько сильным будет шторм. Назад он не повернул. Мужчина в чёрном пальто смотрел вперёд, словно выискивая в темноте огонь маяка, который ему только предстояло разжечь.

Чем дальше «Гесперус» отходил от берега, тем сильнее сгущались тучи на небе. Наконец, корабль погрузился в кромешную темноту.

- Вы слышали легенду острова Эйлин Мор? – пытался поддержать разговор с молчаливым попутчиком шкипер.

- О пропавших смотрителях? – невозмутимо ответил мужчина.

- После исчезновения смотрителей прошло слишком мало времени, чтобы эта история стала легендой, – Харви смотрел по направлению курса, - к тому же никто не знает, что с ними случилось. Речь не об этом.

- О чём же тогда? – попутчик развернул карту и что-то искал на ней.

- До строительства маяка на остров заплывали только пастухи, чтобы здесь пасти своих овец, но никогда они не оставались на ночь – всегда покидали остров до наступления темноты, - начал свой рассказ капитан.

- На Гебридских островах слишком суровые шторма, чтобы долго оставаться на острове без укрытия. Это слишком опасно, - мужчина в чёрном пальто вымерял координаты.

- Дослушайте же до конца, - шкиперу «Гесперуса» не понравилось, что одну из его любимых баек прервали на полуслове. - В старину этот остров был населён эльфами, которые терпеть не могли, если какой-нибудь чужак оказывался на нём. Пастухов охватывало чувство тревоги, от чего они боялись оставаться на ночь на острове. А окружавшую остров воду они называли «морем духов».
      
Мужчина у карты не слушал дальнейший рассказ капитана. Он был занят одному ему известными расчётами и мыслями. Не может быть! Или всё-таки может?

58, 17, 16, 7, 35, 16

Цифры значили ни что иное как 58 градусов 17 минут, 16 секунд северной широты, семь градусов, 35 минут, 16 секунд западной долготы. Координаты сходились на острове Эйлин Мор. Это ещё более укрепило веру мужчины в то, что он на правильном пути.

В свете прожекторов судна можно было разглядеть лишь нескончаемые стрелы ливневого дождя, да волны, некоторые из которых достигали футов пятьдесят, не меньше, в высоту.

- Маяк бы нам сейчас помог! – шкипер «Гесперуса» дал полный вперёд, поворачивая корабль по направлению встречного ветра. - Не беспокойтесь, такие шторма обычное дело в здешних водах.

Огромная волна обрушилась всеми толщами холодной воды на нос корабля. От резкого толчка в рубке слетели со стола карты и личная кружка шкипера, тут же разбившаяся на мелкие осколки.

- Чёрт бы побрал эти острова! Каждый раз они пытаются отобрать у меня что-то! Надеюсь, на этот раз я обойдусь потерей кружки! В прошлый раз сорвались с тросов спасательные шлюпки! - Харви с усилием удерживал штурвал.

Внезапно дверь рубки распахнулась. На пороге стоял один из матросов, промокший до нитки.

- Сэр, прямо по курсу виден огонь! – матрос, сообщив информацию, тут же ретировался.

Капитан взял бинокль и стал всматриваться в темноту. Ничего не обнаружив, он протянул бинокль Ирвину Фланагану, - именно так звали пассажира «Гесперуса», готовившегося стать новоиспечённым смотрителем маяка на островах Фланнан.

- Мистер Фланаган, я прошу Вас проверить информацию, сказанную этим салагой, лично я ничего не вижу, но необходимо удостовериться. Вам придётся выйти на палубу. Держитесь крепче и наденьте плащ. Первым делом проверьте курс! – шкипер из предосторожности сбавил ход и пристально вглядывался в бушующее море.

Шквальный ветер чуть не сбил Ирвина с ног, но он успел ухватиться за ручку двери рубки. Дождевой плащ спасал от ливня. Впереди бесновались волны.
Когда нос корабля устремился вверх, Фланаган увидел впереди по курсу яркую желтую точку. Он посмотрел в бинокль: нечёткие очертания чего-то тёмного, огромного, неправильной формы, а выше – огонь, проблёскивающий огонь!

«Быть того не может, на маяке никого нет», - Ирвин отвёл бинокль в сторону, чтобы через мгновение снова удостовериться в обратном. На этот раз ему удалось разглядеть очертания скалистых берегов и сам маяк. - «Но почему же он горит? Игра света?» - он поспешил в рубку.

- Впереди острова! Мы идём прямо на них! – Ирвина чуть не сбил с ног всё тот же матрос, ворвавшийся в рубку

- Прямо по курсу Эйлин Мор! – почти одновременно прозвучала исчерпывающая информация для шкипера от матроса и Фланагана, чтобы принять решение незамедлительно взять вправо и дать полный назад.

Судно качало из стороны в сторону, волны поднимались над ним, обрушиваясь на корабль.

- Не налететь бы нам на скалы! – шкипер с усилием удерживал штурвал.

«Гесперус», преодолев огромный гребень волны, шёл по нисходящей с неё. Ветер ослабевал, а с ним и волны. Очертания островов виднелись невооруженным глазом слева по борту.

- Мы на краю бури, - настроение шкипера улучшилось, он снова покручивал кончики усов, - скоро волнение прекратится.


ЭЙЛИН МОР


Остров есть. Толчком подземным
Выхвачен у Нереид.
Девственник. Еще никем не
Выслежен и не открыт...

Марина Цветаева,
«Острова»

Шторм шёл на спад, небо начало проясняться. «Гесперус» огибал архипелаг из семи островов с западной стороны. На самом большом из островов, представлявшем собой один сплошной скальный массив, виднелось белое тело маяка, который выглядел одиноко в серо-голубом обрамлении воды и неба.

Глазам Ирвина предстал довольно печальный вид: пристань местами была разбита ранее случавшимися здесь штормами.

- Что за строение рядом с маяком? – Фланаган с осторожностью поднялся на пристань, так и норовящую рухнуть в любой момент.

- Часовня. Построена вместе с маяком, – капитан поднялся за ним следом. - В этих местах помощь Всевышнего никогда не помешает, не так ли, господа матросы? Ваша помощь в выгрузке провианта тоже не будет лишней, живее! – Харви повысил голос на команду, которая находилась в двух других лодках с грузом.

- Да, сэр! – хором ответили матросы.

Проходя мимо голого флагштока, капитан отдал приказ закрепить флаг на нём.

- Великобритании или Шотландии, сэр? – один из бывалых матросов посмотрел на шкипера и не скрывал улыбки, зная ответ своего капитана наперёд.

- Правь, Британия, морями, - Харви осёкся, - но, чёрт меня побери, Андреевскому кресту здесь быть! – капитан ударил кулаком по металлическому поручню пристани, от чего тот прогнулся.

Команда встретила одобрительным ревом распоряжение шкипера. Внезапная сцена шотландского свободолюбия приободрила Ирвина.

Они поднимались вверх по бессчетному количеству каменных ступеней. Вскоре Фланаган и шкипер достигли вымощенной брусчаткой извилистой дорожки, ведущей к маяку, по которой были проложены рельсы для доставки грузов на маяк от берега в небольших вагончиках.

- Вы осмотритесь тут, а я вернусь и ускорю разгрузку ящиков с провиантом и инструментами, ветер усиливается, нам пора возвращаться, - Харви повернул назад к пристани так же неожиданно, как закончился сегодняшний шторм.

Ирвин заключил, что от силы ветра в жизни шкипера многое зависит. Истинные причины стремительного отступления заключались в другом. Фланаган понимал это и разделял его волнения.

Ворота, ведущие к маяку, были заперты на массивный замок. Механизм давно заржавел и не поддавался ключу, полученному Ирвином в Администрации Маяков Шотландии. Потребовалось немало усилий, чтобы при помощи тяжелого камня снести его.

Ощущение пустоты не покидало Фланагана. Пустоты и беспокойства. Свет на маяке в шторм не давал покоя. Ему хотелось подняться на маяк и проверить лампы.

Отперев двери, ведущие в башню маяка, на этот раз замок поддался, он увидел винтовую лестницу. Ирвин  стал медленно подниматься по ней. Шаги эхом отдавались в стенах маяка, создавая обманчивое впечатление, что рядом с ним идёт кто-то ещё. Фланаган не стал задерживаться в вахтенной комнате, а сразу же начал подъём по лестнице в фонарное помещение. Крышка входного люка потребовала немалых усилий, чтобы Ирвин смог её открыть. Первым делом он проверил лампы: фитили были не подрезаны, топливо в них отсутствовало.

«Значит, это была игра преломления света, и никто не зажигал огонь на маяке», - груз беспокойных мыслей упал с плеч Фланагана.

Из башни Ирвин направился к домику смотрителя. На крыше нервно поскрипывал флюгер. В тон флюгеру заскрипели открывающиеся входные двери, замок на которых был исправен.

У двери на жерди располагались три дождевых плаща. У окна на столе стояла керосиновая лампа, и лежал весь покрытый пылью вахтенный журнал. Три кровати были заправлены. Фланаган тут же подумал, что две кровати он из помещения удалит для увеличения пространства. Стенной шкаф был отведён под книги. Между книгами небрежно были вложены бумажные свёртки.

«Карты или важные распоряжения Администрации Маяков Шотландии», - Ирвин поправил их.

На кухне царил порядок. Посуда и приборы аккуратно были убраны в кухонный шкаф, три стула заведены под стол.

Фланаган вернулся в жилую комнату. Только сейчас он обратил внимание, что часы на стене отсчитывают время в обратном порядке. Ему стало не по  себе, лёгкая дрожь коснулась его тела.

«Неисправность, наверное, что-то с заводным механизмом, шестерёнками. Но как они столько времени идут?» - Ирвин снял часы со стены и положил их циферблатом на стол.

Воздух в помещении был с привкусом пыли. Оказавшись на улице, Фланаган почувствовал себя свободнее. Он направился к двери помещения, где хранятся инструменты. Со старым ржавым замком пришлось разобраться с помощью всё того же увесистого камня.

В помещении было темно. Ирвин зажёг спичку, и свет выхватил из темноты стену с закреплёнными на ней инструментами, металлический стол с ящиками и установленным на него верстаком. Открывать ящики он не стал. Слева от стены с инструментами была сложена довольно сносного качества доска и застеклённые оконные рамы.   

На причале заканчивали выгрузку вещей и провианта для смотрителя.

- И что заставило его взяться за эту работу, сэр? – один из матросов, обращаясь к шкиперу, с трудом поднял из лодки на причал ящик с картофелем.

- Слухами людскими земля полнится, много чего говорят, - на секунду Харви задумался, лично устанавливая шотландский флаг на флагшток.

- Поговаривают, одна молодая особа из здешних краёв, небезразличная Фланагану, бесследно исчезла. Он искал её повсюду… - бывалый матрос не успел сказать, что хотел, как товарищи продолжили за него.

- Выходя замуж, женщины меняют фамилию. Этого Фланаган не учёл в своих поисках? – раздался хохот моряков, находившихся рядом с балагуром.

- Нет, братцы, тут другое дело. Фланаган всю Шотландию объездил… - бывалый матрос снова был прерван балагуром.

- И решил посмотреть, нет ли её на маяке? – моряки снова захохотали.

- Отчаяние привело его сюда, - закончил свою речь бывалый матрос.

- Отставить разговоры! Заканчивай выгрузку! Ветер усиливается, а значит, шторм вернётся! Вы же не хотите, чтобы вас завтра поймали в рыбацкие сети? За работу! – шкипер любовался флагом, реющим на ветру, и был одержим желанием поскорее убраться с этого острова.

Вдали показалась фигура мужчины в чёрном пальто. Фланаган шёл от маяка к причалу. Выгрузка шла полным ходом. Матросы подавали из лодки ящики с провиантом, инструментами, топливом, другие подхватывали их на обветшалом причале, третьи поднимали их по лестнице и складировали их в вагонетки.

Наконец, последний ящик был поднят на берег из лодки. К этому времени Ирвин оказался на причале.

- Мистер Фланаган, матросы помогут Вам доставить всё это, - шкипер обвёл жестом вагонетки, - к маяку. После чего мы отплывём в Бракслит.

Матросы, взяв короба, направились к маяку, а капитан Харви остался на причале. Он раскуривал трубку.

- Сырость отступает, - шкипер продемонстрировал Фланагану курительное устройство. - Вы не курите?

- Нет, мне придётся разжигать устройство сложнее курительной трубки каждую ночь, недостатка в огне не будет, - Ирвин спустился в лодку шкипера.

