Друг и брат певцу Людмилы

Николай Калмыков
               ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ГРАФА Д.Н.БЛУДОВА - ЧИНОВНИКА И ЧЕЛОВЕКА

        В 1871 году журнал «Русская старина» (т. 3, стр. 792-793) опубликовал сообщение некоего К.Н.Тихонравова под названием  «Повеление императора Николая I о подвиге Вержбицкого, 1838 года».  Речь в нем шла о событии чрезвычайном, если не сказать исключительном даже в истории царской действительности. В скупом, лишенном эмоций изложении автора событие выглядело так. «Волынской губернии, Островского  уезда, деревни Хотня, дети однодворца Вержбицкого:    6-тилетний сын Николай и полугодовая сестра его Анна, по случаю смерти матери и внезапной отлучки отца их, неизвестно куда сбежавшего в 1837 году, остались в крайней бедности и без всяких средств к пропитанию. Мальчик поддерживал существование свое милостынею и, заботясь о сестре, кормил ее молоком ощенившейся суки, клал ее между щенят для предохранения от холода, и тем спас жизнь ребенка».

       В публикации ни слова не говорится о том, на какое именно время года выпали первые, самые тяжкие недели и месяцы этого драматического события,  почему никто из родственников, соседей и односельчан не проявил к несчастным детям  милосердия, не предоставил им хотя бы элементарный кров, а оставил один на один с бедой, по сути на холодную и голодную погибель. Ответов на эти и другие невольно возникающие вопросы автор и редакция журнала читателям не оставила и нам ничего не остается, как эту часть истории вынести за скобки.

       Из дальнейшего следует, что «главное местное начальство через посредство министра внутренних дел» начало ходатайствовать «об испрошении у государя от монарших щедрот вознаграждения  <…> Николаю Вержбицкому, который, несмотря на круглое сиротство и беспомощное состояние, спас столь необычным образом жизнь своей сестры».

       Трудно сказать, какой круг должностных лиц имел в виду автор, говоря о «главном местном начальстве». Вряд ли в этом кругу мог значится  кто-то из деревенских десятских  или сотский (при условии, что размеры деревни Хотня превышали сотню дворов и позволяли иметь эту выборную должность). Маловероятно также присутствие в списке станового пристава и даже главы уездной полиции исправника. Слишком малозначительными были такого рода должности для обращения непосредственно к министру внутренних дел с целью решения столь важного вопроса, как «испрошения» у монарха вознаграждения. Скорей всего список лиц «главного местного начальства» начинался с полицмейстера и других  чиновников  губернского уровня.

       Не вызывает однако сомнения, что и вся перечисленная цепочка так или иначе оказалась  причастной к спасению детей и устройству их судьбы. С самого низу, с деревенской избы, и до высоких властных кабинетов Волынской губернии, не исключая, видимо, и кабинета  губернатора. И ни одно – ни одно! – звено, как можно судить по результатам, не дало сбой! Без телефонов и факсов, без радио и телеграфов  вся эта примитивнейшая система управления сработала надежно и четко, как и положено отлаженному механизму.

       Уже через некоторое время, сообщается в публикации, «министр внутренних дел, признавая необходимость дать средства к обеспечению участи сих детей, поручил мальчика отправить на счет сумм Волынского приказа общественного призрения в город Калугу для помещения в тамошнем сиротском доме, а сестру его отдать на попечение того же приказа».

       Обратим внимание: устройство детей в сиротские учреждения взял на себя лично министр внутренних дел империи, хотя такого рода вопрос был явно не его уровня. И это, пожалуй, не менее удивительный факт в излагаемой истории. Ведь мог же спокойно поручить кому-то из чиновников Четвертой экспедиции министерства, которая,  наряду с содержанием больниц и тюрем, непосредственно ведала службой призрения. И результат, можно думать, оказался бы ничуть не хуже. Но вот  решил по каким-то высшим нравственным законам очень важным для себя лично вмешаться в дело, какое в его каждодневных, государственных масштабов обязанностях могло занимать малую крупицу. Более того, учел ходатайство «главного местного начальства» и  нашел  возможность - через Комитет министров - довести до сведения государя всю эту историю. И вскоре, выпискою из журналов за 12 июля и 16 августа 1838 года  Комитет сообщил, «что по статье о подвиге мальчика Вержбицкого последовало собственноручное Его императорского величества повеление:  «Вержбицкого за примерный поступок – в Александровский кадетский корпус, а сестре его – пенсион до замужества в 400 руб. и, когда будет в состоянии по летам,  перевесть в Москву, в Александровский сиротский институт».

       Пост министра внутренних дел в то время занимал  Дмитрий Николаевич Блудов – один из наиболее ярких чиновников в правительстве Николая Павловича. Прекрасно образованный, начитанный, обладавший острым умом и громадной памятью, изумительный рассказчик («говорил, как книга») и тонкий ценитель литературы, он, по мнению современников, имел все задатки стать блестящим писателем. И уже было сделал на этом поприще первые шаги: заявил о себе как  активный член известного литературного общества «Арзамас», сотрудничал с Н.Карамзиным, В.Жуковским, П.Вяземским…  Но судьбе было угодно, чтобы, поступив в совсем юном возрасте на государственную службу, он остался  ей предан более 60 лет - до конца дней своих. Он занимался архивами и дипломатической деятельностью, народным просвещением и законодательством, стоял во главе двух министерств, руководил Государственным Советом и Комитетом Министров,  был членом Российской академии и президентом  Петербургской академии наук. И везде оставил после себя добрую память. А заслуги его в деле освобождения крестьян признаны были высочайшим рескриптом от 23 апреля 1861 года.

      При всем том он активно участвовал в общественно-литературной жизни страны, не пропускал без внимания ни одной книжной новинки. Не случайно именно ему завещал завершить и издать последний том  своего главного труда, «Истории Государства Российского»,  Н.М. Карамзин, что и было исполнено. В доме Блудова регулярно собирались писатели, журналисты, художники, кипели литературные споры. Порой и сам Дмитрий Николаевич брался за перо, из-под которого выходили оригинальные, преимущественно исторического плана статьи. Эту его особенность отразил в своем послании наблюдательный Петр Вяземский:
            Тебя не поглотил поток,
            Текущих дел поток чернильный:
            В себе отвёл ты уголок
            Для жизни, чувствами обильной.
            И вся проникнута она
            Святым огнём духовной силы.
            Ты друг и брат певцу Людмилы,
            Ты другом был Карамзина.

       Но вернемся к нашей истории. Читатель вправе задать вопрос: что же дальше, как сложилась жизненная судьба Николая и Анны Вержбицких?  К сожалению, ответа на этот вопрос все еще нет. Несмотря на предпринимаемые попытки, разыскать следы не удается. Неудачи, возможно, связаны с тем, что публикация  в «Русской старине» появилась спустя 33 года после случившегося события, когда большинства очевидцев и участников его уже не было в живых. В их числе и графа Д. Н. Блудова. Он умер 2 марта 1864 года.

       Примечательный штрих. На похоронах родные и близкие Дмитрия Николаевича были удивлены толпами бедняков, сопровождающими траурную процессию. Только здесь выяснилось, что всем этим людям граф многие годы регулярно оказывал помощь, никогда и ни перед кем не оглашая своей благотворительности.  Качество, достойное искреннего уважения и доброй памяти.