Пролог
Утренняя роса освежала, холодила босые ножки, от чего на лице растягивалась озорная детская улыбка. Беленькая шейка украшена частыми бусами из бисера и ракушек, на руках несчетное количество браслетов.
У них нет, и не было цветастого автобуса, залепленного частыми птичьим дерьмом. Обычно «Фольксваген». Веселило окончание – «-ваген» созвучно с «вагиной». Все они катаются по свету в больших вагинах.
Старый зеленый «жук», ее любимый цвет, тоже «фолькс», поэтому Кай называл его «Жук-вагина»… в салоне резко пахло духами, какой-то дешевкой. Вдвоем они проводили свое бесцельное существование в маленьком зеленом «Жуке». Воровали бензин и еду. Катились вперед, спасаясь от прошлого.
1
-Макс! – неожиданно сказала Эмили, когда они завтракали в кафе возле заправки. – Сегодня год.
Салат не лез в горло, застрял комом прямо во рту. Слезы застыли на глазах, намереваясь обрушиться соленым водопадом прямо в пластмассовую тарелку.
- Эй, не надо. - Кай, попытался успокоить Эмили. – Детка, я… мы… ну ты же помнишь что случилось? Мы не могли ничем помочь.
Конечно помнила, такое не забывается. Вдолблено в память, точно татуировка на теле.
И она понимала, теперь уже ничего не вернуть. Колесо сансары запущено, как механическая карусель, если вовремя смазывать, то крутиться оно будет вечно. Эмили залилась слезами, скуля, что-то неразборчивое под нос, о смысле жизни и вселенской мудрости, единорогах и девственницах.
На них то и дело оборачивались сидящие рядом и тихо перешептывались между собой.
- Долбанные ублюдки, тупые хиппи.
Обрывок фразы донесся до уха Кая сиплым смешком.
- Пора сваливать, - прошептал он и резко схватил девушку за руку.
- Эй, а платить? – прокричал вслед хозяин забегаловки, тучный мужик с масляными пятнами на белой майке, наблюдая, как парочка бежит по пыльной дороге в сторону своего старого Фольксвагена.
По трассе мчался зеленый «Жук», за рулем которого сидел парень с давно засушенным венком ромашек в косматых волосах, на вид ему было около двадцати пяти лет. На смуглом лице кривлялась мрачная тень сосредоточенности, она не покидала Кая на протяжении года с того самого дня, и нависала над ним будто проклятие. Рядом сидела очаровательная девушка в белом сарафане. Она смотрела в окно, зажав рукой рот, пропуская перед глазами пляшущие и покачивающиеся деревья, которые точно махали вслед ветвистыми руками, подгоняемыми осенним ветром.
- О чем задумалась? – тихо спросил Кай. – Слушай, если ты о Максе, то, - он раздраженно вздохнул. – То лучше не начинай. Ладно?
- Сколько это может продолжаться? – безучастно отозвалась Эмили.
- В смысле? - он мотнул голову в ее сторону.
- Ну, мы с тобой. В чем смысл?
- Не понимаю, - усмехнулся Кай.
- Останови, меня сейчас вырвет.
Он резко надавил на тормоз и съехал на обочину. Эмили буквально вывалилась из старого «Жука-Вагины» и побежала в сторону поля.
Парень наблюдал за ней. И даже когда она сгорбленная и потная изрыгала зеленую жидкость - утренний салат - когда она ругалась и проклинала свою жизнь... была прекрасна. Прекрасна в мучении.
«Ее хочешь постоянно! Наклонить и выебать до потери сознания, чтобы она захлебывалась в рвоте, вот почему я рядом. В этом смысл».
Кай почувствовал, что у него встал.
- ****ь, что ты там стоишь? - прокричала Эмили, скрючиваясь при новых спазмах. - Помоги.
Парень поморщился, отвернулся и сел в машину. Старый приемник шипел и цокал, но до уха доносились знакомые мотивы. Кай откинулся на спинку кресла и запел под нос:
If it takes forever
I will wait for you
For a thousand summers
I will wait for you
Он закурил заранее скрученный косяк, который бережно прятал в бардачке. С каждым новым затягом в его голове ничего не происходило, Конни Френсис вытеснила все мысли и предлагала дожидаться навсегда.
Весь следующий день они провели в молчании.
Нашли тихое местечко у реки с мягкой зеленой травой, и решили остановиться здесь на несколько дней. До ближайшего селения было около десяти миль, что как раз на руку, Кай собирался ночью пойти добыть еды. На таком расстоянии их никто не будет искать.
