В неведеньи
На посиделках по случаю двадцатилетия выпуска студентов обрюзгший и полысевший, но все такой же бодрый и жизнерадостный Сашка «Хэнк» при неизбежном упоминании имени отсутствовавшей Леночки Петровой, первой красотки их потока, толкнул в массивное плечо своего старого приятеля Димаса и горячо зашептал ему на ухо:
Петровская... Помнишь, старикан, как мы все хотели ее трахнуть?
Седой представительный Димас погрузился в воспоминания. Разумеется, он полностью разделял общее для большинства студенческого и преподавательского состава волнительное томление.
К нему вело и мимолетное заглядывание поглубже под юбочку на университетской лестнице, и продолжительное любование на лекции ее профилем — от забранных в конский хвост белокурых волос к уверенно выступающей груди, спортивным бедрам, вниз до узких щиколоток, вверх в обратном порядке и снова вниз, пока голова не закружится. Наблюдение за Леночкой приводило успеваемость Димаса, в те времена худого дылды онанистического вида, в плачевное состояние.
К томлению примешивалось естественное чувство ревности к Жорику, счастливому избраннику Петровской — красивому лихому парню, звезде всех соревнований, дискотек и вечеринок. Однако в приближении очередной сессии чемпион девичьих сердец становился все более мрачен и задумчив. Увы, то ли в силу немалой собственной тупости, то ли жертвой коварных происков завистливого препода бедняга Жорик завалил сопромат, простился с милой заплаканной Леночкой и на два долгих года надел армейские сапоги. Девушки утирали слезинки, ребята осмысливали новую ситуацию и взвешивали шансы.
Несколько месяцев Димас среди многих других выражал робкие знаки внимания тоскующей без солдата Леночке... Она полностью погрузилась в учебу. Стиснув ровные коленки, волнуя преподов усердием и вниманием, строчила формулу за строчкой, и даже не рассчитывающие ни на что такое балбесы с интересом поглядывали на ее конспекты в расчете выпросить их хотя бы перед ответом на экзамене.
Не встречая никакой особенной реакции, кроме грустных, обращенных даже не к нему, а куда-то в пространство улыбок, Димас с решимостью отчаяния предложил ей, лично Елене Петровой (по прозвищу Петровская, чтобы отделить ее от всех остальных, не заслуживающих специального внимания однофамилиц) — была ни была! - отпраздновать день освобождения Африки, тем более, что дата подходила и для торжества ввиду повышения ее Жорика из духов в черпаки, а то и в сержанты... и, скорее всего, по второй причине вдруг получил неожиданное согласие...
Организовал в собственной квартирке веселую попойку на шесть персон — все из других институтов. Гости по-студенчески дешево и обильно напились, потанцевали, посмеялись, наконец загрустили и стали пропадать в полумраке заснувшего города... А Петровская все в той же задумчивой печали сидела в тесной кухне с пустым стаканом, разглядывала красный ободок от засохшего портвейна и никуда не уходила... И так же меланхолично приняла неуверенное приглашение Димаса сесть поудобнее в его комнате... Где он в последовавшие невероятные пять минут с волшебной легкостью осуществил заветную мечту всех одногруппников, однопоточников, старше- и младшекурсников, явного большинства преподов-натуралов и тайного меньшинства преподавательниц с поправкой на ограниченные природой, но не воображением возможности последних, и, не веря в благосклонность судьбы, усугубил содеянное во всех известных и ранее неизвестных скромному до сей поры студенту-троечнику способах на его полуторной кровати.
Затем были новые встречи, новые энергичные соития — Леночка наверстывала упущенное... Димас учился и качался, делался мудрее и круче, все чаще обращался к девушкам с нескромными предложениями и все реже получал отказ. Его отношения с Петровской оставались тайной для всех в их институте, даже Хэнк в полном неведении хлопал приятеля по мускулистой спине, торопя поймать удачный момент, например, полюбоваться от всей души, как Леночка в облегающей крупные сиськи футболке, подняв локти, поправляет у зеркала свой белокурый хвост. Димас старался реагировать естественно и пялился так, будто никогда не видывал ни этих, ни всех остальных петровских достоинств в полном их естестве, в ответ же получал общий для всех зрителей взгляд уставшей от поклонников кинозвезды.
