Иринка позвонила в самой середине обеда, вернув с небес на землю и вырвав из сладкого плена взбудораженных утренней встречей фантазий. Как всегда, взволнованная и жутко перепуганная выскочившим на экране компьютера зловещим сообщением об ошибке.
-- Ой... Вы извините, что в обед... Я только пришла, на полдня отпрашивалась, стала включать, а он мне такое красное выдал, даже страшно...
Несмотря на безжалостно оборванные мечты, стало вдруг хорошо и по-доброму весело от суетливого и по-детски наивного волнения милой тридцатилетней женщины.
-- Так, выдохни, успокойся и ничего больше не трогай. Сейчас подойду.
-- Ой, спасибо... А ничего, что я в обед?
-- Ничего...
Сердце, всё-таки, снова предательски ёкнуло, когда я вышел в коридор и заторопился на соседний этаж.
***
Иринка пришла к нам чуть больше года назад. Невысокая, худенькая женщина в очках, делающих её большие, доверчиво распахнутые всему миру глаза ещё больше и ещё доверчивее. Она никогда не делала никаких причёсок, просто, закалывала сзади прямые светлые волосы плоской заколкой в длинный, девичий хвостик, отчего выглядела совсем юной студенткой или даже школьницей. Иринка знала и умела очень много, но почему-то всегда панически боялась сделать что-то не так, испортить программу или, не дай Бог, сломать компьютер. Однажды, когда её компьютер, действительно, сломался, она глянула на меня невыносимо виноватыми глазищами и по-детски умоляюще прижала кулачки к маленькой, почти девичьей груди.
-- Ой, я, правда, не виновата? А как же быть? Мне надо обязательно до конца дня одну работу сделать.
Её простодушное, искреннее волнение приятно тронуло душу и сердце. Выходя из кабинета и унося в ремонт её несчастный компьютер, я улыбнулся, также искренне пообещав вернуть его исправным не более, чем через час.
Когда через полчаса компьютер встал на своё прежнее место, засветился, зажужжал, и на экране показалась заставка её любимой рабочей программы, Ирина, словно обалдев от нахлынувшей радости, вдруг подскочила ко мне схватила за плечи, неожиданно прижав к себе и прижавшись головой к моему плечу.
-- Ой, спасибо Вам огромное. А я думала мне придётся до ночи оставаться. Даже попросила мужа поесть принести и дочку к бабушке отправить.
Я, совершенно обескураженный внезапностью случившегося, лишь нерешительно положил руку на её плечико и почти по-отечески провёл ладонью по волосам.
-- Ирин, ну, ты что? Успокойся... Как же я позволю маме не прийти домой к любимой дочке?
Она отстранилась от меня также просто, как и прижалась, словно придя в себя и, всё-таки, чуть-чуть смутившись от такого проявления нахлынувших чувств. Всего несколько секунд, несколько простых слов и одно прикосновение к её волосам. Но за эти секунды я всем телом, всем своим нутром услышал, как стучит её сердечко, прижатое к моей груди, и каждой своей клеточкой успел почувствовать неповторимый, завораживающий запах волос совсем ещё юной женщины.
С годами стареющее тело начинает маниакально тянуть к испытанному даже один-единственный раз острому и волнующему наслаждению. Моё тело стало тайно тянуться к Иринке, желая, во что бы то ни стало, ещё раз обнять её худенькие плечи, почувствовать прикосновение милых, маленьких грудок, вдохнуть запах волос и услышать волнующий стук прижатого к груди женского сердца. Каждый звонок переворачивал всё внутри, подкатывая к горлу тугим комком. Но каждый раз, идя по коридору к её кабинету, я понимал, что не имею права даже в шутку переступать эту тонкую, невидимую черту, потому что, сделав всего один, совершенно невинный шаг, я мог безжалостно растоптать нечто святое и пронзительно доверчивое в её девственно чистом семейном мире.
***
Иринка, как всегда, суетливо носилась по кабинету, перекладывая туда-сюда многочисленные папки и бумаги. Я, стараясь не глядеть на туго обтянутую чёрной корпоративной юбкой и белой приталенной блузкой стройную, миниатюрную фигурку, бодро крикнув: "Привет!", сразу плюхнулся в кресло к компьютеру. Но, прежде чем углубиться в работу, мне, всё равно, пришлось выслушать тысячи самых искренних извинений и добродушно согласиться выпить чаю с праздничными конфетами.
-- Мы же сегодня в первый класс пошли!
-- Ого! Поздравляю!
Ирина поставила передо мной бокал с плавающим в кипятке чайным пакетиком и насыпала прямо на стол щедрую горку разноцветных конфет. Разговор завязался уже сам собой, про хлопоты и волнения, про первую учительницу и первую школьную линейку.
