Как я лечил синусит

               
 
                Правдивая история произошедшая со мной в 2008-ом году

                ПРОЛОГ


    ...В стоматологическом комплексе мне оформили карту за 50 р., и регистраторша доверительно порекомендовала попроситься на консультацию к кандидату наук. На четвёртом этаже я так и сделал. В большом светлом зале в два ряда стояло с  десяток кресел, в двух сидели пациенты. Меня пригласила молодая девушка, посадила в кресло, и я рассказал ей свою историю...
    «Что-то не тянет она на кандидата», думал я, глядя на её нежное личико. А впрочем, сейчас молодёжь ушлая, всякое может быть... Полчаса она возилась со мной, оформляя карту, затем, проконсультировавшись с соседней тёткой, предложила мне сделать прицельный снимок зуба за 100р.
    Я отправился в очередь. Фамилию мою в талончике конечно же переврали, но спец по снимкам меня успокоил, сказав что бывает и хуже, показав талончик с такой фамилией, что матерные слова по сравнению с ней — детский лепет. На самом деле фамилия была простая — Парфёнов.
    Через сорок минут со снимком в руке, в котором не отразилось самое интересное место, я стал искать свою молодуху. Промаявшись минут десять, я подошёл к тётке, с которой она консультировалась — это и оказался Кандидат наук, а молодуха её практикантом. Кандидат устроила меня в кресло и попросила подождать.
    В соседнем кресле сидел клиент чуть постарше меня. Рядом стояла его жена. Консультировал их мужик лет сорока, респектабельного вида. Разговаривал он авторитетно и безапелляционно, как доктор наук, знающий все нюансы стоматологии и не только... Пришла мой Кандидат, посмотрела снимок, осталась недовольна и призвала на помощь респектабельного мужика, который уже избавился от своего клиента. Пообщавшись немного между собой, Кандидат передала меня с рук на руки Респектабельному, который сразу же взял быка за рога, сказав, что случай тяжёлый, но не смертельный и что у предыдущего его клиента примерно тоже самое. Главное определиться, как глубоко проник воспалительный процесс, а для этого надо сделать панорамный снимок за 500р., или томографический за 3т.р., последний предпочтительней, так как на нём видны последовательно все срезы слоёв тканей. В конце концов, остановились на пятисот рублёвом и я пошёл отдавать свои кровные...
    Посмотрев снимок,  Респектабельный  спросил:
  - О какой стороне мы говорили?
  - Естественно о правой, разве это не видно на снимке. - Ответил  ему я.
  -  Да у Вас батенька, и с левой такая же история, - обрадовал меня Респектабельный.  - Мне стало дурно и, садясь в кресло, я стукнулся лбом о светильник, так как подошёл к креслу с подветренной стороны. Тщательно проштудировав снимок, Респектабельный  сказал:
- Есть два варианта. Можно сделать амбулаторно за 15т. или в стационаре за 30т. Последнее более надёжно, - заметил он. Затем, кому-то позвонив, Респектабельный сообщил:
- Есть возможность прооперироваться завтра. Приходите к девяти, я тут кое с кем проконсультируюсь и если сложится, мы всё сделаем за день. - Не забудьте заплатить 750р. за консультацию у Кандидата, а то она очень обидится, - саркастически напутствовал меня  Респектабельный …

      К девяти часам, готовый к операции, жду Респектабельного. Он приглашает меня в кресло, рядом с ним невысокий мужичок в усах лет сорока пяти, который смотрит мой рот,  снимок, а затем они уходят в соседний зал.
      Вернувшись, усатый,  оказавшийся Санычем, говорит:
 - Я, конечно, мог бы сделать операцию в этом кресле прямо сейчас, но лучше это сделать в стационаре. В двенадцать будет консультировать профессор и тогда всё решим.
     После трёхчасового ожидания появляется Профессор в окружении врачей и практикантов. В порядке общей очереди Саныч приглашает меня в кресло и вводит Профессора в курс дела. Тот берёт снимок и категорично заявляет:
-Тут всё ясно, надо делать сразу с двух сторон. -  Саныч деликатно промолчал.
      Теперь я имею дело с Санычем, Респектабельного с моего горизонта смыло.
- Будем делать правую сторону, а левая пока подождёт — говорит Саныч.
- Но профессор сказал делать обе, — напоминаю я.
- Сделаем правую, а там видно будет...
     Саныч дал список анализов и прочих атрибутов для госпитализации. Договорились, что через неделю я приезжаю к нему.
     Потратив время, нервов и две с половиной тысячи, я готов отдаться в руки эскулапов...      
      




