Последний урок в шестом "Б" – пение. Народ сразу после звонка на урок начал радоваться приближению свободы.
Шум стоял такой, что не сразу заметили: вместе с учительницей в класс вошёл толстый дядька с круглой бритой головой.
– Ребята, познакомьтесь, – сказала Ольга Ивановна, – это Виктор Васильевич из Дома культуры, дирижёр духового оркестра. Он сейчас выберет кого-нибудь из вас. Кто хочет заниматься на трубе?
Полкласса повскакало с мест с вытянутыми руками.
– Положим, не на трубе, а на тубе, – и, заложив руки в карманы, дирижёр прошёлся по классу. – Я сам выберу, кто мне подойдёт.
– Вот ты, – подошёл он к последней парте, где сидел рослый и крепкий Вова.
– Он у нас горнист, – оживилась Ольга Ивановна.
– И знаменосец, – подтвердил Вова.
– Это хорошо, что знаменосец. Так...
Под его взглядом мальчишки приосанились и вытянули шеи, чтобы тоже казаться повыше.
Друг и сосед Вовы, плечистый крепыш Серёжа, протиснулся поближе.
– А мне можно? Я тоже хочу на трубе! Мне Вовка сколько раз горнить давал!
Дирижёр зачем-то пощупал его бицепсы.
– А ты тоже знаменосец?
– Нет, но я тоже способный!
– Ладно, беру этих двоих.
Под завистливыми взглядами Вова с Серёжей похватали из парт портфели и двинулись из класса вслед за Виктором Васильевичем.
– Они музыкальные ребята,– провожая их к дверям, весело говорила Ольга Ивановна, – и голоса у них знаете какие!
– Да мне их голоса и не нужны, – усмехнулся, прощаясь с ней за руку, дирижёр.
– Мне тоже,– вполголоса молвила ему вслед учительница и повернулась к классу...
В пионерской на столе стояла вниз раструбом огромная сияющая штуковина. На городских парадах оркестр, блистая медью, браво вышагивал впереди колонн демонстрантов. Неужели им доверят играть на такой красоте?
Виктор Васильевич взял инструмент в руки и поднёс мундштук к губам.
Щёки у него надулись, глаза выпучились, и он издал длинный красивый и басовитый звук. Потом ещё и ещё.
В течение получаса он объяснил будущим музыкантам первые приёмы звукоизвлечения, дал задание привыкать к инструменту и – главное! – приказал три дня позаниматься на нём дома.
Не чуя под собой ног, Серёжа с Вовой мчались домой, перескакивая через лужи. На загорбке у Вовы тяжело подпрыгивал брезентовый чехол с тубой.
Решили, что заниматься лучше у Серёжи – там не будет мешать младший Вовин брат.
Даже не пообедав, устроились в комнате, где Серёжа делал уроки. Для устойчивости он облокотился на письменный стол, надул щёки как следует и издал первый неуверенный звук. Потом погромче и подлиннее.
– ПВ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!
– О! Уже получается! – обрадовался он.
Потом дудел Вова.
У него получилось ещё лучше:
– ПВ-А-А-А-А-А-А-А-А-А! ПВ-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
– А можно ещё вот так, – сказал Вова, и, нажимая по очереди на клапаны, сыграл:
– ПАПП–ПАПП! ПАПП–ПАПП!
– Ух ты! – восхитился Серёжа и заскакал вокруг, – мы уже по-настоящему играем! Смотри, вон соседи с лавочки сюда глядят.
Вова отдал ему трубу, и Серёжа тоже сыграл "ПАПП-ПАПП!"
– Надо форточки пошире открыть! – сказал Серёжа. – Пусть во дворе слушают.
Во дворе, и правда, к новой музыке прислушивались девчонки, крутившие верёвочку, а ещё сидевшие на скамейке тётя Валя, бабушка Мухина и дядя Коля, который работал в ночную.
Договорились дудеть по десять минут, чтобы успевать по очереди отдохнуть.
Общественность на скамейке уже не сводила глаз с их окна.
– Ничего себе! – Открылась дверь из коридора, и появилась Серёжина сестра Марина, – что вы тут делаете? Я думала, это радио, а оказывается – дома концерт!
– Иди сюда! – обрадовался Серёжка, – ты видишь, мы уже по-настоящему играть научились, нас в духовой оркестр сегодня записали. Хочешь, мы тебя научим?
