Пятьдесят восьмой - это сказка!

Евгений Миронов
Этот рассказ не имеет никакого отношения к известной статье УК, пользуясь которой истребляли миллионы сограждан даже чересчур лояльных зубодробительному коммунистическому режиму, уничтожались также и граждане повинные только в том, что родились и жили в этой стране – просто по разнарядке.
Словосочетание «пятьдесят восьмой» хорошо знакомо петербуржским любителям подлёдного лова. По выходным только от Финбана уходила по этому адресу добрая дюжина переполненных пингвинами автобусов.
На 58-м имелся соответствующий качественный сервис: охранялась стоянка автомобилей, в раскинутых брезентовых походных палатках ночевали или даже жили зимой. Здесь покупали свежую или мороженную рыбу незадачливые рыболовы-любители для отчёта перед любимой семьёй.
В тот апрельский день я проснулся на 10 минут раньше, чем должен затрещать электронный будильник, установленный на 5 часов. Обычно не завтракаю перед дорогой. Все собрано вчерашним вечером, подточены рыболовные крючки и ножи ледобура. Оставалось положить из холодильника в пенопластовый ящик наживку, что бралась на всякий пожарный случай. – Почти всегда, выходя на лёд, на малой глубине я отлавливал на мотыля двух-трёх ершей или окуней, после чего уже с наисвежайшей вкусной наживкой двигался дальше в поисках корюшки.
Автобус «Икарус» от станции метро «Приморская» мимо Петропавловской крепости и музея Артиллерии шёл к Финляндскому вокзалу. Хоть запас времени еще имелся значительный, водитель Женька гнал свою колымагу по тёмным улицам города Апостола Петра.
После высадки из автобуса на берегу пока я попил прекрасной, начинающей холодеть на утреннем морозе, воды и прицеплял алюминиевые лыжи к пенопластовому чемодану ко мне подошли двое любителей природы, и один постарше и попредставительнее поведал:
- Твои знакомые, с которыми ты рыбачил неделю назад, - Витя с Лехой сегодня не поехали на рыбалку. Они передавали тебе привет. Может быть, мы пойдем сегодня вместе – мы двое – вместо них.
- Может быть, - отозвался я, прицепляя последний блестящий стальной крюк от экспандеров для крепления лыж к рыбацкому ящику.
- Меня зовут Юра, а это - Коля.
Коля стоял щуплый поджарый и высокий под метр восемьдесят. Глядя на него, мне моментально подумалось:
- Вылитый Николай Угодник.
И пришли на ум проникновенные и мудрёные слова прекрасного вдохновенного поэта Саши Соколова:


Пали сумерки, и снег пошёл густой.
Не бреши ты, сука драная, не лай.
Мы направились к портному на постой,
А с нами был тогда Угодник, Николай.

У его ног стоял заводской жестяной покрытый шаровой краской ящик со складывающимися алюминиевыми лыжами. Юра же рассчитывал передвигаться на одной широкой голубой слаломной лыжине. К ней прикреплялась складная дюралевая рукоятка, и он мог ехать на лыжине, как на финках. Видавший виды зелёный рюкзак крепился на ручке агрегата.
И у Вити, и у Лехи имелись автомобили, но на подлёдную рыбалку они предпочитали ездить на Женькином автобусе «Икарусе». Они несли тяжёлую службу в МЧС и, я предположил:
- Похоже, исходя из служебной этики, решили они в данном сезоне этого года завязать с подлёдным ловом – ведь еще в начале марта выход на лёд власти запретили.
И заклокотали в памяти слова Владимира Семёновича Высоцкого:
    
     И крысы думали: "А чем не шутит черт?!"
     И тупо прыгали, спасаясь от картечи.
     А мы с фрегатом становились к борту борт.
     Еще не вечер, еще не вечер!

