Няня Пушкина в венчике из роз

Дмитрий Георгиевич Панфилов
Панфилов Дмитрий Георгиевич,
    кандидат филологических наук,
председатель общества пушкинистов                «Захарово».


                «Няня Пушкина в венчике из роз».

«Арину Родионовну надлежало максимально удалить от поэта, разжаловать из  знаковых и символичных фигур, входящих в ближайшее пушкинское окружение – в очеловеческий задник сценического пространства, в онемелый и окаменелый объект»
                М. Фалин (1, с.141)

В литературе твердо утвердилось мнение, что пушкинские сказки – это обработка народных сказок, услышанных поэтом в детстве. От кого? Большинство пушкинистов считали,  что это могла быть только няня Арина Родионовна.
Мысль эта внушалась и вдалбливалась в головы школьников с первого класса, а позже углублялась в прессе, на радио, в литературе.
Не согласиться с этим значило объявить себя врагом социалистического реализма, такому не место в нашем обществе.
Власти было выгодно разыскать в генеалогическом древе поэта простонародные корни. Но беда была в том, что, сколько ни искали, не было в этом древе ни конюхов, ни каретников, ни хлебопашцев, кучеров, гончаров, пекарей, никто «не торговал блинами», «не пел с придворными дьячками». За спиной поэта стоял четырехсотлетний боярский род – воеводы, тысячники, государственные умы высшего ранга, советники царя, дипломаты, полководцы, «водились Пушкины с царями».
                Когда Романовых на царство
                Звал в грамоте своей народ,
                Мы к оной руку приложили…
                (6, с.448)
Сам он получил высшее образование в элитном учебном заведении России, о котором можно было только мечтать.
За его спиной стояло солидное домашнее образование, позволившее блестяще сдать вступительные экзамены в Лицей с оценкой «весьма прилично», что являлось заслугой матери (преподавала музыку и рисование), отца (история и математика), дяди Василия Львовича (французский язык и литература) и бабушки Марии Алексеевны (русский язык). Как видим, воспитание мальчика в семье было достойное и глубокое.
На III съезде комсомола в 1920 году В.И. Ленин спросил у делегатов, каких писателей они любят читать. Список авторов был невелик.
- А Пушкина читаете?
- Нет, он ведь буржуй. Мы Маяковского.
И впервые Ильич задумался, неплохо бы из этого «буржуя» сделать «пролетария». Ленин в работах часто цитировал Л. Толстого, Салтыкова-Щедрина, Маяковского, Гоголя. Пушкин-буржуй такой чести не удостоился. Надо было что-то придумать, чтобы не потерять его в агитационно-пропагандистской обойме.
А что, если внедрить в семью Пушкина няню? Личность из народа проще некуда! Пусть не родная кровь, но зато народная сказительница и наставница, жертва крепостного права, не какая-нибудь «мадам», дурному не научит,  а поведет мальца светлой дорогой по жизни.
Из детства Пушкина потихоньку отодвинули Жуковского, братьев Дмитриевых, И. Тургенева, Карамзиных, Батюшкова.
Вытащили у Анненкова из «Биографии» фразу, что «у Пушкина не было детства», где-то откопали, что в доме поэта пресекалось все русское, родители говорили только по-французски, зато вот ругались по-русски (?), так что поэт слышал в родных стенах только ненормативную лексику.
Спасибо няне, она учила своего питомца русскому языку, рассказывала сказки, пела народные песни.
Русских книг в доме не было, громадная библиотека отца состояла из французских книг и пары английских томов (?). Гувернеры у Саши были французы, а чему русскому могут научить «басурманы»?
                «Сперва Madame за ним ходила,
                Потом Monsieur ее сменил…» 
Одна только Арина Родионовна была той пуповиной, которая связывала маленького Сашу с русским народом.
Не следует забывать, что русский язык не был однородным и единым. Язык крестьянина и горожанина имел большие отличия, базарный люд не понимал дворянскую речь. Ненормативная лексика, местные наречия – это тоже русский язык.
Но был еще литературный язык, которому учила внука бабушка Мария Алексеевна. Арине Родионовне этот язык был не по зубам. Атмосфера родительского дома Пушкиных была превосходной умственной школой для пытливого ребенка, она развила в нем поэтическое воображение, обогатила ум и чувства. Значительный вклад в образование поэта вносило общение с писательской элитой в доме отца.
Утверждение, что в доме Пушкиных не было книг на русском языке ложно и вредно. В библиотеке отца только одних журналов на русском языке было более десяти наименований: «Северная пчела», «Московские ведомости», «Отечественные записки», «Благонамеренный», «Сын Отечества», «Московский телескоп» и другие.
В обеих столицах работали 61 типография, печатавшие на русском языке переводы Оделькона, Коттен, Шатобриана, Вальтер Скотта, Адама Смита. Ежегодно выходили календари, которые были почти в каждом помещичьем доме.
                «И календарь осьмого года,
                Старик, имея много дел,
                В иные книги не глядел…»
Саша имел свободный доступ к этим жемчужинам книгохранилищ. В Лицее Пушкин поражал своих товарищей прекрасными знаниями русских авторов. «Все мы видели, что он нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали», - вспоминал Пущин (5, с.139).