-- Ой, нам так с учительницей повезло! Мы всё лето боялись, что она из нашей школы уйдёт, упрашивали, делегации посылали, уж готовы были каждый месяц скидываться и доплачивать ей, только чтобы она класс взяла...
Я понимающе усмехнулся.
-- Да, сейчас с хорошими учителями, наверное, совсем туго.
-- Нет, ну, почему? У нас очень хорошая школа, и учителя хорошие... Просто, Екатерина Ивановна - это...
Она, замолкла на секунду, даже многозначительно покачала головой, смешно тряхнув в разные стороны девчачьим хвостиком.
-- Это - уникальный человек. Потрясающая женщина! Такой учительницы, наверное, нигде больше нет... Ну, что Вы смеётесь? Кого она учила, все талантами стали... Во всём! К ней столько народу сегодня приезжало, все её ученики, взрослые уже, с семьями, с детьми... Вы не представляете... Она всех по именам помнит... Родители даже из других школ приходили, где она учила, цветы приносили.
Огромные за стёклами очков глаза загорелись таким воодушевлённым восхищением, что я опять не удержался от благодушной улыбки.
-- Да... Один талант мне сегодня чуть под машину не залетел. Ох, мать его и воспитывала на всю школу...
-- Ой, а это не у нас возле школы? Мальчишке ранец машиной зацепило?
-- Да, наверное, там. Только он сначала мне под колёса бросился...
Мы не успели обсудить ни то, что произошло утром, ни саму школу, мимо которой я каждый день ездил на работу, но до сих пор даже не знал её номера. Дверь широко распахнулась, и в кабинет влетела, как всегда, яркая, стремительная Татьяна из Иринкиного отдела, только сидящая в соседнем кабинете. За Татьяной влетела Наталья, загорелая дама Бальзаковского возраста, весь месяц находившаяся в отпуске.
-- Ир, ну, что? Давай, рассказывай... Взяла вас Екатерина Ивановна?
-- Взяла.
-- Ну, слова Богу. Считай, что твоей Дашке повезло...
Три женщины, не обращая на моё присутствие особого внимания и усевшись за освобождённый от бумаг соседний стол, принялись дружно уминать конфеты, запивая их чаем и, почти не закрывая рот, выдавать непрерывный, с утроенной плотностью, поток информации о школах, учениках, о Екатерине Ивановне да и, заодно, обо всём на свете. Уже через несколько минут, не проронив ни единого слова и сам того не желая, я знал о распрекрасной учительнице Екатерине Ивановне буквально всё. Я узнал, что Екатерина Ивановна много лет преподавала в другой школе, где учила ещё Наташкиного сына, который уже благополучно учится в институте, что у неё трое теперь уже совсем взрослых детей, одного из которых Екатерина Ивановна взяла из детдома. Что, якобы, из-за этого ребёнка она разошлась с мужем, который несколько лет назад спился и умер где-то в деревне.
Также из Наташкиных уст я узнал, что в школе, где когда-то учился её сын, за Екатериной Ивановной долго и интеллигентно пытался ухаживать очень культурный, неженатый директор, Игорь Валерьевич. Что вся школа, включая первоклашек и их родителей, затаив дыхание, молила Бога, от всей души желая, чтобы эти два замечательных человека сошлись и были счастливы вместе. Но судьба распорядилась иначе. В школу пришла шустрая разведёнка, учительница химии, быстренько нахимичила, окрутила Игорька, женила его на себе, и стала единолично заправлять всей школой на свой лад. Конечно же, первой вынуждена была уйти соперница, закончив со своими учениками лишь второй класс. Химичку возненавидели все. Хорошая школа со своими замечательными традициями и дружным коллективом учителей рухнула в один момент, превратившись в самый обычный педагогический гадюшник.
-- А Екатерина Ивановна так замуж и не вышла?
-- Нет. Ну, кому сейчас нужна училка с тремя детьми?
-- Да... Здесь с одним-то никто не берёт...
-- Жалко, она - такая красивая женщина... Говорят, ещё книги пишет, даже какую-то премию получила...
-- А она всё такая же рыжая?
-- Да... Волосы у неё обалденно роскошные... Просто, золотые...
Устав от женской трескотни и потеряв всякий интерес к судьбе учительницы, я уже спокойно пропускал добрую половину слов мимо ушей. Компьютер заработал, и мне пора было уходить, когда в отвлечённое сознание, словно молотком, стукнули последние слова - "волосы... просто, золотые..."
Золотые волосы, не рыжие, а, именно, золотые! Екатерина Ивановна - Катька-Ковылиха! Господи, неужели она? Вскочив и кинув на ходу, что компьютер работает, я, уже никого не слушая, вышел в прохладный, безмолвно тихий и пустой коридор...
=========================================
Часть 4: http://www.proza.ru/2015/04/21/1127