Лёд действительно таял с каждым днём, но прочного было еще много. Когда вышли на береговой лёд, Николай похвастался:
- У меня есть наживка – на всех хватит.
- Вот и ладненько, - сказал я. – Двигай вперёд. Я же попытаюсь подцепить какого-нибудь ёршика.
- Да, - вмешался в начавшийся разговор дипломатичный Юра, - Витя с Лехой предупреждали нас, что мы сначала поймаем свежую наживку, а потом пойдем дальше на твоё уловистое место.
Он имел в виду моё место, найденное мною с месяц назад. Оно было отгорожено высокими трёх-четырёхметровыми торосами и не видно было даже в бинокль – что там делается. К укромному месту вела тропа в обход гряды торосов справа. Когда я впервые там оказался, минут пятнадцать осторожно перебирался через скользкие хаотичные нагромождения льда высотою более трёх метров. Это место весьма понравилось Вите с Лехой, которые в прошлый выходной пришли на ледовую поляну с моей помощью и набили по чемодану корюшки. Сегодня они прислали себе замену.
Пока мы отлавливали вкусных и ароматных ершей на мелководье, мимо прошли трое известных мне корюшатников из нашего автобуса, и я услышал откровенную многозначительную фразу:
- Смотри за этим в белом козырьке – сядем ему на хвост.
Говоривший имел ввиду меня. Если бы я оказался один, и имел бы желание, то смог бы уйти от этой троицы, но в этот раз подумал:
- Пусть и эти ребята кой-чего поймают.
От берега до места лова ходьба занимала минут сорок. Под резиной хрустел свежий ледок, местами ледок оказывался идеально гладким и скользким, но мы шли без льдозацепов. Кучи пингвинов расположились главным образом слева. Их представители зачастую недобро взирали на проходящих отставших. Мало кто жаждал, чтоб его обрубал даже настоящий Николай Угодник. Но мы шли мимо куч рыболовов, мы шли дальше. Троица хвостистов шла сзади стороной от нас метров на триста.
Когда мы пробурили лунки и отоварились свежими огурцами, троица прошла через наши боевые порядки дальше, где было глубже метра на три-четыре. Они не возвратились обратно - по всей видимости, им там понравилось ловить корюшку.
Подходило время сматывать удочки, и три корюшатник прошли мимо нас в сторону автобуса, ругаясь меж собой. Один из них искупался по самое горло. Но погода стояла относительно тёплая, вечернее солнце еще пригревало. Денёк выдался жарким – я целый день тягал корюшку с семнадцатиметровой глубины, сняв куртку с меховым воротником, и одел ее только перед обратной дорогой.
За час до отхода автобуса мы с Юрием смотали удочки и двинулись в обратный путь. Николай в азарте что-то еще долавливал, а затем догонял нас на длинных ногах вприпрыжку. Идти было легко, лёд уже не скользил, как утром, - на поверхности под действием солнечного тепла образовалась тонкая кашица льда, снега и воды, на которой оставались следы. Мы обошли гряду высоких торосов, и вдалеке зазеленела тёмная полоска лесного берега.
От высокой гряды ледяных торосов мы не отошли и сотни метров, когда Юрий с красивой лыжины спросил:
- Что-то берег впереди однообразный. К какому месту мы идём?
Он медленно скользил рядом со мной. Я отлично знал: куда следует направляться. И начал объяснять, вытянув вперёд правую руку:
- Вон видишь два ярко белых, еще не растаявших, тороса?
Я не успел договорить информацию, что нужно идти чуть левее их. – Подо мной провалился лёд, и я рухнул в пучину. Юра со своей слаломной лыжей сдал чуть назад. А я, будучи в воде по грудь, ребром ладони правой вытянутой руки рубанул перед собой по льду – он раскрошился. Я рубанул левой рукой – та же самая история.
- Где-то же будет твёрдый лёд, - думал я и колотил впереди себя слабый лёд, пройдя таким образом в воде метра два.