Он отыскал свой саквояж и вернулся на причал.

- Одно лишь море вокруг! Море приятный собеседник: оно умеет слушать. А если научитесь слышать его, то Вам одиночество не страшно, - Харви смотрел в сторону маяка. - Не стоит придавать значения всему, что Вы слышали об этом месте. Не всё то правда, что люди говорят.

Ирвин молчал, сжимая с силой ручку саквояжа.

- Мне пора отправляться, скоро стемнеет, нужно успеть подготовить маяк к работе, - мужчины обменялись крепким рукопожатием.

- Следующая наша встреча состоится в декабре на этом же причале. В двадцатых числах, если погода позволит. Но если же море будет неспокойно, ждите нас в течение следующих двух недель. Обычно, волнения не длятся дольше, - шкипер отпустил руку Ирвина.

«Что ждёт тебя в этом проклятом самим Морским Дьяволом месте?» – думал шкипер, смотря Фланагану вслед.

Выгрузив короба у ворот маяка, матросы возвращались назад. Никто из них даже из любопытства не выказал желания посетить маяк, имевший в здешних краях крайне сомнительную репутацию.

Сдержанно попрощавшись с шедшим навстречу Ирвином, они поспешили к причалу, где их ждали лодки.


ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ


… И тени намека на смерть не нашли,
Обрыскав от края до края
Весь остров. Исчезли ребята с земли,
Пучина ль взяла их морская? …

Уильям Гибсон,
«Острова Фланнан»
(Перевод с английского Юрия Князева)

Эта встреча состоялась в Глазго до предпринятой Ирвином переправы на острова Фланнан. Кто может рассказать больше о маяке, чем главный смотритель, работавший на нём с 1899 по 1910 годы?

В обычный шотландский пасмурный день Фланаган постучал в дверь дома Джозефа Мура. На пороге долго никто не появлялся, тогда Ирвин позвал хозяина дома:

- Господин Мур! Мне нужно поговорить с Вами, – стук в двери становился всё нетерпимее.

Наконец, послышались шаги, дверь отворилась. На пороге появился Джозеф. Глубоко посаженные глаза, грозный взгляд, чёрные густые борода и усы, длинные волосы. Он выглядел отшельником, монахом-старцем, но грозным монахом.

- Если Вы один из газетных писак, ищущих сенсаций, убирайтесь, – Мур попытался закрыть двери, но Ирвин остановил его.

- Меня утвердили в должности смотрителя маяка на Эйлин Мор, с этим к Вам и пришёл.

- Чего Вы от меня хотите? – интонация в голосе Мура сменилась с недоброжелательной на вопросительную.

- Услышать правду, что же действительно произошло на маяке Эйлин Мор со смотрителями, – Ирвин протянул Муру бумаги из Администрации Маяков Шотландии, утверждавшие его в должности смотрителя маяка.

- Стало быть, скоро Вам отправляться на вахту? – Мур прочёл несколько строк из бумаг. – Прошу простить за резкий приём, ко мне часто обращаются из газет, чтобы в сотый раз услышать то, что говорил ранее. Это изрядно мне надоело. Входите, – Джозеф пригласил нежданного гостя войти в дом.

Расположившись в гостиной, которой явно недоставало света с улицы, Ирвин некоторое время ожидал Джозефа, решившего проявить своё гостеприимство и угостить чаем нежданного гостя.

- Итак, мистер Фланаган, строительство маяка было начато Джорджем Лаусоном из Гутерглена в 1895 году по проекту Дэвида Алана Стивенсона. Заказчиком выступала Служба Северных Маяков. Местом для постройки маяка была выбрана наивысшая точка самого крупного из островов, – Джозеф угостил Ирвина чаем.

- Эйлин Мор? – Фланаган обжёгся горячим напитком, но не подал вида.

- Именно. Дело было чрезвычайно затруднено тем, что приходилось поднимать строительные материалы из лодок прямиком на ста пятидесяти футовые скалы.

Мур удобно расположился в кресле. Беседа предстояла быть длительной.

- Вместе с маяком была сооружена береговая станция в Бракслите на острове Льюис, откуда Вы отправитесь на маяк в сопровождении доблестного шкипера «Гесперуса» Харви, настоящего морского волка здешних морей. Остров Льюис находится в семнадцати морских милях к востоку от островов Фланнан.

На улице стал накрапывать дождь. Чашка чая в руках позволяла Ирвину чувствовать себя уютно. Он приготовился слушать историю Джозефа.

- Впервые огонь на маяке был зажжён 7 декабря 1899 года. Он служил ориентиром кораблям, огибающим Верхние Гебридские острова, в частности острова Фланнан, и западный берег Шотландии, - Мур поставил чашку чая на стол. - Сигнал маяка можно было увидеть в радиусе шестнадцати морских миль.

- Вы были на маяке в первые дни его работы? – Фланаган снова попытал счастья отпить чай и не обжечься. На этот раз ему это удалось.

- Нас было четверо. Дежурная бригада маяка состояла из трёх человек, – Джозеф сделал паузу. – Нелегко Вам одному придётся. Четвёртый смотритель находился на станции в Бракслите и при каждом рейсе на острова сменял одного из смотрителей с маяка. Вас сменять некому, насколько я понял, исходя из предоставленных бумаг.

- Меня это не останавливает, господин Мур, - Ирвин обвёл взглядом гостиную. Его внимание привлекла фотография на стене. На фоне маяка стояли четверо мужчин. - Это пропавшие смотрители? На фотографии? – он подошёл к ней и подробнее рассматривал фотокарточку.

- И я вместе с ними, второй слева. Это казалось большим приключением: море, маяки, настоящая мужская работа. Кто бы мог знать, что всё так кончится, - Джозеф смотрел в одну точку, не переводя взгляд и не моргая. - В декабре 1900 года на маяке дежурили Джеймс Дукат, Томас Маршалл и Дональд МакАртур.

- Вы находились в Бракслите? – Ирвин снова расположился в кресле.

- И жалею об этом всё это время. Если бы я был на маяке, этого могло не случиться, - Мур поставил чашку на стол. Частое постукивание её о стол выдавало дрожь в руках бывшего смотрителя.

- Прошлое не знает сослагательного наклонения, никто не может знать, какие варианты готовила судьба, - Фланаган знал, что-то сказать нужно в этой ситуации, но не знал, что именно.

- 15 декабря 1900 года Холмен, капитан парохода «Арктор», следовавшего из Филадельфии в Лит, не обнаружив сигнала маяка, сообщил об этом по прибытии береговой охране Шотландии. С 20 по 26 декабря мы ждали подходящих погодных условий, чтобы отправится на «Гесперусе» к маяку. Много времени было упущено. По прибытии на Эйлин Мор меня удивил тот факт, что никто из моих товарищей не вышел к причалу встречать корабль. Тогда я отправился на маяк, в надежде найти их там, но тщетно. Мы обследовали остров с матросами. Было ясно, что смотрителей на нём нет. Они бесследно исчезли, - развёл руками Мур.

- Проводилось ли расследования этого случая? Власти не могли оставить исчезновение смотрителей без внимания, - Ирвин хотел узнать больше об этих событиях, об этом острове, о маяке.

- Официальное расследование проводил сам руководитель Администрации Маяков Роберт Мюрхед. Одну минуту, мистер Фланаган, у меня есть текст этого заключения, - Джозеф вышел из комнаты и вернулся с листом печатного текста, протянул его Ирвину. - Это официальное заключение расследования.

Ирвин прочёл текст.

На основании тех свидетельств, которые были у меня в распоряжении, я могу заключить следующее: мужчины были на службе до обеда 15 декабря 1900 года. Ввиду надвигающейся бури, они отправились на берег для того, чтобы получше закрепить ящик, в котором находились швартовочные снасти. Когда смотрители достигли берега, шторм резко усилился и, вероятнее всего, внезапная волна накрыла смотрителей полностью и смыла их в море.
Подписано Робертом Мюрхедом.

- За десять лет, проведённых на острове, я так и не нашёл разгадки странного исчезновения товарищей, которую нашёл Мюрхед за два дня, – Мур скептически относился к официальному заключению расследования. – Это была опытная команда, но по версии Мюрхеда, смотрители грубо нарушили правила работы на маяке. Один из смотрителей всегда должен оставаться на маяке, тогда как в заключении расследования все трое находились на берегу.

- Тогда в чём причина исчезновения смотрителей? – Ирвин хотел услышать версию Джозефа.

- Когда я вошёл в домик смотрителей, то увидел заправленные кровати, часы на стене остановились, на кухне был перевёрнут стол. Водонепроницаемые плащи были на месте. Тогда я обследовал остров с матросами. Мы увидели, что западный причал был практически не тронут штормом, а восточный причал понёс серьезнейшие повреждения: ящик со швартовными снастями, находившийся на высоте ста десяти футов над уровнем моря, был опрокинут; металлические рельсы на причале погнуты, а то и выкорчеваны из бетона; на высоте около двухсот футов над уровнем моря огромный монолит гранитной скалы был сдвинут на расстояние одного ярда, – на лице Мура в этот момент можно было запечатлеть удивление.

В гостиной стало ещё темнее, небо прочно заволокло серым одеялом туч.

- Очень странным для меня было то, что на платформе чуть ниже маяка пропали ящик с инструментами и два из трёх непромокаемых костюмов. Почему смотрители взяли инструменты и плащи там, а не на маяке, если, вообще, они их взяли, – Джозеф сделал паузу.

- На Эйлин Мор заходят суда помимо «Гесперуса»? – спросил Ирвин.

- Могут, но в вахтенном журнале нет ни одной записи об этом. После постройки маяка на острове даже пастухи с овцами редко стали показываться, - Джозеф на открытое окно.
      
Через него в комнату стал забивать дождь. Мур закрыл окно и вернулся к беседе.
      
- Обследовав маяк, было видно, что его подготовили к работе: фитили в фонарях были чисты и аккуратно подрезаны, резервуары полны топлива, лампы почищены и заправлены.
       
- А вахтенный журнал был на месте? – Ирвин знал о существовании и использовании оного в работе смотрителей.
       
- Не менее таинственны и записи в журнале. Журнал сохранился на маяке, Вы найдёте его в домике смотрителей и прочтёте собственными глазами о событиях с 10 по 15 декабря 1900 года. Я лишь добавлю, что шторма, упоминавшегося под датой 13 декабря, не могло быть. Мы бы в Бракслите непременно знали о нём. Так же странно, что были стёрты меловые записи о погоде в период с 12 по 15 декабря, - Мур подошёл к окну, дождь не прекращался. - Если Вы что-то узнаете, сообщите мне почтой. Я оставил все вещи на маяке в таком же расположении, в каком они были на момент первого моего рейса после исчезновения друзей, чтобы следующий смотритель смог взглянуть новым взглядом на те странные события.
       
- Если что-то узнаю или найду, непременно сообщу, - Ирвин поднялся и собрался уходить.
       
- Ещё кое-что, мистер Фланаган. На маяке Вы почувствуете присутствие кого-то или чего-то. Это сложно объяснить словами, можно прослыть сумасшедшим, но я слышал голоса товарищей задолго после случившегося, - Джозеф всё так же наблюдал как барабанит дождь по стеклу.
       
- До свидания, господин Мур, - Ирвин вышел на улицу.


МАЯК


В пустой маяк, в лазурь оконных впадин,
Осенний ветер дует - и, звеня,
Гудит вверху. Он влажен и прохладен,
Он опьяняет свежестью меня…

Иван Бунин,
«На маяке»

Труд смотрителей маяка был строго регламентирован. Отход от правил работы на маяке мог повлечь за собой не только потерю должности, а более жесткое наказание. Если происходила трагедия на море по причине отсутствия светового или звукового сигналов, то судьбу смотрителей решал суд. В то же время, никто не мог контролировать смотрителей в их труде. Они были предоставлены сами себе. Администрации Маяков Шотландии приходилось уповать только на достаточно строгий отбор кандидатов на должность смотрителей. Зачастую предпочтение отдавалось отставным флотским офицерам. Для смотрителей создавали благоприятные условия проживания на маяке, не скупились и на жалование.
       
Оказавшись на вершине каменной лестницы, Ирвин посмотрел в сторону причала: матросы грузились в лодки, шкипер командовал отправкой. Вот в шлюпках энергично заработали вёслами, и они быстро стали приближаться к «Гесперусу».

