Тело инженера Туран было полностью обритым, а на голове красовался «вечный» рисунок, изображающий птицу. Ее плоский и низкий лоб всегда хмурился – всматриваясь, она поднимала брови. Крупные уши, словно у старинной скульптуры, вылепленной из серого песчаника, довольно сильно были оттопырены на ее небольшой голове, придавая лицу ещё более сосредоточенное выражение. Подслеповатые глаза этой молодой бонобо сильно страдали от ее экспериментов с фоторазработками, и она то и дело оттягивала пальцем уголок то правого, то левого, чтобы видеть лучше.
Ее голос и манера говорить были отчаянно неразборчивы, и Лилли невольно сравнил это с манерой Аю. Но Аю, вероятно, смогла бы своим чистым голосом перекричать и шум ветровиков, чьи зачехленные лопасти застенчиво, самыми краешками выглядывали из мощной грузовой повозки Туран.
Впервые Лилли видел такой грузовик. Размером он был с несколько обычных повозок и работал на электричестве. Ему даже в голову не приходило, сколько может стоить подобный.
– Патент разрабатывался восемь лет, – кротко сообщила Туран, заметив, что Лилли проявил к машине сильный интерес. Он не уставал принюхиваться к абсолютно незнакомым запахам; а Бату то прыгал по верху грузовика, то, свалившись на землю, верещал от восторга.
– Все это не придется тащить самим, у нее там пневматический подъемник! – и с уважением и обожанием орангутан смотрел на бонобо.
Она дотронулась прохладными согнутыми пальчиками до пальцев Лилли, чуть вытянув губы – ровно настолько, чтобы ее симпатия не выглядела преувеличенной.
– Возвышенный Лилли... Я счастлива, что вы принимаете меня здесь.
– Я счастлив вашему посещению, возвышенная. Наша оплата никогда не будет эквивалентна вашему знанию.
Бату весь светился. Лилли не особенно сильно занимали результаты подсчетов выручки от представления, хотя они и обещали быть невероятными, но ему было несложно разделить и даже принять безудержную радость компаньона.
Бату веселился и оживлялся больше и больше.
– Ты что-то тихий, – ткнул он Лилли, когда, оставив машину, набитую механическими новинками, у въезда, все трое двинулись в направлении дома, причем хозяин намертво вцепился пальцами в запястье Туран. – М-м?
Лилли не ответил, стараясь не отставать и в то же время не опираться на руку.
– А вот мать Лилли занималась световыми эффектами, – сообщил Бату.
– Я читала. Возвышенная Дубхе – все четыре ее ценнейшие работы про исследования в этой области я читала, как каждый, кто когда-либо имел отношение к физике света... Это основы самих основ.
Она передвигалась плавно и красиво. Прежде для Лилли было сильным удовольствием глядеть на то, как ходят женщины шимпанзе, но теперь у него не шла из ума тонкая, изящная фигурка Аю, стремительно раскачивающаяся, растворившаяся в высокой эвкалиптовой листве, ее движения, грациознейшие, дивные... Ее, быструю, как вода, казалось, только птицы могли догнать.
«Я ложусь рано, – показывала Аю. – Еще до заката, и мне уже пора. Я приду завтра, когда ты проснешься. И спою вам немного ночью, если сама ночью проснусь».
Она обхватила его, прижимаясь сильно, долго не выпуская его тело из кольца своих длинных рук, потираясь о него лицом.
Лилли вспыхнул с макушки до ног. Он не представлял, как смог в тот момент сделать усилие – овладеть своими чувствами и не сжать в безумных объятиях маленькое черное тело, целиком покрыть его поцелуями.
Видимо, так обнимаясь, было принято прощаться в семье гиббонов. Аю, эта маленькая певица, долго обнимала его, позволив прорваться всей своей тоске по присутствию и прикосновению обезьяны.
Ему показалось даже, что она как будто плачет – но это играл в ее глазах отсвет ещё очень высоко стоявшего солнца.
Лилли проводил ее взглядом и, вздохнув, пошел мыться, помня, что уборка дома от листвы и пыли и выпечка хлеба остаются в его ответственности.
– Археологи, – сказала Туран, щедро делясь с Лилли своим салатом, куда оба шимпанзе накрошили привезенное ею из города мясо, – недавно рассказали всему миру о сногсшибательной находке.