Тишина тоже помогала. Для Эмили она была спасательным кругом и единственным другом, который смог бы проводить от начала и до конца. Началось в пятнадцать лет, когда она заинтересованная в успешном будущем повстречала Кая. Тишина объяснит ей, что она глупа от природа, наивна от бога и овца по жизни. Лишь конец остается покрытый мраком. Они часто представляли свою смерть. Возможные варианты как пугали, так и поражали необычностью. Даже устроили соревнования, кто придумает конец похуже, Эмили выиграла, сказав, что они их задавит толпой на каком-нибудь фестивале типа Монтерей. Это было бы красиво. Глупо было надеяться, что им придется жить до старости. И если не от голода, то от обморожения или от гриппа они точно скоро умрут. Кай так сказал: "Мы скоро сдохнем!". "Мы уже сдохли!" - ответила ему Эмили.
Он ненавидел ее за излишнюю романтичность и чрезмерную детскую наивность. Во всем была виновата библия, которую Эмили не улучала момента почитать, как настольную книгу, перед сном. Не было ничего прекрасного в ее язвительных замечаниях, что они два покалеченных жизнью странника бросили вызов силам природы, богу и президенту. Но он прощал ей маленькие пороки, всякий раз когда любил ее на заднем сидении неудобного "жука", а она читала библию, потому что Бог простит.
Нас ведь никто не любит, - наконец, выдавила Эмили, не отводя взгляда ль костра. Обняв колени она покачивалась на монотонно покачивалась на месте. – Мы ничто и звать нас никак!
- А что ты хочешь? – удивился Кай, наблюдая за путешествием божьей коровки по его ладони. - Славы?
- Может быть, почему нет? Я хочу жить в доме... надоело чувствовать себя каким-то "перекати поле". Я хочу выспаться, наконец-то в кровати, а не... - она осеклась.
Кай поднял глаза и скривился в ухмылке:
- А не на мне?
Эмили отвела взгляд в сторону и тихо пробурчала, оторвав травинку.
- Ты меня хоть любишь? Или я для тебя типа шлюхи?
Он закатил глаза.
- Учитывая то, как иногда нам приходится зарабатывать деньги, то шлюхами можно назвать обоих. А если хочешь выспаться или стать известной, тогда признайся во всем и будет тебе слава, - Он посадил жучка на травинку и перевел рассеянный взгляд на девушку. - Только высыпаться будешь не на мне, а на какой-нибудь гром-бабе надзирательнице, которая тебе в жопу резиновую палку будет совать в общем душе. Ты уж выбирай либо мой член, либо резиновый.
- Дурак...
Эмили отошла в сторону и слезливо вздохнула, вспомнив пережитые события.
- Почему сразу Дурак? Просто не надо ****еть тут всякую ***тень.
Кай обратил внимание, что она заплакала. Он нервно закатил глаза и выдохнул.
- Эмили... - позвал парень. - Детка, они нам не нужны. Все эти пряничные домики, мировая слава и признания людей. Детка, они все чертовы ублюдки. Они заблудились в своей коррупции, заблудились в своих деньгах, тупые слепцы. И нам на них срать, - он обнял ее и прижал к груди.
- Ты опять не надел трусы, - рассмеялась девушка, расстегивая ширинку на его джинсах.
- Трусы носят неудачники, – он опустил руку к ее заднице. Задирая ткань белого сарафана, Кай довольно произнес. – Кое-кто тоже не надел свои трусики.
2
Очередное холодное утро. Неудобный спальный мешок в неудобном месте в неудобное время и в неудобной жизни. Болят суставы, ломит все тело, хрустят кости. Писают вместе, потому что так привыкли, не наперегонки, но главное, что рядом. Они давно перестали желать друг другу спокойной ночи. Потому что свято верили в то, что спокойными их ночи точно не назовешь, так зачем обманывать глупыми надеждами? Так же как и "доброе утро", навсегда вытеснило: "Бля"!
Неприятный запах изо рта обычно зажевывают мятой, ее же размешивают с водой - освежаются. Завтрак этим и завершают. На обед собираются возле багажника и разглядывают припасы.
Кай достал из холщевой сумки залежалый хот-дог и протянул Эмили.
Ветер заговорил деревьями, вокруг все зашипело, как бы предупреждая, что лучше не стоит это есть.
- А... – она судорожно сглотнула. - Там... Может есть персики?
- Нет! - строго произнес он. – Я знаю. Забудь свои вегетарианские штучки.
- Да причем здесь... говно же редкостное.
