Панфилов Дмитрий Георгиевич,
кандидат филологических наук,
председатель общества пушкинистов «Захарово»
Сожженная глава «Евгения Онегина».
В Болдинскую осень 1830 года Александр Сергеевич Пушкин закончил IX главу «Евгения Онегина» и подготовил черновики Х главы.
19 октября А.С. Пушкин перечитал черновик, и его охватили страх и смущение. За такие стихи – прямая дорога в Сибирь. Еще свежи были воспоминания о судебной нервотрепке с Синодом по поводу нашумевшей «Гавриилиады», когда только вмешательство царя позволило избежать «сибирских красот».
На обороте последнего листка только что законченной повести «Метель» поэт написал: «19 октября сожжена Х песнь».
Известно, что прежде чем уничтожить рукопись Х главы, А.С. Пушкин на отдельном листке зашифровал начальные четверостишия четырнадцати строф и почти полный текст еще трех. Листок с зашифрованным текстом пролежал в столе поэта до трагических дней 1837 года, а после описания архива Жуковским и Дубельтом был передан в распоряжение душеприказчикам. К счастью, этот листок сохранился в архиве А.Н. Майкова и через 70 лет в 1910 году был частично расшифрован сначала Н.О. Морозовым, а затем дополнен С.М. Бонди.
Во всех послереволюционных изданиях А.С. Пушкина помещены начальные четверостишия 14 строфы и почти полный текст еще трех.
Достоверно известно, что до сожжения и после поэт не раз читал Х главу близким друзьям и знакомым.
В «Дневнике» П.А. Вяземского под 19 декабря 1830 года имеется запись: «Третьего дня был у нас Пушкин. Он много написал в деревне: привел в порядок и 9 главу «Онегина», ею и кончает; из 10, предполагаемой, читал мне строфы о 1812 годе…»
В письме к брату Николаю от 11 августа 1832 года Александр Тургенев сообщал: «Есть тебе и еще несколько бессмертных строк о тебе. Александр Пушкин не мог издать одной части своего «Онегина», где он описывает путешествие его по России, возмущение 1825 года и упоминает, между прочим, о тебе:
«Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал,
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян».
Одним из наиболее весомых свидетельств современников о Х главе считаются воспоминания М.В. Юзефовича (1, с. 316), который рассказывает о сюжетных замыслах поэта, который поделился с ним при путешествии в Арзрум летом 1829 года: «Он объяснил нам довольно подробно все, что входило в первоначальный замысел… Онегин должен был погибнуть на Кавказе или попасть в число декабристов» (1, с. 316).
Обращает на себя интригующее сенсационное сообщение в «Автобиографии» А.О. Смирновой-Россет, где она пишет, что А.С. Пушкин передавал ей Х главу, чтобы она дала ее прочитать Николаю I и узнать его мнение. Рукопись А.О. Смирновой-Россет хранится в рукописном отделе Государственной библиотеки им. Румянцева в Москве (1, с. 394).
В 1963 году в селе Грузины близ города Торжок было найдено ветхое издание В. Скотта «Айвенго», на котором имеется дарственный пушкинский автограф учителю А.А. Раменскому с рисунком виселицы, пятью повешенными декабристами и шестью стихами, все о том же «хромом Тургеневе».
Среди книг Алексея Алексеевича Раменского были найдены тома Н.М. Карамзина с пометкой брата Алексея Алексеевича Александра Алексеевича: «Первые Томы «Истории» были любезно доставлены в Мологию великим пиитом Александром Сергеевичем Пушкиным проездом из Санкт-Петербурга, августа 22 дня, 1833» (3, с. 365).
Выходит, А.С. Пушкин не раз посещал Вульфов и Полторацких в их тверском имении и имел реальную возможность обсудить Х главу «Евгения Онегина» не один раз.
Из сказанного очевидно, что отдельные строфы Х главы и до, и после сожжения были известны в Москве, Петербурге, в Тверской губернии, на Кавказе и даже за границей.
Основным источником для суждения о Х главе являются зашифрованные рукописи А.С. Пушкина и несколько незаконченных отрывков черновиков. Среди бумаг поэта содержался перегнутый пополам лист с зашифрованным пушкинским автографом.
