Д.Г.Панфилов
Николаевский цикл стихов А.С.Пушкина.
А.С.Пушкин и император Николай I были слишком заметными фигурами в истории России, чтобы их взаимоотношения не стали предметом разного рода толков и политических спекуляций. Наглядный тому пример – судьба целого цикла стихов, содержавший положительную оценку деятельности императора, но не укладывающийся в политическую систему социалистического государства.
Цикл стихотворений из 9-ти стихов толковался так, как было выгодно сиюминутной власти. Не мог Великий Поэт посвятить «плохому царю» свои произведения. Читателя со школьной скамьи учили, что если царь, то это «плохой» или даже «очень плохой» человек и надо искать другого адресата творчества А.С.Пушкина. «Красная профессура» добросовестно его искала, вымарывая из текстов отдельные слова, пропуская строчки, давая новые названия, манипулируя с датами написанных стихотворений.
В октябре 1832г. А.С.Пушкин приступил к написанию стихотворения «С Гомером долго ты беседовал один», которое должно было служить ответным посланием на сборник стихов Н.И.Гнедича, подаренный Пушкину. Стихи не писались, работа шла медленно и растянулась почти на год. 3 февраля 1833г. Н.И.Гнедич скончался, и работа над стихотворением совсем прекратилась. Только через год А.С.Пушкин вернулся к ней и закончил послание, которое теперь могло восприниматься и как стихотворение, обращенное к памяти Гнедича и как ода Императору Николаю I. Именно как ода воспринималось оно друзьями и окружением.
Н.В.Гоголь писал: «Был вечер в Аничковом дворце… Все в залах давно уже собрались, но Государь долго не выходил. Отдалившись от всех… он развернул «Илиаду» и увлекся ее чтением во все то время, когда в залах давно уже гремела музыка и кипели танцы. Сошел он на бал уже несколько поздно, принеся на лице своем следы иных впечатлений. Сближение этих двух противоположностей скользнуло незамеченным для всех, но в душе Пушкина оно оставило сильное впечатление, плодом его… была величественная ода». (5, с.235-254)
С Гомером долго ты беседовал один…
И светел ты сошел с таинственных вершин
И вынес нам свои скрижали.
При жизни поэта это стихотворение не опубликовывалось и только в 1841г. В.А.Жуковский напечатал его, озаглавив «К.Н.», так как ему было известно, к кому обращено это послание.
Либерально-демократические слои общества, разночинная интеллигенция отрицали, что Пушкин мог сказать что-то одобрительное по отношению к императору Николаю I. Прямые высказывания поэта на этот счет, такие как:
«В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни…»
или,
«Он бодро честно правит нами…»
просто игнорировались или отрицались.
В 1844г. В.Г.Белинский в статье из цикла «Сочинения А.С.Пушкина» безапелляционно называет это стихотворение «К Гнедичу», отбирая его у Николая Павловича. Сочинения А.С.Пушкина Белинский никогда не издавал, рукописи в отличие от Жуковского, никогда не видел, на каком основании он назвал так стихотворение – не известно. Это была явная уступка разночинной интеллигенции, которой был так необходим образ великого поэта – борца с самодержавием.
Позже «красная профессура» меняет датировку стихотворения «1834год» на «1832», поскольку Гнедич скончался в феврале 1833г., и обращение поэта через год к его памяти вызывало большие сомнения. И только в 1964г. О.С.Соловьев на основании палеографического анализа убедительно доказал, что дата на черновом автографе «1834» «С Гомером долго ты беседовал один…» написано рукой Пушкина. (1, с.146) Фальсификация заголовка и даты его написания отображают те ухищрения, к которым прибегали заинтересованные в этом политические силы, дабы не дать зародиться мысли, что А.С.Пушкин мог сказать что-то положительное об Императоре Николае Павловиче. Так создавался николаевский цикл стихов, продираясь сквозь гласную и негласную цензуру. Идеологические противники А.С.Пушкина не признавали Николая I героем этого цикла, старались даже не упоминать его, а цикл стихов называли унизительно для автора «извинительным» или «прощейническим циклом». И только в период гласности историческая справедливость восторжествовала и читатели увидели между строк то, что тщательно вымарывалось.
