Глава 9.
С ужасом понимаю, что сегодня надо пойти в школу. Проснулась я не в лучшем состоянии, скажем так. В душе у меня что-то бурлит, вырывается наружу…, но всё, что я могу — это глухо закричать, уткнувшись в плед. Хуже всего то, что я не понимаю, как мне быть с Ником… Мне он нравится… Но ничего не могу с собой поделать. Это словно какой-то невидимый барьер, который я не могу убрать. Ник — не мой, и никогда не был моим. И вообще, я уверена, он ощущает ко мне просто дружескую симпатию, не больше. Так и есть. Всегда было только так. А я просто выдумала всё. А если и не выдумала? Это всё равно не имеет значения.
Наверняка он понял, какая я на самом деле, и понял, что рассказы Крисс правдивы в каком-то смысле. Но проблема Крисс в том, что она меня совершенно не знает и уже говорит всякие гадости обо мне. С одной точки зрения, мне действительно всё равно на это, но с другой стороны — меня всегда нервировало то, что люди осуждают меня, не зная, какая я на самом деле. Они просто говорят то, что у них на уме, а все другие прислушиваются к этому, и, естественно, тоже не хотят знакомиться с тобой. Это ещё одна причина того, что у меня нет друзей. Люди делают выводы из того, что услышат из уст Крисс или кого-нибудь другого, но точно не из моих. Я понимаю, что всё это пройдет со временем. Люди забудут меня, а я забуду их. Но шрам у меня на сердце останется навсегда. Они даже не подозревают, какую боль доставляют мне с помощью своих слов. Они даже не подозревают, как терзают мою душу их разговоры о том, какая я глупая и нелепая. Я всё могу понять, но мне хочется рыдать от того, что они меня не знают. Совершенно. Никто меня не знает.
Достаточно много времени я дружила с Сэм и была уверена, что мы настоящие друзья. Но у меня такое чувство, будто я была слишком глупа, чтобы понять, что это не так. Сэм и я — всего лишь иллюзия, созданная мною. Наши отношения не были уж такими прекрасными, какими я их считала. Я не рассказывала ей всего, и, соответственно, она не рассказывала многого мне. Это можно как-то отрицать, но я не буду этого делать. Я жила в своем мирке, не желая смотреть, что творится за его пределами, а когда осмотрелась — было поздно. Меня все бросили, и я осталась одна.
Одна.
Одна.
Одна.
Из-за этого слова у меня застрял предательский ком в горле. Я всегда стремилась к одиночеству, хотела, жаждала его. Но сейчас, когда у меня только это и осталось, я хочу, чтобы у меня были друзья. Почему это сейчас творится… почему со мной? Куда делась прежняя Дженни, которая радовалась всему? Которая имела достаточное количество друзей? Которая сидела под звездами и не думала ни о чем? Где она?
Испарилась.
Ушла.
Уничтожена.
Я — совсем другой человек. Когда-то — правда, очень давно — я была счастлива. Я уверена в этом. Я могла радоваться таким пустякам, как мороженое, прогулка с Адамом, разговор с родителем или моему рисунку. Времена изменились. Я не слабая и точно уж не маленькая. И да, я наконец-то поняла это. С той самой минуты, когда я изменилась, я перестала быть слабой. Я это осознала. Только что.
А может быть, несколько секунд назад.
А может быть, минуту назад. Кто знает.
Может, завтра уже никогда не наступит? Может быть, мы всегда живем вчерашним днем? Может быть, завтра мы все погибнем, и всё, что у нас останется — это потерянная вечность? Я этого не знаю.
Никто этого не знает.
Неизвестность пугает меня. Совсем немного, но пугает. Звучит это так странно и в то же время так смешно. Иногда мы плачем, расстраиваемся из-за глупых вещей, а иногда задумываемся — например, как я сейчас — над смыслом жизни.
Некоторые говорят: «живи сейчас, не откладывай все на потом». А что значит — сейчас? Сейчас — это несколько минут назад? Когда именно наступит «сейчас»? Как я могу это узнать? Никак.
Эти люди неправы. А, может быть, я неправа. Откуда мне знать? Я столько всего не знаю. Я не знаю, почему листья меняют свой цвет. Я не знаю, почему идет дождь. Я не знаю, почему я родилась на этот свет.
А также я не знаю, что чувствует человек, когда умирает. Ну, правда, вот что он чувствует? Многие книги говорят, что когда ты умираешь, вся жизнь проносится перед глазами. Что ты вспоминаешь все хорошие и плохие моменты. Возможно, это правда, но кто знает? Лично я думаю, что после смерти мы никуда не уходим. Просто наше тело умерло, а душа осталась. И мы продолжаем бродить по миру, в надежде найти кого-то такого, как ты. Но все попытки ложные. Вряд ли после смерти мы умеем разговаривать, думать или что-то ещё. Мы просто чувствуем то, что ещё кое-какой разум остался при нас, но это всё. Во всем остальном смысле — мы умерли. И это, на самом деле, ужасно. Каково это, когда ты ходишь по земле, но не можешь объясниться с людьми, которые тебе дороги? Ты просто видишь, как они переживают эту потерю, а потом, со временем, начинают забывать тебя. Каково чувствовать такое? Лучше бы из меня вынули душу. Да, знаю, я эгоистка, и я не отрицаю это. Но представьте — человек умер. Его нет. Ты больше никогда не услышишь его смех, его шаги, его голос. Каково это? И ты плачешь. И не важно, кто это для тебя: друг, брат, сестра, или даже простой незнакомец — всё равно, это очень сложно. Ты не хочешь его отпускать. Сначала ты думаешь, что сможешь что-то изменить, обернуть время, исправить свою ошибку, но все попытки тщетны. А затем ты начинаешь осознавать: его нет. Его просто нет. И ты просто рыдаешь. Рыдаешь, потому что потеряла его. Рыдаешь, рвешь глотку, рвешь свою душу, рвешь свое сердце на мелкие кусочки. Рыдаешь, потому что не смогла уберечь. Рыдаешь, потому что хочешь сделать всё, чтобы вернуться в тот момент и сказать, что надо делать. Ты хочешь изменить всё это.
И ты просто рыдаешь.
Даже если все станут тебя поддерживать, говорить, что ничего уже не вернуть, ты не поверишь. Ты будешь и дальше надеяться изменить что-то. И слёзы будут ливнем течь из глаз. Но тебе всё равно. Ты должна его вернуть. И если вы потеряли близкого вам человека, я уверена, именно это вы и почувствуете. Горечь потери. Если бы вы смогли изменить тот миг, вы бы сделали всё, чтобы тот человек остался в живых.
Но его нет.
И слёзы ещё быстрее скатываются по щекам.
А следующая стадия — это осознание. Осознание того, что человека больше не вернуть, того, что он больше не сможет дышать, и этого не изменить. И всё. Вы медленно забываете его, продолжая жить дальше. Ты уже понимаешь и не расстраиваешься из-за его смерти, осознавая, что если это случилось, то так и должно было быть.
Но не для меня. Это ненормально для меня.
Я понимаю, что я хочу, чтобы люди страдали из-за меня. Но я уверена, что все люди в глубине души хотят этого. Разве это не жутко видеть, как прошло несколько месяцев после твоей смерти, а твои родители улыбаются, а у парня есть уже другая девушка, с которой он счастлив? Для меня это хуже некуда. Я тогда убегу за тридевять земель, чтобы этого не видеть. Я не хочу, чтобы люди были счастливы без меня.
Возможно, это моя проблема.
Возможно, это мой диагноз.
Если считать ситуацию с Ником, я отталкиваю его всегда, ведь я просто хочу, чтобы он был счастлив. И я понимаю, что он будет несчастен со мной.
Это исключение.
Это всё ошибка. Наше знакомство — ошибка. Наше общение — ошибка. Наши отношения — ошибка. Всё, всё, всё — ошибка. Достаточно только услышать нашу историю, и это сразу же станет понятно. Мы просто не должны страдать друг с другом, мы должны быть счастливы порознь. Или хотя бы он. Я уверена, что уже никогда не стану счастливой. И все эти люди — Крисс, Джеймс, и даже мои родители — доказательство этому.
Моя жизнь уже никогда не будет нормальной. И сейчас я говорю чистую правду, какой бы ужасной она не была. Кто поспорит со мной — останется в проигрыше.
Я не знаю, когда я умру и как. Я не знаю, упаду ли я с крыши. Я ничего не знаю. Я глупа и всегда была такой. Я ничего никогда не понимала. Это, знаете, словно меня всю жизнь ослепляли фары машины, и я ничего не видела, а сейчас, вдруг, всё поняла. Так неожиданно. И лучше бы я этого не понимала.
Я не хочу умирать. Как ни странно это говорить. Да, да, я не хочу умереть. Когда-то хотела, но так как я говорила, я была глупа. Но и жить я не хочу.
Давайте я спрыгну с девятого этажа?
Давайте я уйду, уеду из этого города, в другую страну, город, перелечу на другой континент?
Давайте, может быть, я смогу доказать, что бессмертна?
Потому что я уверена — это именно так.
Я всегда буду чувствовать эти муки. В мире должен быть такой человек, которому всегда плохо. Я знаю, что не одна такая. Я знаю, что мои предположения могут быть неверными. Я знаю, что я ошибалась и продолжаю ошибаться. Но кое-что я говорю правильно. Я действительно никому не нужна. А если уж нужна, то ему просто так кажется. В конце концов, он сможет жить без меня. И будет жить без меня намного лучше, чем со мной. Это единственное, в чем я не ошибаюсь.
Люди, вы где?
Тук-тук, мир.
Ты слышишь меня?
Я сошла с ума,
и я одна,
и никто мне не поможет.