«Совсем скоро я останусь один на один с маяком, со своими мыслями», - Фланаган перехватил тяжелый саквояж из правой руки в левую и, споткнувшись о последнюю ступень, продолжил свой путь к маяку, не оглядываясь. Необходимо было поспешить, так как маяк должен быть готов к работе до наступления ночи. Ирвин ускорил шаг.
       
У ворот он обнаружил короба с припасами и инструментами. Поставив саквояж у двери домика смотрителя, Фланаган вернулся за ними. Ящики с провиантом он спустил в погреб, который располагался сзади домика. Те короба, в которых находились инструменты, не разбирая, поставил на доски в мастерской, а ящики с вещами и саквояж расположил у стола в жилом помещении.
       
Первостепенной задачей была подготовка маяка к работе. Взяв необходимые инструменты. Ирвин оставил их у подножия винтовой лестницы и направился в помещение, специально отведённое для топлива. Топливом для работы фонарей служил керосин. На маяке использовалось керосинокалильное освещение.
       
Достигнув первого пролёта винтовой лестницы, смотритель почувствовал, что в башне прохладнее, чем на открытом воздухе. Он продолжил подъём с сумкой инструментов на плече и канистрами керосина в руках.
       
В вахтенной, её ещё называют маячной, комнате стало теплее. Её стены были обшиты деревом. Обычная практика на маяках. Смотрителям приходится проводить в вахтённой время от заката до рассвета, и они, чтобы не замерзнуть, утепляют комнату. На одной из стен были закреплены таблички со временем захода и восхода Солнца, а также с картой района. У светового окна стояли стол прямоугольной формы и один стул. В этой комнате Ирвину придётся провести сотни часов: во время вахты смотрителям нельзя отлучаться из вахтенной. Инструкции запрещали размещать помимо стола и стула что-либо ещё в этой комнате, но Фланаган решил нарушить правила. Только ли он их нарушал?
       
Из вахтенной комнаты в фонарное помещение можно было попасть по двухметровой вертикальной лестнице, вмонтированной в стену. Комнату от фонарного отсека отделяла крышка люка, которую ранее Ирвин открыл, приложив немало усилий. На этот раз она подалась легко.
       
Поставив канистры и сумку с инструментами у осветительного аппарата, смотритель увидел в стёклах фонарного сооружения сливающееся вдали с небом синее море. Открыв стеклянную дверцу, он оказался на открытой галерее башни. Его взору открылась величественная панорама скалистых островов архипелага.
       
«Словно семейство гигантских черепах», - пронеслось в воображении смотрителя.

Завывание ветра, крики чаек и шум моря сливались в одну сплошную мелодию островов Фланнан. Шум всё нарастал, когда вдруг Фланаган услышал её голос:

- Ирвин! Ирвин! – протяжно пронеслось над маяком, эхом отдаваясь от стен башни.

Смотритель тут же оглянулся, овеваемый помимо северного холодного ветра ужасом и страхом, но в фонарном отсеке никого не было. Тогда он стал пристально всматриваться в окрестности. Чайки на берегу взмывали в воздух чем-то обеспокоенные. Начинались сумерки.

Убеждая себя, что этот голос был производным природного шума и воображения, Фланаган принялся за дело.

Очистка керосинокалильных установок заняла у смотрителя около получаса. Он заменил прогоревшие колпачки из вискозной ткани на новые, заправил лампы топливом, подрезал фитили. Лампы были готовы к работе. Очистив от слоя пыли линзы Френеля, смотритель стал зажигать лампы одну за другой. Сияющий свет заполнил пространство фонарного помещения, ослепляя Ирвина.

Осталось запустить вращательный шестерёночный механизм, чтобы придать сигналу маяка проблесковый эффект. Механизм располагался внутри центральной колонны башни. Грузы, скользящие на тросах, приводили в движение шестерёнки, те в свою очередь обеспечивали движение осветительного аппарата. Для облегчения движения осветительная установка располагалась на поплавке-основании, помещённом в чашу с ртутью. Таким способом придавалась плавность скольжения.

Механизм был запущен. Маяк на Эйлин Мор снова указывал кораблям верное направление.

Убедившись, что маяк работает исправно, Фланаган спустился в вахтенную комнату, укомплектовал ящик с инструментами, исходя из принципа удобства их использования, и присел за стол.

Крышка стола состояла из цельного дубового массива. На ней были вырезаны записи бывшими смотрителями маяка. Судя по состоянию лака в ложбинках порезов, сделаны они были в разное время.

Ночь – вечность
Время вспомнить прошлое
Услышь песнь ветра

Ирвин руководствовался второй записью. Он погрузился в глубокие воспоминания. Он сидел неподвижно, не чувствуя холода, не слыша завывания ветра. Он вспоминал.


ИОНА


Памятью сердца - венком незабудок
Я окружила твой милый портрет.
Днем утоляет и лечит рассудок,
Вечером - нет…

Марина Цветаева,
«Памятью сердца»

На площади Святого Андрея в Эдинбурге 30 ноября 191. года жители города чествовали покровителя Шотландии, в честь которого и была названа площадь. Мужчины гордо носили килты и играли на волынках, женщины кружили в танцах под традиционные музыкальные мотивы, звучавшие отовсюду. Артисты и фокусники демонстрировали незаурядные способности в своём ремесле многочисленным зрителям, коробейники торговали различными сувенирами. В этот день все забывали и откладывали свои насущные дела и всецело отдавались атмосфере праздника.

Молодой лейтенант флота Её Величества Ирвин Фланаган в этот день прибыл на побывку в родной город. Путь к дому пролегал через площадь Святого Андрея, на которой проходили главные празднества. То и дело Ирвина старались подхватить в танце местные барышни, зазывалы приглашали его принять участие в аттракционах и состязаниях, коробейники предлагали лучший на свете товар.

И вдруг в этом волнующемся море людской суеты Фланаган увидел девушку, рисовавшую портрет сына местного буржуа. Вокруг девушки царило безмятежное спокойствие. Он остановился невдалеке и не мог оторвать взгляд от неё, словно заворожённый неведомой силой.

Она внимательно всматривалась в рисунок и делала преисполненные нежности движения карандашом, в то же время, не лишённые решительности. Её русые волосы были заплетены в длинную косу, невероятной красоты черты лица, изящный стан пленили Ирвина так, что он не находил в себе сил сойти с места, на котором стоял.   

Решительность в такие минуты куда-то уходит, уступая место смятению. Фланагану понадобилось время, чтобы набраться смелости и подойти к прекрасной незнакомке.

- Доброго дня, Вы пишите портреты? – лейтенанту казалось, что произнёс слова он тихо и громче добавил. - Не могли бы Вы написать и мой портрет?

- Доброго, но Вам придётся ожидать, пока я не закончу работу, - не отрываясь от работы, произнесла она.

Ирвин взглянул на незаконченный портрет мальчишки.

- Прошу Вас, - девушка прервала на мгновение работу и взглянула на Ирвина, - не смотрите, мне тяжело сосредоточиться, когда кто-то смотрит, - она снова вернулась к работе.

Ирвин отошёл от мольберта и оказался рядом с буржуа, которого уже старость касалась лёгкой сединой на висках. Соседство это обоим пришлось не по душе: Фланагану хотелось скорее получить внимание прекрасной художницы, а буржуа его седые виски казались ещё седее, подчеркиваемые молодостью лейтенанта.

Площадь, праздник, желание оказаться скорее дома перестали существовать для Ирвина, который, не отрываясь, вот уже около часа смотрел на незнакомку, усердно работавшую над портретом мальчишки. Бедняга, ему становилось всё труднее усидеть на месте, и он, то и дело, поглядывал в сторону лавки со сладостями. А так же в другую сторону, где фокусник исполнял трюки с кольцами и попугаями.

«В его возрасте веришь в чудеса, даже такие, которые творит этот фокусник. Ведь мальчишка ещё не знает, что кольца сделаны не из цельного металла, а попугай в конце номера появляется всегда другой, как две капли воды похожий на раздавленного в металлических прутьях сложенной клетки своего сородича. И это ли волшебство? Нет, это плутовство! Настоящее волшебство», - Фланаган перевёл взгляд с фокусника на девушку, - «вот оно передо мной!»

- А сейчас смертельный номер с пистолетом! – фокусник пытался перекричать толпу. Этот номер был гвоздём его программы. И многие зрители ждали именно его.

Мальчик не мог оставаться равнодушным к перспективе не увидеть смертельный номер. Что же он расскажет друзьям? Мальчишка посмотрел на отца печальным взглядом, а потом на импровизированную сцену, где вот-вот должно было начаться представление.

- Папа, - обращение к отцу было столь жалостно, словно фокусник должен был погибнуть в конце номера, - пожалуйста, давай посмотрим на этот трюк с пистолетом! – мальчишка спрыгнул со стула и уже тряс почтенного буржуа за штанину.

- Но мисс Вейр ещё не закончила портрет, - тут уже буржуа взглянул на девушку с мольбой в глазах об удовлетворении просьбы сына.

- Можете идти, - она выглянула из-за мольберта. - Портрет практически готов, Вы можете забрать его после представления.

Ирвин был рад такой перспективе, он был даже готов поймать две пули, только бы быстрее остаться с мисс Вейр как натурщик и портретист.

Фокусник в это время демонстрировал всем настоящую пулю, затем опускал её в дуло пистолета с помощью специального шомпола, на конце которого был закреплён магнит. Вынимая шомпол из дула, иллюзионист оставлял пулю в шомполе, затем незаметно клал её в руку и демонстрировал после выстрела как пойманную.

Рядом с Фланаганом творилось волшебство, но вокруг не было ни одного волшебника.

В парадном мундире молодой лейтенант подошёл к тому месту, где должен был располагаться натурщик. Девушка наносила последние штрихи на портрет сына буржуа.

- Присаживайтесь, - лёгкой грациозной походкой мисс Вейр порхнула к Фланагану, - смотрите на сцену за моей спиной. Там вот-вот начнётся представление, - лёгкими прикосновениями рук она задала лицу Ирвина нужную позицию, - и не двигайтесь!

Некоторое время мисс Вейр уделила портрету мальчика. Когда работа была выполнена, она отложила рисунок на столик.

Ирвину было хотелось начать разговор, но слова, которые бы он посчитал подходящими, куда-то запропастились. Фланаган сидел неподвижно, словно гранитный монумент. Девушка была сосредоточена на портрете, а он смотрел на неё, жалея, что мольберт с подрамником скрывают за собой красоту мисс Вейр. Когда она запечатлевала детали его внешности, чтобы перенести их на бумагу, он отводил взгляд, смутившись, но давая себе клятву, что в следующий такой раз непременно посмотрит в глаза прекрасной художнице.

По прошествии получаса вернулся буржуа с мальчиком. Увидев портрет, седовласый мужчина одобрительно покачал головой, расплатился и был таков.

Наступил вечер, а мисс Вейр всё писала портрет Ирвина. Иногда она сердито сдвигала брови и исправляла только что сделанные наброски, иногда взгляд был полон неуёмной энергии, и работа кипела. Она была прекрасна.

За всё это время молодой лейтенант не проронил ни слова, за что был зол на себя. Он чувствовал, что в сердце проснулось то самое волшебство, завладевшее мыслями и чувствами, но не мог выразить его. Не думать о девушке было уже невозможно.

- Подойдите ближе, - обратилась юная художница к нему, отступив от мольберта на три шага, - взгляните, я не уверена, что справилась.

Ирвин стал рядом с ней и взглянул на портрет. Сходство было поразительное: словно перед ним был не портрет, а зеркало.

На заднем плане слева был изображён маяк на скалистом острове, а справа – румб и компас, указывавший направление на северо-запад.

- Ваша жизнь связана с морем, и я добавила эти детали к портрету, - взгляды молодых людей встретились.

- Это невероятно! Превосходно! Какое сходство! Прошу Вас, оставьте свою подпись на портрете, - лейтенант потянулся за карандашом.

- Это лишнее, да и кто я такая, чтобы…

- Он написан мастером! Я настаиваю, - Ирвин взял карандаш с крошечного столика и протянул девушке.

Справа в нижнем углу появилась запись:

Иона Вейр 191. Эдинбург
Портрет лейтенанта флота Её Величества …

- Ирвин Фланаган, меня зовут Ирвин Фланаган - после этих слов Иона дописала имя молодого лейтенанта.

… Ирвина Фланагана

Лейтенант обратил внимание на цифры, записанные на обороте, но не стал справляться об их значении.

58, 17, 16, 7, 35, 16

Затем портрет был аккуратно упакован в газетную бумагу.

- Я не возьму с вас плату. Эта работа была для меня в удовольствие, - Иона начала собираться. - Совестно брать деньги за удовольствие.
 