Это были написанные в два столбца стихотворные строки, уловить связь между которыми казалось невозможным. Правильный порядок восстанавливается, если первый стих брать из нижней половины второго столбца, второй – из его же верхней половины, третий – из верхней первого и четвертый – из нижнего первого столбца. Затем операция продолжается в том же порядке.
В пользу пушкинского авторства Х главы говорит отличное знание эпохи, внутренней и внешней политики России. Автор знаком с «Русской правдой» Пестеля (XVIII стр.), знает содержание «Катехизиса» Муравьева (XVII стр.), знаком с Австерлицем, Тильзитом, упоминает имя Лагарпа, швейцарского республиканца, воспитателя Александра I (стр. II, III).
Поэт информирован о либеральных настроениях кружка молодых дворян – Чарторыжского, Кочубея, Строганова, Муравьева, он в курсе царского манифеста об окончании войны, в котором дворянство, духовенство и элита общества были осыпаны наградами, а крестьянам же – как писал Александр I – «бог воздаст» (стр. II).
Автор точно описывает восстание в Семеновском полку в 1820 году (стр.XII). Простому смертному эти материалы были закрытыми.
Но все не так гладко, как хотелось бы сторонникам поэта. Так, проповедь в VI строфе идеи народного восстания, крестьянской войны – не свойственны А.С. Пушкину, который стоял за эволюционный путь развития России и являлся либеральным монархистом, осуждающим террор и цареубийство.
А.С. Пушкин не мог утверждать, что русский барин – более страшный враг, чем иноземные поработители: татары, шведы, немцы, поляки, французы (стр. VI).
Очень не по-пушкински звучит вторая часть XIIIстрофы, прежде всего, из-за словосочетаний: «сердечная кровь» (стр. XIII), «возвысить на предел», «грянуть на царей» (стр. XIII).
Настораживают строки насчет «камерлакейского мундира» (стр.VIII). Тут явный намек на присвоение А.С. Пушкину оскорбившего его звания камер-юнкера. Но это случилось в конце 1833 года, а над Х главой «Евгения Онегина» поэт работал в 1829-1830 гг. Не мог же он предвидеть на три года вперед свое камер-юнкерство.
В Х главе имеется много разночтений, особенно в конце главы, многие слова вообще не входят в «Словарь языка А.С. Пушкина» (2, с. 1070) – «задруги», «в стиле теоремы» (XVIII стр.), «развертеть» (XVIII стр.), «подошвы припечёт», «клал расчет» (XI стр.), «распетушился» (V стр.), «бульдожьей хваткой» (IX стр.), «клёкот» (XIV стр.), «серьезный кризис» (XVII стр.).
Наличие перечисленных слов ставит под сомнение принадлежность А.С. Пушкина к строфам, где эти слова встречаются. Смущает, откуда автор так хорошо осведомлен о том, что творится в Тульчине, Петербурге, Париже, почему он так близок к высшему офицерству и передовым его представителям – декабристам Рылееву (VI стр.), Лунину (XVI стр.), Якушкину (XVI стр.), «хромому Тургеневу» (XVI стр.), Кюхельбекеру (XV стр.).
Всякое талантливое поэтическое произведение можно уподобить прекрасному многоэтажному зданию, где фундаментом является ритмика стиха, а этажи подбором слов и построением предложений. Проще всего изучению поддается ритм стиха, то есть, чередование ударных и безударных слогов, словоразделов и пауз.
Закономерность, которой подчинено это чередование, называется метром. Б.В. Томашевский сравнивает метр с решеткой, налагаемой на обычную речь. Выламывая в этой решетке прутья, поэт создает свой неповторимый узор, который никто другой повторить не может. Это – как дактилоскопия!
Х глава, как и весь «Евгений Онегин», написана четырехстопным ямбом. Метром, то есть, закономерностью, присущей этому ямбическому стиху, являются ударения на всех четырех четных слогах:
«Орла двуглавого щипали…»
2 2 2
Но, если бы все строчки «Евгения Онегина» были метрическими с четырьмя ударными слогами, стихи были бы не музыкальными, не мелодичными, ритмически бедными. Отсутствие ударных на некоторых четных слогах ускоряет или замедляет стих. Чередование шести различных видов ямбических строчек и создает индивидуальный ритмический узор поэта.