Дрожь в моем теле усиливается. Сердце выбивает чечетку в груди, я стараюсь встать с кровати. Но у меня не получается. Ноги подкашиваются, словно ватные. Попытка, вторая, и у меня кое-как получается. Ноги не слушаются. Похоже, у меня едет крыша, раз уж я не могу управлять своим мозгом. Слабость. Я чувствую слабость. Голова болит, но что мне следовало ожидать? Я всё время плачу. Я уже не могу сосчитать, сколько раз я плакала в последнее время. Это стало моей единственной эмоцией, которую я просто не могу скрыть. Если честно, слёзы иногда помогают мне, но, всё же, это не позволяет мне выйти полностью наружу. Я чувствую, что где-то там, в глубине моей души, есть второе «я», которое так глубоко засело во мне что, думаю, оно никогда не выберется оттуда. Страшно думать об этом. Это словно молния среди ясного неба. Молния, которая глубоко во мне. И она ударила в меня.
Ударила. И. Конец.
Смерть. Страшная, горькая, неприятная на вкус смерть.
Я пытаюсь сделать из себя нормальную девушку, с нормальной одеждой и внешностью. Но как я не стараюсь, не получается. Слишком много напряжения в последнее время, слишком много потерь, слишком много мыслей…
Черт!
Кажется, я сейчас взорвусь, если не прекращу это. А я не смогу прекратить это. Никогда. Ужас. Шок.
Я стараюсь что-то сделать с собой, стою около зеркала и бью себя по лицу, думая, что сейчас проснусь, что это на самом деле не я, что проснусь, и вернусь в те дни, когда я была счастлива. Но это не так. Я не вернусь. Это моя реальность. Моя горькая, сущая, истлевшая реальность. Которая всегда будет добивать меня тайным оружием, то есть мною. И мне никуда не уйти от самой себя.
Всё, что я могу делать, это продолжать жить дальше.
Я уже не могу сосчитать, сколько раз я говорила себе эту фразу. И сколько раз я нарушала её смысл.
Нужно уйти отсюда. Я знаю, что родители уезжают сегодня. И они сейчас будут добивать меня своими «мне жаль», «мы не хотели, чтобы так получилось».
Они всё знали.
И да, они хотели.
Я не хочу быть стервой, все понимают, что ситуация в стране не самая лучшая и наша семья в долгах. Я понимаю их решение но, как я говорила, я — эгоистка. В глубине души. Я не буду говорить это всё моей семье, мол, «я так хочу и вы должны остаться», потому что я не такая как Крисс. Но я была бы не против, если они бы остались. Но ничего уже не изменить. Они уедут. Далеко от меня. Я надеюсь, что они будут счастливы там. Без меня.
Счастлива. Какое глупое слово.
Как можно быть «счастливым»? В одно мгновение ты рад, а в другое — тебя сбивает машина. Это и есть счастье? Если да, то в каком мире мы живем? В мире, где всё — иллюзия? То же счастье — разве это не вымысел? Просто красивая картинка и мы думаем, что рады, но это не так. Счастья нет. Все мы несчастны.
Я закрываю дверь. Живот предательски урчит, и можно это понять — я уже долгое время не ела. Нет аппетита, что ли, или мне просто не до этого. У меня столько проблем. Столько страданий. Столько неловкостей. И столько дилемм. Я уже еле могу понять, что такое реальность, а что такое мои мысли, мой мир.
Школа. Ужас.
Школа — это единственное место, где ты можешь по-настоящему понять, что такое ад. Раньше я так не думала, но теперь на сто процентов уверена в этом. Сейчас я иду в школу, словно меня там собираются кастрировать. А может быть, это не просто догадка, а предчувствие? Кто знает?
Я начала теряться в собственных мыслях. Такое чувство, что я полностью не могу контролировать себя.
Почему его слова не выходят из моей головы?
«Нет. Ты не права. Ты тоже меня не знаешь. Ты не знаешь, что я знал твое имя. Ты не знаешь, как я каждый раз наблюдал за тобой на переменах, я видел, как ты смеешься, и я слышал, как ты плакала в туалете. Ты не знаешь, что я следил за тобой, пока ты бежала домой, и когда стояла и смотрела в небо. Ты не знаешь, каково мне было, когда я увидел тебя, лежащую в коридоре школы, и как я запаниковал, не зная, что делать. Как я взял тебя на руки и полетел в медпункт. Ты не знаешь».
Эти слова просто убивают меня изнутри. А что, если это не ложь? А что я об этом знаю? Я не знаю, каково это, когда тебе нравится человек.
Я ничего не знаю. Я совсем ничего не знаю.
Я не понимаю ничего. Я запуталась, я в лабиринте и не могу выбраться оттуда. Я хочу почувствовать, что такое — жить. Жить по моим правилам. Жить так, как живут настоящие люди.
Я хочу жить.
И жить, и жить, и жить, и жить.
Но я не могу.
«Не могу».
Эти два слова — единственная причина всех моих несчастий.
Я стою у школы. Кто-то смеется. Кто-то рыдает. А я стою в ступоре, не зная, что делать. Что мне делать? Как я могу войти туда? Придется.
Я вхожу в школу, и, начинаю рыдать.
Слёзы застилают мне глаза.
Господи,
пожалуйста,
убей меня.
Я вижу Ника. На лавочке возле кабинета. Он сидит и целует какую-то девушку… Я так хочу, чтобы всё это было ложью. Но это была неправда. А чего я ожидала? Того, что он скажет мне несколько хороших слов и он мой? Ни в коем случае. Он не мой. Я не его. Мы не вместе. Я никто для него. Ровным счетом ничего.
Хочется кричать. Так громко, чтобы каждый услышал, как мне больно.
«Он играет со мной, и он победил в игре. Я готова сдаться».
«Беги, Дженнифер! Беги!»
«Ты должна быть сильной»,
«Ты во всем виновата сама».
«Ты — никто».
Слёзы льются ливнем.
Все смотрят на меня.
А я просто погибаю в конвульсиях.
Я упала, упала на пол. На холодную плитку, которая не согреет меня. А я так хочу, чтобы кто-то согрел меня.
Но нет. Этого не будет.
Ты — никому не нужна. Я никому не нужна. Мне никто не нужен.
«Ну да, продолжай убеждать себя в этом».
Я уже не слышу того, что происходит вокруг. Тьма поглощает меня.
Глава 10.
Где я? Наверное, первое, о чём я подумала, проснувшись, было именно это. По ужасным давящим стенам, чувствуя запах разных лечебных препаратов и лекарств, я сразу поняла — больница. Голова жутко болела, я чувствовала, что сердце выпрыгивало из груди, а живот сжимали спазмы, и было ощущение, что… меня сейчас стошнит?
Второй вопрос, который я задала себе, не медля: что я здесь делаю? Упала я в обморок, ну и что с того? Я окинула взглядом тумбочку возле меня и заметила свой телефон, сразу же беря его в руки, пораженно глядя на время, ошарашено прикрывая глаза. Я была здесь один день! Если честно, я понимаю, что упала в обморок, но чтобы столько пробыть в больнице… при том, я не чувствую, будто бы провалялась без сознания в постели целый день. Припоминая, что со мной случилось, на мои глаза навернулись предательские слёзы, которые я быстро сморгнула, не выдавая собственную слабость. Я ошиблась? Да, я ошиблась. Определенно ошиблась.
Сложно сказать, что я чувствовала, увидев Ника с той девушкой, неизвестной мне… горечь? Определенно. Злость? Да, конечно. Зависть? Ну, есть немного. Но.… Ревную ли я? Я никогда не испытывала ревность, поэтому даже не могу сказать, что это такое. Мне много раз рассказывали об этом. Например, Сэм говорила мне, и я, конечно, знаю, что это — когда ты видишь любимого человека с другой или другим, и внутри всё переворачивается, органы превращаются в одну кучу, а ты трепещешь от гнева и злости. Я не помню, что именно чувствовала в тот момент, когда увидела его, потому что сейчас нахожусь в каком-то состоянии прострации, контролировать которым мне не дано. И жалею об этом. Хотелось быть запомнить этот момент, конечно, возможно, лучше, что это не так, потому что сейчас мне было бы стыдно…, но в будущем я бы вспоминала его, и говорила себе «ну я и дура».
Одно я могу сказать точно — я обижена, опустошена, уничтожена. И не потому, что увидела его с другой девушкой или из-за прочих глупостей. Просто он сначала признается, что я нужна ему и что ему нравлюсь, а затем, точнее, через день, я замечаю его целующимся с какой-то девушкой, что не может не расстраивать. Да, знаю, я странная, сначала говорю, что мне нужно отвергать любые его чувства ко мне, а сейчас я жалею о том, что он испытывает их ко мне недостаточно, чтобы полюбить.
Если смотреть на это с другой стороны, то можно заметить, что… что я верила ему. Верила ему целиком.
Как-то странно осознавать это, но я поняла — всё это время я верила ему и только ему. Я даже не знаю: хорошо это или плохо, но для меня это определенный прогресс, ведь раньше я совершенно не могла никому довериться, а сейчас… Я верю. Доверяю.
Только.
Ему.
Всё.
Это.
Чертово.
Время.
Да, в моем мозгу и душе всегда боролись два человека, которые словно подходили ко мне и шептали на ухо: что нужно делать, а что нет. Можно звать их… я не знаю… советчиками? И всегда они говорили по-разному, один — что Нику стоит доверять, другой — что нет. И я действительно согласилась с первым. Может быть, в том, что он сделал, нет ничего плохого? Он же не обязан бегать за мной всё-таки. И я не его девушка. И он не мой парень. И мы никто друг другу.
Ну да, признаюсь, что он в кои-то веки врал мне, и меня это жутко расстроило, нельзя не отрицать. Да, и я до сих пор расстроена, ведь желая выдавить из себя хоть какую-то улыбку, я чувствую, насколько мне больно это сделать. Не то, чтобы я чувствую всю горечь обиды, лжи, неправды, но я расстроена до такой степени, что хочется плакать. Мне просто жаль саму себя из-за того, что он сначала говорит мне, что я ему как бы небезразлична, а затем целуется с другой девушкой.