Создается удивительная ситуация: Пушкин терпимо и даже дружелюбно относился к Николаю I, казнившему декабристов и отправивший его лицейских друзей на каторгу, и в тоже время писал злые эпиграммы на Александра I, и как сам признавался «постоянно ему подсвистывал вслед».
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда
Нечаянно пригретый славой
Над нами царствовал тогда.
Хотя на счету Александра I были некоторые либеральные реформы, основан Лицей и Университеты, не состоялось ни одной казни осужденных, и была победа над Наполеоном, но все это перечеркивалось убийством отца - Императора Павла I, поэтому не мог поэт признать Александра I законным правителем. «Нельзя молиться за царя Ирода – Богородица не велит.» В «Дневнике» Пушкин писал в 1834г., что «захваченная незаконным путем власть лишает себя нравственной возможности осуществлять правосудие». (1, с.150) Царь-убийца на троне уже нарушил Закон и не имеет морального права повелевать своим народом. Он поставил себя вне Закона!
Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит…»
(«Вольность»)
В государстве необходимо «судить не по совести, а по Закону», перед которым все равны, от царя до простолюдина. Законный приход к власти Николая I породил в душе Пушкина надежду на более либеральное царствование, на больший правопорядок в стране.
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон – а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
Отношение А.С.Пушкина к Закону государственному и Закону Божьему в столь чувствительной сфере, как престолонаследие, во многом объясняет его отношение к Николаю Павловичу. Только законного Императора поэт мог приветствовать и возлагать на него свои надежды на просвещение народа, справедливость Закона и процветание Империи. Эти мысли легли в основу стихотворения «Стансы», вошедшие в николаевский цикл.
Но правдой он привлек сердца…
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье…
В перечне царских добродетелей, обращенных вошедшему на престол Государю, Пушкин настойчиво подчеркивает качества Петра Великого, чуждые предшественнику Николая I. «Во всем будь пращуру подобный», - призывает поэт.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник.
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
8 сентября 1826г. Николай I возвращает опального поэта из Михайловской ссылки. Пушкин приезжает прямо в Чудовский дворец в Москву, как и было написано в царском приказе: «Прибыть прямо ко мне по прибытии, не медля». Два часа длилась беседа царя и поэта. О чем они говорили без свидетелей можно только догадываться, но расстались они довольные друг другом. Николай I заявил: «Я нынче говорил с умнейшим человеком в России», а поэт с восторгом рассказывал друзьям: «Наш царь имеет ум бархатный, того и гляди, каторжников простит». Пушкин получил не только политическую свободу, но и право писать, осознавая самое главное – на него официально возложена высокая нравственная миссия, как на первого поэта России.
В 1828г., когда чувства и оценки устоялись, поэт возвращается к той первой встрече в стихотворении «Друзьям».
Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами,
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.
Он благодарит царя за освобождение из ссылки, возвращение в Петербург к друзьям, разрешения писать без официальной цензуры, за освобождение его «мысли».
Текла в изгнаньи жизнь моя:
Влачил я с милыми разлуку,
Но он мне царственную руку
Простер – и с вами снова я.
Многие из окружения Пушкина стали считать его льстецом, на что поэт парировал, утверждая, что стихи его всего лишь естественная дань благодарности за оказанную милость и признание его не только подданным, но и поэтом-гражданином.
Во мне почил он вдохновенье;
Освободил он мысль мою,
И я в сердечном умиленье
Ему хвалы не воспою?
Я льстец! Нет, братья…
После возвращения из ссылки и откровенной беседы с царем, наступил перелом в судьбе поэта, он оказался на перепутье. Настала необходимость и внутренняя потребность переосмыслить и нравственно переоценить многое из того, что раньше представлялось ему истинным.
8 сентября 1826г. стало переломным моментом в умонастроении поэта. Он пишет стихотворение «Пророк», где библейская канва развертывается в поэтическую метафору, а библейские герои конкретными узнаваемыми людьми – Поэтом и Императором.
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый Серафим
На перепутьи мне явился.
С этого момента в творчестве поэта исчезают эпиграммы, затрагивающие царя и его приближенных, прекращаются неуважительные нападки на лиц духовного звания, не встречаются более проникнутые политическим радикализмом стихотворения.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык…
Император хотел, чтобы Поэт своим пером служил ему и России:
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Умирая, А.С.Пушкин вспомнит разговор с царем 8 сентября 1826г. и прошептал собравшимся вокруг: «Передайте Ему, что если бы жил – весь был бы Его».