- Мне доставляло не меньшее удовольствие быть натурщиком для Вас и созерцать красоту завершённой картины, но взгляните, который час, - Ирвин указал на огромные часы Церкви Святого Андрея. - Вы уделили мне время, время, отведённое на благородный труд.
 
Больших усилий стоило молодому лейтенанту убедить Иону взять честно заработанные деньги.

- Позвольте, я Вас провожу, - Фланаган, не дожидаясь ответа девушки, взял треножный мольберт, этюдник и столик, - негоже барышне одной поздно возвращаться домой, да к тому же с такой тяжелой ношей.

- Вовсе она и не тяжела, - ответила Иона. - Оставьте благие намерения и не беспокойтесь обо мне. К тому же Вы наверняка в краткосрочном увольнении, родные, уверена, заждались, - она сделала жест в направлении местоположения дома Ирвина.
       
- Иона, прогулка с Вами мне будет в удовольствие, - и они вместе зашагали по площади, на которой своим чередом продолжался знаменательный праздник.

Иона Вейр снимала комнату в недорогом пансионате в часе ходьбы от площади. Прохладный вечер снял китель с плеч Фланагана и надел его на хрупкие плечи Ионы, а дорога к дому девушки поведала им друг о друге.

Двадцатисемилетний лейтенант Британского флота Ирвин Фланаган утром должен быть отбыть на службу. Эскадра в эти дни стояла на рейде в Ньюкасле, вот он и решился навестить своих родных в Эдинбурге, прибыв в город всего на один вечер и ночь.

Иона была родом с Гебридских островов. Каждый год на праздник Святого Андрея она приезжала в Эдинбург и целый день писала портреты. Девушка с раннего детства проявляла большие способности в рисовании, но её семья жила бедно и не могла позволить ей брать уроки у мастеров для юного дарования или посещать художественную школу. Потому ей приходилось учиться под присмотром уличных художников. В пятнадцать лет Иона впервые получила за свой труд плату, написав портрет того самого буржуа.

Проживала Иона в Стонуэе в «Черном доме». Адрес навсегда отпечатался в памяти Ирвина. Он обещал написать.

Девушка, войдя в дом, тут же прильнула к окну и провожала взглядом молодого лейтенанта, шаг за шагом облачавшегося в вечерний туман Эдинбурга.


ПОИСКИ


Ты ушла, но поздно:
Нам не разлюбить.
Будем вечно розно,
Вечно вместе жить

Дмитрий Мережковский,
«Ты ушла, но поздно»

Ирвин сдержал обещание, написав Ионе, а девушка не замедлила себя ждать с ответом. Их переписка длилась около года. Он хранил все письма в специально для этого отведённом саквояже. Но всё закончилось так же внезапно, как и началось. Писем вдруг не стало.

Получив отпуск, Фланаган отправился на Гебридские острова и, первым делом, он поспешил по адресу Ионы Вейр. Но в «Черном доме» таковая не значилась. Никто из жильцов не помнил русоволосую девушку.

Тогда Ирвин, используя своё положение капитана Британского флота, полученное недавно, добился того, чтобы ему предоставили списки пассажиров лайнеров, покидавших Шотландию морским путём. Это было время, когда Новый Свет с распростёртыми объятиями встречал обездоленных европейцев. Но и в этих списках никаких сведений о Ионе Вейр не было. В книгах учёта умерших её имени также не значилось.

Фланаган оставил службу ради одной только цели – разыскать художницу Иону во что бы то ни стало. Он побывал в Англии, Ирландии, искал её в Шотландии. Но все его чаяния не приносили плодов: никаких сведений о девушке обнаружить не удавалось.

Вернувшись в Шотландию, Ирвин снял номер в гостинице Глазго. Он планировал пробыть в городе пару дней, попытать счастья найти работу.
       
Багаж его состоял из саквояжа с письмами, портрета кисти Ионы, завёрнутого в упаковочную бумагу, а также рюкзака с личными вещами первой необходимости.
       
Первая ночь принесла с собой беспокойный сон. Ему снилось, что портрет распакован. На нём море невероятным образом ожило, а тучи стали стремительно сгущаться, погружая во мрак образ Ирвина. На том месте, где был изображен маяк, начал проявляться слабый огонёк. Он разгорался всё сильнее, вырывая из темноты первозданный вид портрета. Но огонь не стихал. Маяк на картине охватил пожар, а через секунду всё полотно пылало оранжевым пламенем. Пепел от картины сыпался на пол, и, подхватываемый неведомым ветром, нёсся в просвет между полом и входной дверью.

Ирвина разбудил стук в дверь. Он никого не ждал. Фрагменты сна всё ещё блуждали по его сознанию. Фланаган посмотрел на лежащий свёрток с картиной, и успокоился: картина была в целости и сохранности и находилась именно на том месте, куда вечером он её положил.
       
Стук не повторился, но Ирвин, облачившись в синий махровый халат, подошёл к двери. На полу у двери лежала газета.
       
«Наверное, старые жильцы заказывали газету в номер, но покинули гостиницу раньше намеченного срока», - Ирвин поднял газету.
       
Это была «Scottish Daily Mirror» от 10 августа 191. года. Иллюстрация к первой полосе заставила Фланагана быстрым шагом направиться к столу и прочесть передовицу. На первой полосе была опубликована статья, в которой приводилось интервью с Джозефом Муром, смотрителем маяка на острове Эйлин Мор, а также рассказывалось о таинственном исчезновении его товарищей. А на иллюстрации к статье был изображен маяк, один в один напоминавший тот, что написала Иона к портрету Ирвина.
       
Надежды Фланагана развенчала приведённая ниже иллюстрации запись об авторе. Это был Ким Телбот, писавший маяк с натуры.
       
Дочитав статью до конца, он узнал, что на маяк требуется смотритель.


ЖУРНАЛ СМОТРИТЕЛЕЙ


… «Элиф. Лам. Мим? Но эти знаки
Темны, как путь в загробном мраке:
Сокрыл их тайну Мохаммед…»
«Молчи, молчи! — сказал он строго, —
Нет в мире бога, кроме бога,
Сильнее тайны — силы нет»…

Иван Бунин,
«Тайна»

Холод пробирал Ирвина до костей, предлагая впасть в беспробудный сон. Близилось время восхода Солнца. Сверив часы с таблицей восхода, дрожащими руками Фланаган отворил крышку люка фонарного отсека. Погасив огонь в лампах, он предупредительно заправил их топливом и проверил фитили.

Звук шагов смотрителя, спускавшегося по винтовой лестнице, эхом отражался от стен маяка. Казалось, что следом за ним идёт ещё один человек. Ирвин то и дело оборачивался, но за спиной не было никого, - только серые холодные ступени и белоснежные стены башни маяка. Звуки исчезали, как только Ирвин останавливался. К этому нужно было привыкнуть.

Утренний воздух своей прохладой ещё сильнее, чем на маяке, окутывал смотрителя своими объятиями. Туман почти рассеялся. Фланаган направился к домику. В помещении было теплее. Он снял пальто, повесил его у входа и направился к печи.

В домике было печное отопление. Смотритель раздобыл в мастерской дров и угля, прочистил дымоход. Растопить печь удалось так же легко, как и зажечь керосинокалильную лампу.

Из подвала на кухню были подняты необходимые продукты. Всё было готово для приготовления завтрака.

Позавтракав, Ирвин позволил себе поспать до обеда. Может быть, он проспал бы и дольше, но его разбудил крик чаек, взволнованно круживших над маяком. Посмотрев на карманные часы, смотритель решил, что времени для обустройства быта на маяке ещё достаточно и поспешил приступить к делам.

Сперва Фланаган вынес из дома две кровати, которые в комнате были ни к чему. Одну из них вместе с матрасом он поднял по винтовой лестнице в комнату смотрителей, а другую разместил в мастерской. Так же на маяк он отнёс плед, одеяло, один из трёх водонепроницаемых плащей и бинокль.

Вернувшись в дом, он обратил внимание на часы, лежащие вниз циферблатом на столе. Они продолжали идти. Перевернув их, Ирвин увидел, что их ход был верным. Сверив и выставив время на настенных часах такое же, как и на карманных, он повесил их обратно на стену.

Разобрав свои личные вещи, приведя в порядок книги и карты на полках, смотритель приготовил кофе и присел за стол в комнате. На столе рядом с керосиновой лампой лежал вахтенный журнал. Мысли о таинственных событиях будоражили воображение Фланагана. Ему непременно хотелось узнать о том времени непосредственно из записей пропавших смотрителей. Он открыл журнал на станице, где оканчивались записи смотрителей (последней была запись под подписью Джозефа Мура), и сделал первую запись под своей подписью:

Вечером 3-го октября наблюдался сильный туман, который рассеялся к утру. Море успокоилось после сильного шторма, который разыгрался во время следования с острова Льюис на острова Фланнан. Проходивших судов зафиксировано не было. Маяк в исправном состоянии.
4 октября 191. года
Ирвин Фланаган

Затем Ирвин пролистал страницы журнала с подписями Мура до декабря 1900 года и нашёл те странные записи, сделанные смотрителями за несколько дней до их исчезновения.
      
День. Сильный северо-западный ветер. Море яростно хлещет. Никогда не видел такого шторма. Волны очень высокие. Полночь. По-прежнему бушует шторм. Невозможно выйти наружу. Проходящее судно, не услышав туманного горна, приблизилось к маяку так близко, что можно разглядеть огни в каютах. Дукат раздражен. Макартур плачет.
12 декабря 1900 года
Томас Маршалл

Шторм продолжался всю ночь. Дукат успокоился,  Макартур молится. Полдень. Серый дневной свет. Я, Дукат и Макартур молимся.
13 декабря 1900 года
Томас Маршалл

Записи отсутствовали
14 декабря 1900 года

Шторм закончился. Море спокойно. Бог над всем.
15 декабря 1900 года               
Томас Маршалл, Джеймс Дукат (перенесено в журнал с доски наблюдений Джозефом Муром)

«Никто и никогда не узнает, что здесь произошло», - подумал Ирвин, закрывая вахтенный журнал. - «Несчастный случай во время шторма, убийство, помешательство, -  море скрыло все тайны, забрав тела смотрителей к себе на дно, а ветер с дождями давно замели и смыли следы тех событий».

Саквояж смотрителя ещё не был разобран. Закончив с журналом, Фланаган приступил к нему. Ведь именно в нём находились письма Ионы и портрет, тайну которых он надеялся открыть именно здесь, на маяке, месте, куда его привела череда событий его жизни. Случайными они были или нет? Это предстояло выяснить смотрителю.

Ирвин бережно разместил на столе письма Ионы, а портрет положил рядом с журналом.

Пришла пора отправляться на маяк.
      
               
КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ


Чёрная тень предо мной на дороге,
Тёмною машет рукой в такт шагам.
Быстро бежит — у неё длинней ноги,
Тени не люди — не верят словам…

Юрий Марковцев,
«Тень»

Несколько недель понадобилось Ирвину, чтобы привыкнуть к одинокому существованию на острове. Он исправно выполнял работу смотрителя маяка. В свободное время Фланаган прогуливался по острову или читал те книги, что были на маяке. Но размеренный образ жизни вдали от людей не спасал от воспоминаний, с той же силой, что и раньше, отдававшихся болью в душе.

В тот раз смотритель взял с собой на маяк вахтенный журнал и приглянувшийся на полке сборник стихов Роберта Бёрнса.

На улице ветер усиливался с каждой минутой. Свет стремительно уступал место темноте.

Оставив вещи в комнате смотрителей, Ирвин поднялся в фонарную. Галерейные стёкла уже принимали на себя сильные удары больших капель дождя. Вой ветра был невыносимо громким. В какой-то момент Фланаган начал воспринимать его уже как нечто, что исходило от него самого. Волны обрушились на берег разрушительными каскадами, одна за другой с минимальными временными интервалами между ними.

Ирвин зажёг фитили каждой из ламп, и на мгновение фонарная утонула в ярком свете в сто сорок тысяч свечей. Некоторое время он не мог ничего различить: пока глаза привыкали к ослепительному свету, только чёрные точки в яркой пелене прорисовывались взору.

Когда зрение вернулось к нему, он увидел, что из темноты к маяку приближались уже светлые точки.

Списав появление этих светлых точек на привыкание зрения к яркому свету, Ирвин всё же решил удостовериться ещё раз в своей теории и ближе подошёл к стеклу галереи. Но только несколько чаек пролетели мимо маячной башни.