Так. Всё.
Нужно перестать думать о Нике. Мне кажется, чем больше я думаю о нем, тем больше подвергаю себя страданиям. Я не знаю, почему реагирую на него так, честно, мне бы даже хотелось разузнать причины моих мыслей и поступков. Наверное, это какая-то уже проработанная система «самозащиты», и если кто-то неожиданно входит в мою жизнь, я сразу же включаю ее, чтобы этот человек не сумел сильно сблизиться со мной. Почему так? Можно сказать, что со мной не происходили такие ужасные вещи, чтобы я делала это, но это заставляет чувствовать меня лучше. Действительно лучше.
Возможно, это мое испытание, пытка, которая как бы должна заставить меня быть сильнее, лучше, эффектнее. Но почему-то я и близко этого не чувствую, а опустошенность, которая у меня внутри, свидетель всему этому. Глубоко во мне что-то бьется, желая вырваться наружу, но я всё продолжаю хранить это в себе, чувствуя полное унижение. В принципе, меня не должно заботить то, что подумали одноклассники о моем обмороке, но я уверена, что Крисс… Начнем с того, что я начала плакать и пристально смотреть на Ника с его девушкой, а потом я упала в обморок у всех на глазах. Это немного странно, правда? И я думаю, что Крисс наплела что-то такое: «Дженн подумала, что Ник её парень или типа того, и, когда увидела его с другой, упала в обморок». Это, можно сказать, сокращенная версия того, какие теперь у нас слухи будут в школе. Ну, отчасти вышесказанное правда, но про парня тут и речи не было, а в обморок упала я тоже не из-за того, пусть и не уверена в этом, но, думаю, не из-за него.
А если честно, я вообще не понимаю всего того, что случилось со мною ранее. Последние несколько дней у меня болит голова, взрываясь от довольно-таки странных мыслей, и подташнивает.
И теперь у меня единственный вопрос — почему?
Почему, почему, почему?!
Ещё недавно я была простой девочкой, отличницей, с родителями, которые всегда придут на помощь, с Крисс, которая вечно унижала меня, но я не обращала внимание на это… Почему всё вдруг так изменилось? У меня единственный вопрос — почему? Я что, такая ничтожная? Что же, наверное, это так.
Сердце бешено стучит, пытаясь выставить напоказ все мои чувства. Кажется, я сейчас закричу так сильно, чтобы все вокруг услышали меня, узнали о моих чувствах, но я просто молча пялюсь в потолок. И что мне делать? Лежать здесь, пока опять не потеряю сознание? Или позвать на помощь? Или подождать, пока кто-то сам придет? Черт, как же меня достали эти вопросы. Я просто хочу сделать что-то. А не сидеть здесь и думать над тем: что правильно, а что нет.
Беру блокнот, который, по иронии судьбы, стоит здесь, рядом со мной, и я пишу.
Почему ты по мне не скучаешь?
Почему, приходя домой,
«Где она?» — себя не спрашиваешь,
Думая о ком-то другом?
Почему я должна плакать
Каждый день, каждую ночь?
Прикрывая лицо, учащенно дышать,
Отгоняя тебя из мыслей прочь?
Почему ты меня не любишь,
По ночам не шепчешь теплых слов?
Почему ты обнять не хочешь
И задохнуться от нежности со мной не готов?
И знаешь, пускай ты не рядом,
Но я ищу тебя каждый день.
И надеюсь, что, однажды, утром,
Я увижу в окне твою
тень.
Глаза слипаются.
Я хочу спать?
Да, я хочу спать.
И медленно проваливаюсь в темноту.
***
Глаза слипаются.
Я хочу спать?
Да, я хочу спать.
И медленно проваливаюсь в темноту.
***
Я падаю. Я лечу. Я парю в воздухе, раскинув руке в стороне, ощущая невесомую легкость, с помощью которой хочется уйти ото всех.
Пропасть — большая, безмятежная, величественная, огромная и захватывающая, и мне просто необходимо броситься ей в объятия.
Я хожу по краю, совершенно не боясь, храбро глядя вниз. Меня окрыляет что-то, и я даже понимать не хочу, что именно. Возможно, мне не суждено этого понять, но я и не требую — мне не нужно это знать.
Я хочу уйти — это единственное, что волнует меня сейчас. На данный момент. Хочу полететь, словно птица, забыв о всех заботах и переживаниях, забыв о бедах и горечи. Я хочу прыгнуть туда, разогнавшись. Я хочу этого так сильно, что по венам разливается тепло, как только я думаю:, а что же будет после? Но важно ли это сейчас? Ведь я — часть вечности.
И я делаю это, стараясь как можно скорее оказаться там, чтобы почувствовать хоть что-то. Я прыгаю, не задумываясь. Отталкиваюсь от земли, словно птица, и я лечу. Лечу, не издавая ни единого звука, боясь нарушить этот величественный момент.
Лечу в пропасть.
Запах воздуха, чувство свободы. Притяжение, которое я чувствую здесь, обволакивает меня. В жизни ничего лучшего я до сих пор не испытывала, и не верю, что испытаю когда-либо впредь. Кажется, всё это сейчас исчезнет, магия улетучится, и я останусь без этого, совершенно одна. Но нет. Не исчезнет.
Ведь вот она — пропасть, от которой идет холодок по телу.
Моя пропасть, которая сейчас дает мне неземное ощущение.
Всё, что сейчас мне нужно, это свобода. Пропасть. Крылья. Желание. Конец. Вращение. Притяжение. Смерть. Жизнь. Воздух. Мечта. Мгновение. Краски. Дыхание. Сердце. Мышцы. Серость. Небо. Земля. Счастье. Надежда. Смелость. Падение.
Падание вдребезги, которое наступит, не замедляясь, ведь я уже приближаюсь к земле, чувствуя свою близкую смерть.
Я до ужаса боюсь разбиться, будто фарфоровый сервиз, словно я такая хрупкая, маленькая и уязвимая, как и моя душа.
Уверяя себя, что я сильная, я забываю о главном. Я падаю. Падаю так быстро, с такой мощью, что меня не остановить. И крыльев нет, которые должны были бы спасти меня, чтобы я упорхнула, словно птица, в небеса.
И странно чувствовать одно… Они здесь, мои крылья, здесь, внутри меня. Глубоко внутри. Они в моем сердце, которое сейчас бешено стучит, буквально выпрыгивая из груди. Мои чувства, желания и эмоции подхватывают меня, поднимая ввысь, и я опять лечу. Я уже не знаю: жива я или нет, ведь это неважно. Я лишь знаю то, что я до сих пор чувствую это, я чувствую, чувствую, чувствую, и буду чувствовать. Что-то окрыляет меня, что-то сильное, от чего бросает то в жар, то в холод. Что? Мне не суждено это узнать, просто не нужно. Это загадка, которая глубоко внутри, в сердце. Загадка, о существовании которой никто, кроме меня, не узнает.
Загадка, к которой не прилагается ответ.
Я до сих пор лечу сквозь время. Я никогда не остановлюсь. Не разобьюсь, уверяю. Я готова летать, летать целую вечность.
И я буду делать это всегда.
Я до сих пор продолжаю это делать, несмотря ни на что.
***
— Милая, ты уже проснулась? — слышу, видя перед собою размытый силуэт.
Ласковый голос будит меня; я не хочу просыпаться, но медленно открываю глаза, тем самым давая понять, что не нужно больше слов, я сама могу подняться с кровати. Наблюдаю, осматриваюсь вокруг, замечая, что ничего не изменилось. Я до сих пор в больнице — всё так же, как было. Было глупо надеяться на то, что что-то изменится, ведь это, мягко говоря, нереально.
Вижу перед собою женщину, которая смотрит на меня, и блуждаю по ней взглядом. Насколько я понимаю, она медсестра, скорее всего среднего возраста, в районе около тридцати лет. Русые волосы струятся у неё на плечах, на ней больничный халат, который носят большинство работников больницы, но мне почему-то кажется, что даже это смотрится на ней элегантно, и это странно. Даже не скажешь, что столь красивая женщина работает в больнице, но я рада этому, ведь я тоже хочу помогать людям, помогая им. Её возраст выдают несколько слегка посидевших прядей. Из-за своих мыслей я невольно улыбаюсь и прячусь в кровать, испытывая волнение. Она заражается мелодичным смехом, из-за которого становится легче, и я выдыхаю воздух, всё ещё чуточку переживая.
— Не бойся меня, — уверяет она, а я краснею, потому что хочется сказать: «Было бы чего бояться», но молчу, как-то странно улыбаясь. — Я ассистент твоего врача, — говорит, и дрожь проносится у меня по телу. Я уверена, что сейчас она будет спрашивать меня различные вопросы, на которые мне явно не захочется отвечать, поэтому мысленно готовлю себя к этому, продолжая мило улыбаться.
— Хорошо, — выдавливаю я хриплым голосом — выходит жалко, но я молчу, пытаясь казаться тактичной.
— Я должна задать тебе несколько вопросов. С этим у нас не будет проблем? — видимо, она уже имела опыт общения с нервными подростками, что радует, потому что я подобна им. Я, конечно, не считаю себя неуравновешенной, но если человек испытывает стресс, то он меняется, и становится совершенно другим, кой я и являюсь сейчас, как ни прискорбно это осознавать.
— Конечно, не будет, — легкомысленно отвечаю я, а в уме твержу себе и умоляю, только бы это поскорее закончилось. Не люблю делиться своими разносторонними мыслями, как вы уже наверно заметили.
— Отлично, — молвит, а я уже хочу спросить: «Что же здесь отличного?»