Сначала Арине Родионовне дали должность кормилицы, затем повысили в ранге до «няни». Непонятно только, зачем малышу две няни, у него уже была своя няня Ульяна.   В. Непомнящий утверждает, что няня заменила ему семью (1, с.173).
Сестра Пушкина всегда удивлялась, наблюдая, как складывалась легенда об Арине Родионовне. Ольга Сергеевна писала: «Он няню Арину Родионовну узнал только в Михайловском. Никаких сказок она в детстве ему не рассказывала».
Ф.М. Достоевский писал: «Ведь грустно и смешно в самом деле подумать, что не было бы  Арины Родионовны, няньки Пушкина, так может, и не было б у нас Пушкина. Ведь это же вздор!» (1, с.23).
Племянник поэта вспоминал: «До настоящего времени никто из биографов моей матери не отвел подобающего ей места, господа эти усердно толковали о няньке матери Арине Родионовне, личности полуграмотной и ровно ничем не замечательной, в сущности, кроме сообщаемых ею россказней о богатыре Еруслане Лазаревиче» (7, с.31).
Будучи в ссылке, поэт публично признавал: «…вечерами слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания» (2, с.36).
Видать, не такими уж интересными были в детстве нянькины сказки, если поэт отнес их к разряду «проклятого воспитания».
В Михайловское приехал Пушкин уже зрелым и признанным поэтом. Опубликован «Руслан и Людмила», вышел томик стихов, на выходе вторая книга стихов с 60-ю «пиесами», вышел «Бахчисарайский фонтан», «Кавказский пленник», «Братья разбойники», три главы «Онегина», «Цыгане». Поэт весь в работе.
Ю.И. Дружников писал: «Арина Родионовна вряд ли понимала, что именно пишет барин. Она не могла запомнить двух букв, чтобы написать слово «няня», но зато склонна была к алкоголю» (1, с.192).
С 1927года по 1929 год в пушкинских местах (Михайловское, Тригорское, Святые Горы, Болдино, Суйде) работала Комиссия Академии Наук СССР под руководством президента Академии Наук СССР Вавилова. Собирались и изучались сказки, былины, песни, легенды, сказы, плачи. Был собран богатейший материал, но при анализе не обнаружилось ни одного сюжета пушкинских сказок. Зато было много Иванушков-дураков, добрых и злых волшебников, самоглядных зеркал, неверных жен, Кащеев-бессмертных, говорящих птиц и т.д.
Только одна сказка (из нескольких тысяч!) отдаленно напоминала пушкинский сюжет. Это сказка «Салтан», но в ней не один сын у царя, а двое, по колено в золоте, руки в серебре, лебедя не было. Берега и моря нет. Двое братьев построили дом на опушке леса, рядом посадили дуб, когда он вырос, они стали ходить по веткам, вверх идут – песни поют, вниз – сказки говорят (9, с.345). Это так далеко до Пушкина!
Вот и все, что могла знать Арина Родионовна. В «Всеобщей газете» за 1869 год, №60 от 4 октября на странице №3 инкогнито «Д…» поместил анализ стихотворения «Вновь я посетил…». Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы.
«Вот и смиренный домик,
Где жил я с бедной нянею моей. (точка! – Д. П.)
Уже старушки нет -  (автор не пишет «няни» или Арины Родионовны! – Д. П.)
Уж за стеною
        Не  слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора».
Упоминаемая «старушка», разумеется, не та, о которой говорит поэт. Она была помощницей няни, или второй няней, при  Пушкине (4, с.24).
Все это очень напоминало сыновей «лейтенанта Шмидта».
Через два месяца редактор «Московских новостей» получил от коллеги Федора Богдановича Миллера (1818-1881), редактора журнала «Развлечение» письмо следующего содержания: «Нянюшка» поэта (третья! – Д. П.), о которой упоминается в статье, еще жива и находится в Набилковской богадельне. Почти сорок лет я знаю эту старушку, которой теперь почти 90 лет. Зовут ее Екатерина Николаевна. 19 лет тому назад она гостила у меня все лето на даче и гуляла с моими детьми, которые до сих пор ее помнят и любят, она занимала их своими сказками, которые она, большей частью, импровизировала. Я сам слушал ее, удивлялся живостью воображения. Теперь она почти ослепла, но еще недавно ходила пешком в Сретенский монастырь и оттуда прибрела ко мне» (4, с.27).
Н.О. Лернер утверждал, что Арина Родионовна осталась в семье Пушкиных, пожертвовав «вольной», потому что не доверяла воспитание родителям Саши. Уже будучи взрослым, поэт дорожил мнением умной старушки. По словам «красного пушкиниста», того же самого Лернера, поэт читал ей своего «Годунова», и она была первым критиком этой драмы и критиком неплохим» (? – Д. П.) (1, с.32).
Писать не умеет, читать не может, но критик – отменный!
Точку зрения Лернера поддерживал и писатель И.С. Аксаков: «Арина Родионовна была первая вдохновительница, первая Муза этого великого художника. Эта няня, простая деревенская баба. Да будет же этой няне от лица русского общества вечная благодарность» (1, с.27).
Интересно, как бы отреагировала на такую «Музу» Катенька Бакунина, которой поэт посвятил 368 золотых строчек лицейской лирики, и что сказали бы избранницы Дон-Жуанского списка поэта?
Большинство работ об Арине Родионовне, созданных при Советской власти и по советским прописям, отмечены неизгладимой печатью «социального заказа» и имеют все характерные признаки скудоумного конъюнктурного ремесленничества.
Людям на каждом шагу прививали слепую, бездумную любовь к няне, и люди послушно любили ее именно такой, профанированной любовью.
               