Холодная сосиска застряла в горле, на вкус - пластмасс впитавший привкус кетчупа с нитками старой сумки. Желудок скрючивало в спазме. Эмили брезгливо поморщилась, но есть было необходимо. Она осилила половину и предложила Каю.
- Нет, ешь ты, я как-нибудь... - отмахнулся он и похлопал себя по карманам. Эмили знала, что когда он так делает, то точно идет в укор себе. Он просто пытается найти в карманах залежалую пачку сигарет. Если найдет, значит день прожит не зря. И даже зная, что карманы пусты и давно прохудились этот маленький ритуал вселяет надежду, что на самом деле не так уж все и плохо. Сигарету найти проще, чем выжить, так почему бы просто не поискать?
- Хватит играть в альтруиста.
Кай согласился. Сигарета не нашлась - жизнь продолжается.
Эмили никогда не упрекала Кая в том, что если ему не получилось добыть еды. "Ничего страшного. Он же старался", - думала она. Но для парня, это равносильно трагедии. В плане еды всегда трагедия. Тем более погода в последнее время стала резко меняться, осень входила в свои владения. Днем было еще тепло, но дожди стали частым делом. А Эмили радовалась каждому дождю. Она любила танцевать, наступая босой пяткой на холодную траву. Глупо верила, что вода смоет все переживания и невзгоды, которые случились за последнее время. Избавит от всех грехов. Только вот, не смывалось. Сколько она не стояла под водой, хоть под водопадом, все равно, это только пробуждало воспоминания.
Всякий раз, когда ее выносит под дождь, Кай остается сидеть в машине наблюдать за своей возлюбленной. Он никогда не танцевал с ней, не потому что не умеет или стесняется, все гораздо проще. Этот танец для него и только он имеет право наслаждаться им, тем не менее - это также единственное время побыть наедине со своими мыслями и постараться разобраться, что происходит в жизни.
В жизни страшно!
Эмили погладила живот и взглянула на круги, разбегающиеся по воде. Кинула еще один камень – снова уставилась в речную гладь.
Умиротворяло. Глубокий вдох - медленный выдох, села в позу лотоса, задрала руки над головой, браслеты, брякаясь, опустились к плечам. Девушка почувствовала себя маленьким водным кругом, инстинктивно увеличивающимся в размерах, чтобы потом прервать свое существование, став частью всей реки – успокоится наконец.
Ветер нежно ласкал ее темные волосы, немного грязные и слипшиеся, однако они придавали ей вид разъяренной дикарки или неуловимой лесной нимфы.
Она закрыла глаза, ощущая внутри гармонию Инь-Ян, или только старалась ее постигнуть, покручивая в руках медитативные шары...
- Сколько яиц может поместиться в женской руке? Правильный ответ – оба, - усмехнулся Кай, следя за утренней медитацией подруги. – Чистишь карму? Надеешься на помощь высших сил?
- Единственный оплот, где нам рады... – заметила Эмили, не открывая глаз.
Кай присел рядом на корточках и принялся ковырять болячку на колене.
- Вчера ночью... я видел его во сне, - протянул парень и уставился на восходящее солнце. – Странный сон...
- О чем?
- Будто мы мертвы.
- Вещий сон, правда, же, - глубокий вздох через нос, медленный выдох ртом.
Кай выдохнул. Его бесило, когда она включала назойливую всезнайку и пыталась умничать в тех моментах, в которых вообще ничего не понимала.
- Похуй... У нас еды нет, - напомнил он. - И пора бы уже двигать отсюда. Вчера еле удрал от каких-то пидарасов, хотели мне череп проломить. Да и в городке участились случаи кражи овощей из магазинов. Не понимаю, эти пидары, они их считают что ль? И как думаешь, кого обвинили в газетах? – улыбнулся Кай.
- А наших тут нет? – «Водопад... облака... радуга...»
- Нет. Как сквозь землю провалились. Подохли все!
- Ну, так скоро фестиваль. И нам бы туда.
- Разгонять будут, да и не стоит на людях показываться, - тоскливо отозвался парень.
Еще один вздох. Медленный и сосредоточенный, судорожный вздох. Эмили скупилась на выдохе, будто с каждым выбросом углекислого газа вылетали частицы души. Она задерживала дыхание на максимально возможное время, так, что чуть не теряет сознание.
- Кай, - прошептала девушка. – Кай…
- Да детка, - отозвался он, чувствуя что-то новое в интонации своей подруги.
Он рядом. Почувствовала дыхание макушкой головы. Или это ветер?
- Кай.
- Ну…
- Эм.
- Говоришь?
Открыла глаза. Возлюбленный, с заплывшими уставшими карими глазами, с тем же венком на косматой голове прямо, напротив, на лице застыла хитрая улыбка,… ждал ответа, затаив дыхание.