                ВТОРНИК
   

   Девять утра. Саныч оформил карту и отправил меня в приёмное отделение. Спускаюсь вниз, иду в приёмное отделение. На закрытой двери куча информации, вплоть до распорядка дня и правил посещения, но как работает сама приёмная ни гугу и никого нет. Охрана сообщает, что с десяти. Рядом стоит тётка из приёмного покоя, судорожно копается в сумочке, ища ключи от своей богадельни. Их нигде нет. Тётка достаёт телефон и начинает звонить сменщице, чтобы та привезла ключи. Минут через сорок, вся в мыле, примчалась сменщица со следующими словами: я сплю, мне звонят, вызывают, я спросонья, а мне надо умыться, подмыться, причесаться, а воды горячей нет...
     Поднимаюсь на пятый к заведующей с дурацким именем Арина, слава богу не Радионовна, но Игоревна тоже не лучше, и с дурацкими кудряшками, но я ей это простил — молодая ещё, лет тридцать. Но она оказалась не заведующая, а и.о. заведующей и потому туго соображала свои дела. Отправила меня к Санычу, чтобы тот выписал платёжный чек на операцию. Саныч округлил глаза и отправил меня к и.о. Арине, чтобы она выписала мне платёжный чек на операцию. Арина сказала, что займётся этим позже. В договоре было записано, что основная работа оплачивается перед операцией, а полный расчёт по факту пребывания в клинике...
     Теперь о главном. Палата 614, куда меня отправили, торчала на шестом этаже. Открыв дверь, я сразу понял, что мне «очень повезло». Там было всего шесть коек: на двух лежали клиенты, две были разобраны, но пусты, а две свободны. Я занял кровать слева за дверью. С радостью заметил, что тумбочки были у каждой кровати, хотя и разнокалиберные. Имелись и стулья, один из которых я себе и застолбил. К окну прислонился стол, заваленный всяким дерьмом, плавно переходившим на хлипкий подоконник. Завершал интерьер палаты, маячивший справа у двери в подвешенном состоянии   умывальник или рукомойник — это без разницы. Именно маячивший, под углом в тридцать градусов к полу. Если на него не облокачиваться, то вполне можно пользоваться, только надо аккуратно открывать кран, чтобы его не оторвать, так как кран болтался вокруг оси, и оба вентиля выдавали холодную воду. Говорят, что до моего прихода была и горячая.
     Я попал в палату челюстей — у всех были сломаны челюсти. Рядом со мной лежал чудной мужик лет сорока — вылитый Гурвинок, похлеще чем Мишка с моей работы. От одного взгляда на него хотелось кататься со смеху по полу. Он рассказал, что живёт с матушкой и кошкой. А попал сюда, потому что задержался на работе, и в час ночи возвращался домой ( как говорит, абсолютно трезвый). Около дома, не узнав его, девятнадцатилетний сосед, в дымину пьяный, со всего маха заехал ему буцем с металлической окантовкой, прямо в челюсть. И вот уже три недели он торчит здесь со вставленными в челюсть пластинами, как Робокоп ( я бы сказал Робокоп— Гурвинок), и швы ему не хотят снимать. От нечего делать он тут нажрался в хлам, за что получил в карте запись о нарушении больничного режима.
- Я знаю, меня сдала медсестра, - пожаловался он.
     В его отсутствие мужики по секрету мне сообщили, что во время операции Гурвинку до кучи удалили ещё несколько зубов, как бы для плана.
      Напротив меня, у рукомойника — умывальника, лежит Красавчик — парень лет 28-и, черноволосый, похожий на молодого Марлона Брандо. Спокойный, рассудительный, говорит сквозь зубы, так как рот раскрыть не может — на зубах у него резиновые шины, но операцию ещё не делали. У Красавчика история ещё интереснее. С защемлением нерва он ходил делать уколы и однажды от укола, потеряв сознание, упал на кафельный пол. От стресса падения защемление прошло, но взамен он приобрёл двухсторонний перелом нижней челюсти и подбитый левый глаз.
      У окна справа кровать Мента — он сейчас на операции, его привезли из Ногинска. Как рассказал чудной Робокоп - Гурвинок, Мент после дружеских посиделок отправился домой, а утром очнувшись, нашёл у себя сломанную  челюсть. Как всё произошло он и сам понятия не имеет. Всё это с ним случилось ещё в апреле, а сейчас уже середина лета. В госпитале ему сделали операцию, но челюсть плохо срослась, и его отправили в стоматологический комплекс. Здесь ему пришлось снова ломать челюсть и делать операцию по-новой — сложный случай, поэтому он уже сутки лежит в реанимации.
     Наше отделение находится на двух этажах — внизу всё начальство, а у нас палаты, холл с телевизором, двумя креслами и тремя старыми диванчиками из искусственной кожи, причём один порядком изорван, хотя и вполне пригоден для ночного бдения дежурных практикантов. Туалет, типа унитаз в одной комнате с рукомойником, один на весь этаж (мужской, в женский не заходил, постеснялся). Седелки на унитазе не было от сотворения мира, так же как и крышки на бачке. С виду унитаз хлипкий, и когда на него залезаешь с ногами для отправления естественной нужды, так и кажется, что он под тобой вот-вот рассыплется. От этих мыслей всякое желание сразу пропадает, и чтобы выполнить свой долг перед организмом, надо собраться с мыслями и сосредоточить всё внимание на нужном органе...
      Душевая тоже присутствует. В помещении с выставленными окнами стоят две кабинки с полуоторванными шлангами. Такое впечатление, что их пытались дотянуть до двери, намереваясь облить кого-то в коридоре, или девушки с их помощью занимались удовлетворением своих естественных потребностей... Посередине душевой стоит тумбочка, на которой пластиковый стакан, набитый бычками, но не в томатном соусе. С нижнего этажа сюда ходят курить некоторые «дятлы». Наши курят в туалете,  поэтому, когда выходишь из него, источаешь стойкий запах забычкованного окурка. Заканчивая описание душевой стоит справедливости ради сказать, что там имеется электрический водонагревательный бачок, но всю картину помещения портит потолок, на котором краска и штукатурка висят ошмётьями, ежесекундно грозясь свалиться тебе на голову.
      Завтра в десять часов меня повезут на операцию. Сказали, завтракать нельзя и врулили
 на ночь снотворные таблетки для успокоения организма.
        Я спустился к Санычу в ординаторскую, он за компьютером. Спрашиваю:
-Что это так поздно на работе?
- А я сегодня дежурный.
- И после бессонной ночи вы будете меня оперировать?
- А что же делать, приходится.
- Рекомендую вам хорошенько выспаться, чтобы завтра руки не тряслись.
- Чем и буду заниматься.
- Да, кстати, к субботе я освобожусь?
- Вряд ли, недельку у нас надо понаблюдаться.
- Но мне в субботу надо обязательно смыться домой.
- Я в субботу как раз дежурю, мы что-нибудь решим по этому вопросу...
      

