Посвящаю бабушке своей Матюхиной Кристине Павловне
На Руси в старые времена прясть любили. Женщин, которые пряли, называли пряхами или пряльями. Дело это считалось исключительно женским. Мужикам к веретену даже прикасаться не следовало Считалось, что это может лишить его силы и ловкости. Девочек же, наоборот, с первых дней старались приобщить к прядению. Иногда новорождённой пуповину перерезали на прялке или веретене. Старались сделать так, чтобы отрезанная часть упала на пряжу. Желая стать хорошей пряхой, говорили: «Чтоб тонко пряла, часто ткала, рукодельничала». Обучать прядению начинали уже с 5-6 лет. Первую нитку девочка должна была изготовить из грубой шерсти или очёсов. Пряжу затем сжигали Иногда давали вдохнуть от зажжённой пряжи дыма, чтобы работа в руках горела.
Славяне и финно-угры тянули нить из кудели левой рукой, вращая правой веретено. На Кавказе и в Средней Азии поступали наоборот, но общий принцип везде был один. Прядильное волокно помещали на доску с развилкой, которая и получила название прялки. Мастерица вытягивала из клубка пучок волокон и присоединяла к приспособлению для скручивания нити. Оно состояло из веретена и пряслица грузика в форме диска или невысокого цилиндра со сквозным отверстием посередине. Прясло насаживали на веретено, которое раскручивали пальцем и отпускали. Повиснув в воздухе, оно, продолжая вращаться, постепенно вытягивало из пучка нить и скручивали её.. Когда нить становилась достаточно длинной, мастерица наматывала её на веретено. Пальцы, дёргающие пряжу, как и пальцы, врвщающие веретено, приходилось всё время смачивать слюной. Чтобы во рту не пересыхало пряхи ставили рядом с собой мисочку или кружку с кислыми ягодами – смородиной, клюквой, брусникой. Интересно было наблюдать, как пряхи управляясь с прялкой , ели ягоды, которые вызывали у них обильное слюновыделение.
На Руси уже к совершеннолетию многие становились искусными пряхами. Верили, что достигшая вершин мастерства непременно будет счастлива в браке. Кстати, и пряли-то часто с приговорами о суженом. Да и в мотивах просили даровать умение прясть, ткать, да не простые полотна, а узорные. Подготовив такое приданое, можно было не волноваться – жених обязательно сыщется. А ещё говорили: «Молодого полюбить, самопряхой надо быть».
Похвалиться своим мастерством девушки могли на посиделках (попрядухах, супрядках). Туда частенько захаживали будущие женихи. Здесь не только пряли, но и пели, шутили, рассказывали истории, играли. Обычно посиделки начинались после завершения осенне-полевых работ. Вечер первых посиделок так и назывался – «смотр невест». В первый раз идущей на посиделки дочери, отец старался подарить нарядную прялку, чтобы все вокруг знали – девушка из благополучной, небедной семьи.
Русские прялки отличались друг от друга размерами, формами лопасти, ножками и декоративными украшениями.
Мне не довелось в детстве видеть картину посиделок и массового прядения на них. Однако я очень хорошо помню, как моя бабушка Кристина Павловна, во время прядения пела песни. Особенно одну. Называлась она толи «Умирала мать родная», толи «Когда мама моя помирала». Слова этой песни я запомнил со второго – третьего раза. Привожу текст:
Умирала мать родная, оставляя милу дочь,
Пред кончиною рыдала, о судьбе её грустя.
- Распростись со мной навеки, ненаглядный мой цветок,
Остаёшься сиротою в поле цветик одинок.
Мне минута наступила тебя навеки покидать,
Скоро хладная могила у тебя отнимет мать.
Не забудь того, девица, не плети ты две косы,
Не меняй волю златую на прелестные цветы,
На богатство, честь земную, на заботы суеты.
Ты хоть будешь небогата и в народе не славна,
Но, как птичка, ты крылата, обеспечена, вольна.
Не забудь того, девица, твой жених – с небес Творец,
Век с ним будешь, как денница, с ним пойдёшь ты под венец.
Там не жди беды, напасти, ни печали никакой,
И в душе погаснут страсти, будет радость и покой.
Плавно катятся там реки через водныя струя,
Ты вселишься там навеки, дочь любимая моя.
Поля устланы цветами, росы запах издают,
Рощи с чудными садами, всегда ангелы поют.