Анализ словоразделов Х главы практически не отличается от IХ или VIII глав.
Академик А.Н. Колмогоров в начале 60-х годов предложил информационный метод исследования ритмики стиха. Ритм упорядочивает слово в стихотворении, то есть, уменьшает степень неопределенности его, что придает всей строфе звуковую ритмическую выразительность.
Применяя эту методику относительно Х главы, можно сделать вывод, что она фальсифицирована «под Пушкина» очень искусно, но, все же, применяемые методики не позволяют на 100% вывести фальсификатора «на чистую воду».
Важной характеристикой мастерства поэта является лексическое богатство его языка, его словарный запас. В произведениях Байрона встречается примерно 10 000 слов, в сочинениях Шекспира – 15 000 слов, а в творчестве А.С. Пушкина – более 21 000, не считая французских и английских.
Ясно, что с бедной лексикой поэт не в состоянии создать великие творения. Из взятых тысячи слов в Х главе словарный запас 616, в IХ главе – 619, а вот у Твардовского в «Василии Теркине» всего 465 слов!
До сих пор сравнение Х главы проводилось без учета выразительных средств: эпитетов, метафор, афоризмов, синекдох («Моря достались Альбиону»), перифраз, которые придают стихотворению особый поэтический аромат.
Всего в Х главе имеется 120 выразительных средств, в среднем на строку – 6,3; в IХ главе в два раза больше – 12, 5. Обращает внимание неравномерность строф по их выразительности и ритмическому богатству. Наиболее бедно в этом отношении смотрятся I, VIII, XIX строфы Х главы.
Следующим этапом поэтического творчества является стиль поэта, то есть, структура построения предложений, употребление частей речи.
Главы сравнивались по тридцати характеристикам стиля: числу простых, восклицательных, вопросительных, повествовательных, сложносочинительных, сложноподчинительных предложений, числу существительных, прилагательных, глаголов, местоимений всех видов, причастных и деепричастных оборотов, наречий, союзов. Сопоставление изучаемых двух глав IХ и Х по этим выбранным характеристикам методом статистических гипотез вновь дало полное совпадение и идентичность ранее полученных результатов.
Анализ проведенных многочисленных исследований Х главы «Евгения Онегина» позволяет с большой степенью достоверности сделать вывод, что имеющаяся Х глава является не пушкинской, а записанным кем-то по памяти и искаженным при многократной переписке одним из черновых вариантов пушкинской Х главы «Евгения Онегина».
Наиболее близки к пушкинскому тексту II, IV, VII, X, XII и XV строфы, для них не удалось найти никаких отклонений от сравниваемых достоверных пушкинских образцов.
Фальсифицированный текст I строфы Х главы «Евгения Онегина»
Ты прав, читатель, что ж, не скрою,
Виновен, - замышлял обман:
Не досказать судьбу героя
И кое-как прервать роман.
Но не суди поэта строго -
Причин на это очень много.
И если б в ряд их ставил ты -
Как раз бы кончил у Читы.
Продолжить я намерен все же.
Быть перед совестью в долгу,
Ей-богу, дольше не смогу.
Жизнь - клад, но истина дороже.
Она мне цензор и указ...
Итак, подвинем наш рассказ.
Пушкинский текст II строфы Х главы «Евгения Онегина»
Владыка слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
Вскочив на трон отца-капрала,
Он долго корчил либерала
И будто выполнить решил
Все, что Лагарп ему внушил.
Явил он действием отвагу:
В кругу интимнейших друзей,
Свободомысленных князей,
Чернил прожектами бумагу...
Но почему-то из царя
Не получилось бунтаря.
«Рукописи не горят»
(М.А. Булгаков)
Литература.
1.Лотман Ю.М. «Евгений Онегин». Комментарии., Ленинград, из-во «Просвещение», 1980, с. 415.
2.«Словарь языка Пушкина» в 4-х томах, Москва, из-во «Национальных и иностранных словарей», 1959.
3.Черейский Л.А. «Пушкин и его окружение», Ленинград, из-во «Наука», 1988, с. 344.
4.«Поэзия и математика» (сборник работ), Руза, из-во «Красное знамя», 1973, с. 181.