                СРЕДА


    Утром пришёл медбрат и засадил мне в мягкие ткани три укола. Сказал, что это успокоительная предоперационная терапия. Терапия терапией, но один из уколов был ну уж очень заковыристый. Говорят, чем масленистей жидкость, тем болезненей укол.
      Совершенно спокоен и не подаю признаков нервозности...
      Пробило десять, а «Германа» всё нет... К одиннадцати часам начал беспокоиться — не забыли ли обо мне. Врачей на горизонте не видать, в отделении полный штиль, видимо, предыдущая операция затянулась.
      Около двенадцати спустили из реанимации Мента и положили слева у окна. Он был перебинтован и опухший на обе щеки. Чудной Робокоп-Гурвинок сразу отвесил ему комплимент:
- Ну и рожа у тебя, Шарапов, ну ты просто танкист, — и помолчав, добавил — а меня сегодня наконец выписывают, сейчас снимут швы и домой, надоело! -  Конец с ним был полностью согласен.
      Двенадцать часов, я уже расслабился, решив что операцию отложили на завтра, и "Гоголем" гуляю по отделению. Но не тут то было, меня отлавливает медсестра и предупреждает, что за мной сейчас приедут. И действительно, в двенадцать тридцать приехали. В палату завезли каталку в сопровождении двух личностей, мне предложили раздеться, я лёг спиной на жёсткую прохладную металлическую поверхность, меня накрыли простынёй, слава Богу не с головой, а по горло и, глядя в потолок, я покатился по коридору в лифт с зеркальным потолком. Из лифта каталка вышла с большим трудом из-за перепада высот пола между лифтом и помещением, но на пол меня всё же не уронили, как некоторых. Дальше по светлому коридору в дверь налево. Верх проёма двери, в которой мы замешкались, был точно такой же как в душевой, я инстинктивно зажмурился, ожидая падения на меня трухляво-плесневелых ошмётков краски с верхней балки. Но на этот раз меня пронесло ( не подумайте о плохом).
      Каталка въехала в просторное помещение с белыми стенами и высоким белым потолком. Всем своим существом  почувствовал, что это и есть операционная. Действительно, меня вкатили под большой светильник, в середине которого была конусная труба неизвестного назначения, а по окружности несколько ламп, пока выключенных. Я  перебрался на операционный стол. Слева был точно такой же, уже занятый. Вокруг него сновало несколько человек в белых и зелёных халатах. Мне пристегнули ремнём ноги, а затем по-отдельности каждую руку, к левому и правому поручням операционного стола.
     Появился весёлый Саныч и его ассистентка. Саныч спросил:
- Ну что, готов к операции?
- Однозначно, - ответил я.
     На меня накинули покрывало, которое закрыло весь белый свет. В покрывале имелось отверстие, через которое наружу проглядывал только рот и нос, который вдруг страшно зачесался.
- Как настроение? - спросил Саныч.
- Всё бы ничего, только нос чешется, - ответил я с завязанными руками.
     Саныч снизошёл с высоты своего двадцатипятилетнего стажа хирургической работы и почесал мне нос. Я успокоился. Затем он всадил мне по очереди четыре укола заморозки — два под щёку и два в нёбо. Игла с характерным хрустом входила в ткани моей полости рта, делая болезненное хряканье и выплёскивая из себя заморозку, неизвестно куда. Было относительно противно. Я вспомнил, что хотел сказать Санычу.
- Для информации, у меня повышенное слюновыделение, - сумничал я. Голос Саныча среагировал:
- Мы вам сделали укол для уменьшения слюновыделения, - и затем в пространство спросил: -У нас есть лишний отсос? 
Пространство отозвалось:
- У нас нет лишних отсосов.
- У нас что, нет лишних отсосов? - спросил голос Саныча. Пространство отозвалось:
- У нас вообще нет отсосов.
Голос Саныча успокоился, наверно решил не напрягаться перед операцией, и я сразу почувствовал у себя во рту под языком кусок марли вместо отсоса.
- Я смогу глотать при заморозке?
- Сможете, - отозвался голос Саныча.
Я успокоился и заявил:
- Я левой ноздрёй дышать не могу, у меня   перегородка кривая.
- Да, перегородка действительно не на месте, - отозвался голос Саныча.
- Может заодно и её подправить? - бросил я пробный шар в Саныча.
- Можно бы, но мы не оговорили дополнительные условия, - увернулся голос Саныча и шар пролетел мимо. Я заткнулся.
      Заморозка, наконец-то, начала брать своё, а я был привязан к столу и пришлось ей отдаться. Я всё отчётливо ощущал и слышал, но был как в тумане, будто это происходило с кем-то другим, хотя и чувствовал, что со мной. Уколы начали овладевать моей плотью, а я не мог сопротивляться по причине привязанности.
      Голос Саныча весело переговаривался с ассистенткой. Я лежал под простынёй и чувствовал, как моя десна расходится под скальпелем Саныча со звуком разрезаемого спелого арбуза. Затем настала очередь зубов. Один поддался быстро, а вот другой, кажется, заерепенился, и мне показалось, что он упёрся и обломался. Но Саныч знал толк в зубах и довёл-таки дело до логического конца, после чего проверил в надкостнице остатки крошек зубов. Затем он начал сверлить надкостницу: раз, затем второй. Впечатление, как от электродрели, которая сверлит лист металла трёшки, проходя его насквозь с характерным звуком — вжик,  вжик...
- Да, снимок нас подвёл, - произнёс разочарованно голос Саныча. - Тут всё гораздо проще, чем я предполагал. Придётся заниматься этой ерундой, раз начали.
      Дальнейшее у меня запечатлелось смутно, как обрывки старых кадров кино. Чётко помню ощущение от странных манипуляций — как-будто шомполом прочищают ствол автомата: вперёд-назад, вперёд-назад. Мне показалось, это Саныч через просверленное отверстие чистит пазухи моего носа.
      Завершающим аккордом операции было ажурное шитьё моей десны. Я представил, как её шьют через край, внахлёст, но из под попоны, которой я был накрыт, этого не было видно и только смутно ощущалось натяжение нити.
      Меня развязали, сняли покрывало и на каталке повезли в палату...