Смотритель повернулся, чтобы пойти к люку и спуститься в вахтенную, сделал несколько шагов, и тут же упал ничком вниз от неожиданно сильных ударов чего-то довольно тяжёлого о стекло. Обернувшись, он увидел, что чайки градом бились о галерею башни. Это была невероятная картина: сотни птиц, которым не было конца и края, из-за которых ничего больше не было видно, разбивались о маяк на полном лету. Как будто башня для них не существовала, они не видели её. Около пяти минут маяк держал штурм чаек, пока последняя птица, ударившись о стекло, спикировала к основанию башни.

Некоторое время Ирвин лежал неподвижно, ожидая, что новая волна птиц снова будет атаковать башню, но её не последовало. Он с осторожность подошёл к стёклам. Убедившись, что те целы,  включил ревун и спустился вниз.

Он разжёг керосиновую лампу, набросил плед на плечи и расположился на кровати. Сборник стихов Бёрнса Ирвин убрал под кровать, решив, что сейчас он уделит время вахтенному журналу.

«Сколько же тайн ты скрываешь? Ведь не все события, имевшие место быть на маяке, отражены на твоих страницах? За время, проведённое на острове, я видел огонь на маяке, где никого нет, слышал голос девушки, от которой больше года не получал никаких вестей. Часы в домике ведут себя странно, показывая время, которое им вздумается. И этого в журнале никогда не будет. Написав об этом, можно прослыть сумасшедшим и лишиться работы смотрителя маяка, вызвав интерес у дешёвых газетчиков, рыщущих в поисках тайн и сенсаций. Сколько же ещё в тебе скрыто?» - Ирвин открыл журнал и обнаружил, что его записи, сделанные им за две недели пребывания на маяке, исчезли, как исчезли и десятки страниц с прошлыми записями.

- Быть того не может! – воскликнул Фланаган, сбросив плед на пол. - Журнал на маяке только один, и я его взял со стола! Именно его! – смотритель продолжал листать чистые страницы. - Какая же последняя дата?
       
На море к вечеру разыгралась буря. Чайки сошли с ума и на полной скорости разбивались о фонарную. Маяк работает исправно.  Восточный причал пострадал после шторма.
23 марта 1900 года
…

Волнение на море становилось всё более угрожающим для судоходства. Тот самый Восточный причал являл собой бурлящий котёл из волн и морской пены. Свет маяка придавал зловещий оттенок бушующей ночной стихии.

Этой ночью Ирвин не страдал от холода, закутавшись в плед на кровати, но сон всё так же пытался одолеть его сознание, как и в предыдущие разы. Он ещё не до конца привык к новому режиму дня и ночи.

Чтобы окончательно не погрузиться в страну сновидений, смотритель решил выйти на открытую галерею фонарного помещения.

В  шторм лучше не показываться на открытой части маяка, и Фланаган, конечно, знал об этом, но ему хотелось почувствовать всю силу бури, ощутить, что там, снаружи. Помимо этого, нужно было что-то делать, чтобы не уснуть.

Надев на себя водонепроницаемый плащ, он поднялся в фонарную и с осторожностью открыл стеклянные двери, удерживая ручку, чтобы их не вырвал ветер и не задул огонь ламп. Ирвин быстро юркнул за дверь и быстро захлопнул за собой её. Только несколько капель дождя прокрались в помещение.

Взявшись за поручни, чтобы удержать равновесие на шквальном ветру, смотритель наблюдал необыкновенно красивый пейзаж ночного шторма в свете маяка. Ветер бросал дождевые стрелы то в одну, то в другую стороны, волны то поднимались на огромную высоту, то растворялись в воздухе, то обрушивались на берег, создавая объёмные фигуры из воды. Остров был осаждён морем.

Сон, одолевавший Фланагана, враз улетучился. Воздух был свеж. Несмотря на сильный ветер и дождь, Ирвин чувствовал себя уютно в плаще.

И он подумал об Ионе. Он был на острове, потому что она указала ему этот путь, либо он сам выдумал его себе, связав воедино вереницу совпадений? Снова и снова задавал этот вопрос себе смотритель, но так и не мог найти ответа на него.

Ирвин определил, что в этот шторм более всего достанется Восточному причалу. Он посмотрел в бинокль, продолжая держаться одной рукой за металлическую ограду открытой галереи маяка. То, что смотритель увидел, вызвало в нём смятение и сильную тревогу: к востоку от острова Эйлин Мор прямым курсом на скалистый берег на полном ходу шёл пассажирский пароход. На борту можно было прочесть название: «Атлантик». Смотритель заметил его слишком поздно, в тот момент, когда столкновение со скалами избежать можно было бы одним лишь чудом. Пароход был весь освещён огнями, наконец, он стал издавать протяжные гудки.

«Они не могли не видеть огня маяка! И уже тем более, не слышать ревун», – в бинокль Фланаган сумел рассмотреть людей, носившихся по палубе и предпринимавших тщетные последние попытки к спасению. Некоторые из них были экипированы в спасательные жилеты.

- Да поворачивай же! Поворачивай! – Ирвин решительно рванул ручку дверцы в фонарную.

Прихватив с собой лампу и быстро спустившись по винтовой лестнице, смотритель покинул башню маяка и побежал к Восточному причалу. Видимость была, по-прежнему, достаточной, чтобы разглядеть идущий прямо на скалы пароход.

Фланаган несколько раз упал на грунт, оскальзываясь на мокром склоне острова. В одно из таких падений огонь в лампе погас. Видимость обеспечивал с этого момента только свет маяка.

Продолжая спуск по склону, который делался всё круче, Ирвин вдруг остановился и в оцепенении наблюдал за происходящим у причала.

На полуразрушенном причале стояли три тёмные фигуры. Волны накатывали на причал, накрывая таинственные тени с головой, но после отката, фигуры продолжали незыблемо стоять, словно показывая морю, кто хозяин этого острова. Они ждали этот пароход. Он шёл прямо на них. Фигуры стояли неподвижно, а их чёрные плащи развевались на ветру.

«Если они и были живы в этот момент, то недолго им осталось», - Фланаган не сходил с места.

Пароход налетел на причал носовой частью, испытывая при этом на прочность днище, отчего стоял ужасный скрежет. Причал через мгновение стал являть собой груду обломков и вывороченных рельс, запутавшись в которых, уходил под воду разломившийся надвое корабль. Картину довершали бурлящие волны, обрушивающиеся на причал с животной жестокостью.

Ирвин увидел людей, которые пытались спастись с палубы корабля, прыгая в неспокойную воду. Свет на пароходе то гас, то снова зажигался.

Смотритель поспешил к причалу. Пароход стал уходить под воду быстрее, свет на нём погас окончательно.

Добравшись до причала, Фланаган был сражён увиденной картиной: пристань была разбита вдребезги. Но где же пароход? Никаких следов корабля, никаких обломков на берегу, не было ни спасшихся, ни тел погибших, не было и таинственных фигур в тёмных плащах.

-  Кто-нибудь слышит меня? – Ирвин несколько раз окликнул окрестности, но ответа не последовало. В его руках оставалась погасшая лампа, но он не замечал этого, продолжая держать её так, словно бы она была зажжена и освещала всё вокруг.

Смотритель стоял по колено в морской воде. Он промок до нитки под сильным проливным дождём и волнами, которые становились всё слабее. Море успокаивалось, ветер терял силу.

- Что за чёрт! – от удара о что-то твёрдое в воде Фланаган потерял равновесие и свалился в воду.

Поднявшись, он проверил дно на ощупь и обнаружил некий предмет, который он легко поднял на поверхность.

- Это невозможно! – воскликнул Ирвин и, оступившись, снова оказался в воде. Тело плохо слушалось его.

Он держал в руках треножный мольберт с подрамником, точь-в-точь походивший на тот, что был у Ионы. Не выпуская находку из рук, смотритель медленно побрёл по направлению к маяку.

В доме, куда он вошёл, чтобы сменить мокрые вещи на сухие, часы раза в три чаще обычного отстукивали секундный ритм в обратном направлении.

- Сумасшедшие часы! – Фланаган смотрел на них, но ничего не стал предпринимать.

Переодевшись и оставив мольберт в домике, он вернулся на маяк. В фонарной лампы исправно горели, топлива было достаточно. Спустившись в комнату смотрителей, Ирвин открыл журнал. Записи на страницах снова изменились. На этот раз последней значилась:
      
У берегов островов Фланнан потерпел крушение теплоход «Атлантик», налетев на один из островов архипелага. Выживших не обнаружено.
13 июля 1901 года
…

Фланаган не пытался найти объяснений увиденному, да и можно ли было их найти? Он отложил журнал и погрузился в глубокий сон, позабыв о правилах и предписаниях для смотрителей. Этой ночью он нарушил их дважды: первый раз – покинув башню маяка, а второй – уснув во время дежурства. Но он, конечно же, знал, что в лампах достаточно керосина, чтобы маяк до утра не погас.

У этого места свои правила для смотрителей, и Ирвин принял их этой ночью окончательно и бесповоротно.

Утром записи в журнале снова были там, где и положено им быть, и Ирвин добавил к ним наблюдения за 19 октября.
       
Вечером разыгрался шторм. Чайки бились о стёкла фонарной. У Восточного причала потерпел крушение пароход. Выживших нет, тел погибших не обнаружено.  Обломки парохода унесло в море.
19 октября 191. года
Ирвин Фланаган
 

ЧЁРНЫЕ ПТИЦЫ


… Чёрные птицы из детских глаз
Выклюют чёрным клювом алмаз.
Алмаз унесут в черных когтях,
Оставив в глазах чёрный угольный страх…

Вячеслав Бутусов,
«Чёрные птицы»

Случай с мифическим кораблём не давал смотрителю покоя. Каждое явление природы, каждый шорох, каждую тень он воспринимал отныне настороженно, опасаясь, что странные события могут повториться вновь. Призраки исчезнувших смотрителей преследовали его воображение, отражаясь в нём чувством страха. Волнение его было не случайным.
       
Фланаган проснулся в полдень. Его разбудил стук двери, с которой затеял свою нехитрую и жестокую игру ветер, порывами так и норовивший сорвать её с петель. Вернувшись с вахты, видимо, смотритель не запер двери. На улице начинал накрапывать дождь, капли которого падали на порог. Веяло свежестью.
       
Закрыв дверь, Ирвин установил всё ещё лежавший в углу комнаты треножный мольберт в должное положение и закрепил свой портрет исполнения Ионы в подрамнике.
       
Прошлое всегда найдёт возможность напомнить о себе и, чаще всего, воспоминания эти приходят с несменяемым их спутником – болью.

В который раз Фланаган решил вернуться на причал и тщательно обследовать место катастрофы «Атлантика». Он делал это уже на протяжении месяца.

Надев дождевой плащ и взяв бинокль и сигнальные ракеты, он направился к Восточному причалу. Капли становились крупнее и били всё чаще. Дождь усиливался.

Отдалившись от маяка на расстояние ста ярдов, Ирвину предстал зловещий вид на башню: казалось, что она движется в тумане.            

Смотритель спускался по склону холма к причалу, когда его взору предстал тот самый огромный монолит, бывший давно одним целым со скалой. Именно о нём упоминал Джозеф Мур, говоря о ярости шторма и ветра в здешних краях. Ирвин не мог представить, чтобы в природе существовала сила, которая могла передвинуть эту громадину хотя  бы на дюйм.

Берег окутало туманом, от сигнальных ракет было мало проку. В какой-то момент смотрителю показалось, что впереди мелькнула чья-то тень. Он побежал. Неясные очертания появлялись то справа, то слева. Он менял направление движения, пытаясь угнаться за движениями в тумане.

Наконец, Фланаган остановился отдышаться. Клубы тумана поднимались от земли, превращались в человеческие фигуры и рассеивались. Туман играл со смотрителем в прятки, но Ирвин не стал продолжать его забаву.
 
Смотритель ступил на причал. Он видел то, что открывала для его глаз серая пелена тумана. И это рождало в его разуме сомнения и страх: никаких следов от крушения корабля так и не было обнаружено. Причал представлял собой довольно жалкое зрелище, но он был цел, хоть и изрядно истерзан штормами. Той ночью же Фланаган видел, как он был разрушен до основания при столкновении с ним корабля. 

Около двух часов Ирвин находился на причале. Вновь не найдя доказательств катастрофы, он поспешил к маяку. Дождь к этому времени прекратился. Дорога от маяка к причалу занимала около пяти минут, обратный путь длился немногим дольше, потому что приходилось подниматься по лестнице в гору. Мысли о нахождении на острове таинственных сил не оставляли смотрителя.