Она улыбается, но её лицо не выказывает каких-либо эмоций. Я даже не могу сказать, чем именно вызвана эта улыбка, при том уверена, что она является искренней. В глазах — холод, на лице — спокойствие. Мне даже немного непонятно, как эта женщина может так хорошо контролировать себя? Я, наверное, полная противоположность. Если я что-то чувствую, то сразу же все мои эмоции, жесты, выражение лица — выдают меня. Это иногда очень мне неприятно, но я привыкла к своему характеру. На моем лице всегда отображается только то, о чем я думаю, поэтому врать довольно проблематично, но пока что с этим проблем не было.
— Последним временем ты чувствовала себя нехорошо? То есть, пребывала ли ты в стрессовом состоянии? — спрашивает меня, на что я невольно зажмуриваясь, решая, что ответить на её вопрос.
Я задумываюсь, сразу же находя правильный ответ. Да, перебывала. Стоит ли это скрывать? Думаю, нет, ничего страшного в этом нет. Это же правда, и я действительно была в стрессовом состоянии, да и множество подростков испытывает такое. Много плакала, нервничала и могла вспылить. Короче, да.
— Угу, — бормочу я, уставляясь в пол. Я говорю ей правду и не хочу видеть, как она это воспримет, ведь обычно я не рассказывала о своих чувствах и вообще ни с кем не обсуждала это. Кроме неё, вероятно.
— Хм, — она секунду задумывается, записывая что-то свой блокнот, а затем продолжает расспрос, уже посмотрев на меня. — Какое у тебя было питание последние несколько дней?
Она в чем-то права, решив спросить меня об этом. Я действительно не доедала. Если обычно я ем хотя бы три раза в день, то сейчас я ем один максимум, ну плюс не большой перекус, но не более того, но это было не из-за какой-то глупой диеты, или чем там увлекаются подростки в моем возрасте.
— Последним временем у меня не было аппетита, — говорю я правду. Действительно, последним временем я совершенно не задумывалась о том, что находится у меня в желудке, да и вообще о еде не думала.
— Хорошо.… То есть, ты недоедала? — спрашивает, размышляя над какой-то логической цепочкой в своей голове.
Я неуверенно киваю. Не знаю, что она собирается делать с этой информацией, но мне до жути неудобно. Неудобно от того, что нужно делиться всем этим, будто я подопытный кролик. Странное сравнение, но всё же…
— Понятно, — отвечает она, поразмышляв о чём-то, вероятно, решает каков будет следующий вопрос.
Наступает неловкая тишина. Она, вероятно, обдумывает что-то обо мне, а у меня в голове всплывают разные мысли, от которых мне не по себе.
«Как там Ник?»
«Родители уже уехали?»
«Где Фиби?»
«Что подумают одноклассники?»
Я стараюсь побыстрее отогнать это всё. Хочу избавиться от переживаний, убежать куда-то. Но этого не получится сделать, а жаль, ведь мне действительно больно думать обо всём… Кажется, прошла уже целая вечность с того момента, как я видела их, а я до сих пор лежу здесь и обдумываю свою чертову жизнь.
Почему это всё не сон? Я хочу щелкнуть пальцами и избавиться от воспоминаний, хочу сделать так, чтобы я превратилась не в человека, а во что-то большее.
Хочу быть птицей.
И лететь в пропасть.
Хочу, желая быть собой.
«Мало чего ты хочешь», — звучит голос родителей в голове, голос, преследующий меня всю жизнь.
«Всем на тебя наплевать, Дженн», — голос Крисс, от которого идут мурашки по коже.
Я вздрагиваю.
Боль.
Боль воспоминаний.
Как странно. Сейчас я сижу в комнате, где, возможно, несколько дней назад умер человек. Сейчас я нахожусь в здании, где умирают в сию же секунду многие люди. А мысли у меня совсем о другом. Я думаю о том, как люди относятся ко мне, если их ещё можно назвать людьми. Конечно же, можно. Но это не заставляет меня чувствовать себя лучше, когда я вспоминаю все эти жуткие моменты, связанные со мной.
Моменты, когда я почувствовала себя жалкой.
Моменты, когда я почувствовала себя преданной.
Моменты, когда я не чувствовала себя — собой.
Моменты, которые не сделают мою жизнь лучше. Моменты, которые, как кровь, растекаются по моим венам, и которые будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Я не буду надеяться на то, что начну новую жизнь, и всё будет хорошо, так, как когда-то. Глупо надеяться на это, да и вообще глупо на что-либо надеяться. В моей жизни всё — ложь, горечь, зло. Моя жизнь не самая ужасная, и если я бы утверждала это, то, наверное, лгала бы самой себе. Я же Дженнифер. Отличница, с которой, как взрослым и учителям кажется, все должны брать пример. Но кому хочется брать пример с отличницы, которую презирает весь класс, да что там класс, вся школа? Очевидно, все хотят быть, как Крисс. По крайней мере, внешне. Может быть, есть на свете ещё несколько людей, которые так, как я, считают её характер не то чтобы ужасным, но лично для меня её поступки не очень понятны. Я, конечно, не хочу упрекать в своих бедах её, ведь виновата только я, и я с этим полностью согласна. Она наверняка думает, что делает всё правильно. У меня такое же чувство. Вроде бы делаю всё правильно, а на самом деле, допускаю ужасные ошибки. Конечно, частично она виновата. Жизнь ставит перед нами выбор, и нам самим суждено формировать свой характер, свою дальнейшую судьбу. Ну, я так считаю. Некоторые люди думают, что где-то на небе уже полностью определена наша судьба, и не нам решать: когда умереть, когда признаться в любви. Некоторые люди думают, что за нас уже всё решили. И я не из числа этих людей. Всё меняет случай, и мы сами выбираем, какой именно. Это Ник подсел ко мне за парту. Он выбрал это. И сейчас ему предстоит тащиться с таким грузом, как я. Это Крисс захотела меня унижать. И у неё получилось. Что бы это ни было — выбираем мы, и только мы.
«Ты никому не нужна, Дженн».
«Я бы давно покончила самоубийством, если была бы тобой».
«Знаешь что? Мне всё равно. Всё равно, что ты сейчас скажешь. А сейчас, извини, мне надо идти, совершенно не до тебя».
Воспоминания бьют по моему сердцу. Я стараюсь вдыхать медленно, но всё равно дыхание кажется учащенным, от чего чувствую себя жалкой, словно щенок, брошенный на улицу.
А около меня до сих пор сидит эта женщина, как ни странно. Её задумчивое выражение лица пропадает, и я понимаю, она уже придумала вопрос. Я улыбаюсь, глядя на неё. Она мне кажется немного нелепой, но всё же, она довольно милая. Солнечные лучи осветляют комнату и впиваются мне в глаза. Я невольно прищуриваюсь, и меня так и тянет укрыться одеялом. Медсестра, видя мой дискомфорт, подходит к окну и опускает занавески. Я свободно вздыхаю, наслаждаясь темнотой.
— А ты вообще, как себя чувствуешь? Как настроение? — м-да, очень нетипичный вопрос. Слишком даже.
Вам бы могло показаться это странным. Ну, логика моих рассуждений. Я ещё никогда не сталкивалась с таким. У меня никогда, а если и спрашивали, такие вопросы, как «как дела?», «всё в порядке», то очень редко.
Да и вообще, это были родственники или… Ник?
Ну и зачем я о нем вспомнила?
Нужно убрать эти мысли из моей головы, потому что я чувствую, будто убиваю ими себя.
— Мм, — бормочу я, думая над ответом. — Не то, чтобы хорошо, но неплохо. Голова болит, а так — всё нормально, — моя улыбка становится шире. Мне нравится эта женщина, даже очень.
— Эм, ну, если захочешь что-то сказать, то только попроси, я тебя сразу же выслушаю…
— А что насчет меня? Что со мной? — перебиваю я, из-за чего мне становится неловко. Женщина так любезна, а я ещё и со своими расспросами… я совсем не тактична. — Извините, я просто…
— Да ничего, Господи, я не такая уж старая, чтобы иметь кровную месть против тех, кто решил меня о чем-то спросить, — она смеется, её смех искренний, неподдельный. Не знаю почему, но её радость меня словно «заражает», и я начинаю хихикать. Черт. Никогда до сих пор не хихикала. Что со мной вообще такое? — Ладно, вернемся к твоему вопросу. Обморок может быть вызван усталостью, а может — плохим питанием. Ну, вообще, причины всякие и довольно разные. Но мы должны знать точно, поэтому ты должна пройти обследования и прочие штучки, — она говорит легко, словно я её давний друг и это меня обнадеживает.
«Не все люди настолько плохи, как я думала».
— Хорошо, — говорю я. Она мило улыбается мне и уже собирается выходит из палаты, но я останавливаю её. — Спасибо, — благодарю, всё-таки решаясь на это. Правда, с трудом, но лучше сейчас, нежели никогда.
— Ох, малышка, не за что, конечно, — она подмигивает мне, задорно даря улыбку. — Кстати, твоя сестра хочет поговорить с тобой. Ты не против, если я впущу её? — всё ещё не отрывая глаз, спрашивает, на что я резко киваю от удивления.
— Окей, — счастливо отвечаю я, отчасти радуясь, что пришла Фиби.
Я уставилась в потолок. Трудно думать о родителях, сестре и о прочих заботах, но не думать о них — невозможно, что жутко давит мне на нервы. Ведь у меня и так болит голова, а от этого всего становится ещё хуже.
Дверь в комнату распахивается, и я вижу обеспокоенную Фиби, которая впопыхах идет к моей кровати, что-то бормоча себе под нос, видимо, злясь на меня. Ну да, конечно. Давайте будем все злы на Дженн. Но чего я уж точно не ожидала, так это того, что она тут же прижмется ко мне, крепко-крепко обнимая. Кажется, у меня вот-вот закончится воздух, но за этим ощущением приходит чувство эйфории от того, что я знаю, что она переживает за меня. Да, в такой ситуации это меня очень-очень радует, потому что мне действительно необходимо, чтобы хоть кто-то поддержал меня. Возможно, это эгоистично, но… мне просто нужно чувствовать себя любимой.