       Со времени моего отсутствия в блатной палате прошёл всего час. Как ни странно, я чувствовал себя отлично, в отличии от тех, которым делали операцию на челюсти, и из-за этого мне было перед ними совестно.
       Смешной Робокоп-Гурвинок уже усоколил домой. Зато справа у окна нарисовался, вернувшийся из увольнения Деловой — парень лет тридцати, черноволосый, невысокого роста. Он ни на минуту не расставался со своим телефоном, будто с ним родился и с ним отойдёт, но он от него не отходил ни на йоту. Сначала были разговоры по работе — похоже Деловой служил в риэлторской конторе, так как слышались разговоры о сделках и договорах.     Ещё до операции он хотел присутствовать на сделке во вторник.
- В любом состоянии я хочу быть на этой сделке, - заявил он в трубку. Вероятно от этой встречи сильно зависело здоровье его кошелька, но пока Деловой завис только в клинике. Затем был разговор с женой, с родителями, снова с клиентом и с фирмой, после чего он сказал трубке, что  перезвонит   после подзарядки телефона и сразу же перезвонил любимой женщине:
- Ну ты как?... А я вот в больнице, завтра операция... А ты что хотела... А как ты думала... Сама понимаешь, в больнице, чего радоваться... Ну ладно, пока, я позвоню, только телефон на зарядку поставлю.
- Ну тебя и раскумарило, - обратился он к Менту, -  меня тоже так раскумарит? - спросил он неизвестно кого. - А как там операция, помнишь что-нибудь?
Мент немного подумал и произнёс:
- Как с каталки на стол перелёг помню, а потом сразу заснул. Мне шесть уколов сделали, и после этого мне всё по барабану, так хорошо стало...
- Значит мне завтра тоже шпиганут и на операцию, а после меня что, тоже также раскумарит?
      Не дождавшись ответа, он спросил у Мента:
- Ну ты что, так ничего и не помнишь, ты хоть что-то ощущал?
- Да не помню, я на столе уже сонный лежал. Кто-то там бегал вокруг стола, короче, заснул я.
- Значит завтра с утра мне шесть уколов шпиганут и на операцию... Неужели меня так же раскумарит? - Озабочено произнёс Деловой.
      Он схватил свой телефон и стал яростно давить на кнопки, которые с перепугу вдавливались раньше их нажатия.
-Алло, привет, ну как ты... Обоюдно... Да, обоюдно... Ну ты же у меня умница... Ну да... Собаку оставишь ему... Ты к ней привыкла? Ну ничего не поделаешь... А как она к этому отнеслась... А как она догадалась, что я подарил телефон... Я тебя тоже... Ну я тут в палате не один, поэтому не могу сказать тебе слова, какие хотелось бы, поэтому буду отвечать тебе обоюдно... Да... Ну ты же у меня умница... Да... Обоюдно... Обоюдно... Обоюдно... Ну конечно... Я тебе потом перезвоню, ко мне врач пришёл...
      В палату вошёл светловолосый холёного вида врач и обратился к Деловому:
- У тебя завтра в девять операция, на ночь дадут таблетки, примешь их за полчаса до сна — это успокоительные, чтобы спал хорошо. А утром тебе сделают укольчики и в операционную. С вечера и утром ничего не есть.
- А курить можно? - спросил Деловой.
- Лучше не курить, а то после наркоза может тошнить.
- А меня так же как его раскумарит? - спросил Деловой, указывая на опухшего Мента.
- Чего? - не въехал в суть вопроса Холёный.
- Я говорю, меня так же раскумарит после операции как его?
Холёный наконец въехал:
- Нет, - ответил он, - тебя по-другому...