Человек склонен уступать своим слабостям, когда те овладевают им всецело, слабости порождают пороки, от которых могут спасти вера и надежда. У Фланагана оставался тусклый огонёк надежды, словно огонь маяка в ненастье для терпящего бедствие корабля. Но его слабость была особенной: она испытывала его на прочность: душу – сомнениями, волю – суровыми испытаниями, разум – не поддающимися объяснению явлениями. Его слабость делала его сильнее, но впереди предстояла борьба за свою мечту, борьба с самим собой, с островом, с маяком.

Не успел смотритель войти в ворота маяка, как его мысли нарушил какой-то шум, доносившийся из башни. Шум был похож на вороний крик, но несколькими тонами выше. Послышался звук разбитого стекла в фонарной.

Дверь в башню маяка была распахнута настежь. Ирвин с осторожностью стал подниматься по лестнице. Звуки становились всё громче, волнение – сильнее, стук сердца – чаще. В комнате смотрителей никого не было, но наверху творилось что-то невообразимое. Фланаган стал взбираться по вертикальной лестнице в фонарную. Приоткрыв люк так, чтобы остался узкий проём, смотритель увидел огромную чёрную птицу, спикировавшую откуда-то сверху и летевшую в направлении люка. От удара птицы о люк, Ирвин потерял хватку и сорвался с лестницы, упав спиной на каменный пол. Боль сковала тело, подняться удалось не сразу.

Шум становился всё сильнее. Оказавшись в запертом помещении, птицы, видимо, искали выхода. Фланаган по звукам сверху определил, что птиц несколько. Они могли разнести осветительное оборудование, птиц необходимо удалить из маячной сию же минуту, действовать нужно было решительно.

В ящике с инструментами хранились факелы. Ирвин разжёг один из них и стал подниматься по лестнице. Толкнув крышку люка так, что она с грохотом упала на обратную сторону, он поднял факел над головой и быстро выбрался в фонарную.

Птицы, завидев огонь, отпрянули от него и устремились в противоположный угол комнаты. Одна из них пыталась налететь на смотрителя со стороны спины, но он размахивал горящим факелом, держа огромных чёрных птиц в поле зрения и не подпуская к себе.

Ему не доводилось видеть ничего подобного ранее: птицы были огромны, размах крыльев завораживал воображение, глаза горели красным огнём, когти, словно из металла, в свете факела блестели. И при этом они издавали невыносимо громкий и режущий слух крик.

Птицы бились о стёкла галереи, искали выход в потолке, не находя его, становились ещё свирепее. Они совершили несколько попыток атак на Ирвина, но в последний момент закладывали вираж в сторону от огня.

Смотрителю удалось добраться до двери на открытую галерею башни и открыть её. Дверь распахнулась, но произошло нежданное: резкий порыв ветра сбил пламя факела. Отныне птицы почувствовали себя хозяевами маяка в полной мере. Они подлетали к Фланагану на опасно близкое расстояние, пытаясь выбрать удобный момент для нападения. Ирвину ничего не оставалось, как отбиваться от них древком факела.

Борьба длилась несколько минут, руки смотрителя были изрезаны острыми когтями неумолимых противников, толстый слой сукна пальто защищал тело, но надолго его не могло хватить. Фланагану удалось выбраться на открытую галерею башни, птицы последовали за ним.

В сером пасмурном небе, сливавшемся с морем в единое целое, над башней маяка кружили три чёрные птицы, и им противостоял человек. Силы были неравны.
       
Ирвин укрылся между галереей из стёкол и прутьями железной ограды открытого пространства башни, что затрудняло птицам возможность добраться до него в полёте. В отчаянии он бросил древко факела в одну из них, но та с лёгкостью увернулась.

Ситуация принимала угрожающий характер для жизни смотрителя. Оставался только один путь – назад в башню. И его следовало проделать без всякой защиты под атаками птиц. Фланаган снял с себя пальто, быстро поднялся, размахивая им. Несколько секунд чёрные твари присматривались к степени опасности нового «оружия» смотрителя и прекратили атаки на галерею. Этого хватило, чтобы Ирвин вернулся обратно в фонарную, но птицам в последний момент удалось вырвать пальто у смотрителя и нанести ему несколько глубоких царапин своими когтями-клинками. Он захлопнул дверь, наблюдая, как пальто его было разорвано на куски в момент.

Взбесившиеся чёрные валькирии принялись штурмовать галерею башни, а смотритель принялся торопливо разжигать лампы маяка. За спиной послышался звук разбитого стекла: птицы вновь оказались в фонарной, но в ту же секунду яркий ослепительный свет заполонил собой всё вокруг.
      
Ирвин мог различить в световой иллюминации только чёрные тени, мелькавшие рядом. Снова послышался звук разбитого стекла. И уже вдалеке Фланаган увидел силуэты птиц, улетавших в направлении Восточного причала и скрывшихся в темноте ночи.

Больше он не видел их на острове. Смотритель не отразил этот случай в журнале.

Птицы могли попасть в башню через входную дверь, либо же через фонарную. И у Ирвина не было уверенности, что он оставил двери запертыми. У него уже ни в чём не было уверенности. Маяк начинал диктовать свои условия странной игры.
       
Смотритель, изнемогая от ран, успел дотемна заменить разбитые стёкла на новые. Благо, они были в наличии и хранились в мастерской. Это отняло много сил.

Вернувшись в дом, чтобы перевязать раны и взять съестное на маяк, Ирвин увидел, что часы стоят, но секундная стрелка пытается сдвинуться с места и при каждом щелчке возвращается в исходное положение.
       
Пространство в глазах темнело и плыло. Фланагану стоило больших усилий возвращение на маяк. Он внёс запись в журнал за 25 ноября 191. года:
 
Вечером в башню маяка неведомым образом проникли три огромные черные птицы,    угрожавшие разбить линзы Френеля и стёкла галереи маячной. Опасности и серьезных разрушений удалось избежать. Разбитые стёкла галереи заменены до темноты.
25 ноября 191. года
Ирвин Фланаган

Раны и усталость давали о себе знать. Ирвин уснул в комнате смотрителей за столом.


ИЛЛЮЗИОН


Мы вместе наконец!.. Мы счастливы, как боги!..
Нам хорошо вдвоем!
И если нас гроза настигнет по дороге, –
Меня укроешь ты под ветром и дождем
Своим плащом!...

Мирра Лохвицкая,
«Песнь торжествующей любви»

Последующие дни стали для смотрителя настоящим испытанием. Раны от схватки с черными птицами были очень серьезные, что сказывалось на работе. Сил хватало только на то, чтобы подняться в фонарную и зажечь лампы, после чего Ирвину был необходим отдых. Несколько раз он терял сознание после того, как разжигал лампы, оставаясь лежать на полу в залитой светом комнате. И настал день, когда ему хватило сил спуститься в вахтенную, лечь на кровать и уснуть.

Когда мы ложимся спать – мы мечтаем. Приятные мгновения ласкают наш разум прежде, чем сознание погрузится в небытие. Иногда нам снятся сны, в которых мы отдаёмся своим желаниям сполна, и нет ничего, что могло бы растворить чувство блаженства, кроме пробуждения. Но есть и другие сны, где проявляется воля, где человек одерживает победу над своими слабостями, превозмогает их. В этом случае пробуждение несёт в себе чувство удовлетворения и придаёт сил.

Этой ночью Ирвин не придавался мечтаниям, он уснул от переутомления. Было ли явью то, что он увидел той ночью или же это был плод его фантазии, искажаемой островом и маяком? Он так и не смог разрешить эту загадку, самую важную в его жизни.

Ночь была ясна, на небе сияли звёзды, на море царил штиль. Если бы смотритель услышал, что морской недовольный рокот сменился ласковым шёпотом волн, несомненно, удивился бы этому. Он обратил на это внимание, но позже.

Фланаган пробудился от боли, вызванной неудачным движением во сне. Ночь уже завела в свои владения глубоко, маяк работал исправно. Смотритель с трудом поднялся наверх, проверил уровень топлива в лампах и вернулся в вахтенную.

Его внимание привлёк звук от удара закрывшейся двери, прежде издавшей характерный скрип, присущий той, что была в домике смотрителей.

Ирвин взял с собой лампу и, держась за поручни, медленно спустился вниз по лестнице. Эхо по своему обыкновению умножило его шаги на три, но не вызвало у него каких-либо эмоций, - к этой особенности помещения он успел привыкнуть.    Отворив дверь башни, он увидел, что в домике горит свет.
       
Смотритель затушил лампу и, крадучись, проследовал вдоль стены домика к окну кухни, внутри которой вздрагивал свет от горящей свечи. Больше разглядеть что-то не удалось. Тогда Фланаган обошёл домик с обратной стороны. Свет из окна жилой комнаты горел ярче.

К острову мог пристать корабль, который Ирвин мог и не увидеть из фонарной, если он бросил якорь у скал. Смотритель мысленно ругал себя за сон во время вахты и за своё бессилие. Цена могла оказаться слишком высокой. Его беспокоило то, что кто бы не причалил к Эйлин Мор, этот кто-то, первым делом направился не на маяк. А ведь каждый моряк знает, где искать смотрителя, если маяк работает.

Подойдя ближе к окну, Ирвин увидел на столе горящую свечу. Рядом лежали вскрытые письма Ионы. Он сделал ещё шаг, чтобы заглянуть дальше. То, что он увидел, посеяло в нём чувства надежды и сомнений в одно мгновение. Он почувствовал слабость в ногах и, оступившись, чуть было не упал на землю. Спасла оконная створка, за которую он успел ухватиться. В домике смотрителей любовалась портретом лейтенанта Фланагана Иона. Волосы её были распущены, на ней было кружевное белое платье.

Мысли смотрителя путались: он не мог  поверить в происходящее.  Остров показал, что отличить реальность от иллюзии невозможно. Всё, что оставалось Фланагану - это верить.

Он побежал к двери, взялся за ручку и остановился. Сомнения пытались взять верх над его желаниями. Разочарование могло быть слишком велико, и тяжесть его могла оказаться непосильной для Ирвина. Он открыл дверь.

Иона ладонью касалась портрета, она не сразу обнаружила, что в комнате не одна. Смотритель стоял на пороге и видел девушку, которая занимала все его мысли, чувства к которой были сильнее любых чувств. Лёгкий бриз через распахнутую дверь слегка коснулся её волос, играя ими. Она грациозно поднялась и медленно повернулась к Ирвину.

- Здравствуй, Ирвин, - она подняла глаза на него.

Не колеблясь, Фланаган быстрыми шагами преодолел разделявшее их расстояние и обнял Иону.

- Я ждал тебя! – они тонули в крепких объятиях друг друга, их тени дрожали на стене в пламени свечи, как и дрожали их души.

Море, остров, маяк, ночь уступили место лишь одним им. Всё вокруг поглотила тишина: силы природы робели перед великим чувством.

- Как ты нашла меня? – Ирвин коснулся плеч Ионы.

- Я указала тебе путь на Эйлин Мор на твоём портрете, я знала, ты придёшь! – она коснулась его лица.

- Но как ты могла знать? И как смогла добраться на маяк? – Фланагану казалось, что реальность начала покидать его сознание. Происходящее казалось призрачным видением, плодом воображения, одурманенного этим местом, игрой разума, воспалённого событиями на маяке. Он несколько раз ущипнул себя, но ничего не изменилось: он видел её, Иона была в его объятиях.

- Прошу тебя, Ирвин, не задавай вопросов, - на некоторые из них я не смогу ответить, - она отвела глаза.

Фланаган чувствовал, как отрешённость девушки, её печаль, одиночество в этот момент таяли и улетали навсегда в ночное небо. Иона плакала. Человек не может безболезненно изменить свой внутренний мир вмиг. На это требуется время и порой даже огромные усилия.

- Главное, что ты здесь! – он крепко прижал Иону к себе.

Тонкая и ранимая душа, коей обладала Иона, нуждалась в поддержке. Она должна чувствовать её постоянно.

Они проследовали на кухню. Смотритель заварил чай и достал клубничное варенье.

- Я искал тебя, искал всюду, - он не отпускал руки девушки, - и ты вернулась! Суждено быть вместе любящим и жаждущим встречи, какие бы тяготы не выпали на их долю, сколько бы ни длилось это ожидание! – они встретились взглядом.

А дальше наступило молчание. В свете догоравшей свечи их влекло друг к другу, и они отдались заветному чувству сполна. Это была ночь любви, нежности, желаний.