- Кай, я беременна.
3
Кай лишь нервно хохотнул, молча поднялся и направился к «жуку», пошатываясь, будто пьяный на ходу.
Эмили поспешила за ним. Ни одна медитация не могла подготовить ее к такому. Даже бог, которому она не переставала молиться в минуты слабости и горестей, отвернулся от нее, но Он обязательно все простит, надо только верить.
Кай пытался открыть дверцу машины, но из-за пары нервных подергиваний за ручку ничего не вышло и он со всей дури ударил ногой по колесу. Он ударил еще раз и бил до тех пор, пока не упал на колени и не зарыдал, держась за голову. Засушенные ромашки разлетелись в разные стороны и запорхали как маленькие мотыльки.
Эмили остановилась в паре метров от него, не зная, что делать, она лишь прижала руки ко рту. Сердце неистово стучало, мысли путались в голове.
- Кай, – тихо позвала Эмили, боясь подойти ближе. – Милый.
- Как? - простонал он.
- Ну… как бы тебе объяснить, ты, просто, не всегда вовремя…
- Да еб твою мать, я знаю как! - прокричал парень. – Почему? Ты... ты уверена?
Он умоляюще взглянул на нее.
Конечно, она была уверена! Если ее стало вдруг воротить от любимых овощей, да к тому же эта утренняя изжога и грудь - как два надутых шарика.
- Кай, - прошептала она, пытаясь не плакать. – Кай, все ведь будет хорошо…
- Да нихуя теперь не будет! Что хорошего? Что нам делать?
Она не предприняла никаких попыток продолжить разговор, хотя хотела напомнить, что в зачатии ребенка участвуют двое. И раз уж получилось, то не надо выяснять как, а надо, что-то с этим делать, но Эмили оставила его около машины, а сама постаралась уйти как можно быстрее. В таком состоянии любимый опасен.
- И ****уй, - кричал парень ей вслед.
Ей вообще хотелось убежать, принять самостоятельное решение в своей жизни. Сначала идти все быстрее и быстрее, с каждым новым шагом ускоряться, а потом и вовсе перейти на бег, пока ноги сами не откажут, пока не перехватит дыхание, а щеки будут полыхать огнем. Эмили хотелось упасть на траву и заснуть самым глубоким сном в ее жизни, возможно даже навсегда, чтобы наконец прекратить это глупую игру на выживание.
"Не-на-ви-жу", - шептала она, силясь не зарыдать. Не понятно, что ее останавливало и как раз таки сейчас, можно было дать волю чувствам.
Но тем не менее оба были связаны навечно тем самым браслетом с нецке Хотэем, богом счастья. Этот толстый пьяница никакого счастья не приносил, у Кая так вообще он раскрошился, осталась висеть только улыбающаяся лысая голова. Эмили, напротив, берегла своего Хотэя, хоть и не верила ни одному его обещанию, но не переставала гладить пузо смеющегося божества, так что там появилась вмятина. Видно этот символ удачи не работал, а такое роскошество как кроличья лапка, она просто не могла себе позволить.
Она бы шла еще...
До конца...
...и ушла бы в закат, вместе с появляющимися титрами, как однажды видела в кино. Это была бы лучшая развязка ее страданий, просто снять иглу с пластинки и только слышать шипение проигрывателя.
Она вернулась ближе к вечеру. К ее разочарованию Кай дожидался Эмили возле костра. Он сидел в своей любимой позе, обняв колени и неотрывно смотрел на пламя.
- Знаешь, - сказал он, не обращая внимания на ее присутствие, но тем не менее обращаясь к Эмили. - Когда мне было пятнадцать у меня умер отец. А знаешь как он сдох? Он был ничтожеством! Всякий раз, когда он возвращался домой с очередной попойки в баре всегда бил меня и сестру. И мать! Я как сейчас помню его рожу. Я его ненавидел и ненавижу до сих пор. Однажды он сломал мне руку и приехала полиция. Я часто видел полицейских у себя дома и думал, что обязательно стану полицейским. Но им всегда было плевать, что происходит в малоимущих семьях. Потому что мы как нарост дерьма на лице общества. Понимаешь?
- Зачем...
- Заткнись и слушай, - Кай поднял на нее взгляд. - Он душил меня... Нормальные отцы, если хотят наказать ребенка шлепают по попе ремнем и ставят в угол, а этот сукин сын, снимал ремень и душил меня им, а потом трахал мою мать. Она всегда спасала меня, ложась под него как дешевая тряпка... отвлекала.