Будь смиренною девицей, ты послушай свою мать,
Рай пресветлый на востоке, я тебя там буду ждать.
Мать последний раз вздохнула, оградилася крестом,
На девицу раз взглянула и уснула крепким сном.
Не забыла дева слова, помнит матери завет,
Без пристрастия земного она жизнь свою ведёт.
Бабушка в полном смысле не пела, а как-то прошёптывала слова. И сплакивала при этом. Концом платка она утирала слёзы и обязательно приговаривала: «Ты бы прописал слова на гумашку, а то помру и позабудут
песню хорошу». Записывал. А ещё я сохранил всякие легенды, притчи и маленькие былинки (былички).
«Мама рассказывала, что наставника за веру куда-то сослали. Он умер там, и его закопали на берегу, чтобы и могилы его не осталось, водой унесло. А речка отвернула в сторону, и его не тронула».
«Была мать и девочка. Девочка что попало творила, а мать не ругала её, а всё добром уговаривала, с кроткостью и терпением. И вот дочь посикала в сельницу (куда муку сеют), а мать стала говорить ей добром: «Ну разве можно так, доченька, ведь муку сеем!» А бес: «У-у, таких людей не могу терпеть я!» И из дому улетел. Слишком кроткая, смиренная мать была, ссоры не затевала, беса не тешила».
«Шишага – бес такой есть. Он всегда настигает человека. Особенно он часто кружится у воды, пытаясь туда проникнуть, напиться. К источнику шишаге трудно приблизиться, там всегда ангел сидит. Он пытается проникнуть к чашке или кружке, из которой пьют, едят люди. Поэтому посуду надо постоянно закрывать, следить за ней, чтобы шишага в неё не проник и не стал с человеком делать бесовские наваждения»
«Вот однова шёл как-то лесом старенький старик, а навстречу попался ему шишага весь в г….. Старик спрашивает у шишаги: «Ты почё такой страмной, в г…. весь?» А шишага ему отвечает, что ему мыться негде «А почё тебе мыться негде? Вот взял, да и в ручье вымылся бы». – Я в ручье не могу, его чистый ангел охраняет». – Ну тогда в копытце скотском». – «И в копытце не могу, оно ангелом охраняется». – «Тогда в ступице конском». – «И там не могу, её тоже ангел охраняет». – «Ну, где же тогда тебе вымыться?» - «Да я вымоюсь в чашке, что христианин не покрыл».
«Ильин день. Гроза. Люди сидят на улице, а другие поехали на сенокос сено метать. Одна и сказала, что этого Илью надо под пятку, чтоб не мешал сенокосу. Пошёл гром, и у этой женщины что-то с пяткой случилось. И на третий день она померла».
«Один мужик не стал на Пасху отдыхать, все дни пасхальной недели пахал, посеял десятину, а потом у него на этой десятине не было ни зёрнышка».
«Шёл солдат домой со службы и его захватила ночь в дороге. А там была такая изба заброшенная, он и решил заночевать. Расположился, лёг, а в полночь вдруг как застучало! Открывается подполье, а оттуда гроб. Солдат боевой был, смотрит, а в гробу старик седой. Сидит солдат, думает, что делать? Перекрестился на восток, подошёл, поцеловал старика. Гроб рассыпался, оказался клад. Собрал солдат серебро и разбогател».
«В одном доме был домовой. Он не любил коней каких попало, а только пегих любил этот домовой. Хороши кони были пегие. А тут хозяева купили на базаре гнедую кобылу, привели её домой. Закроют в конюшне её, утром выпустят, она мокрая и вся в пене, эта кобыла. Все удивляются, что такое, почему?
- Ты послушай, - хозяину говорят, - что она ночью делает, почему она така мокра-то?
Он и залез на стайку-то, подслушал. Она бегает по стайке-то, только стены гремят, лягается, а там слышно, кто-то разговаривает: «Хоть худеньку, да пегоньку».
Утром этот хозяин и рассказал соседям. Соседи сказали, чтобы он этого коня убирал, а купил пегого коня на базаре.
Ну вот, купил худенькую лошадёнку такую, пегую, и из этой худенькой лошадёночки такой конь стал, как печь!».
Жалко, что теперь некому былички рассказывать. Но у меня растёт внучка, которой третий год идёт и она любит слушать мои рассказы. Может повторится в ней моё время?