       Кнопки телефона снова успели прогнуться раньше времени, и Деловой занялся своим обычным делом.
 - Привет дорогая, это я, ну как ты там... У меня завтра операция, сегодня вечером шпиганут таблеток, завтра утром мне укольчики шпиганут, и на операцию... Да... И я тебя... Обоюдно...Обоюдно... Обоюдно... Ты знаешь, раньше я мог не видеть тебя несколько дней, а теперь я должен видеть тебя каждый день... Обоюдно...Да... Я буду тебя любить так, как сегодня - постоянно.... Обоюдно... Да... Ну давай, я тебе потом позвоню.

    После обеда в палату вплыла пышногрудотелая медсестра в лице хохлушки, и соответствующим акцентом объявила:
- А ну, быстро готовьте свои попенции к уколам. Мне тут с вами некогда возиться.
Попенции приготовились получить порции очередных иголок, причём каждая подставляла наиболее свежую и менее затыканую половину. Получила свою порцию и моя, как ни странно, без единого звука, хотя могла бы и заикнуться...




      
                ЧЕТВЕРГ
      

     Ночь прошла довольно паршиво. Обе ноздри не дышали, из-за открытого рта всё внутри высохло, как в пустыне, несмотря на ночные орошения газировкой.
     К восьми часам на место Гурвинка пришёл Киргиз с пробитой головой. Он улёгся на кровать не раздеваясь. Мы ждали завтрака. Деловой был недоволен качеством таблеток, которыми его накормили накануне.
- Никакие они не сонные, и спать от них не хочется — жаловался он нам.
У Киргиза на всю палату заиграла идиотская мелодия. Все подпрыгнули вместе с Киргизом.  Он схватился за телефон и кинул в него пару киргизских слов, после которых трубка заткнулась. Деловой предложил Красавчику пойти покурить.
- Тебе нельзя — сказал Красавчик. - Тебя будет тошнить.
- Ну и пусть. Пойдём покурим — махнул рукой Деловой. Они вышли.
     Нос не дышал и был совершенно невозмутим по этому поводу. Из правой ноздри текла противная струйка, но повязка на голове с накрученным у правой ноздри тампоном, не давала ей далеко убегать и впитывала в себя. Как ни странно, у меня ничего не болело...

      У Киргиза снова заорал телефон. Опять все подпрыгнули. Киргиз поймал трубку и стал её уговаривать на своём киргизском. Деловой вышел из себя:
- Сделай телефон потише, мне нельзя нервничать, у меня сегодня операция.
Затем он немного подумал и вошёл обратно, ведь скоро операция, придут, а его нет... Пришёл медбрат с чемоданчиком и предложил Деловому уколоться. Деловой оживлённо спросил:
- Ну что, сейчас шпиганёте меня и на операцию?
- Сейчас сделаем шесть уколов для успокоения, а потом за тобой приедут, - отозвался медбрат.
- Не берут меня эти уколы, - снова завёл свою пластинку Деловой, - и таблетки не берут, уколы непонятно какие, спать совсем не хочется...
В этот момент снова ожил телефон Киргиза. Все опять подпрыгнули. Деловой нехотя выключил свою пластинку и снова вышел из себя:
- Да выключи ты звук, поставь на вибросигнал.
- Да да, хорошо, - проговорил Киргиз и побежал в коридор укрощать свою трубку, что-то ласково калякая ей по-киргизски.
-Время десятый час, что-то они запаздывают с операцией, - возвращаясь в себя, произнёс Деловой.
- У меня на два часа задержались, - успокоил я Делового. Он успокоился, взял телефон и позвонил любимой женщине:
- Алло, привет. Ну меня уже шпиганули, сейчас повезут на операцию. Вобщем я как проснусь, сразу тебе позвоню... Да, и я тебя... Да, обоюдно... Обоюдно... Обоюдно... Ну ладно, давай, целую...
       К десяти Деловому подкатили транспорт, и он отправился в операционную. Все вздохнули свободней. Красавчик занялся своим компьютером, Киргиз улёгся одетый на кровать, Мент с распухшей рожей пошёл спать в холл — в палате ему было душно. Там он растянулся на двух диванах и так проспал до самого вечера, просыпаясь только на обед.
       