        «Склоняя алые знамена
                На стогмах шумных площадей,-
                Встает, как луч, твой светлый образ
                Из седовласой старины…»
                Борис Серебряков (1, с.120).
Раз дело дошло до склоненных знамен на площадях – это уже не поэзия, а диагноз.
«Пушкинисты в шинелях и с наганами» (О. Мандельштам) эксплуатировали образ Арины Родионовны, «убежденной соратницы поэта – декабриста (?), подсказывавшей сюжеты для вольнолюбивых стихов «Вольность» и «Деревня» (?!).
Арину Родионовну без промедления внесли в «номенклатурные» списки, как жертву царизма, ведь крепостное право было «тюрьмой народа». Понятно, что стимулирующиеся режимом публикации на эту тему стали множиться, как грибы после дождя.
Наталья Николаевна (N.N.) была равнодушна к творчеству Пушкина. Однажды во сне ему приснились стихи, он разбудил N.N. и стал читать. Жена не захотела слушать, заявив, что ночь дана, чтобы спать, а стихи ей за целый день надоели до головной боли.
Поэт видел, что жена не воспринимает серьезную литературу, и решил заняться ее литературным воспитанием с самого простого жанра – сказок. При этом он был достаточно хитер, чтобы не обмолвиться о своей тайной задумке, которая потеряла бы смысл, узнай N.N. о цели «сказочного цикла».
Литературный мир появлением сказок обязан трем причинам: первая – женой поэта стала N.N.; вторая – к этому времени в России появились сказки немецких, французских, английских авторов: братьев Гримм, Ирвинга, Б. Корнуоля, Шарля Перро: третья – Пушкин оказался в нужном месте в нужный час.
Все было готово к появлению цикла пушкинских сказок: читатель, сюжеты, талант автора.
Поэт, если был «беременным» новым сюжетом, то тут же брался за перо – и рождался очередной шедевр.
Увидел переплывающих скованных цепью разбойников – родились «Братья разбойники», провел одну ночь в цыганском таборе – получите «Цыган», услышал от Нащекина рассказ о дворянине-разбойнике Островском – тут же пишет «Дубровского», увидел Кавказ – готов «Кавказский пленник», побывал в псковском монастыре – рождается «Борис Годунов», стоило Неве хлынуть на площади столицы – по мостовой «с тяжелым топотом» поскакал «Медный всадник».
Все это так похоже на взрывной творческий стиль поэта.
А вот со сказками вышла заминочка длиною в десять лет.
Если даже предположить, что эти сказки рассказывала в детстве или в Михайловском няня, то почему же он тянул и не брался за их обработку десять лет?
Работая над русскими сказками, Пушкин сделал краеугольное открытие, мимо которого проходили другие писатели и сказочники.
Сказка не имеет конкретных корней национальности. Она, как дерево, растет из  множества национальных ростков. Сказки – произведения не национальные, а многонациональные.
Вот почему, сохраняя стиль русской сказки, ее язык, колорит и фольклорность, поэт, будучи великим мистификатором (вспомните о «Песнях западных славян»!), так свободно расправлялся с чужими сюжетами и иностранными источниками.
Под пером Пушкина западно-европейские сюжеты органически слились с русским фольклором, и теперь трудно отличить, где кончается норвежская «Сказка о камбале», продолжается сказка братьев Гримм «О рыбаке и его жене» и кончается пушкинская «Сказка о рыбаке и рыбке» (6, с.858).
Любая пушкинская сказка (кроме «О медведихе») имеет свои зарубежные корни.
«Сказка о золотом петушке» не имеет аналогов в русском фольклоре. М. Алексеев считает, что это пересказ сказки Клипгера «Сказка об арабском звездочете». А. Ахматова утверждала,  что Клипгер добавил в текст еще сказку В. Ирвинга «Сказание о золотом петушке». Пушкин взял этот «салат», перемешал его с «Альгамбрскими сказками» В. Ирвинга – и получилась «Сказка о золотом петушке».
Такая же картина и с другими сказками: «Сказка о мертвой царевне…» взята у братьев Гримм «Белоснежка и семь гномов». «Сказка о царе Салтане» разбавлена сюжетами сказок «Чудные дети» и «Арабский звездочет».
Пушкинские сказки стали непроизвольно работать на имидж всероссийской народной сказительницы, оставляя поэту только права на переработку якобы народных сказаний, озвученных няней.
В работе поэт не боялся явных подделок и мистификаций, стремясь к подлинности источника и дорожа только художественной стороной.
Напечатанные сказки в России были вторичными, если не третичными в литературе, в отличие от устного творчества.
Теперь понятно, почему работа над сказками оказалась так далеко отодвинута в творческой биографии поэта.