– Вот ещё,– пожала плечами сестра, – где я на вашей трубе играть-то буду? Сейчас пообедаю и пойду алгебру к Нинке делать.
Восьмиклассница чинно удалилась, и занятия продолжились.
Сначала Вова дудел: " ПВ-А-А-А-А-А-А-А-А-А! ПВ-А-А-А-А-А-А-А-А-А!", а Серёжа делал "ПАПП-ПАПП!", а потом Серёжа дудел : " ПВ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У! ПВ-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У-У!", а Вова делал "ПАПП-ПАПП!"
Ближе к возвращению родителей с работы тубу закутали в чехол и водрузили на шкаф. Уроки сделали наспех и ускакали на улицу, где уже поджидали приятели.
Назавтра занятия возобновились. С усердием, чуть не вырывая инструмент друг у друга, Вова и Серёжа привыкали к нему до вечера, и освоили ещё несколько виртуозных пассажей.
Вова кстати вспомнил, чему выучился, когда его записали в горнисты: «ПУ-ПУ, ПУ-ПУ-ПУ!»
Медное чудо ревело басом, но утреннюю побудку на нём сыграть было трудновато.
Слушателей на скамейке во дворе прибавилось.
Когда возвращалась с работы тётя Лена, Серёжина мама, её поприветствовали особенно дружно и озабоченно зашептались вслед.
Тётя Лена работала нормировщицей в главном цеху, была человеком степенным и уважаемым. Обнаружив, что новые занятия сына не повредили учёбе, она осмотрела инструмент, похвалила его внушительные размеры и ушла советоваться к Вовиным родителям. Отец его работал инженером в том же цеху.
На общем совете постановили: посмотреть, как пойдут дела дальше.
Довольные приятели на следующий день дудели особенно старательно, уже представляя, как они маршируют с оркестром на параде. А может, даже играют вальс "Амурские волны" на танцплощадке в парке, откуда вечерами мальчишек гнали взашей.
После ужина, когда Марина с Серёжей мыли посуду, в дверь позвонили.
Тётя Лена открыла и увидела на площадке делегацию со скамейки, пополненную пенсионерами из соседних подъездов и двумя любителями домино.
Слово взял дядя Коля.
– Дорогая Елена Ивановна, – торжественно, как на собрании, начал он, – мы все очень уважаем вас. И Петровых тоже. У вас очень хорошие ребята. Просто замечательные. Как они себя ведут хорошо! В футбол во дворе играют. В школе учатся. Мы не нарадуемся! И на музыке хорошо играют. Мы просто заслушиваемся тут целыми днями, как играют!
Тут баба Люба толкнула его в бок. Дядя Коля замолчал.
– Мы ничего не говорим, – вступила тётя Зина из соседнего подъезда, – они с Вовкой не безобразничают, я вон даже своему обормоту говорю:"Бери пример с Серёжки, он на трубе тренируется с утра до вечера!"
Тётя Лена насторожилась:
– А что случилось-то?
Тут заговорили все наперебой:
– Мы совсем не против!
– Пускай на здоровье играют!
– ... даже хулиганить бросили, их и во дворе не видать!
– Мы все очень довольны, что они у вас играют...
– Дети хорошие, замечательные дети. НО!!!!! – И в наступившей паузе, понизив голос, Лев Семёнович склонился к уху тёти Лены:
– Вы знаете... они ведь... ну, оркестр духовой... они ведь играют на похоронах! Да-да, регулярно играют на похоронах...
И толпа пенсионеров сочувственно загудела: "У таких родителей…"
– Батюшки! – испугалась тётя Лена – На похоронах?! – и грозно свела брови над тёмными очами:
– Сергей!!
Общественность, не дожидаясь выхода музыканта, ретировалась.
Назавтра инструмент был возвращён в Дом культуры. Выслушав покаянное бормотание, из которого внятно слышалось только "...родители не разрешают…", дирижёр пренебрежительно оглядел дезертиров и махнул рукой.
– Проваливайте!
Покачался на носках, заложив руки в карманы, и взял с полки валторну.
Вова с Серёжей закрыли за собой дверь и поплелись по длинному коридору.
Вдогонку им плыла упоительно мягкая мелодия "Амурских волн" .