— Почему ты упала в обморок? Я жутко переживала! — воскликнула она, переминаясь с ноги на ногу, но я тут же чуть подвинулась на кровати, показывая этим жестом ей место для того, чтобы она присела. Не стоять же ей, в конце концов.
— И тебе привет, — раздраженно говорю я, расстраиваясь из-за того, что, как бы мне не хотелось узнать ответ на её вопрос, я не знаю. И это, уж поверьте, не успокаивает, а наоборот угнетает. — Я не знаю, почему, — резко отвечаю, прикрывая глаза, успокаивая себя и желая не срываться на ней.
— М-м, — бормочет она. Видимо, не знает, что сказать, потому что мы редко вот так просто сидим и разговариваем… обычно мы кричим друг на друга, но это не так уж и важно сейчас.
— Родители уже уехали? — с ноткой сомнения спрашиваю я, косясь в её сторону, но при том, глядя куда-то перед собой. Фиби неловко смотрит в пол, из-за чего я понимаю, что уже знаю её ответ.
— Да, они уехали, — отрезала она, явно не желая говорить об этом. Не удивительно — я, всё-таки, целый день была в отключке, и они вполне могли уехать. Но противный осадок остался из-за того, что они даже не попрощались.
— Понятно… Мне сказали, что я должна пройти обследование, чтобы врачи убедились, что со мной всё хорошо, — рассказываю ей, считая, что это прекрасный повод сменить тему, и тут же жалею об этом.
— У-у-у, — воскликнула Фиби, громко засмеявшись, а я невольно смутилась, понимая, почему. — Ну, с твоей боязнью врачей, тебе, наверное, не сладко придется.
— Эй, — я в шутку пихнула её в плечо, и засмеялась вместе с ней потому, что мне было необходимо это. И ей это было нужно — уверена.
— Мисс Грин, — послышался чей-то голос со стороны двери, а я попятилась обратно в кровать. — Вам необходимо пройти осмотр.
Сестра усмехнулась, а я поднялась с кровати, чувствуя боль в теле.
Уф, не сладко мне придется.
***
Сейчас вечер и скоро, думаю, мне должны сообщить результаты анализов. Я всё так же лежу на кровати, думая обо всем подряд, но сейчас меня, если честно, начинает клонить в сон. Я стараюсь не уснуть, игнорируя слипающиеся глаза, глядя в потолок.
Фиби поехала домой, сказав, что завтра меня выпишут, и я вернусь домой, если всё, конечно, будет в порядке. Я очень сильно не хотела отпускать её, понимая, насколько же меня угнетает это место. Хуже всего то, что я не могу куда-то убежать, а должна быть здесь всё время, что меня слегка нервирует и всё, о чем я могу думать, так это о том, кто сейчас находится у меня за стенкой. Ну, а что? Мне уже порядком надоел этот кашель, который доносится до меня, и я постоянно прикрываю уши руками, пытаясь расслабиться, но это… невозможно.
Двери распахиваются, и я вижу на пороге моего лечащего врача, с которым я, собственно, познакомилась на осмотре. Парень довольно-таки молодой, лет двадцати пяти, что довольно странно, но это гораздо лучше, нежели если моим врачом был бы кто-то другой. Но, честно, я бы никогда не подумала, что он работает в больнице. Держа какие-то папки в руках, он нервно теребит их в руках, от чего я начала волноваться.
— Ну что? — спрашиваю я. Знаю, что это глупо прозвучало, но я уже чертовски устала от ожидания.
Врач замялся и, видимо, испугался чего-то.
— У Вас обнаружена опухоль мозга, — сказал он, а я почувствовала, словно мир уходит у меня из-под ног.
Глава 11.
Он только что сказал это? Казалось, всё это просто злая шутка, от которой немеют руки, а тело, будто не подчиняясь мне, всё падает и падает… падает духом. У меня действительно опухоль мозга?
Я встретилась взглядом с врачом. Он говорит правду. В его глазах видна искренность и обеспокоенность, но от этого не легче. Мне было бы гораздо лучше, если бы он попробовал таким способом пошутить или что-то вроде того… Но нет. Конечно, я же самая глупая неудачница, у которой никогда не будет всё так, как у любого другого среднестатистического подростка. Я чувствую себя брошенной. Так, как будто из меня выдернули душу. Так, словно я полностью истощена, и мне осточертело держать это всё в себе.
Почему? Почему я? Разве я ещё недостаточно натерпелась? Видимо, нет. Похоже, кому-то нравится видеть мои муки и страдания. И это жалко, честно. Мое сердце всё ещё бьется и пульсирует в груди, а мысли скатываются ко дну… оставляя жалкую, никому не нужную пустоту.
Я сглотнула и облизала губы, чувствуя, что не смогу произнести ни единого слова. Прекрасно. Просто прекрасно, если можно так выразиться. Хуже этого всего и быть не может.
— Зачем Вы мне говорите это? — мысленно соревнуясь с собой, хоть что-то сказала я. Доктор нервно осмотрел комнату, словно не понимал, о чем я. А возможно, и в самом деле не понимал. Да. Не понимал. Я и сама себя толком не понимала. — Зачем Вы говорите мне, что я умру? — перефразировала я, еле сводя концы с концами, потому что мысленно я действительно умирала, умирала внутри. Ладони вмиг стали влажными, а я просто затрепетала на месте, желая уйти отсюда… уйти далеко-далеко.
Мне просто не верится. Как так? Я жила все эти шестнадцать лет, не подозревая, что у меня может быть такая болезнь, да и вообще не думая, что я когда-либо заболею настолько серьезно. А может быть, моя судьба была решена ещё год назад? А что? Опухоль мозга — значит смерть. Вполне возможная смерть. Ну, да, может быть, кто-то действительно выживает или ещё что-то тому подобное, но я наверняка не буду в числе этих счастливчиков. Я не «кто-то». Если судьба дала мне такое наказание, то я уверена, она будет делать всё ради моей смерти. Ну да, я же Дженнифер. Я та, кой никогда не казалось, что кто-то радуется её жизни.
Врач просто стоял, потупив взгляд в пол. На его лице вновь стал царить покой, словно он только что не сказал мне, что у меня обнаружена болезнь, да ещё и такая, от которой выжить даже с помощью операции — шансов мало. Возможно, он говорил это уже многим, и мне в том числе.
Но сейчас-то важно совершенно не это.
— Я не говорил Вам, что Вы умрете, — процедил мужчина сквозь зубы, говоря этим, что я уже его нервирую. Видимо, я окончательно взбесила его вопросом, потому что он волновался. Да, именно…
Хм, ну да, соглашусь, что я раздражаю, но, уверяю, это меньшее, что я могу сейчас делать.
Но как бы вы повели себя, если бы вам сказали, что у вас опухоль мозга?
То-то же.
— Ну, и каковы у меня шансы выжить? — немного поколебавшись, спросила я, глядя пред собою. Мужчина ещё сильнее напрягся, раздумывая.
Возможно, плохие новости? Ну нет, что может быть еще хуже? Думаю, что ему просто нечего сказать… неужели я настолько безнадежна?
— О шансах пока и речи не идет, — объяснил он, а я хотела уже было возмутиться, но он торопливо продолжил: — Ваша болезнь ещё не настолько прогрессировала, чтобы начать лечить её. Возможно, если будут симптомы, то Вам следует сделать операцию, и если Ваш организм будет бороться, то Вы будете жить. Скорее всего, операцию стоит сделать через два месяца, — ну и как это должно было облегчить мне жизнь?
Лучше бы я вообще не знала об этом, не спрашивала. Лучше бы жить в неведении. Лучше не знать даже, что ты болен. Просто жить, как жил всегда.
Каково это — жить так, и понимать, что каждый следующий день может быть последним? Каково жить, понимая, что сейчас ты можешь потерять сознание и всё, ты просто умрешь? Ужасно. Просто ужасно.
— И что же… мне делать? — спросила я, исподтишка посмотрев на него, даже не зная, зачем я сказала данную фразу. Это был, скорее всего, самый неловкий и волнующий вопрос, который я неоднократно задавала себе после его реплики: «У Вас обнаружена опухоль мозга».
Что делать?
Ждать, пока умрешь?
Ждать, пока смогут сделать операцию?
Ждать, пока я каким-то образом вылечусь, и жизнь опять будет прекрасна?
Нет.
Это не выход.
— Продолжать жить.
Самый ужасный ответ, который я рассчитывала услышать. То есть, он только что сказал, что я, возможно, умру, а потом вот так просто — «продолжай жить». Как он себе это представляет? Ровно через два месяца с половиной у меня выпуск, и когда все будут веселиться, я буду на больничной койке? И он это называет жизнью? У меня-то и до этого дела были в не лучшем состоянии, а сейчас что? Я должна ходить, как мертвец и притворяться, что всё в порядке? И как мне это поможет? В глубине души я же знаю правду. Я знаю, что спасти меня может чудо, вероятно. Ну, если честно, я не знаток этого заболевания, но знаю, что люди из-за него обычно умирают.
— Хм… ну и как? — я знала, что этот врач сейчас будет вешать мне лапшу на уши, там, например, всё будет таким, как прежде, но его ответ меня искренне удивил:
— Живи так, как хочешь только ты, — сказал он, выдав весьма странную фразу, и я задумалась.
Ну и как он прикажет мне это сделать?
Как?
Родители узнают об этом, и, скорее всего, сделают всё ради моего выздоровления, и тогда реальной жизни у меня уже не будет. Будет больница, капельница, уколы и так далее. Но никак не будет того, о чем я мечтала. Прекрасного выпускного, парня, то есть того, что есть в каждой книге… неудачница. Да, неудачница.
Я фыркнула, ещё раз обдумывая это всё в голове.