       Пришёл Саныч, пригласил на перевязку. В перевязочной было два кресла, я сел на крайнее. Саныч разрезал повязку в двух местах, посмотрел в рот. Сказал, что всё в порядке, из носа должно капать. Предупредил меня, чтобы я не сморкался, не чихал, щёки не надувал, посоветовал взять у медсестры капли для левой ноздри, чтоб ночью я ненароком не задохнулся. Сделал новую перевязку и отправил меня с богом. Бог со мной не пошёл, так как идти было близко — наша палата напротив перевязочной.
         Я улёгся отдыхать. В этот момент в палату вошла делегация врачей. Они определённо шли к Киргизу.
- Так, иностранец, - сказали в голове процессии.
- Надо бы переводчика, - сумничал в хвосте процессии практикант. В голове этот тезис не поддержали, и слова, немного повисев в воздухе, осыпались на пол засохшими крошками букв.
- Так, - сказала голова, - вы у нас поступили сегодня по скорой помощи?
- Да, - ответил Киргиз.
- Ну и что с вами случилось?
- Я работаю охранником, - сказал Киргиз, который оказался охранником. - Я ночью сменился и побежал в офис, а по дороге мне стукнули по голове, я упал, но потом поднялся и дошёл до офиса, меня привезли сюда, - закончил иностранец Киргиз, который оказался сторожем-гастарбайтером.
- Иностранный гражданин, как будет оплачиваться лечение? - толпа медиков задумалась,  - надо будет решить этот вопрос.  Делегация удалилась, напрягая мозги, ища решение создавшейся проблемы с Киргизом, который для них оказался иностранцем, а на самом деле был сторожем. Или гастарбайтером?
        После обеда привезли Делового. У него была относительно плёвая операция и его раскумарило не так, как Мента, так что Деловой рад был до соплей и сразу начал насиловать свою трубку, которая жалобно повизгивала в его руках после каждого телефонного разговора. Было такое впечатление, что наркоз действительно его не взял, и на операционном столе он находился в здравой памяти. У Делового нервы как верёвки, он постоянно был в возбуждённом состоянии и всё ему было по барабану...
- Пойдём покурим, - предложил Деловой Красавчику.
- Пойдём, - ответил тот, - только я курить не буду, а постою рядом. - Они отвалили, но не на пол, а вниз на первый этаж и там, отвалившись, дышали свежим воздухом.
       Кстати о Деловом. Он с гордостью похвастался, что четыре раза ломал челюсть. В последний раз его избили трое неизвестных и сломали челюсть слева.   Он был спокоен как удав и в заключение добавил, что однажды попал в аварию. На скорости 200км машина перевернулась, и его спасла только подушка безопасности, но он всё же получил травму головы. У него образовалась гематома, и Деловому предложили два варианта: или операция по удалению гематомы, или через неделю он труп.
- А у меня есть выбор? - спросил   Деловой и согласился на операцию ( записано со слов Делового).
       Голова у него была не хилее, чем у Киргиза — иностранца-гастарбайтера.



                ПЯТНИЦА

      Деловой с самого утра развил бурную деятельность по поводу линьки на выходные домой. Красавчик тоже собирался смотаться, но ему было легче. Деловому же после операции необходимо было делать уколы и принимать обезболивающие. Врач вошёл в его положение и подписал заявление на свал. В положении Делового было паршиво, поэтому Холёный вышел из него, предварительно отвалив тому напоследок дозу необходимых на выходные лекарств. С двумя прибывшими для эскорта тётками, молодой и пожилой, Деловой  слинял на собственной машине, оставленной в окрестностях стоматологического комплекса. Красавчик остался ждать до обеда своих провожатых.
      Я всё это время изнывал в ожидании Саныча, чтобы отпроситься на выходные, но он не появлялся. Поэтому я отправился его искать. В ординаторской его не было, спросил про Саныча у дежурной, та ответила, что видела его одетым, возможно он уже ушёл. У меня всё опустилось, так как я оказываюсь в полном дерьме. Из последних сил поднимаю опущенное и делаю второй заход в ординаторскую к Холёному. Тот отвечает, что Саныч пошёл на консультацию, но обязательно появится.
      Жизнь в отделении постепенно замирает, и медперсонал и пациенты разбегаются как мыши с тонущего корабля. Я маюсь в ожидании Саныча, а затем спускаюсь вниз в ординаторскую. Саныч, как ни в чём не бывало, сидит на своём любимом месте за компьютером.
-Здравствуйте, как наши дела? - спрашиваю я.
- Ну что ж, пойдём посмотрим, - отвлекается Саныч от компьютера и ведёт меня в перевязочную. Садясь на кресло, я стукнулся лбом о светильник.
- Ну вот, снова шишку набил, - выругался я, вспоминая столкновение со светильником в процессе консультации.
- Шишка — это не проблема, - резонно заметил Саныч.
- Это смотря какая шишка, - философски ответил я, - вы лучше скажите, как моя просьба по поводу выходных? Не удовольствия ради, а исключительно по необходимости поддержания жизненных процессов родителя.
- Ну что же, мы вроде договорились. Я завтра заступаю на дежурство, и вы тихонечко уходите. Повязку я вам снимаю, а жгут в носу пока оставлю.
- Жгут для меня не проблема, - отвечаю я равнодушно...
               







