Выезд декабристов на поселение, после отбытия каторги, не столько радовал, сколько волновал. Сплоченный дружный коллектив Петровского завода, взаимопомощь и взаимовыручка облегчали в какой-то мере существование. Басаргин писал: «Может быть, мне не поверят, но, припоминая прежние впечатления, скажу, что грустно мне было оставлять тюрьму нашу. Я столько видел тут чистого и благородного, столько любви к ближнему, что боялся, вступая опять в обыкновенные общественные взаимоотношения, найти совершенно противное, жить, не понимая других, и, в свою очередь, быть для них непонятым».
О том же можно прочесть в письме Вадковского к своему другу Пущину: «Я просто был сначала в угаре, как и ты, потом в тумане, и, наконец, томительная неизвестность насчет моей будущности навеяла на меня такую тоску, такое нравственное онемение, что я долго как бы искал сам себя, - да не находил!.. Так и крепился, чтобы не впасть в хандру, которую презираю, когда она бывает следствием слабодушия! Ты знаешь, что я в тюрьме никогда не унывал, никогда не предавался пустым и неосновательным надеждам и, глядя на нашу братию, мужей кремнистых, умел постигнуть философию узничества, которая состоит в том, чтобы жить как можно более днем сегодняшним, а об завтрашнем не заботиться. Здесь же никак не мог применить этих правил к моему настоящему положению…»
Что ждало их, разбросанных поодиночке, по другим медвежьим углам? В отношении к декабристам царское правительство руководствовалось произволом. Кому где жить определялось зачастую по жребию. Сибирский генерал-губернатор говорил: «… повелением из Петербурга мне указывают места. Там совсем не знают Сибири и довольствуются тем, что раскрывают карту, отыщут точку, при которой написано «заштатный город», и думают что это в самом деле город, а он вовсе и не существует. Пустошь и снега. Кроме того, мне запрещено селить вас вместе, даже двоих. И братья должны быть разрознены. Где набрать в Сибири так много удобных мест для поселения?»
Когда в 1825 году произошло декабрьское восстание, молва о кровавых событиях дошла до затерянных в дремучих сибирских лесах мест еще до поселения там декабристов. Ее донесли в виде чуткой народной песни бродячие нищие – певцы. Одна начиналась словами «Собирайся, мелка челядь». Песня довольно широко распространилась по России, но и в сознании народа считалась «потаенной». А вскоре енисейцы увидели и живых героев 14 декабря. На территории бывшей Енисейской губернии было разбросано до тридцати декабристов.
И все же опасение Басаргина «быть непонятым» оказалось не совсем верным. Отправляя декабристов на поселение, царь хотел исправить первую ошибку – поселив всех в одном месте. И совершил вторую: дал приказ разбросать декабристов по необъятным просторам огромной Сибири. Но это оказалось уже запоздалой мерой. Когда декабристы вторично вступали в жизнь, население в городах, селениях и одиноких поселках Сибири хорошо знало, кто такие декабристы и за что боролись.
Вадковский признавался позже в письме к Пущину: «… какое-то чувство гордости овладело мною, и я поневоле подумал: ох, эти людоеды, ох, эти кровопийцы! Бросят они людей в какое-то захолустье! Смотришь… их и тут чтут, любят и уважают!»
И так происходило везде. Жители тех мест, где селились декабристы, сразу чувствовали высокий культурный и нравственный уровень новых поселенцев. Начальство по-разному относилось к декабристам. Высшее – генерал-губернаторы, непосредственно получавшие из Петербурга инструкции и указания, - формально и официально. Низшее, малокультурное, злое и трусливое, - в большинстве недоброжелательно и придирчиво. Губернаторы и губернские чиновники, приезжая на места поселения и знакомясь с декабристами, обычно оказывали почтительное внимание, но удовлетворять какие-либо серьезные ходатайства не имели права.
Как и на каторге, декабристы на поселении занимались просветительством среди местного населения, даже безграмотного, как буряты, популяризировали среди них творчество А.С.Пушкина. Они видели, что сибирские "инородцы", которых всячески принижали царские чиновники, по умственным способностям равны "со всеми лучшими племенами человеческого рода". Учили и лечили, оказывали юридическую помощь. Обучали ремеслам, садоводству, огородничеству и даже хлебопашеству, которое считалось невозможным здесь. Вводили усовершенствования в сельское хозяйство и на заводах. И сами неустанно занимались самосовершенствованием. Изучали историю незнакомого края. Лунин написал "Историческую записку об Анадырском остроге".
Они стали первыми исследователями сибирского народного творчества: якутского, бурятского, тунгусского, а также быта и нравов населения. Интересовались климатом, флорой и фауной Сибири. Но научным занятиям постоянно чинились преграды. За каждым шагом ссыльного на местах устанавливался постоянный неусыпный надзор. Декабристов лишили возможности публиковать поэтические и научные труды, открыто заниматься педагогической и врачебной деятельностью. И все же, несмотря на преграды, они неустанно трудились для пользы общества.