— Всё, я поняла… Я — безнадежна, ведь так? Рано или поздно я умру? — спросила я, нервно теребя одеяло и всё ещё лежа на той больничной койке, которая уже порядком мне надоела, но я лучше помолчу — это сейчас не так и важно.
— Шансы всегда есть, — ответил он, теперь уже улыбнувшись, что меня искренне удивило. И не знаю почему, но от этой улыбки мне определенно становилось лучше.
Шансы, шансы.… Сколько их у меня? Два к десяти? Я никогда этого не узнаю. Мне всегда казалось, что мы сами выбираем: жить нам или нет. Но теперь я знаю, что иногда выбирают за тебя.
Я просто ничего не ответила, полностью уйдя в свои мысли. Зачем отвечать, если знаешь, что они скажут? Я уверена, у них ну такие случаи заученные тексты и монологи. Зачем вообще что-то объяснять?
Вы, наверное, смеетесь с меня. Ну да, конечно. Я отчаиваюсь, даже не узнав, в чем состоит моя опухоль и что нужно делать для выздоровления. Но проблема не в этом. Проблема в том, что я и не хочу узнать. Пусть всё идет так, как должно быть. Умру — умру, и что с того? Люди всегда умирают. И пускай я буду одной из них — это неважно.
Единственное, что я могу сказать: я никогда не жила по-настоящему, а когда решила наконец-то это сделать, то стало поздно. Слишком поздно.
Мой срок — два месяца.
А в мыслях я уже вижу свою могилу. Аккуратную, пускай и не большую — всё равно. Вижу стоящих возле неё бабушек и дедушек. Отец, мать и сестра, которая рыдает. Но всё равно все забудут обо мне. Рано или поздно этот час наступит. Никто впредь не узнает мое имя, моя могила будет опустошенна, покрыта сорняком, совершенно никому ненужная. А внутри мой труп. Безжизненный скелет и прах.
Что я сделала в этой жизни?
Чем я могу гордиться?
Правильно, ничем.
Врач говорит что-то, но я попросту не смотрю и не слушаю его, потому что не хочу этого делать. Всё остановилось, время ушло. Я просто думаю о том, что это должно было когда-либо случиться. Каждый день тысячи, миллионы людей умирают от болезней. Чем я лучше них? Ничем, я даже хуже. От меня должны были избавиться и, если не сейчас, то позже.
Можно считать, что «позже» — настало.
Как можно жить, зная, что ты умираешь? Не знаю. И не узнаю. Я никогда не была оптимисткой, поэтому и сейчас не собираюсь присоединяться к этим жизнерадостным людям. А зачем? Мне этого не надо.
Меня выписывают завтра. Завтра я буду полностью уничтожена. Завтра я буду медленно умирать. Послезавтра я пойду в школу. Послезавтра я буду сходить с ума,… но сейчас пора спать и я, прикрыв глаза, провалилась в темноту.
***
Проснувшись, я решила просто начать жить новым днем. И пока что эта попытка не увенчалась успехом.
Доктор сказал, что мне пора собирать вещи, ведь скоро приедет Фиби и заберет меня. Но я знаю правду. Я знаю, что я просто ходячий мертвец или стану им. Это случится, уверяю. Фиби уже знает об этом. Сейчас она начнет говорить мне, что у меня достаточно шансов для выздоровления, что всё в порядке и нечего волноваться. И это самое худшее… Меня просто очень нервирует, когда люди так делают. Мне бы стало намного лучше, если бы она просто ничего не сказала, а просто обняла — слова тут не требуются. Зачем что-то говорить, если здесь и так всё понятно? Этим она только ещё раз напомнит, как я безнадежна. Зачем усугублять ситуацию? Но я знаю, что она всё равно это сделает. Людям свойственны такие вещи, как жалость и сочувствие. Я знаю, что ничего не вернуть, события не изменить. Она также это знает. И да, она знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я ненавижу, когда меня жалеют. Но она всё равно будет это делать. Зачем надеяться на то, чего просто-напросто не будет? Не понимаю.
Я просто смотрю на небо, которое утратило все краски. Ни единого облака. Оно чистое и безмерное, как и моя душа.
Я умру. Я умру, и даже ни разу не поцелую кого-то по-настоящему. Это мой выбор. Я просто умру. Меня не станет. Я буду как это небо. Выбор сделали вместо него. Возможно, оно захотело бы упасть, разбиться вдребезги, желая прекратить эти взгляды, которые изучают его каждый день. И оно всё равно держится там, зная, что завтра уже никогда не наступит.
А чего я хочу?
Сколько раз я думала о том, что хочу достаточно много всего, и мои желания не будут исполнены, ведь мне просто не хватит сил, чтобы исполнить это всё. Но теперь я ничего не хочу. Мне этого не надо. Я умру, зачем мне что-то менять?
Не хочу забыться.
Не хочу уйти.
Не хочу задохнуться.
Не хочу потеряться.
Не хочу спастись.
Не хочу улыбнуться.
Не хочу заплакать.
Не хочу прогуляться.
Не хочу снять маску.
Не хочу стать такой, какая есть.
Не хочу освободиться.
Дверь палаты открылась и вошла обеспокоенная Фиби, глядя на меня со взволнованным лицом. Она не стала ничего говорить, а обняла меня, прильнув всем телом, что изрядно удивило меня. Так крепко, что я могла бы умереть в её объятиях. Она была в траурном настроении, что хорошо отображалось на её одежде. Фиби никогда не одевала что-то черное, но сейчас у неё даже маникюр черный. Так странно.
— Мы выкарабкаемся, — говорит она, вытирая свои слёзы. — Всё будет в порядке, Дженн. Доктора сказали, что ты обязательно выживешь, тебе просто нужно в нужный момент сделать операцию. Черт… Я так сожалею, — ну вот, опять. Зачем это говорить? Прекрасно ведь знает, что лучше мне от её жалости не станет.
Но продолжает делать это.
Как я объясняла, людям свойственны такие вещи.
— Ты так говоришь, словно это из-за тебя у меня опухоль м… — я ещё не успела договорить, как она резко перебила меня:
— Не говори это, пожалуйста. Не надо.
— Ладно, но ещё раз повторяю, что ты здесь ни при чем. Это относится только ко мне. И это всего лишь моя забота.
— Хорошо, — качая головой, сказала она, словно не верила в происходящее, — но, Дженн, я ещё не успела сказать родителям. Я им вообще не звонила с того времени, как они улетели, — всхлипнув, произнесла, взяв телефон, видимо, намереваясь звонить. Уф, хотя бы одна хорошая новость.
— Фиби?
— Мм, — пробормотала она, очнувшись от раздумий.
— Можно тебя кое о чем попросить?
— Всё, что угодно для тебя.
— Можешь не говорить родителям?
— О чем?
— О моей болезни, — сестра непонимающе посмотрела на меня, явно думая о мотивах моих слов.
— Эм-м.… Зачем тебе это? Ты же знаешь, что они всё равно узнают и будут в ярости, что мы им сразу не рассказали.
— Они сказали, что до проведения операции ещё около двух месяцев. Зачем родителям напрягаться сейчас?
— Ну хорошо, но знай, я делаю это только ради тебя.
— Отлично. А теперь давай выбираться отсюда, — сказала я, сестра кивнула.
Затем мы упаковали вещи в машину, я попрощалась со своей медсестрой и лечащим врачом, а Фиби подписала кое-какие документы. Я подождала её в холле, и мы вместе вышли из больницы. Когда мы собирались, она мне сказала, что ко мне приходили посетители — многие ребята из школы, но никого не пускали. Я немного удивилась, но сразу вспомнила: это естественно, когда у нас кто-то болеет или когда у кого-то операция, мы всем классом приходим к нему, утешаем, приносим всякие сладости и так далее. А то, что ко мне пришла «вся школа», как выразилась сестра, то это тоже понятно, я ведь у всех на глазах упала в обморок, так учители заставили их прийти.
Мы приехали домой. Как я и ожидала, ничего не изменилось. Совершенно ничего. И не скажешь, что за один день моя жизнь изменилась во всем. Рутинная комната, рутинная квартира. Ничего нового. Абсолютно.
Обдумав ещё раз то, что хочу сделать, я взяла телефон и дрожащими руками набрала хорошо известный мне номер.
«Соберись, Дженнифер!»
— Привет! — воскликнул Ник взволнованным тоном, меня даже передернуло от волнения в его голосе. — Как ты? Что говорят врачи? — молчание в ответ. — Дженн, ты там? — опять молчание. Ноги подкосились, стали ватными, а язык не слушается меня, я не могу выдавить ни слова. — Дженн… — сказал Ник.
— Ник… привет. Со мной всё в порядке. Я тебе просто хочу кое-что сказать, не перебивай, прошу. Мне нужно высказаться. Наше общение — ошибка. Вообще, наши отношения, если таковы были — ошибка. Мы никто друг для друга. И да, это не из-за той девушки я упала в обморок, а если ты не веришь мне, то не верь — мне как бы всё равно. Знаешь, сначала я думала, что мы всё делаем правильно, но чем больше времени проходило, тем больше я осознавала, что это всё напрасно. Мы не можем быть друзьями, — сказала я, мой голос дрогнул. «Нет, Дженнифер, не останавливайся» — умоляла я в мыслях. — Мы можем быть знакомыми. Ты понимаешь, что достоин большего? Я всего лишь временное увлечение, если это так. Сейчас я не хочу делать прогнозов, но я почему-то думаю, что это на самом деле так. Верь, не верь, но я люблю тебя. Люблю по-своему. Ты мне безумно помог, с тобой я исправила миллион своих комплексов. Но если я иду на два шага вперед, ты идешь на три шага назад, и мне безумно стыдно перед тобой. Я сколько могла отрицала, что всё в порядке, но ничего не в порядке, — тяжелое дыхание Ника послышалось в трубке. — Я бездарность. Всё, что говорила Крисс — правда. Я, конечно, обычно не слышала, что она обо мне говорила, но уверена, что это правда. Я слабая. У меня нет друзей, как таковых, и общаюсь я только с тобой и своей сестрой. Я не богатая, и мои родители никто по сравнению с твоими, или Джеймса, или Энди, или… да кого-нибудь, из твоих друзей! — в кой-то веки я рассмеялась. Смех был очень нервозным, и я даже спросила себя в мыслях: не сошла ли я с ума? Но мне надо закончить то, что я начала. — Я не хочу угробить твою жизнь. Мне нужен кто-то. Мне нужен тот, кто будет также сломан, как и я, я буду чинить его, а он меня. И это не ты. Ты — это фантастическая личность, у которой всё впереди, — я замолчала. Это всё, что я хотела сказать. Но он молчит. Ничего, кроме громких вздохов.