Дату под стихотворением «Пророк» в отличие от даты «С Гомером долго ты беседовал один…» никто никогда не оспаривал, ее просто отсекли от стихотворения и переместили в комментарии мелким шрифтом, которые читают далеко не все.
В 1830г. А.С.Пушкин пишет стихотворение «Герой», построенное как спор Поэта и Друга, предмет которого слава Наполеона. Поэт развивает мысль, что истинное величие Наполеона не в военных победах, а в незаметном на первый взгляд эпизоде Египетского, когда во время эпидемии чумы Наполеон посетил в Яффе чумные бараки с обреченными на смерть людьми.
Осенью в центральных губерниях России бушевала холера. 29 сентября 1830г. в пораженную эпидемией Москву прибыл Николай I, чтобы самолично убедиться, какие принимаются меры по обузданию болезни. Своим посещением царь, рискуя собственной жизнью, желал выразить сочувствие и солидарность тысячам заразным больным, влить уверенность и надежду в дрогнувшие сердца москвичей.
Поступок Николая I вызвал большой общественный резонанс. П.А.Вяземский отметил в «Записной книжке»: «Приезд Государя в Москву есть точно прекраснейшая черта. Тут есть не только не боязнь смерти, но есть и вдохновение, и преданность, и какое-то христианское и царское рыцарство… Здесь нет никакого упоения, нет славолюбия, нет обязанности. Выезд царя из города, объятого заразой, был бы, напротив естественен, и не подлежал бы осуждению; следовательно, приезд царя в такой город есть точно подвиг героический. Тут уже не близ царя близ смерти, а близ народа близ смерти». (4, с.16)
На паперти Успенского собора митрополит Филарет произнес Слово, обращенное к приехавшему Государю: «Благословенный Государь! Цари обыкновенно любят являться Царями славы, чтобы окружать себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как Царь подвигов, чтобы опасности с народом Твоим разделять, чтобы трудности препобеждать. Такое Царское дело выше славы человеческой, поелику основано на добродетели Христианской». (4, с.15) «Слово» митрополита Филарета легло в основу пушкинского стихотворения «Герой».
Нет, не у счастия на лоне
Его я вижу, не в бою…
Не та картина предо мною…
…Клейменый мощною Чумою,
Царицею болезней … он,
Не бранной смертью окружен,
Нахмурясь ходит меж одрами
И хладно руку жмет Чуме,
И в погибающем уме
Рождает бодрость…
Вероятно, памятуя о приеме, оказанном в свое время «Стансам», Пушкин счел нужным скрыть авторство. Посылая «героя» для печати М.П.Погодину, поэт просит: «Прошу вас и требую именем нашей дружбы не объявлять никому моего имени», (1, с.163) Погодин выполнил просьбу Пушкина и только после его смерти, передавая стихотворение для публикации в «Современник», писал П.А.Вяземскому: «Вот Вам еще стихотворение, которое Пушкин прислал мне в 1830г. из Нижегородской деревни, во время холеры. Кажется, никто не знает, что оно принадлежит ему… В этом стихотворении самая тонкая и великая похвала нашему славному царю. Клеветники увидят, какие чувства питал к нему Пушкин, не хотевший однако ж продираться со льстецами. Я напечатал стихи тогда в «Телескопе» и свято хранил до сих пор тайну… Разумеется, никому не нужно припоминать, что число, выставленное Пушкиным под стихотворением… 29 сентября 1830г. – есть день прибытия Государя Императора в Москву во время холеры. (1, с.163)
Утверждая мысль, что милосердие превыше военной славы, поэт заканчивает стихотворение ставшими знаковыми строчками:
Тьма низших истин мне дороже
Нас возвышающий обман…
Оставь Герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран…
Следующие четыре стихотворения Николаевского цикла непосредственно связаны с политической ситуацией 1830-1831г.г. В ноябре 1830г. в Польше началось восстание, до самых основ потрясшее Российскую Империю и которое быстро переросло в национально-освободительную войну. На стороне польских повстанцев были симпатии Франции и Великобритании, боявшихся усиления России после побед над Персией и Турцией. А.С.Пушкин откликается не это событие стихотворениями «Клеветникам России», «Перед гробницею святой», «Бородинская годовщина» и «От Вас узнал я плен Варшавы». Польское восстание находило поддержку, как за рубежом, так и внутри России, причем не только в среде разночинной интеллигенции, среди которой было много поляков, но и среди российских дворян. Пушкин обращается к одному из таких лжепатриотов:
И смертная борьба за вольность началась
При клике «Польска не сгинела!»
