Семидесятитрехлетняя Клавдия Давидовна жила вместе с семьей сына. Целыми днями она готовила, стирала, убирала и приглядывала за внучкой, но иногда на часик уходила из дома подышать свежим воздухом.
И вот, однажды, после очередной такой оздоровительной прогулки Клавдия Давидовна долго сидела у себя в комнате перед зеркалом, с любовью, не спеша, расчесывала волосы, разглаживала руками морщины и делала губами так, словно кого-то целует.
С этого дня прогулки на часик стали ежедневными, а Клавдия Давидовна, охладев к домашним заботам, все больше пребывала в рассеянном состоянии, улыбаясь и отводя в сторону счастливые глаза. А порой на нее что-то накатывало, и она словно кружилась в вальсе, беспрестанно спрашивая у домочадцев:
- Правда, я хорошенькая?
Те переглядывались то с легким весельем, то с легким беспокойством, и еще стали замечать, что Клавдия Давидовна что-то пишет в тонкой ученической тетради. Выяснилось, что это стихи – любовные, неумелые и наивные. За тонкой появилась и толстая тетрадь, где Клавдия Давидовна, уже не стесненная стихотворной формой, выражала свои чувства в прозе. Она почти полностью исписала мелким почерком толстую тетрадь, но потом, придя в очередной раз с прогулки, долго в своей комнате плакала и рвала на мелкие кусочки все ею написанное. Три дня она не выходила из дома.
На четвертый день она опять стала готовить, стирать, убирать и приглядывать за внучкой. Возобновила Клавдия Давидовна и прогулки на часик, но они уже не были ежедневными, а случались так, иногда…
2015