Десять лет «раскачки» при взрывном творческом темпераменте Пушкина – срок огромный, тут нужна веская причина. И она явилась в лице N.N.. После женитьбы с 1832 года по 1836 год поэт на одном дыхании пишет шесть лучших своих сказок.
Зарубежные сказки намного опережали по времени сюжеты пушкинских сказок. Ознакомить с зарубежными сказками поэта в детстве могла только бабушка Мария Алексеевна Ганнибал, образованнейшая генеральша, женщина знатного рода, человек большой культуры, знающая три иностранных языка и безумно любящая своего внука Сашу.
Вот откуда Пушкин черпал сюжеты для своих сказок, вспоминая рассказы бабушки в детстве и отрочестве.
А как же Арина Родионовна?
Нельзя забывать, что между помещиком и крепостным была непереходящая грань. «Каждый сверчок знай свой шесток». В советское время в ноябре 1934 года в газете «Литературный Ленинград» появилась статья М.К. Авадовского «Арина Родионовна или братья Гримм?», который попытался побороться с легендой о «Великой Няне советского народа». Вот уж поистине – собирался теленок пободаться с дубом. Сверху цыкнули, редактора сняли, автора убрали, газету закрыли. В дальнейшем желание побороться с Великой Няней у всех пропало.
С пяти лет в дворянских семьях ребенка отнимали от няньки и передавали гувернеру, а няньку переводили из детской в людскую на крестьянскую работу. Те из них, которые доживали до преклонных лет и не годились к работе, становились помещичьими приживалками. К ним привыкали в доме, как к старому дивану.
Дважды Арине Родионовне предлагали вольную, и оба раза она отказывалась. Куда ей было идти? От крестьянской работы она давно отвыкла, как растет хлеб – забыла, ухаживать за скотиной разучилась, никаким ремеслом не владела, муж давно умер, двое сыновей в 1799 году получили вольную и жили отдельно, дочерям она была обузой.
Старость она встретила в доме своей хозяйки Ольги Сергеевны, целовала барыне руки и за глаза называла «Заневестной барышней» (1, с.219).
В июле 1828 года на 71 году жизни она скончалась приживалкой в доме сестры поэта, и была похоронена на Смоленском кладбище. Могила ее затерялась.
Скрашивая скуку, любила Арина Родионовна заняться исключительно российской утехой. В Ходасевич писал: «Не чуралась А.Р. выпивать и на радостях, и с горя» (1, с.86).
Интересные записки оставил М.И. Семевский в своей книге «Прогулки в Тригорском». Бывший боевой офицер, он рано ушел в отставку, поселился в имении под Опочкой и работал инспектором образования в Опочковском уезде.
  Вот какую характеристику он дал Арине Родионовне: «…у нее был большой грешок, любила выпить» (8, с.80). Он часто наблюдал из окна, как по осенней раскисшей дороге возвращалась домой няня «в крепком подпитии» после посещении опочкинского трактира.
В Михайловском это дело было поставлено более солидно. Стоило поэту предложить Арине Родионовне: «Выпьем, добрая подружка…  Где же кружка?...», и тут же на столе появляется «пирог и кружка».
Н.М. Языков, друг поэта, тоже не чурался компании Арины Родионовны:
                «Садись-ка, добрая подружка,
                И с нами бражничать давай!»
В Пскове поставлен памятник О.К. Комова «Пушкин и Арина Родионовна», но организаторы этой акции вовремя спохватились: «не мог Пушкин стоять навытяжку перед крестьянской». Памятник оставили, но переименовали: «Пушкин и Россия». И опять мимо! Россия выглядела скромной крестьянкой в позе просительницы. Тогда памятнику дали третье название – «Пушкин и крестьянка», мотивируя, что Поэт любил читать  стихи крестьянам (?). Убедительно!
Так и стоит это творение на псковской площади.
Вот памятник в Новгороде «Тысячелетие России» - это Россия! Памятник     Екатерине II на Невском проспекте или «Медный всадник» - это гордость и сила России.
А здесь вспоминаются слова А.С. Пушкина из «Бориса Годунова»: «Подайте копеечку».
Экскурсоводы объясняют туристам скороговоркой: «А это памятник Пушкину», и спешат скорее увести группу от этого места, избегая вопросов.
Справедливость давно требует заменить памятник «Великой Няне советского народа» на памятник «Марии Алексеевне Ганнибал – народной учительнице русского языка».
Первым скульптором, увековечившим память Марии Алексеевны Ганнибал с внуком, стал А.Г. Козин. Творение его рук можно сегодня видеть в яблочном саду у пушкинского флигеля в Захарове, где бабушка рассказывала внуку сказки.
«Учитель силен славою своих учеников». Н.И. Пирогов.