                ПОНЕДЕЛЬНИК


       Деловой появился ни свет ни заря, отпросился у врача и снова пропал. К Киргизу пришла тётка невропатолог и начала задавать вопросы:
- Расскажите, пожалуйста, как всё это случилось?
- Я ночью закончил дежурство и побежал в офис. По дороге мне монтировкой дали по голове справа, чуть пониже виска, напротив уха.
- Вы упали?
- Да, я упал.
- Сознание теряли, голова кружилась?
- Нет, сознание я не терял, и голова не болела и не кружилась.
- А тошноты у вас не было?
- Нет.
- А после того, как вы упали, что было?
- Я поднялся и побежал дальше в офис. А там уже вызвали «скорую»...
       Да, голова у Киргиза была дуб-дерево, я это и раньше замечал.
       Саныч пригласил меня в перевязочную. Сегодня он собирался вынуть у меня из носа жгут. Я спрашиваю:
- А как вы посмотрите на то, чтобы этот процесс снять на видео. У меня есть аппарат, который может снимать видео.
- Большой аппарат? - поинтересовался Саныч.
- Да у меня маленький аппарат, - заверил я Саныча, - и который снимает, тоже маленький.
- Ну и чего тогда возиться? - возразил Саныч, - давайте лучше посмотрим, что там у вас в носу. Он попытался ухватить жгут пинцетом, но тот никак не хотел цепляться за эту железяку. Саныч поискал другой, более ухватистый и тем уже основательно подцепил тряпицу в моей правой ноздре.
- Сделайте глубокий вдох, - просит Саныч. Я делаю, и он резко дёргает. Из моего носа вытягивается метровый марлевый жгут.
- Ну вот и всё видео, - говорит Саныч, довольный своей остротой. Действительно, весь процесс вытягивания занял секунды три.
      Я разочарованно ухожу в палату с неприятно ноющим носом, который, впрочем, успокаивается после сорокаминутного лежания в постели...
               

                В НОЧЬ НА ВТОРНИК


          В первом часу ночи я  просыпаюсь. Здесь это уже, как правило.  Биологический будильник естественной потребности, требует моего выхода к одинокому унитазу в конце коридора. Я открываю дверь, коридор сверкает всеми своими лампочками и режет сонные глаза, но не успевает срезать окончательно. Я их прищуриваю. До заветной двери 52 шага. Открываю её и попадаю в душный никотиновый переплёт, но отступать некуда, и я подхожу к заветному фаянсу, который тоскливо отсвечивает жёлтым цветом своей нечищеной плоти в тусклом свете лампы накаливания. Бедный бочок, лишённый своей крышки, сиротливо прижавшись к задней стене, жалостливо плачет, изливая капли в своё переполненное чрево, печалясь толи утерянной крышке, толи своему разболтанному состоянию (нервы у него действительно расшатаны). Сам унитаз хранит суровое молчание, и лишь в отверстии сифона на поверхности водной глади, сиротливо прижавшись друг к другу, плавают два окурка, с душераздирающим страхом ожидая своего смертного часа в пучине вод при появлении очередного клиента данного заведения. Сегодня я их палач, но казню не по злобе, а по необходимости — такова природа нашей жизни. Сегодня мы их, а завтра они нас, ведь и лошадь мрёт от капли никотина.
         52 шага, иду и обнюхиваю своё тело, источающее запах почивших в бозе унитазного сифона бычков. Этот запах меня постоянно угнетает после каждого посещения данного богоугодного заведения.
        После совершённого путешествия сон пропадает, но спать всё равно хочется. Пытаюсь как можно аккуратнее лечь в кровать, так как обе половинки мягкого места не имеют живого мягкого места, по причине их постоянной встречи с жёсткими и острыми шприцевыми иголками. И когда ложишься спать на эти места, впечатление такое, что иголки, попав внутрь, колют тебя из твоей же задницы...
       Стараюсь сосредоточиться на сне, но сволочь комар отвлекает моё внимание. Он делает надо мной круг и с писком начинает заходить с левой стороны. Пытаюсь уничтожить его с лёта, но этот гад увёртывается с лёгкостью пушинки... У соседа завибрировал телефон. Киргиз подпрыгнул спросонья на кровати и уставился на дисплей, видимо пытаясь сообразить, стоит ли отвечать. Через несколько секунд он поднялся с постели и сказав около двери «алло», вышел. Вслед за ним вышел и мой сон. Дверь закрылась и сон остался в коридоре. Теперь, чтобы заснуть, надо ждать возвращения Киргиза или когда сон с усилием просочится в узкую щель под дверью. Вставать и открывать дверь самому не хотелось — мешала колючая задница.
        Комар пошёл на второй круг и с нудным писком стал подкатывать опять слева. Определить его точное местонахождение было трудно — он был настолько хил, что в темноте сливался с окружающей средой, хотя и было начало вторника. Писк был слаб и периодически прерывался его неслышным дыханием. Но вот я ощутил его лапки у надбровной дуги слева и без замаха стукнул по нему ладонью, представляя как из его хилого тельца брызнет моя халявная кровь. Но комар был хитрой бестией и лёгок на подъём. Поэтому брызнули искры из моего левого глаза, и только по счастливой случайности они никого не ослепили и ничего не подожгли.
       В голову лезла всякая чушь. Сон пытался пробраться между дверью и полом, но щель для него была мала, и я продолжал мучиться бессонницей... Я вспомнил как намедни два мужика с нижнего этажа, поднявшись к нам, пошли в душевую. Меня это заинтересовало и я последовал за ними, они заперлись там и... В общем, ничего интересного, разговоры о машинах и всякая ерунда, а я то думал, что это любовь. Они оставили после себя бычки и спёртый воздух, впрочем воздух вскоре испарился...
       Неугомонный комар начал заходить на очередной круг. К этому времени я перевернулся на живот (игольчатый зад меня основательно достал). Комар, не разглядев в темноте моей передислокации, с размаху налетел на макушку и запутался в волосах. Выбравшись из них, он на ощупь начал барражировать надо мной в поисках голого тела... Очередной тайм закончился вничью: комар остался ни с чем, а я без укуса. Открылась дверь. Киргиз, наконец закончил свои переговоры и впустил мой сон, который уже валился от усталости в борьбе с узкой щелью у пола. Мы с радостью встретились...
   