Да, я знаю, я — ужасная. Я хочу извлечь из своей жизни одного из нескольких людей, которые сумели показать мне, что такое счастье… но так нужно. Я хочу для них чего-то лучшего, нежели я сама.
— Ну, скажи что-то… не молчи, — выдавила я. Тишина угнетала меня, и я просто не знала, что могу ещё сказать. В голове было куча мыслей, но когда дело доходило до того, чтобы сказать что-то, у меня просто не оставалось ничего.
— Зачем ты так со мной? — сказал он слегка дрожащим голосом, словно я действительно… действительно ранила его чувства. Это так странно. И так больно, что у меня из глаз полились слёзы, которые были просто необходимыми, чтобы выплеснуть наружу всё… все переживания, обиды.
«Будь сильной».
«Скажи ему».
— У меня опухоль мозга, — говорю, нервно смеясь, дабы прекратить плакать, но получается жалко, и я ещё больше плачу, попутно вытирая слёзы. — Мне осталось жить немного. Я не хочу тратить твою жизнь на меня, такую глупую и бессмысленную. И, да, ничего не говори, просто скажи, что отпускаешь меня и больше никогда не заговоришь со мной. Если я хоть что-то для тебя значила, ты должен это сделать. Пожалуйста, — я просто не нашла выхода. Это единственное верное решение, и я хочу услышать эти слова от него. Мне это нужно.
— Я отпускаю тебя, детка, — сказал он, а у меня пошли мурашки по коже от этого сломленного, хриплого голоса. — Но я никогда не забуду тебя, Джен.
И отключился.
Я заплакала. Заплакала потому, что такая глупая. Я с самого начала должна была понять, что наше с ним общение не приведет ни к чему хорошему. И когда я осознала это, было просто поздно. А сейчас мне больно. Чертовски больно от того, что я больше не буду общаться с ним, что он больше не захочет этого.
Несмотря на ту душевную боль, которая буквально убивает меня изнутри, я улыбнулась, чувствуя, что сделала действительно правильный поступок. Зачем мучить его, если это просто лишено смысла?
«Мое существование лишено смысла».
Это — конец.
Я просто хочу заснуть и не проснуться.
Глава 12.
Что же мне сделать? Что сделать, чтобы изменить это? Я хочу просто уйти отсюда, из этого мира, потому что чувствую, что в нём нет места для меня. Что сделать, чтобы завтра в школу я пришла с улыбкой, которой иногда награждают меня люди, желая сделать часы моего существования лучше? Правильно, ничего. Нельзя сделать то, чего нет на самом деле.
Я поднимаюсь с кровати, глупая и обессиленная, думая о том, что же делать дальше, как же мне теперь жить. Горькая правда растекается по моим венам, я вдыхаю воздух, пытаясь надышаться, чтобы обуздать свой гнев и ярость.
Я просто жадно глотаю воздух, желая изменить себя. Сделать то, чего не делала никогда впредь.
Я задыхаюсь, медленно умирая внутри. Я, мягко говоря, уверена, что это конец. Как мне жить дальше? Как? Мне трудно дышать, трудно смотреть на мир, трудно слышать голоса, из-за того, что я узнала. Я просто больше не хочу этого делать. А, возможно, это из-за того, что я уже умерла? Умерла внутри? А откуда мне знать? Откуда мне знать, что я до сих пор жива?
Я этого не узнаю, пока не пойму. Пока не испробую. Все эти дни я не жила. Жизнь — это противоположное слово к тому, что именно я делала, думала, желала когда-либо ранее. Жизнь — это то, чего мне никогда не удастся испытать. А может, Господь предоставит мне этот шанс? Я буду рада. Я просто буду рада.
Или не буду.
Я не знаю, что такое жизнь. В этом вся суть. Как мне быть радой тому, чего я никогда не пробовала? Это словно что-то запретное, непонятное, неправильное. То, что я никогда не осмелилась бы сделать. Я никогда не хотела жить. По-настоящему.
Я сижу перед монитором компьютера, сражаясь с собственными мыслями. Мне начать писать свою книгу? Возможно, стоит попробовать. О чем? Вечная мука: я не знаю, чего хочу, о чем мечтаю. Я знаю, что я всего лишь хочу оставить свой след в этом мире. А как мне это сделать?
Дрожащими руками я набираю текст на клавиатуре, просто выливая свои мысли, не желая думать о том, что будет дальше. Я живу здесь. Сейчас. А всё остальное — неважно.
«Сильные и слабые.
Здоровые и больные.
Поврежденные и исцеленные.
Убрать красивую улыбку, нужно убрать её, убрать как можно скорее, чтобы никто не увидел. Её нужно засунуть в карман, спрятать в сумку и никогда не высовывать. «Она не идет тебе!» — кричат всё вокруг. «Они говорят правду», — говорят тебе друзья, родители, знакомые. Говорит мой разум. Говорит весь мир.
Но ты ведь этого не знаешь. Ты не видишь себя, когда ты, мягко улыбаясь, говоришь приятные вещи, а твои глаза сверкают яркими огоньками. В твоем хрупком и уязвимом теле сохраняется тепло, которое согревает тех, ради кого ты улыбаешься.
Это красиво, поверь.
Планы, мои планы. Планы, которые я так строила, когда моя жизнь медленно разрушалась на глазах у всех, погибая в конвульсиях. Планы, которые были утешением, лекарством от бед, но сейчас они ничего не значат. Сейчас уже нет значимых, дорогих вещей, потому что завтра мир поглотит тьма, а люди навеки забудут, как выглядит свет.
В нашем мире нет гарантий, ведь так? В нашем мире нет счастья, уверяю. В нашем мире ничего нет, кроме нас, таких жестоких и неправильных. Кроме вот тех людей, которые обожают насмехаться над
бедными,
глупыми,
странными,
неуклюжими,
больными.
Я никогда не относила себя к кому-то из них. А может, просто не хотела относить,… но откуда я знаю? Возможно, я причинила боль стольким людям, а сейчас о них я не знаю ничего. Что же мне ответить на это?
Кто я? — спросите вы.
В том-то и проблема. Я не знаю, кто я. Возможно, я сейчас теряюсь в догадках, где же потерялось это «я». Где же потерялась я сама, скажите, прошу?
Поможете мне узнать, кто я, пожалуйста?
Я та, которая плачет временами — не от счастья.
Я та, которая дрожит всё время — не от холода.
Я та, которая кричит, чтобы никто не слышал — не от боли.
Я та, которая сидит на последней парте — не от скрытности.
Я та, которая сейчас сидит и пишет это — не от радости.
Я та, которая никогда не узнает, что такое любовь…»
— Эй, Дженн, ты чего тут сидишь! — услышала я мелодичный голос Фиби и сразу отвернулась от монитора, мысленно злясь на нее, но в то же время чувствуя благодарность за то, что она отвлекла меня, потому что я слишком углубилась в написание. Нужно отвлечься. — Пора есть, ты же не собираешься здесь весь день просидеть? — спросила, я уже хотела ответить «да», но, как оказалось, она это спрашивала шуточным тоном. — Давай, пошли! — выкрикивает, в надежде, что я сейчас улыбнусь и исправлю это нелепое выражение моего лица. Я делаю то, что она хочет, в надежде, что это осчастливит её.
— Иду, — со вздохом произнесла я, сохранила текст, который успела написать, и вышла с комнаты.
На кухне покоился огромный завтрак: блинчики, джем, разные фрукты, соки. Обычно я завтракаю яичницей, так что это довольно необычно для меня. Ну, я уже знаю, по какому поводу столько еды. Я же больна. Мне всегда закатывают пир, когда я больна. Это естественное явление.
Мы с сестрой начали поедать свою пищу. Я люблю поесть что-то вроде это, то есть, вкусное. Я никогда особо не увлекалась мясом и другими видами еды, так как мне это не нужно по моей природе. Обычно так обстояли дела, что мы ехали куда-то за город, и там готовили разные блюда с помощью барбекю или что-то вроде того, так вот, меня все уговаривали кушать, а я все так же неподвижно сидела и пила свой сок. Я не знаю, почему, но мне просто невкусно, вот и всё. Вы не поймете меня, думаю, но такова я и есть.
— Что собираешься сегодня делать? — спрашивает Фиби с набитым ртом, попутно выбирая какой-то фрукт из корзины, стоящей посреди стола.
Хм, что же я буду делать? Читать книгу? Домашнее задание? Смотреть фильм? Всё не то. Скорее всего, пойду прогуляюсь. Тоже не то. Я не знаю, что буду делать. Я ничего не знаю. И это, как бы, неправильно.
— Не знаю, Фиби, — говорю и накладываю ещё несколько блинов на тарелку, обмазывая их джемом. Вкуснотища.
— Эй, перестань унывать! – мм, какие очевидные слова. Как будто бы я сейчас могла взять и стереть все воспоминания: о больнице, болезни, Нике. — Хочешь пойти со мной сегодня? В кино, например?
Я вздохнула, тем самым показывая свое нежелание идти куда-либо.