Лилли потянул носом – салат был хорош, не терпелось его попробовать, как услышать рассказ гостьи о новых чудесах и странностях.
– Я привезла снимки! После ужина вам я их тоже покажу, потому что Бату их видел.
– Коррозия! – перебил орангутан, вытирая лицо. Он уже несколько минут как ел. – Бороздки, Лилли, нашли эти археологи. В стенах.
– Не понял, – Лилли помотал головой, не спеша поднимая чашку кофе. Туран несколько раз слегка подпрыгнула на своем кресле в азарте.
– В стенах каких-то развалин на внутреннем спиле уровня нашли очень маленькие желобки, – начал объяснять Бату. – Я утверждаю, что это следы коррозии или другие естественные...
– Нет, – неожиданно строгим голосом возразила инженер. – Я знаю, как выглядят выдолбленные следы от электрической проводки, и это именно они. Они правильной формы, очень большой, невероятной протяженности.
Шутившему накануне с Лилли о прежних развитых цивилизациях Бату разговор, по всему было видно, не доставлял никакого удовольствия.
– Сейчас разгорится... – почти мечтательно произнес Лилли, откусив довольно много от ананасового кольца. Рецепт цыпленка с ананасом – невероятно простое по сути, это блюдо было таким же деликатесом, как и новость, привезенная Туран.
– Вы правы, – Туран облизала покрытую щербинками золотую вилку и безотчётно куснула ее – аромат и вкус салата и вправду были отменные. – Сейчас полетит шерсть; ученые разделятся не на два лагеря, а на три или девять. Я и сама не знаю, что думать. Вроде как, обезьяна, согласно теории линейного развития, должна идти вверх и вверх, а получается, что древние обезьяны были мудрее нас...
Бату шумно прихлебнул медового лимонаду.
– Знаете что, мудрость об электричестве так просто не исчезает, – с напором заговорил он. – Это эпоха, и как хотите! – несколько раз он ткнул пальцем воздух над столом, потом продолжал: – Не было никаких высокотехнологичных обезьяньих обществ и не было никакой другой цивилизации... вообще, раньше говорили, что ересь это всё.
«Ну ведь сам себе противоречит, – подумал Лилли, отобрав у Бату кувшин с лимонадом. – И попил бы лучше кислого молока».
Туран негромко, дружелюбно фыркнула сквозь дёсны.
– Катаклизм. Не думали? Выброс опасного газа, метана, например, в приморских районах Юго-
Востока это случается, там не оставалось никого из живых, эти области покинуты. Сдвиг времени... хоть это и гипотеза. И часть выживших оказывается отброшена на сотни лет назад. И до сих пор неизвестно, каков был ареал обитания обезьян после нескольких эпидемий, упоминания о которых сохранились в архивах орангутанов. Кто поручится, что эпидемии не шли на нас волнами, а ответ нашего иммунитета, как иммунитета самых сложных организмов, всегда был своевременен и адекватен?
Захватив с собой ломоть собственноручно выпеченного хлеба, промоченного в вине из айвы – как всегда, хлеб у него получился рассыпчатый и круглый, Лилли забрался в глубокое кресло с высоченной спинкой, потертое не одним поколением богатых и тяжелых орангутанов.
Он вдоволь налюбовался снимками, что дала ему Туран как десерт для глаз. Он не мог сказать, на что больше похожи пресловутые бороздки, которые могли быть и дорожками, пробитыми тысячелетними ручейками, и коррозией, и чем угодно.
Туран и Бату все ещё продолжали спорить. Лилли – доедать остатки хлеба, пропитанные забродившим уже соком пяти ягод, лениво перебирая в ногах большие фотографии, сделанные настолько четко, насколько позволяли аппарат и вспышка. Его голова склонялась ниже, и изображения развалин мнились ему уже объемными. Одно выдвигалось перед другим, сменялось третьим, и вдруг все заслоняло небо – красное и зеленое, вспухшее небо.
Потом на небе появлялись глаза и улыбка миниатюрного, но взрослого уже гиббона, потом и сам гиббон – с поднятыми и разведенными в стороны сильными белыми руками. Гиббон робко заключил Лилли в объятия и позволил ему уснуть.