- Мы уплывём с этого острова, любимая, - Ирвин касался стана Ионы, - будем жить в Эдинбурге.

- Любимый, - она взяла его за руку, - давай останемся здесь, я буду с тобой, пока не закончится срок твоей службы на маяке, - а дальше, - Иона сильно сжала его ладонь, - мы будем вместе, - последние слова были произнесены ею дрожащим голосом.

- Ты готова быть со мной целый год на острове? – аромат её волос кружил голову.

- Да, столько времени, сколько потребуется, я буду с тобой! Мы без венчания венчанные! – их уста слились в долгом поцелуе.

Ирвин испытывал восторг и безмерное счастье от происходившего с ними. Ему хотелось разделить это одухотворённое состояние только с Ионой, ему хотелось, чтобы она чувствовала то же, что и он. И она чувствовала!

За окном на небе как никогда ярко сияли звёзды, как никогда полна и светла была Луна. Только они свидетели их счастья, только они хранители их тайны.

Чудеса происходят в самых неожиданных местах, там, где их не ждёшь. Остров пугал своей мрачностью, подстерегавшими опасностями неизвестного происхождения, но именно здесь случилось настоящее чудо: два любящих сердца встретились после долгой разлуки и неизвестности.

Когда у человека есть, что терять, появляется страх. Фланаган испытывал его, как только начинал думать о будущем. Он боялся, что маяк отнимет Иону у него, что не все испытания пройдены. И под силу ли пройти их все? Выдержит ли хрупкая девушка неравную схватку с чёрными птицами, если те вздумают вернуться? Потерять её значило больше, чем потерять жизнь. Но и отпустить Иону на материк у смотрителя не было сил. Желания и счастье преобладали над благоразумием.

- Эта ночь, она волшебная, Ирвин! Посмотри на эти звёзды! – она потянулась к ним, словно хотела достать до неба. - Пойдём на берег, - она выпорхнула из постели грациозно и легко, а он любовался ею при свете маяка, слабо освещавшем комнату.

Ночь была тепла и светла. Травяной покров казался роскошным персидским ковром, вода у берегов поблёскивала, ловя свет в своё отражение.

Влюблённые шли по каменной дорожке к Западному причалу.

- Ты не боишься быть здесь? – Ирвин поднял необычного вида камень. - Этот камень на остров принесло море в один из сильных штормов, когда волны достигали башни маяка.

- Нет, с тобой мне нечего бояться! – их взоры встретились. - Я боюсь остаться без тебя!

Устроившись на берегу, они долго смотрели на морскую водную гладь. Свет маяка то наполнял её жизнью, то умиротворял. Иона, склонив голову на плечо Ирвина, уснула.

О чём в такую минуту может думать мужчина? Фланагана не покидали мысли, что это наивысшая точка пути к их счастью. Момент, который бывает лишь единственный раз. Всё, что было до, не имеет значения, всё что будет после – это значение ещё не возымело. Есть только здесь и сейчас. Есть первое ощущение взаимной любви, доверия, близости с любимым человеком.

Он уснул перед рассветом.


ПОТЕРЯ
 

Я говорю: послушай,
Чтоб ты хотел, ответь:
Тело мое иль душу,
Жизнь мою иль смерть;
Всё, что еще не спето,
Место в твоём раю, -
Только отдай мне ту,
Которую я люблю

Борис Гребенщиков,
«Снился мне путь на Север»
 

Сквозь полудрёму Ирвин чувствовал, как Иона касается его. Для него не было ничего желаннее и приятнее её прикосновений в эту минуту. Несколько крупных капель дождя упали ему на лицо. Он открыл глаза. Его одежда промокла до нитки от накатывающих на берег волн, норовивших забрать смотрителя с собой в море. Прикосновения девушки были не чем иным, как прикосновениями моря.

- Иона, - он нигде не видел её, - Иона! Где ты? – Фланаган поднялся на ноги и бросился в неспокойную воду.

Он то погружался на дно, то выныривал, снова погружался, но найти ничего не удавалось, что, с одной стороны, его обнадёживало. Не найдя её у берега, он плыл в море. Вот уже сто ярдов от берега были позади. Но кроме бушевавшей вокруг воды видно ничего не было. Волны накрывали Ирвина с головой, неся с собой к берегу, а он противился им, но море было сильнее. С волной высотой в двадцать футов его выбросило на каменистый берег у Западного причала.

Фланаган взбирался выше по камням. Он не сдерживал слёз, он плакал. Море забрало у него Иону, подло подкравшись во сне и унеся её с собой в пучину. В отчаянии он стал бросать камни в море, проклиная и ругая его. Он бросал камни, пока не обессилел. Упав на камни, стал ждать, какую судьбу море уготовит ему. 

Слышались раскаты грома, шум отныне ненавистных волн, крик чаек, свидетелей его трагедии. Он ждал, что волны унесут его с собой, но этого не произошло.

Когда смотритель пришёл в себя, начинало смеркаться. Следовало поспешить зажечь маяк до наступления темноты.

Поднимаясь по ступеням, он старался не думать о случившемся, гнал путающиеся мысли прочь. Отчаяние сменили сомнения.

«Как могла Иона оказаться на островах?» - на этот вопрос, как и на ряд других, у него не было вразумительных ответов. - «Или же всё, что происходило с ним в эти дни, являлось плодом его больного воображения?»

Сомнения рождают надежду, но сейчас они вызвали у Ирвина чувство страха потери. Потери близкого человека. Он старался верить в иррациональность происходящего, отметая всё, что пытался сказать ему разум.

Оказавшись на вершине лестницы, смотритель разглядел вдалеке дрожащий огонёк. Несколько приблизившись к воротам маяка, он различил, что свет исходит из окон церкви.

Превозмогая холод и, как следствие, скованность движений, Ирвин стал чаще перебирать ногами, ускоряя шаг, пока, наконец, не побежал. Дорога казалась длинной и слишком твёрдой, судорогой отдаваясь в ногах при беге.

Оказавшись у часовни с остроугольной крышей, Фланаган увидел, что одна створка дверей была открыта, и из неё как и из окон был виден свет, который невозможно спутать ни с каким другим, - свет от горящей свечи.

Что ищет прихожанин в церкви? Спасения души, надежды на чудо, возможности обратиться к ушедшим. Ирвин не думал ни о спасении души, ни, тем более, об обращении к усопшим. В каком-то смысле он ждал чуда, но чуда простого: надеялся, что в помещении найдёт ту, что разожгла свечи, Иону.

Он вошёл внутрь и оказался в помещении для молящихся. В помещении никого не оказалось, что вызвало сильную тревогу и вопрос о том, кто мог быть здесь и зажечь свечи?

Скамьи покрывал толстый слой пыли, как и скульптуру Христа, возвышавшуюся над алтарём. В нескольких местах она дала трещины и надкололась. На самом алтаре в левой его части стояли три давно выгоревшие до основания огарка от свечей. В правой же части Ирвин увидел две свечи, одна из которых горела сбивающимся пламенем, а другая, по-видимому, только что погасла, так как был виден растопленный воск у фитиля.

Фланаган с раннего детства не был в церкви. Он не знал слов молитв, не знал, как себя вести. Встав на колени, смотря на статую Иисуса, Ирвин произнёс:

- Прошу Тебя! Дай нам возможность быть вместе! Верни её мне! – смотритель рванул сорочку на груди. - Мне ничего не жаль за неё! Возьми всё, что пожелаешь, только отдай её мне! Я знаю, ты меня испытываешь. Прошёл ли я все испытания? Сколько мне ещё их предстоит? Их вынести сумею! Позволь увидеть её снова! – Ирвину показалось, что Иисус всем своим видом сожалеет, что не в силах ему помочь.
 
Ирвин покинул часовню, когда на улице уже было темно, и поспешил на маяк. Одна свеча так и продолжала гореть на алтаре в церкви.

Первым делом смотритель разжёг лампы. Немногим позже обычного свет маяка озарил всю округу. Огней с моря не было видно, значит, вблизи островов Фланнан не шли суда, которые могли оказаться в опасности по причине отсутствия ориентира маяка.

Возвращаться в домик смотрителей было трудно. Письма на столе, тренога с мольбертом и не заправленная постель терзали его воспоминаниями ушедшей ночи, оживляя образы Ионы и их короткого счастья.

Переодевшись в сухую одежду, Ирвин уже было собирался возвращаться на маяк, но его внимание привлек необычно поблёскивавший предмет на столе. Подойдя ближе, он увидел, что это были часы. Странное поблёскивание давало отражение света от неизвестно откуда взявшихся трещин наружного стекла по всей окружности. Они всё так же продолжали отстукивать ход времени, которое потеряло на острове всякое значение.

Смотритель сделал запись в журнале:
       
Ночью на море установился штиль. События на маяке имеют необъяснимые свойства. Мой разум отказывается верить в реальность происходящего.
4 декабря 191.
Ирвин Фланаган

Эта ночь на маяке показалась смотрителю самой длинной из всех, что он провёл на острове. Ирвин не мог уснуть. Сон заменили воспоминания. Тело находилось в вахтённой, а мысли в тиши вчерашней ночи в домике. Присутствие Ионы отчётливо ощущалось им. Редкое осознание того, что смотритель находился в башне маяка, вызывало приступы отчаяния и душевной боли.

Можно ли жить прошлым? Ответ на этот вопрос предстояло найти Фланагану. Труден путь ищущего истину там, где нет ни одной опоры для уверенного шага.


ПЕСНЬ


… И даже смерть меня не разлучит с тобою,
Поверь моим словам.
Уснешь ли вечным сном, – я жизнь мою с мольбою,
С последней ласкою прильнув к твоим устам
Тебе отдам!

Мирра Лохвицкая,
«Песнь торжествующей любви»

Самочувствие смотрителя улучшилось, раны больше не давали о себе знать. Все, кроме одной: он не мог думать больше ни о чём, кроме ночи, проведённой с Ионой. Ирвин исходил остров вдоль и поперёк в её поисках, каждый день бывал на берегу, но тщетно: девушка исчезла бесследно.

Фланаган не мог ответить на вопрос о том, была ли это реальность или же воображение породило образ девушки? Он просыпался по ночам, как ему казалось, от прикосновений Ионы, но каждый раз то был ветер, настежь распахивающий по ночам двери своей сильной невидимой рукой.

Утро принесло с собой шквальный ветер, обрушившийся на башню маяка своими порывами так, что казалось, она приводилась им в движение. В вахтённой стоял невыносимый для слуха гул.

Подготовив заранее лампы к работе, Ирвин спустился в комнату смотрителей. Желание покинуть башню крепло с каждой минутой из-за неумолкающего гула, который то переходил в свист, то в грозный рокот.

Закрыв ладонями уши, смотритель направился к лестнице, но его заставили остановиться на пролёте некие странные звуки, пробивавшиеся сквозь завывания ветра. Он убрал руки и стал прислушиваться.
       
Звук был тонкий и мелодичный. Это была песнь в исполнении девушки, которая звучала с каждой секундой всё громче. Ирвин не был уверен до конца, но показалось, что загадочный голос похож на голос Ионы. Вскоре у него не было уже никаких сомнений в том, что это поёт Иона. Песня отчётливо звучала в сопровождении звукового фона стихии. Это было стихотворение «Любовь» Роберта Бёрнса:

Любовь, как роза, роза красная,
Цветет в моем саду.
Любовь моя - как песенка,
С которой в путь иду.

Сильнее красоты твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.

Не высохнут моря, мой друг,
Не рушится гранит,
Не остановится песок,
А он, как жизнь, бежит...
               
Будь счастлива, моя любовь,
Прощай и не грусти.
Вернусь к тебе, хоть целый свет
Пришлось бы мне пройти! 

Ветер играл аккомпанемент для исполнительницы, не нарушая ритма. Смотритель слышал единую мелодию человека и сил природы. Он ступил на лестницу, идя на голос любимой.

Фланаган спустился до первого пролёта и обнаружил, что оставшуюся часть лестницы венчает не входная дверь, как должно быть, а ещё один пролёт. Тогда он поднял взгляд вверх на то место, где должна была быть дверь в вахтенную, но её там не оказалось. Вместо неё виднелось продолжение лестницы, стремящейся вместе со стенами башни в небо. В смотровых окнах виднелся густой туман.