 
 

































                Литература.


1.«Апология русской няни», из-во «Русский мир», М., 2009, с.252.
2.«Пушкин А.С. в кругу современников» (сборник), из-во «Пушинский фонд», М., 2000. с.340.
3.Ленин В.И. «Задачи союза молодежи. 2 октября 1927г.», из-во «Политическая литература», М., 1971, с.855.
4.Миллер Ф.Б. «Письмо к редактору», «Всеобщая газета» №60, С-Пб, 1869.
5.Михайлова А.Б. «Царскосельский Лицей и традиции русского просвещения»,    из-во «С-Петербургское философское общество», С-Пб, 2000, с.253.
6.«Пушкин А.С. в кругу современников», из-во «Пушинский фонд», М., 2005, с.340.
7.«Семейные предания А.С. Пушкина» (сборник), из-во «Пушинский фонд», М., 2002, с.340.
8.Семевский М.И. «Прогулки в Тригорском», из-во «Псков», Псков, 1999, с.151.
9.«Сказки и легенды пушкинских мест», из-во «Академия наук СССР», Ленинград, 1950, с.381.
10.Черейский П.А. «Пушкин и его окружение», из-во «Наука», Ленинград, 1988, с.544.
11.Цявловский М.А. «Книга воспоминаний о Пушкине», из-во «Мир», М., 1931, с.381.























Приложение 1.



Скульптор А.Г.Козин «Мария Алексеевна Ганнибал со своим внуком Сашей».



Скульптор Олег Комов «Пушкин и Арина Родионовна» (с 1983г.),
«Пушкин и Россия» (с 1984г.), «Пушкин и крестьянка» (с 1985г.).