Настала пора нерегулярных свиданий, то частых, то редких, в зависимости от внешних и личных обстоятельств, но всегда приятных и на той же кровати. Леночка устраивала личную жизнь, выходила замуж за своего вернувшегося сержанта Жорика, разводилась в полном разочаровании, выходила замуж за другого, умнее и перспективнее, становилась мамой и соломенной вдовой, и при всей переменах не забывала время от времени забегать на пару часиков в Димасову холостяцкую квартирку. Ни разу не столкнулась носик к носику ни с одной из растущего числа его посетительниц, что говорит о присущей ей удачливости, впрочем, самоуверенная Петровская вряд ли сочла бы это препятствием для их дружбы.
После двух неудачных браков умная и энергичная Леночка решила оставить родину и бестолковых русских мужиков, уехать в сытые штаты под крыло к обеспеченному джентльмену, способному на уважение к дамам и заботу о детях. Зашла к Димасу попрощаться. Он пил пиво с парой соседей-приятелей, в присутствии роскошной женщины сперва оробевших. Зато Петровская не стеснялась ничуть. Посиделки обернулись групповухой. Вся куча мала не помещалась на кровати одновременно, каждый из ребят в обстановке недосказанности и импровизации попеременно вылетал четвертым лишним. Леночка прощалась с родиной по полной программе, и если групповик хоть в чем-то не удался, так лишь в части сдержанного отказа мужской части даже ради прекрасной леди хотя бы разок исключительно ради удовлетворения женского любопытства поступиться своими гетеросексуальными принципами.
Воспоминания Димаса прервал хмельной, теперь уже грустный голос Хэнка.
Я тогда с Анютой познакомился...
Если Петровская была эффектна на американский манер, то Анюта - изящна по европейскому типу. Не то, чтобы ее хотелось трахнуть меньше, но просто как-то по-другому; более бережно, что ли — останавливаясь и замирая, прижимаясь к стройному телу, прислушиваясь к учащенному дыханию. Как и всякая благовоспитанная девушка, она берегла свою невинность, и даже после долгих ухаживаний настойчивый Хэнк был допущен к ее прелестям не в полном наборе. Содомитско-оральный период их отношений длился несколько месяцев, пока, наконец, Хэнк не заслужил все — и, уставший и счастливый, возвращался с совместной прогулки по летним лугам с багровой спиной в пузырях; Анюта, наоборот, страдала хроническими ожогами коленей. Встречая Димаса в общей компании, она проявляла деликатный интерес к его крепнущей харизме успешного мачо, возможно даже, что-то в ее поведении не исключало и намека на легкую симпатию. Но Хэнк был заботлив, бдителен и не отпускал невесту ни на шаг. Наконец, они поженились, несколько лет пробыли вместе, а потом, увы, развелись.
В тот сложный для Анюты момент непривычного одиночества она случайно встретилась на улице с Димасом, полным молодой энергии и победного куража... оба искренне обрадовались. Димас ненавязчиво привел ее к себе, без особенных возражений как следует напоил вином и коньяком, после долгих увещеваний уложил на свою полутораспальную кровать и после томительных уговоров до середины ночи — наконец отымел. Торжествовал и буйствовал. Перепробовав все обычные для джентльменов способы, вспомнил подробности несдержанного на язык Хэнка и без лишних иносказаний потребовал дать в жопу. Поняла ли трезвеющая Анюта, что ее заветные девические тайны давно стали достоянием холодного развратника, оскорбилась ли несвоевременной для первого романтического свидания дерзостью этого афронта, рассердилась ли сама на себя за проявленную слабость, но вконец расстроилась, заплакала, став еще красивее, и, кое-как одевшись, ушла, оставив Димаса переживать сложное послевкусие наконец случившегося.
Вечеринка одногруппников заканчивалась, как и все в этой порой веселой, но такой короткой жизни... Были долгие прощания и объятия с постаревшими однокашниками, дружеский поцелуй в не ведающую зла и обид светлую плешь Хэнка... Усталый Димас на такси вернулся домой в свой пригородный таунхауз, и, пусть слегка нетрезвый, уселся за любимый навороченный компьютер. Управляя своим изрядно прокачанным магом, он был ценным партнером для задроченных игрой старшеклассников в совместных походах по виртуальным дебрям. Димаса уважали и там, никто не смог бы упрекнуть его в криворукости — богатый жизненный опыт, которому бы обзавидовался любой ботан-девственник, проявлялся в решительности, ловкости маневра и железной выдержке в горячке боя. Порубиться можно было от души, его молодая красивая жена опять задерживалась у подруги.