Юрий и подошедший Николай стояли в глубоком безмолвном оцепенении. Я кинулся колотить лёд слева обоими руками поочереди и двинулся назад по левому краю. Тут я наткнулся на бугорок льда сантиметров на 10 выступающий надо основным льдом.
- Хорошо, что нашлось твёрдое место, - размышлял я, держась обоими руками за бугорок, и вспомнил, что лучше из полыньи выбираться на спине. Я решил, что пару секунд передохну и развернусь.
Но тут раздался взволнованный голос Юрия:
- Подожди немножечко! У меня в кармане вместительного рюкзаке имеется прочная капроновая верёвка!
Он какое-то время разматывал спутанный клубок, затем кинул конец мне, но неудачно. – Верёвка не долетела и упала в стороне. Повторный заброс – и верёвка у меня под рукой. Я трижды обернул розовый капроновый шнур вокруг ладони, и Юрий медленно потихоньку вытащил меня из майны, в которой остался плавать накрошенный мною лёд.
Только теперь я обратил внимание на то, что алюминиевые лыжи чемодана стоят на самом краю полыньи, а верёвка от них перекинута через левое плечо и грудь. – Ведь еще немного и чемодан оказался бы в воде, и неизвестно остался бы он на плаву, или, хотя и пенопластовый, пошёл бы с грузом на дно, увлекая меня за собой. Однако отсутствовало время размышлять об этом: я снял с себя верёвку и осторожно попытался развернуть лыжи Рыболовного ящика. Одна лыжина зависла больше, чем наполовину, над водой, а сам чемодан наклонился в сторону майны.
- Да, брось ты его, - запальчиво крикнул со стороны Николай.
Я все же вывернул сани как надо и резким рывком вытащил сундук на лёд рядом с собой. Затем я заметил, что в майне среди чёрной воды и серого ледяного крошева плавает бахил от хим-дым комплекта. Я глянул на свои ноги – левая нога оказалась без резины. – Когда я барахтался, он слетел с ноги, но не утонул за счёт воздуха, находящегося внутри. Я раскрыл ледобур на всю длину и выловил пропажу. Поскольку путь к автобусу теперь предстоял неизвестный, а время ограничено, я лишь вылил воду из пойманного бахилы, свернул его в рулон и подсунул под экспандеры, крепящие в моей конструкции лыжи к чемодану и придерживающие груз на крышке чемодана: ледобур, удочки или еще что-либо.
Юрий предложил идти по следу вперёд ушедшей троицы рыбаков, Николай его поддержал, а я присоединился к большинству.
Три корюшатник продвигались по кругу в обход им понятных опасных мест. Мы шли по следам, оставленным полозьями их саней, и увидели свежую полынью: кто-то из подледников проверял в этом месте глубину Финского залива.
Около Женькиного автобуса «Икаруса» я не удержался и спросил одного из этой троицы корюшатников:
- У вас двое искупались?
Он задорно и откровенно хихикнул, и отрицательно покачал головой из стороны в сторону и ответил:
- Купался в свежей водице один наш приятель, но два раза. Мы смекнули между собой, что купальщику следует идти первым – ему-то все равно – он уже мокрый от первого купания.
Я нашёл Женьку и спросил:
- У тебя имеются в наличие газеты?
- Зачем тебе, на?
- Почитать, - ответил я.
- Да, пошёл ты, - сказал Женька.
Сидя на чемодане, я снял второй бахил, вылил из него воду, свернул трубкой и оба бахила положил в чемодан. Затем я снял сапог с левой ноги и перевёрнутым положил на снег, чтобы изнутри стекала вода. Когда я отжимал шерстяные носки, ко мне подошёл Женька:
- Что же ты сразу не сказал, для чего тебе газеты?
Он принёс штук пять газет. Одной я протирал сапог внутри, другую обмотал вокруг ноги портянкой. Надел на газету отжатый шерстяной носок и воткнул ногу в сапог. Аналогично поступил и с правой ногой.
Как только закончились мои данные манипуляции, громогласно для всех любителей природы прозвучала команда:
- По местам!
Чемодан и ледобур с лыжами я поставил в багажник «Икаруса» и уселся на свое место. По ходу Женька поднатопил автобус, и мне мокрому ехать было тепло и уютно под песни Русского Шансона:

И пусть говорят - да, пусть говорят!
Но нет - никто не гибнет зря,
Так - лучше, чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд, -
Пройдут тобой не пройденный маршрут.

С одежды вода стекала в сапоги, и они опять начали хлюпать. При моем выходе из автобуса Женька спросил:
- Завтра поедешь?
- Не знаю, - сказал я.
Но утром без десяти пять я уже проснулся и встал с кровати. Поскольку куртка с меховым воротником и ватные штаны с лямками, защищающие поясницу от радикулита были еще влажными, я оделся значительно полегче.
У небольшого кафе на перекрёстке меня вновь приветливо встретила открытая дверь Женькиного «Икаруса».
- Ну, все-таки решился, на?
- Вот совершенно свежих газет принёс тебе, вместо старых использованных вчера.
- Стоило ли ехать ради этого? Брось за заднее сиденье к окну – может, кому еще пригодятся, на.
Впереди все места в салоне автобуса оказались занятыми, и я устроился на свободное место в седьмом ряду. Мы еще не выехали из города, а один бывалый рыбак закричал, как ужаленный:
- Женька, что это все сиденье мокрое.
Широко улыбаясь в зеркало заднего вида, водила прокричал в микрофон на весь автобус:
- Ты так сильно не напрягайся, потому как это ж мой тёска вчера купался – открывал купальный сезон, на, и намочил сиденье, на котором вечером сидел. Можешь сейчас с ним поменяться.
- Да, ладно, - буркнул в ответ мужик в толстых ватных штанах и в длиннополом брезентовом плаще.
Ерши поймались за удивительно короткое время, и только тогда я понял, что пойду на роковое место. Вчерашних напарников не было, да, я и не хотел никого брать в это гиблое место.
Шли сорок утренников – ночью подмораживало, а днём отпускало. Поэтому утренний путь не оказался очень сложным.
Я пробирался к своей вчерашней купальне по невысокой гряде торосов, изрядно подтаявших сверху и служивших более твёрдой опорой, чем обычный лёд. Сани с чемоданом я вёл за верёвку левой рукой сбоку по чистому льду, а в правой - держал раскрытый ледобур, который в случае провала под лёд смог бы послужить опорой для выкарабкивайся из полыньи.
До места чудесного спасения я добрался достаточно быстро и без особых приключений. Я стоял на гряде торосов и смотрел на покрытую тонким ледком майну, которая находилась от меня всего в тридцати метрах. Она располагалась на какой-то более светлой полосе льда, тянувшейся почти параллельно берегу и высокой гряде торосов. Дальше на этой полосе виднелись ёлки метров через сто одна за другой, установленные профессиональными рыбаками. Я ходил прежде между этих ёлок, но не подходил к ним близко, предполагая, что там стоят сети. Сейчас же я подумал, что ёлки показывают подводную банку в виде хребта, вдоль которого течение сильнее, и лёд, размываемый более интенсивными струями воды снизу. Лёд здесь тоньше и меньшей прочности. – Вот когда я понял: что же тянуло меня к этому месту. – Я пытался найти ответ: почему я провалился на ровном месте, по какому ходил много раз и какое не вызывало опасения.
На ледовой поляне в гордом одиночестве я повторил вчерашний улов, но в обратный путь двинулся на полчаса раньше и верёвку от саней чемодана держал всю дорогу на согнутом локте или в кулаке.
Гряда осевших торосов, представлявшаяся незыблемой твердыней утром, преобразилась и кое-где рядом с обычной надлёдной зияла чёрная манящая вода. Один раз санки с чемоданом стали юзом сползать в такую прорву, но я вовремя подтащил их к гряде, перенёс мимо опасного места и вновь поставил на чистый лёд рядом с подтаявшей торосовой грядой.