На его глазах выступили слезы и свет от костра заставлял маленькие капельки сиять. Кай был по-своему красив.
- Он трахал мою сестру. И даже меня... И это могло бы продолжаться бесконечно, если бы однажды он не напился до такой степени, что не захлебнулся в рвоте. Он захлебнулся в рвоте! Представляешь? Какая смерть еще могла быть у гниды? Но мама его любила и души в нем не чаяла. Она любила это дерьмо. Знаешь! Мы люди - мы цветы. Мы тянемся к солнцу, а жрем всякое гавно, всякий навоз, удобряемся.
- Кай!
- Я не закончил.
Только сейчас Эмили заметила, что он пьян. Он пьян настолько, что по ее телу пробежали мурашки.
- Замолчи! - рявкнул он.
Девушка вздохнула, вспоминая ту самую бутылку виски, которую они хранили до лучших времен. Лучшие времена еще не настали.
- Я сын шлюхи и старого уебана алкаша. Я брат шлюхи. Я сам... и ты это знаешь... ты же это прекрасно, ****ь, знаешь.
- Прошу тебя, - простонала Эмили. - Кай, пожалуйста.
Он зарыдал, постоянно протирая глаза.
- Макс, - прошептал Кай.
4
- Люди! Свобода! Ебитесь во все щели! Натуралы, геи, лесбиянки! Белые, черные и желтые. Сношайтесь, как этого требовал ваш бог, плодитесь и размножайтесь. Все вакханалии появились задолго до появления правил. Хватит рыться в чужом дерьме, ройтесь каждый в своем. И если бы я захотел быть проституткой, то стал бы, потому что я хозяин своей жизни! Это жизнь! И это не хорошо и не плохо, но это правильно.
Эта зазывающая речь парня навсегда выкупила юную подающую надежды Эмили, ученицу философского факультета. Она проходила мимо, сжимая в руках толстенную книгу с цитатами великих умов. В тот момент она вдруг уяснила для себя, что высказывания всех мудрецов столетий сводились к одному - "Живи!" и в этом была истина записанная на древних пыльных манускриптах. Живи без обязательств и правил, так как велит твое сердце. В ту самую минуту сердце девушки налилось самым добрым и приятным чувством, которое вместе с кровью разнеслось по всему телу и тут же ударило в голову.
Возле пляшущего косматого паренька, размахивающего плакатом с надписью: "Stand together black and white!", быстро собралась толпа несогласных. Было ясно, что парень выбрал не самое удачное место для проведения забастовки, он был вовсе не подготовлен, чтобы кричать лозунги, заставляющие шевелить и работать мозги слушателей в нужном русле. Никто кроме Эмили не внял его словам.
Стражи порядка центрального парка, быстро пресекли попытку никчемного революционера свергнуть власть и кажется, что это был бы последний раз, когда Эмили и он случайно пересеклись взглядом, но вселенная распорядилась иначе.
Весь день она витала в облаках. Провожала в воспоминаниях того несчастного бедолагу, который вдруг открыл ей глаза и наградил зарядом хорошего настроения недели на две. Неизвестный не выходил из ее головы, но образ внешности постепенно начал меняться, детали стали забываться. Лишь отдельные кусочки как сложный пазл еле-еле создавали полную картину. Другие же мысли, более смелые, начали вытеснять глупышку в голове Эмили. Или тому виной была "Лолита", которую девушка взахлеб читала? Она назвала его Каем, посчитав, что это имя подходит больше всего. Каем мог быть только он.
Каждый день стал превращаться в навязчивую идею увидеть его снова. Она, почему-то была уверена, что им суждено... Еще не понимала до конца, что конкретно, но что-то было.
Недели сменялись неделями, но вера во встречу все крепла превратившись в одержимость. Слова "Жизнь - это не плохо и не хорошо, но это правильно", стали ее личной мантрой, повторяя которую на душе становилось тепло и воздушно.
В этот раз стечение обстоятельств завело ее в кафе. Тихий вечер, который мог бы обернуться романтическим по всем правилам фильмов о любви. Но этот вечер оказался не правдоподобным. Он появился из ниоткуда и почему-то подсел к ней за стол.
Она покраснела до кончиков ушей. Ее дыхание перехватило, а глаза, специально уткнулись в книгу, но она не понимала, что читает, не понимала языка на котором читает, вообще ничего не понимала. И это не скрылось от его взгляда...