— Фиби, нет. Ты же видишь, я ещё не справилась со всем этим, — произнесла я, но отчасти была рада, что сестра предложила это сделать. Мы редко выбираемся куда-то вместе, но делать это сейчас как-то глупо, не хочу никуда идти. Я не хочу отрицать свою болезнь и делать так, будто её не существует. Хочу скрыть её, одновременно понимая… Она же здесь. Внутри меня. Как я могу это отрицать? Никак.
— Хм… — она на несколько секунд задумалась, а я в то время взяла яблоко и откусила немного, из-за чего у меня жутко разболелся зуб, и я болезненно скривилась. Ещё одна проблема, этого только не хватало! — Ну, тогда я останусь здесь. Будем зажигать, — я рассмеялась из-за её фразы, и это заставило блондинку усмехнуться.
— Это как бы «систерс-пати» [1]? — выдавила я, смутно представляя, как в таком настроении я могла бы «зажигать».
Цирк, не более.
— Ну да, ты же меня знаешь, я умею устраивать такие штучки, — она подмигнула мне. Я подавила свой смех и просто уставилась на неё. – Ей, чего ты так смотришь! Ты что, не помнишь наши вечеринки?
— Ну да, их же было так «много», — с сарказмом сказала я, припоминая все наши развлечения, которых, уверяю, было довольно-таки мало.
— Эй! Ты чего? — она шутливо толкнула меня в плечо, глядя в глаза. — Ты что, реально не помнишь?
— Да, я помню моё день рождение, которое, кстати, ты организовывала. Ты пригласила всех бабушек…
— Перестань обсуждать мой провал!
— …которые рассказывали нам про переходной возраст, что нам не стоит общаться с мальчиками и что то, во что мы одеты — позор! — я засмеялась и начала передразнивать: — А что это на вас за тряпки? У меня свитер есть, идёмте в туалет, переоденемся! — Фиби поддержала мой смех, уже не сдерживая себя.
— Ох, Господи, это был ужас. Слава Богу, что это кончилось.
— И не напоминай, — я в конце концов успокоилась и продолжила поедать пищу.
Когда, наконец-то, еды не осталось, мы пошли в нашу комнату, сестра села с планшетом и начала искать фильм для просмотра.
Сказать, что она мне немного подняла настроение, значит ничего не сказать. Она, конечно, бывает невыносимой и иногда ведет себя, как ребенок, но сейчас это как раз кстати. Фиби умеет рассмешить меня и поддержать. Настрой у меня не из лучших, но это хоть что-то. Если бы я хотела перед смертью написать записку, она была бы одной из первых, кого я бы поблагодарила. Мы ссоримся, но я, по крайней мере, знаю, что она любит меня, как никто другой. И этим моя сестра отличается от других, а еще тем, что заботится обо мне. Родители тоже, но Фиби и они — несовместимые вещи. Родителям — думаю, подростки меня поймут — все не расскажешь, а если ты действительно начнешь им все докладывать, то они запрут тебя в комнате или запрограммируют так, что ты даже мира вокруг не будешь видеть. А вот сестра — другое дело. Она никогда меня не осуждает, если я делаю что-то не так, и за это я ей безумно благодарна.
— О чем думаешь? — я вздрогнула, услышав голос Фиби, но быстро оклемалась. Она до сих пор искала фильм.
— Да так, неважно, — пробормотала я и уставилась в планшет. – Эх, никаких комедий! Давай ужастики!
— Ага, да-да, тебе ещё ужастика в своей жизни не хватает… — мне как будто дали пощечину. Она намекает, что моя жизнь — сплошной ужас? Фиби не могла это сказать.… А, в принципе, она сказала правду. Мою жизнь действительно не назовешь лучшей, даже средней. Нужно что-то менять. Ах да. Я забыла. Поздно уже. — Ой, извини, я не это хотела сказать… Блин, Дженн, извини…
— Ради Бога, Фиби, прекрати, ничего такого страшного ты не сказала, всё в порядке, — молвила я, изнемогая от её жалости.
Ненавижу жалость.
Кому хочется, чтобы кто-то подошел к нему и сказал: «У тебя такая ужасная жизнь, я тебе сочувствую». Это то же самое, что сказать: «Извини, но, походу, тебе следует утопиться». Я, конечно, не против людей, которые сочувствуют кому-то, но я всегда старалась держать это чувство при себе, из-за чего многие называли меня бесчувственной, и я не отрицала этого, но и не подтверждала. Пусть думают, что хотят, мне-то какое дело? Они меня совершенно не знают и не имеют права судить меня.
— Что у вас там с Ником? — спросила она как бы «невзначай».
Ну и что мне отвечать? Не было никаких «нас». Теперь я поняла это. Я чувствовала к нему только дружбу… по крайней мере, сейчас я не чувствую к нему ничего более. Быть может, ранее, но сейчас нет. Всё в прошлом. Он был плечом, на которое можно было опереться. Возможно, да, это вымысел, но то, что было между мной и Ником — не любовь. Влюбленность, да, возможно, но не любовь.
Сейчас я люблю его, вероятно.
Как друга.
— Всё в порядке, — дабы избежать других вопросов, ответила я.
Сестра, конечно же, изумленно подняла вверх брови, показывая этим, что хочет объяснений. А как же.
Я делюсь с ней всем: от Крисс до опухоли мозга, но об этом даже заикаться не буду. Я не хочу, чтобы кто-то меня учил любить. Все сами понимают, и я должна это понять.
Я взглядом, если так можно сказать, показала ей, что не хочу об этом разговаривать, и она еле заметно кивнула, продолжая искать фильм. И тут у меня вырвалось:
— Как там родители?
— Отлично. Они долетели и сейчас живут в каком-то доме, который арендовала их компания. Короче, всё окей, — она подняла взгляд на меня, и я пожала плечами.
— Ничего страшного. Я рада, что у них всё в порядке, — я еле выдавила из себя улыбку, потому что действительно была рада.
Я хочу, чтобы у них всё было хорошо.
— Почему ты не хочешь, чтобы они знали? Они заслуживают знать, — вставила сестра.
Не надо им рассказывать. Зачем им это знать? Чем они смогут помочь? Опять же, жалостью? Я знаю — они не приедут. По крайней мере, сейчас. Им нужна эта работа, ведь в США всё-таки немного кризисная ситуация. А я кто? Я — никто.
— Просто не хочу их напрягать.
— Ты их не напрягаешь, — возразила Фиби.
— Ну, тогда я не хочу, чтобы они меня напрягали. Неважно. Им просто нельзя этого знать. Пока что.
— Я тебя не понимаю.
— Это и не нужно понимать.
— Но я всё равно не понимаю.
— А я понимаю.
— А я нет.
— А я да… черт, заткнись, — сестра начала смеяться, и я подхватила её смех. Да, она определенно действовала на меня лучше, чем кто-либо.
— Ладно, я нашла какой-то фильм, вроде как… «Если я останусь»… Посмотрим? Это не ужасы, но и не комедия. Любовные штучки какие-то.
— Эх… — вздохнула я. Мне нельзя смотреть ничего о любви. Не люблю смотреть что-то в этом роде. Читать книги — пожалуйста, но когда смотрю на их счастливые и радостные лица, меня прямо пробирает зависть. — …включай уже.
Фиби победно завизжала, а я закатила глаза.
Фильм начался. Ну что же… Любовь спасет мир.
***
Я потерла шею, которая напрочь затекла. Сидеть в одной позе около двух часов мне, как бы, не очень понравилось, но фильм стоит просмотра. Но опять же, зависть. Тупая, чертова, глупая зависть. Я вам покажусь идиоткой, из-за того, что завидую персонажам фильма, но я всё всегда принимаю близко к сердцу. Я даже когда читаю книгу, жутко злюсь на главную героиню и могу что-то разорвать, метать — саму же книгу, телефон и так далее. Иногда я тихоня, но что касается книг — я ужасно вспыльчива.
Фиби тоже встала и радостно воскликнула:
— Это было так круто! А-а-а! Адам такой милый, — она игриво вздохнула. — Ну почему им так везет… Фильм — супер!
— Неплох, — сказала я, пытаясь утаить свое разочарование и зависть.
— И это всё?! Да ты чертов робот!
— Полностью согласна, — произнесла я.
Неожиданно телефон Фиби зазвонил. Я моментально взяла свой и проверила, нет ли пропущенных вызовов. Ничего. Пусто.
Как у меня много друзей!
— Да… Да, не против… Вы уже звонили?… Отлично!… Будем ждать! — сказала Фиби в трубку. Я подняла брови.
Черт, только чтобы не…
— Эй, малышка, к нам наши кузены приезжают! Радуйся, они приезжают и будут здесь до четверга!
— Только не это!
Нет, ну ещё восемнадцатилетнего парня я вытерпеть смогу, но двоих пятилетних близняшек…
Я, если честно, совершенно не умею ладить с детьми. Я даже ненавижу их. Я просто их ненавижу. Никогда бы не завела себе ребенка.
— Да ладно тебе, они сняли квартиру, будут жить этажом ниже.
— О Господи, хуже ничего быть не может.
— С тобой невозможно нормально поговорить! — сказала Фиби, вышла из комнаты, а меня поглотила дневная рутина.
Наступил вечер. День меняется вечером, вечер меняется ночью, а ночь — утром. Такие повседневные вещи, но такие необычные и даже пугающие. Раскрыв блокнот, я начала писать о том, что было у меня на душе.
Города полны пустых людей,
Пускай и проходит множество дней.
Те же люди. Та же пустота.
Где же звезды? Где наша высота?
Где счастье? А где же рассветы?
Где любви вечной длинные обеты?
Я не понимаю. Объясни, пожалуйста.
Где я, скажи? Мне это место не нравится.
Пожалуйста, я хочу отсюда уйти,
Но как же мне не сбиться с пути?
Как понять, где и куда?
Пожалуйста. Я хочу уйти. Навсегда.
«Систерс-пати» [1] (англ.) — вечеринка сестер.