Бывает же чудо!
Утром мне важно объявляют: идем в гости… к бабушке. Как можно идти в гости туда, где живешь больше, чем дома – непонятно. Но волнующе. На мне новые гольфы, синяя матроска с якорем и сползающий с макушки розовый бант. У меня – бант! – кто хочешь удивится.
На лавочках возле заборов щурятся на солнце уличные старушки и вместо всегдашнего «куды, егоза!» говорят «воскресе» и разнежено улыбаются. Белые крылья капустниц трепещут над одуванчиками, в траве барагозят толстозадые жуки, и воздух пахнет горьковатой тополевой шипучкой.
У бабушки праздник. Она тоже говорит «воскресе», целует меня и сует мне теплое, согревшееся в ее ладони, яичко. Смотрю, вытаращив глаза: красное! Это еще что! В доме целое блюдо таких: алых, коричневых, синих… Наши куры сдурели, что ли?!
Бабушка ставит на стол деревянную пирамиду на расписной тарелке.
– Иди-ка сюда. Смотри! – таинственным шепотом говорит она и медленно стаскивает форму из плотно прилаженных дощечек, освобождая сладко пахнущую башню из желтоватого творога – пасху. Сквозь нежную творожную плоть светятся янтарные бока изюмин. Спереди из них выложен строгий крест. Это бабушка сделала. И круглые белоголовые куличи, посыпанные цветной пшенкой – тоже она. И когда только явилось все это?!
Открытые окошки сияют и машут свежепостиранными занавесками. Лохматые вербочки в вазе распушились и пожелтели, как обсохшие цыплята. Садимся за стол, покрытый вышитой накрахмаленной скатертью. Бабушка торжественна и румяна, режет пузатый кулич, ломкая белая корочка трескается – наперегонки подбираем брызнувшие из под ножа сладкие крошки.
– Слава тебе господи, – умиленно говорит бабушка, причастившись пышного тела кулича, – разговелись… – и робко берет себе колбаски.
Яички надо стукать друг об друга. Жалко, такие красивые! Но вообще-то весело. Потом все целуются три раза – «христосяться» – мне не выговорить.
Беру с блюда другое яичко – глянцевито-голубое и тихонько выскальзываю за дверь. Надо же похвастаться, что у нас есть!
За забором гуляет Валька. Щеки у нее в крошках, руки в красных пятнах.
– Ты чего так измазалась? – говорю.
– У меня во! – Валька вытаскивает из кармана и гордо предъявляет мятое красное яйцо.
– И у вас тоже «воскресе»? – догадываюсь я.
– А ты думала! Сегодня у всех, – с видом знатока говорит Валька.
Заглушая ее, на нашу блестящую крышу сыплются частые буйно-радостные звоны. Далеко на горке дрожат и ликуют густые, долгие голоса колоколов. Белая свеча колокольни дрожит в солнечном мареве, и качаются над нашими головами воздетые к небу голые ветки берез…