...это был ее первый раз. Первый волшебный, незабываемый, продлившийся чуть больше пяти минут раз. Где-то за углом дома, между пятой и четвертой. Там где сыро и неприметно, но главное безлюдно, если не принимать в счет пьяного бомжа. Там пахло по-настоящему отвратительно, она даже не помнила как там оказались. В мыслях играла музыка, слова которой были на всех языках мира. Но это был первый волшебный раз. А их первый разговор:
- Как тебя зовут?
- Эмили.
- А меня...
- Тебя зовут Кай.
- Меня зовут Кай.
- Как будут звать нашего ребенка?
- Макс.
- Мне нравится.
- Его будут звать Макс.
Эмили не сводила с него глаз. Костер догорал и тлеющие угольки едва-едва делились своим теплом. Тем не менее он спал на земле и замерзал. Она же, укутавшись в плед, сидела поодаль и ненавидела каждый уголок его тела, каждый любимый выступ и рубец. И ненависть пришла с жалостью, не к себе, но к Каю.
Себя же она позиционировала с жертвой. С белой несчастной охмуренной идиоткой, которую совратил альфа-самец. Присмотревшись еще раз к Каю, она изменила свое мнение, на альфа, да и на самца он точно не тянул.
Она медленно привстала, стараясь не разбудить его. Кай всегда держал ключи у машины в кармане джинсов. Это была самая новая его вещь, подарок на день рождения, за который Эмили пришлось наклоняться раком не один раз. Аккуратно нашарив ключ девушка постаралась вытащить его из кармана. Пальцами пробирая путь сквозь свернувшуюся ткань девушка вытащила сигарету.
- Ох, Кай, - прошептала она, стараясь не заплакать.
5
Вера в любовь заставляла просыпаться с эрекцией. Каждое утро похоже на предыдущее, но сегодня оно было на чуточку холоднее и сырее обычного. Когда замечаются такие перемены воздух насыщается волнением или, наоборот, воздух насыщает волнением все и вся.
Вера в любовь заставляла просыпаться. И вставать каждое утро с немытой головой полной мыслей.
Эта глупая идея всепоглощающей любви была ему чужда, потому что Кай верил только в себя и в то, что у него стоит. Все остальное казалось настолько маловажным, что вертел он это на том, что стоит. Он всегда думал, что могло быть и хуже, в отличие от Эмили, которая считала, что хуже быть уже просто не может.
То, что не убивает, делает меня убийцей того, что не смогло убить. И если какая вошь попадется с головы, то ее можно съесть.
И с этим лозунгом можно было как-то прожить жизнь...
Вот только жизнь со всей своей мишурой упиралась в сегодняшнее утро. Другое. Как если бы вместо двух ложек сахара в любимый кофе положили три. Кофе так бы и остался кофе, но уже перестал бы быть любимым.
Кай был один. Максимально один, насколько это возможно. Он проснулся в окружении дорожной пыли и заботливо укрытый провонявшим клетчатым пледом. Холодный ветер пробирал до костей. Он пока еще не видел, что "жука-вагины нет.
Заспанное усталое лицо. Полуоткрытые глаза, Кай протер их грязной рукой. Защипало только в глазах, но кажется, что по всему телу.
Вот теперь заметил.
Он осмотрелся по сторонам, принимая реальность. Все это не сон. А в штанах до сих пор, вроде бы и стоял, но уже не так, без стремления. Стоял уже потому, что так заложено биологией.
Его ритуал. Он шарил в карманах в поисках сигареты, но нашел кое-что другое. Браслет с улыбающимся толстяком, с пузом затертым до невозможности. Кай не верил в символы, он замахнулся и выбросил оставленный подарок в неизвестном направлении.
Пнул землю ногой, а она будто задрожала в ответ. И крикнул:
- Дура!
И хотелось бы повторить какую-нибудь сцену из кино, где главный герой обреченный на страдания заламывается в судорогах, издает чуть ли не предсмертные вопли и рвя волосы на голове кричит в небеса: "За что?!".
Кай честно попробовал три раза. Получалось неправдоподобно.
Эмили можно было с честной совестью назвать и ****ью, чем Кай периодически грешил, но сегодня она была просто глупышкой или дурочкой. Самообман или самоуверенность убеждали, что она вернется и все будет как прежде.
И не дождавшись заветного: "Стоп! Снято!" - несостоявшийся актер побрел вперед.
Имело место быть слезам горючим и обжигающим, так же как и покончить раз и навсегда, убив себя. Так хотелось убить себя, чтобы прекратить все это невероятное приключение. Оставалось глотать сопли, это и солено, и чуть-чуть утоляет голод. Но Кай счастлив жить, а на слезы он истратил все бонусы вчерашним вечером. Можно было подогнать музыкальную тему. Вероятно отсутствие музыкального слуха сказалось на его памяти или воображении. В его голове не нашлось подходящей песни. Только слушать тишину.