                СНОВА ВТОРНИК

     Красавчик готовился к операции. Ему, как всем челюстным, сделали шесть уколов, от которых он, буквально через десять минут заснул. Когда подали каталку с медбратом и сестрой (тоже мед), Красавчик уже во всю храпел. «Медродственники» попытались привести его в чувства, чтобы переложить на каталку, но у них это не получилось. Провозившись с Красавчиком несколько минут, им всё же удалось, при моём непосредственном участии, худо-бедно устроить невменяемого  чувака  на каталку. Если учесть, что в нём было не менее 85 килограмм, то бедно и худо, так как мы не дотянули его до необходимой отметки на каталке. Ноги Красавчика болтались в воздухе и нам пришлось согнуть их в коленях. Так согнутым он и укатил. Всю эту катавасию Мент снимал на телефон, чтоб потом показать Красавчику...

         Саныч посмотрел меня и сказал, что даст открытый бюллетень и швы снимут в моей поликлинике. Напоследок я спросил:
- Ничего там внутри не забыли?
- Да вроде нет -  ответил он и добавил, — как-то оперировал челюсть и уехал в отпуск. В отпуске просыпаюсь среди ночи и вспоминаю, что тампон забыл вынуть. Ну и полночи не спал... Потом оказалось, что всё нормально.
       Перед обедом делали уколы, больно и с кровью. Медсестра, вроде зрелая, а так больно делает, наверно слишком перезрелая...
         Мент оказался не ментом, а сопровождающим «автозака», который перевозит заключённых из предвариловки в суд и обратно. И за всё про всё — 18 штук.
         После обеда сморило -  толи от погоды, толи от обильной еды. Я провалился в липкий тяжёлый сон и отключился минут на пятьдесят. Включился я не удачно — голова болела и была опухшей, но пустой, как высохшая тыква. В придачу я отлежал правую сторону и за щекой было странное ощущение провала пропасти...
         
          Наверно из-за дневного сна ночной никак не приходил. Видимо ночной сон приревновал меня к дневному и обидевшись сидел на соседней, пустой койке, наблюдая за Киргизом, как тот посапывает после шести принятых таблеток, по случаю завтрашней операции.
            В голову лезут дурацкие мысли и всякая всячина, совершенно ненужная в это позднее время...
           ...В первый раз я приезжал сюда в 1983 году. Тогда здесь оперировали Машку. Она лежала в палате на первом этаже. Окна выходили во двор. Я приезжал, смотрел на неё сквозь пыльное стекло, как она ползала по кроватке, плакала и просилась домой...Однажды, после консультации с врачом, в коридоре я издали видел наших «сиамских» близнецов — Дашу и Машу. В тот период они здесь жили...


                СНОВА СРЕДА


           ...Уже первый час ночи. Появился наглый комар. Он настолько лёгок и тощ, что его относит от замаха ладонью, и он снова и снова уходит от суровой десницы возмездия. Комар начинает выделывать фигуры высшего пилотажа над моей кроватью, высматривая как бы сподручней (сподкрыльней) вонзиться в моё тело и обескровить меня. Сознание начинает обволакивать паутина душного небытия, из которого меня выдёргивает ночное бормотание Киргиза. Слышу чёткие, я бы сказал чеканные слова национальной речи вперемешку с русским матом, апофеозом которому звучит слово «кирдык».
       Мент у окна корчится от хохота.
- И так не первую ночь, - сообщаю я ему...
       Под утро, как по будильнику, в шесть часов поход в сортир. В коридоре темно, горят только дежурные лампы, видать вышла из отпуска смотрительница порядка. В столовой протираются цветы, моют холодильник и полы...
          У меня сегодня дембель. Иду на пятый этаж в ординаторскую к Санычу. Он на своём любимом месте у компьютера.
- И как вам ваша работа, удовольствие от процесса получаете? - спрашиваю я его.
- Я больше получаю удовольствие от процесса получения денежных знаков от этой работы, - философски отвечает он.
- Фу, как это пошло и вульгарно сказано.
- Ну что ж поделаешь? - Саныч ведёт меня в перевязочную, осматривает и говорит, что всё отлично.
Напоследок спрашиваю, куда он собирается в отпуск. Хитрый Саныч, виляя отвечает, что сейчас это уже заграница. Вероятнее всего намылился в Прибалтику. Договариваемся встретиться в сентябре и прощаемся.
        Забираю документы у заведующей и окончательно оплачиваю счета. Киргиза с шестью уколами в заднице отправляют на каталке вверх, а оттуда через двадцать минут привозят Красавчика. Он без повязки,будто и не с операции. Оказывается ему резали изнутри, и шов тоже изнутри, как у меня. Только у меня сверху, а у него снизу. Он, естественно, ничего вчерашнего не помнит... Мы прощаемся, и Мент провожает меня до лифта, словно мы сто лет знакомы...

                Москва   2008 г.