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести…
Окончательно позиция поэта определилась, когда начала складываться антирусская коалиция европейских держав. Именно тогда А.С.Пушкин громогласно заявил о своей поддержке русского царя. Поэт пишет о недопустимости вмешательства Запада в
«…спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою…».
Если в стихотворении «Перед гробницею святой» весь патриотический пафос обращен к Кутузову «Встань и спасай царя и нас…», то в «Клеветникам России» он направлен непосредственно к царю, именно в нем видит поэт наследника бранной славы России:
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас?
Пушкин не только не стыдится показать себя патриотом, но и поддерживает и прославляет непопулярного среди либералов и разночинной интеллигенции Государя.
Варшава была взята в день Бородинской годовщины 26 августа 1831г. Пушкин откликается на это событие «Бородинской годовщиной», где продолжает прославлять военное могущество России, ее гуманизм и милосердие к поверженному врагу:
Врагов мы в прахе не топтали,
…………………………………
Мы не сожжем Варшавы их,
Они народной Немезиды
Не узрят главного лица,
И не услышат песнь обиды
От лиры русского певца.
Победа над Польшей была повсеместно воспринята как триумф высшей политики Николая I. Пушкин представил стихи лично царю, А.О.Россет устроила так, что поэт не только вручил их, но и прочел. Через 5 дней они были изданы отдельной брошюрой. Среди бумаг А.О.Россет хранится один экземпляр. На оборотной стороне его зеленой обложки написано по-французски рукою Пушкина: «Хотя вы уже знаете эти стихи, но так как я послал экземпляр графине де Ламбер, будет справедливо, чтобы у вас был такой же». А далее по-русски:
От вас узнал я плен Варшавы
………………………………..
Вы были вестницею славы
И вдохновеньем для меня.
Вы получите второй стих, когда я подберу его для вас.»
Для А.О.Россет, прекрасно знавшей об истинном отношении поэта к царю, не трудно было догадаться, что опущенная строчка была «Благоволение царя». П.А.Вяземский не одобрил стихи: «Польская кампания дело весьма важное в государственном отношении, но тут нет ни на грош поэзии, нет вдохновения для поэта.» Далее он сравнивал Пушкина с «Яшкой, который горланит на мирской сходке, да что вы! Да сунься-ка! Зачем же говорить нелепости и еще против совести и более всего без пользы…мне уже надоели эти географические фанфаронады наши: от Перми до Тавриды и пр. Что же тут хорошего, чему радоваться и чем хвастаться, что мы лежим в растяжку, что у нас от мысли до мысли 500 верст.» (12, с.327)
После смерти А.С.Пушкина Вяземский взял назад свои слова, сказанные сгоряча. Он написал А.Я.Булгакову: «Стихи Пушкина о польском мятеже не торжественная ода на случай: они излияние чувств задушевных убеждений глубоко искренних.» (12, с.328)
Чаадаев пришел в восторг от стихов Николаевского цикла. Он писал Пушкину из Москвы: «Вот, наконец Вы национальный поэт. Вы, наконец, нашли свое признание. Особенно изумительны стихи к врагам России. В них мыслей больше, чем было сказано у нас в целый век.» (12, с.328)
Стихи поэта оживили государственный патриотизм и любовь к Государю. Юнкер М.Бакунин, будущий вдохновитель международного анархизма, писал родным в Тверскую губернию из Петербурга: «Эти стихи прелестны… Русские не французы, они любят свое Отечество и обожают своего Государя, его воля для них закон, и между ними не найдется ни одного, который поколебался бы пожертвовать самыми дорогими своими интересами и даже жизнью для его блага и блага родины.» (12, с.328)
Если высказывания современников Пушкина искренни, то цель, поставленная поэтом, была достигнута, Николаевский цикл стихов заработал на Россию.