И Кай даже запел:
Hello darkness, my old friend
I've come to talk with you again
Because a vision softly creeping
...
Их дочь звали Макс.
Макс появилась на свет полтора года назад и должна была быть самой счастливой девочкой на свете. "Любовь и забота!" - формула, по которой оба родителя старались взращивать свое чадо, не имела погрешностей. И малютка получала эти две пилюли каждый день, двадцать четыре часа в сутки.
Бомба замедленного действия приближала Макс к смерти с каждым поцелуем в мягкое пузико, с каждым поглаживанием по румяной попочке, покусыванием маленьких ножек, с каждым новым "Ку-ку!" и "Агу".
"Вы недостойны жить. Вы недостойны существовать, дышать нашим воздухом, смотреть на наш мир и слушать наши голоса. Вы недостойны носить имена и говорить" - так мог бы сказать кто угодно и был бы прав.
Они снимали квартиру и старались жить нормальной жизнью.
То утро было похоже на это. Год назад. Кай проснулся от тишины, которую не разбивал плач дочери. Он было потянулся обнять Эмили и прижать ее к сердцу... нет, это громко сказано, потереться об нее, погладить задницу, но кровать пустовала.
В их скромном жилище всегда было светло, но сегодня царил полумрак. Кое-где сквозь щели между стыками штор пробивалось солнце, подсвечивая летающие по помещению пылинки. Тишина удивляла и пугала одновременно. Кай вскочил и забежал в комнату, где Эмили качала колыбельку. Кажется, что ситуация вполне себе реальна, мать убаюкивала дитя. Но в этом было что-то пугающее, неправильное.
Макс всегда спала с ними.
6
Эмили ехала по пустующей трассе, не обращая внимания на оглушающий рев их единственного транспортного средства. Она не давала отчета своим действиям и не знала сколько уже проехала сто или двести миль. Тошнило так, что кишки вот-вот выйдут наружу. Голова работала неясно и ей казалось, что она неслась с бесконечной скоростью навстречу новому началу, где будут существовать только она и новорожденный. И никто, ни Кай, ни прошлое не смогут ей помешать. Ведь в библии написано, что все достойны прощения, а чем она хуже?
Но "жук-вагина" на самом деле проехал всего пару километров и остановился, сидящая на месте водителя девушка не отпускала затертого руля. Редко проезжающие мимо машины сигналили, предлагая тем самым съехать на обочину. Но они были пустым звуком, а люди сидящие там манекенами.
В детстве у Эмили был кукольный дом. Многоярусный, полностью меблированный. Кукольная семья состояла из пяти персон: бабушка и дедушка, мама и папа и малютка дочка или сынок, розовый пупсик с закрытыми глазами. Эмили всегда думала что он умер, но мама говорила, что он спит. Однажды Эмили выбросила домик в озеро. Он быстро пошел ко дну. Все члены кукольной семьи погибли мучительной смертью и кажется, что она даже слышала их предсмертные крики. Она его ненавидела, как ненавидит сейчас свою жизнь.
Воспоминания о детстве заставили ее ослабить хватку руля и медленно выйти из машины. Эмили развернулась в обратном направлении и побрела шваркая уставшими ногами. Она поглаживала руку, которая так привыкла к тяжести браслета с Хотэем, его не хватало. Как если бы не хватало привычной звезды на небе. Кай никогда не дарил ей звезд. А Эмили хотелось бы получить одну, хоть самую тусклую. Он всегда говорил, что звезды им не принадлежат, только они сами принадлежат друг другу. Он ей, она ему. Но такая перспектива заставляла с грустью вздыхать и отводить глаза в сторону.
Она давно привыкла целовать его не придавая никакого значения запаху изо рта, налету на зубах и щетине, которую при любом удобном случае все равно сбривала.
Они могли назвать свою дочь как угодно, но изначально ограничились выбором имени. Макс была самой красивой девочкой на свете, но всякий раз, когда она засыпала Эмили привычно хоронила своего розовощекого ангела.
В тот день маленькая ванночка для купания была наполнена так, что вода выливалась через край. Первые три минуты она аккуратно поддерживала полугодовалую малышку за спинку и нежно водила теплой ладонью по шелковой коже ребенка. Первые три минуты были длинною в бесконечность и приоткрыли все, что случилось, случается в данный момент и чего осталось ожидать. Это не нравилось Эмили.
Сердечко Макс стучало. Ребенок смотрел на мать и молчал. Ее ротик открывался. Она уже умела улыбаться.