Ирвин оказался на бесконечно продолжавшейся в обе стороны лестнице. Он стал спешно спускаться вниз. Преодолев около пятнадцати пролётов, смотритель не обнаружил никаких изменений: лестница продолжала уходить в бездну. Тогда попробовал двигаться вверх по ступеням. Ноги отказывались подчиняться, усталость давала о себе знать. Фланаган не считал, сколько пролётов преодолел, но не было ничего кроме бесчисленных ступеней бесконечной лестницы в этой Вавилонской башне. Далеко вверху и внизу стены башни сужались и виднелись чёрные дыры.

Изнемогая от усталости, Ирвин опустился на лестницу. Он был одержим только одним: идти на голос Ионы, по-прежнему доносившийся отовсюду.

Смотритель взялся за железные поручни лестницы и перемахнул через них. Падение было долгим. Каким-то чудом он не задевал винтовой лестницы. Создавалось впечатление, что она закручивалась в спиралевидной форме.

Фланаган не мог определить, какое расстояние преодолел, и сколько осталось до земли. Но было достаточно времени, чтобы осознать, что он разобьётся о каменный пол. Этого не случилось. Больно ударившись запястьями и коленями, смотритель упал ничком на него.

Входная дверь была приоткрыта, в неё проникали клубы тумана. Ирвин поднялся и вышел из башни маяка. На улице начинал накрапывать дождь. Голос Ионы доносился с Западного причала.

Захватив в домике плащ, смотритель побежал по каменной дорожке в направлении причала. Несколько раз он останавливался, прислушивался и снова продолжал бег. Голос уводил вправо от дорожки. Ближе к берегу накатывавшие волны прерывали звук льющейся песни, отступая, они возобновляли её звучание. Фланаган чувствовал, что Иона находится рядом.

Ирвин стал спускаться по скалистому склону к берегу. Оказавшись на берегу, он увидел вход в пещеру, из которой и доносилось пение. Смотритель вошёл в пещеру. Было темно, но удалось найти узкую расщелину, ведущую вглубь. Он стал протискиваться в неё, двигаясь вперёд. Голос Ионы, отражаясь от стен пещеры, превращался в хоровое пение.

Уже не существовало предрассудков, он не искал в происходящем здравого смысла. Он хотел быть с ней, увидеть её. И не важно, зачем она пела песнь Любви в катакомбах острова Эйлин Мор.

Наконец, лаз стал шире. Смотритель попал в просторную природную залу. Сверху сквозь трещины в скале пробивались лучи света, отражавшиеся от воды. Посреди огромной пещеры находилось озерце.

Иона стояла на другом берегу в том же наряде, в котором являлась Ирвину накануне. В руках она держала арфу. Девушка играла на ней и пела. Она была прекрасна. 

Увидев Ирвина, любовавшегося ею, она прекратила пение.

- Ты же знаешь, что я не могу писать портрет, если ты смотришь на меня. Оказывается, и петь не могу, - она смотрела на Фланагана, и в её взгляде угадывалось желание броситься в его объятия, но между ними была толща холодной воды.

- Пойдём со мной, Иона! – он протянул руку в её сторону. - Я не стану задавать лишних вопросов. Просто будь рядом со мной – это всё, что нужно мне, всё, чего желаю.

Иона молчала, ладонью проводя по струнам арфы.

- Ты ничего не знаешь, Ирвин. Я не в силах сказать тебе правду, когда ты находишься рядом со мной, но ты узнаешь её, коль скоро вернёшься на маяк. Поспеши! Скоро начнётся прилив, и вода поглотит всё вокруг! – Иона сдерживалась, чтобы не заплакать.

- Мы уйдём вместе, - Фланаган бросился в воду и поплыл к ней.

Вдруг стены пещеры задрожали, капли воды стали отовсюду падать на гладь озерца, в некоторых местах вода проливалась уже ручьями.

Ирвин был уже на полпути к Ионе, как озерце забурлило и стало неспокойным. Он прикладывал все силы, но приблизиться к противоположному берегу не удавалось.

- Не волнуйся за меня, Ирвин! Возвращайся! И ты найдёшь ответы, - Иона сохраняла спокойствие. Её не волновала разыгравшая стихия.

- Я не могу оставить тебя здесь! – брызги воды мешали Фланагану говорить, его слова звучали прерывисто.

Смотритель продолжал бороться с волнами в озерце, как боролся с ними, когда потерял Иону на берегу.

- Ты должен это сделать, Ирвин! – она подняла подол платья, обнажив щиколотки.

Иона ступила на воду, и вода обрела прочность под её ногами. Она шла по воде, скользила по её глади, удаляясь в тёмную часть катакомб, пока её фигура не скрылась за чернотой в глубине пещеры.

Окликнув Иону и не дождавшись ответа, Ирвин вышел из полонившего его дурмана. Он находился посреди озерца в катакомбах. Вода прибывала, катакомбы были затоплены уже наполовину. Грозила участь быть погребённым в пещере под толщей воды. Он бросился назад к расщелине.
       
Путь, которым он пробирался в катакомбы, уже был затоплен. Фланаган сделал глубокий вдох и погрузился под воду в поисках лаза. Найдя его, он снова набрал воздуха в грудь и стал торопливо протискиваться в расщелину, торопясь скорее преодолеть расстояние, отделявшее его от спасительного выхода из пещеры на берег.

Движения в воде были замедлены и трудны, смотритель почувствовал, что запасы воздуха иссякают. Слишком много ещё предстояло пройти. Он остановился, смирившись со своей участью. Но что-то коснулось его губ. Иона была рядом и своим поцелуем передала Ирвину спасительный для него воздух. Он несколько секунд смотрел ей в глаза, после чего она растворилась в воде.

Катакомбы были затоплены, но благодаря Ионе смотрителю удалось выбраться к выходу из пещеры. Она спасла его.


ПИСЬМО


… Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.

Александр Пушкин,
«Буря»

Ирвин вернулся на маяк около полудня. Небо, затянутое серыми тучами, разразилось проливным дождём. Ветер, более ненадобный для аккомпанемента, стих.   
       
Часы в домике смотрителей пустились в ритмичный пляс, отсчитывая секунды, минуты, часы как им вздумается. Услышав, что с ними происходит что-то странное, смотритель подошёл к столу: часовая и минутная стрелки вертелись в несколько раз быстрее секундной. Он взял часы и в сердцах с размаху разбил их вдребезги о стену. Шестерёнки, осколки стекла, стрелки были разбросаны по всей комнате. Одновременно прогремел оглушительный раскат грома, заставивший трепетать стёкла в домике.

На столе, как и прежде, находились керосиновая лампа, огарок свечи, горевшей в их единственную ночь вместе, и письма Ионы. Но среди конвертов, так знакомых Ирвину, один был запечатан и украшен красной атласной лентой. Обратный адрес указан не был.

Ирвин раскрыл конверт и достал из него исписанный лист бумаги. Это было письмо, написанное Ионой: в почерке угадывалась каждая буква, каждый знак.

Дорогой Ирвин! Любимый!

Ты задаёшься вопросом: кто я есть. У меня и самой ответа на этот вопрос нет. Всё моё существование наполнено любовью к тебе. Я разучилась испытывать другие чувства кроме этого.
       
Всё случилось в декабре 1900 года. Мы с дедушкой отправились на боте к берегам островов Фланнан, чтобы найти пропитание для наших овец. На островах было много нетронутой травы.
       
Утро было ясное, день обещал быть тёплым и солнечным. Предприятие наше началось благополучно: мы легко добрались до самого крупного из островов архипелага, на котором находился маяк.
       
Высадившись на берег, мы завели овец на луг, полный травы. Овцы разбрелись по нему и занимались своими насущными делами, а мы с дедушкой решили перекусить и стали располагаться у старого дуба.
       
Вдруг поднялся шквальный ветер, и темнота поглотила остров. Волны поднимались над берегом, достигая вершины каменной лестницы. Единственным нашим укрытием мог стать только маяк, но мы не могли двигаться против ветра.
       
В темноте мы увидели, как на маяке появился огонь. Через некоторое время нас заметили смотрители. Их было двое. Они спешили помочь нам. Смотрители направились к платформе чуть ниже маяка. Как мне показалось, они взяли какие-то инструменты и непромокаемые плащи для нас. Путь им затруднял сильный ветер и атаковавшие остров волны, то и дело сбивавшие их с ног.
       
Буря набирала силу. Мы увидели, как третий смотритель покинул маяк, спеша на помощь своим товарищам. В его руках была верёвка. Видимо, он хотел, чтобы мы держались за неё все вместе и попробовали пробраться к маяку, а может, переждали бы непогоду у дерева, привязав себя к нему.
       
Он уже почти добрался до товарищей, как на остров обрушились волны небывалой силы. Их высота превосходила высоту башни маяка!
       
Нас всех подхватило волнами и унесло далеко в море. Мы не смогли побороть стихию.
       
Когда всё закончилось, я была уже другая. Мне суждено было навсегда остаться юной девой, прикованной к острову. Я испытывала лёгкость и умиротворение. Всё, что у меня осталось, - это чувства и желания.
       
Близился день Святого Андрея, и, конечно, я поддалась своим желаниям и отправилась в Эдинбург заниматься своим любимым делом – писать портреты на площади в атмосфере всеобщего праздника. Это было единственное место, куда позволял отправиться остров, словно снимая с меня цепи.
       
И появился ты. И все мои чувства были пленены тобой, я испытывала непреодолимое желание быть с тобой, но сомнения не давали мне покоя.
       
Ты оказался на острове по моей вине. Я не смогла отпустить тебя в тот день, когда впервые увидела и написала твой портрет. Не нашла в себе сил сказать, что я другая, не из мира сего. Я посеяла зерно надежды в тебе, которому не суждено было прорасти в этой жизни.
       
Ирвин! Ты должен покинуть этот остров. Начать новую жизнь, забыть меня! Ты должен!
      
Прости…

Дочитав письмо до конца, Ирвин ещё долго сидел за столом, держа в руках письмо и перечитывая его снова и снова.
       
В минуты осознания потери он не мог думать о будущем. Для него не существовало будущего без Ионы. Он не сомневался, что ещё встретится с призраком Ионы на острове.
       
Эйлин Мор, маяк стали для Фланагана родным домом. Он усвоил это сейчас. Только здесь могла существовать Иона, только здесь была жива его любовь. Только здесь, в пограничном пространстве двух миров. Страх перед тайнами острова прошёл. Смотритель желал всей душой слиться с ним воедино, чтобы быть вместе с той, которую он любил.
       
Назад дороги не было. Ирвин знал, что никогда больше не вернётся на большую землю. Остров наполнил его существование смыслом: нёс спасение морякам сигналом маяка и находил спасение в присутствии на острове Ионы.
       
Уходя на маяк, смотритель взглянул на портрет. Тот изменился: Фланагана больше не было на полотне. На большей части пространства было изображено море. Нетронутым остался только маяк. Но было ещё что-то. Ирвин присмотрелся и увидел две человеческие фигуры у маяка, державшиеся за руки. Смотритель улыбнулся и неспешно побрёл на маяк.
       
На улице пространство захватывала темнота, и только из часовни виднелся свет одинокой свечи, продолжавшей гореть.
       
Заправив под завязку лампы топливом, Ирвин рассеял тьму сигналом маяка. Из галереи он видел безмятежное море у берегов острова и звёздное небо.
       
«Маяк погаснет, а звёзды будут светить всегда», - подумал Фланаган.
Он спустился в вахтенную, взял нож и вырезал на столе ещё одну строку:

Преодолевший страх достигнет мечты

За час до рассвета смотритель закончил письмо, адресованное Джозефу Муру, оставив его на столе в вахтенной, и сделал свою последнюю запись в журнале смотрителей:
 
Выбор сделан.
15 декабря 191.
Ирвин Фланаган

После Фланаган вышел на улицу. Его плащ развевался на ветру. В часовне было темно. Свеча погасла. Дверь в домике была отворена и поскрипывала в навесах. Из неё виднелось слабое свечение. Он вошёл внутрь и увидел, что на столе догорали письма, пепел от которых развеивался вокруг. Догорал и портрет. Он выбежал из домика:
      
- Иона! Я знаю, что ты здесь! Явись ко мне! Явись мне такой, какая ты есть! – Ирвин кружился на месте в надежде увидеть девушку.
      
Он увидел её у ворот. Она смотрела на него и плакала. Ничего не говоря, она стала уходить прочь от маяка. Ирвин последовал за ней. Они шли к вершине отвесной скалы. Достигнув её, они взялись за руки...

И в тот же миг из-за скалы взмыли вверх две чёрные птицы, которых никто никогда не видел, и полетели навстречу восходящему Солнцу.