Спасительная гряда торосов закончилась, и я вышел на талый ноздреватый ровный лёд, разделяемый на поляны остатками гряд малых торосов или тоном и цветом покрова.
Примерно в километре от берега посреди светлой ледяной поляны я увидел свежую майну, а от неё тянулся след длинной метров десять, показывающий, как приятели тащили своего провалившегося друга купальщика. Обойдя купальню стороной, я пошёл по следам этой компании, которая направлялась в сторону стоянки автомобилей на берегу.
Я видел еще несколько роковых мест, где по-настоящему в этот день купались подлёдники-корюшатники.
У автобуса, возможно, потому, что я пришёл на этот раньше многих пассажиров и уверенный, что я непременно возвращаюсь с хорошим уловом, - заждавшийся корюшатников Женька спросил:
- Хорошая ли у тебя рыба?
- Мелкой нет, - ответил я.
- Нужно два килограмма, на, для диспетчера.
- Давай пакет.
- Почём ты продаёшь?
- Диспетчеру два килограмма подарю.
- Она бесплатно не возьмёт, на, - сказал он и протянул пакет.
- Это подарок, - сказал я и добавил, - к восьмому марта.
- Давненько прошёл женский день, на.
- Ну, а подарок сейчас с опозданием.
Корюшки я отсыпал на взгляд больше запрашиваемого.
- Возьми деньги, на, - просил Женька.
- Знаешь, Женя, это последняя поездка моя сюда. Через неделю при такой солнечной погоде лёд станет совсем, извиняюсь, хреновым. Надо будет ехать в Зеленогорск, где еще стоит метровый лёд.
- Я согласен везти рыболовную гвардию любителей природы куда угодно, - расплылся в улыбке Женька.
Все в нашем автобусе выбрались с гнилого весеннего опасного льда благополучно, и мы без задержек отправились в обратный путь – в славный город Санкт-Петербург.
Но проехав всего километров семь, «Икарус» остановился, и в переднюю дверь автобуса вошёл рыбак – парень лет до двадцати пяти. Все бы ничего, но у пацана не было ни ящика, ни шнека, и стоял он на резиновом полу автобуса в серых вязаных носках. Он объяснил, что тяжёлые сапоги-бродни сбросил в воде, так как с ними никак не мог выбраться из майны на крепкий надёжный лёд. Женька из-под заднего сиденья достал старые кирзачи, а парень вместо портянок обмотал ноги моими газетами. Носки он отжал и сунул в карман мокрой куртки. Он так и добирался до своего дома. Позже Женька говорил, что парень вернул ему кирзовые сапоги, да еще дал пару сапог от себя в придачу на случай подобного чрезвычайного происшествия с какими-либо иными рыболовами-любителями.
По магнитоле на волне радиостанции «Радио Шансон» звучала популярная песня «Надежда» с кавказским акцентом:

Светит незнакомая звезда,
Снова мы оторваны от дома,
Снова между нами – лишь вода,
Льдины и огни аэродрома.

И память освежила происшествие, когда оторвало от основного льда огромную льдину более чем с тридцатью автомобилями. Многие помнят телевизионные репортажи, как катера со льдины забирали рыбаков-корюшатников и отправляли любителей природы в Приморск. А оторванная льдина через день самостоятельно причалила к основному береговому льду, и машины выехали со льда своим ходом, правда не все – некоторых машин в тот раз не досчитались.
Однажды в 3-х километрах от берега на 58-м километре среди снега, льда да торосов я встретил старого доброго знакомого, с которым не удавалось видеться уже более пять лет.
Пятьдесят восьмой – это сказка.