Три минуты подходили к концу, рука уставала держать. Силы и ответственность покидали Эмили. Она сдавалась с каждым ударом секундной стрелки на древних часах, которые они нашли на свалке.
Время затормаживало свой ход, чтобы хоть как-то помочь Макс. Но Эмили закрыла глаза и опустила руки.
Она не помнила были ли всплески воды.
Еще она не помнила кем была в этот момент? Любящей матерью или сумасшедшей убийцей.
Эмили обнаружила себя сидящей возле колыбельки.
7
- Это тебе, малышка, - Кай с заботливостью нацепил маленький браслет с нецке Хотеем на ручку Макс. - Смотри, у меня такой же и у мамы. Он приносит удачу, если ему потереть пузо.
- А если я потру тебе пузо? - спросила Эмили. - Принесешь удачу?
- Однажды, ты потерла мне ***, - парировал парень и улыбнулся. - И у нас родилась дочка. Потри мне лучше ***.
В больничной палате было душно. Неутешительный диагноз не оставлял никаких шансов никому, ни на что кроме в очередной раз потрахаться. Макс должна была быть самой-самой девочкой на свете если бы смогла до этого дожить.
Они забрали ее тельце с собой. Положили в наскоро сколоченный гробик. И удивительно как ни разу не попались на глаза полицейским.
8.
- Ты? - спросил Кай, не поднимая глаз на Эмили. Он вернулся. Искал браслет.
- Что ты ищешь? Сигареты? - спросила Эмили и протянула ему пачку, которую по случайности нашла на дороге, наверное кто-то выбросил пока ехал.
- Нет, - отмахнулся Кай, но сигареты взял и закурил.
- Кай.
- М?
- Ты меня любишь? За то, что я сделала. Ты меня все еще любишь?
Парень остановился и взглянул на нее настолько бледную, дрожащую от холода. Он смотрел на анорексично-худую, но все еще красивую женщину.
Кай раскрыл объятия. Она прошла вперед, поражаясь, наверное его великодушию.
И они начали целоваться. Просто так, бесконечно долго и мерзко. Им было до дрожи неуютно. Где-то вдалеке как по расписанию загрохотало, надвигались тучи. Они продолжали целоваться и это было правильное действие. Ее руки скользили по костлявой спине Кая. Она могла сосчитать количество позвонков.
Его ладони сдавливали слегка припухшие груди.
Когда Кай наклонил Эмили, начинался дождь. И падающие с неба капли заражали их воспалением легких, гриппом, туберкулезом, столбняком.
В его семени зародилась сальмонелла, а СПИД выливался вместе с кровью Эмили на Кая и он, принимая это за амброзию жизни, размазывал по своему лицу. Тогда его просто не существовало.
Когда он вошел в нее, она закричала.
Их кожу давно изъел рак. Они были живыми трупами, медленно разлагающимися на солнце от беспощадного наркотика. Над ними кружили стервятники, за спинами выстроилась очередь из шакалов и гиен, так мерзко хихикающих.
- Трахай меня, сильнее, - кричала она, как героиня дешевой порнухи.
Кай бил ее по лицу. А она просила не останавливаться. И двигала костлявыми ягодицами плюнув на все мечты о долгой жизни, о пряничных домиках.
Они упали на землю, вбирая в себя всю грязь вокруг и наслаждались последними мгновениями вместе. Их стоны сменялись кашлем и кажется, это единственное, что они могли делать вместе. В такт, как одно целое.
В какой-то момент ладонь сменилась кулаком. Из носа захлестала кровь. Она перестала кричать, когда в дело вошел найденный камень. Кай размозжил ее лицо до кости, выбив глаз острым концом.
Кончить тогда не получилось. Предательская эрекция больше не работала на любовь. Дождь был настолько сильным, что смыл подобие экстаза с ее лица.
Парень тяжело и грузно дышал. Его вспотевшая впалая грудь, казалось, еще немного и станет просвечивать внутренности. Сердце вырывалось наружу, волосы росли с неимоверной скоростью.
Кай засмеялся, как бог. И ветер разносил его вопли еще долго по округе, но никто этого не слышал.
Эпилог
Зеленый "Жук-вагина" несколько месяцев простоял на пустынной дороге, до тех пор пока небезразличный водитель со своими друзьями не оттащили проржавевшую машину и не столкнули в кювет, где ее поглотили заросли травы.
Маленький ящик давно прогнил от сырости, поэтому легко разлетелся в щепки от неслабого толчка. Смешно, но толстый Хотэй продолжал улыбаться.