Я был пьян. Но не алкоголем, а мыслями. Бесконечным потоком мыслей переполнявших меня. Они кружили, цеплялись друг за друга, точно в каком-то безумном танце. Я чувствовал, как одни мысли исчезают, растворяясь в водовороте, как на их место приходят новые. И тщетно пытался поймать хоть одну из них. Они ускользали от меня, сбегали, прятались. И при всем этом безумии, я ощущал гнетущую пустоту. Холодную, неприятно морозную. Чувствовал всем телом, как я погружаюсь в нее, как она медленно обволакивает меня, густая, плотная, сковывает мои движения. Я отчаянно сопротивлялся, боясь поддаться ей, ощущая при этом неестественно сладкую, манящую потребность в ней. Мне вдруг невыносимо захотелось кричать, вопить, чтобы заявить о себе, чтобы хоть кто-то заметил, как я тону и может быть попытался спасти меня. Но я молчал, со странным ощущением, будто у меня никогда не было голосовых связок, будто я всегда молчал, будто мой голос это всего лишь моя фантазия. Я видел, как вокруг меня течет жизнь, размеренно, спокойно и вдруг четко, ясно осознал, что я никто в этом мире, что с моей смертью, не остановится жизнь. Эта мысль не стала взрывом, не стала откровением. Она, как маленький кирпичик, как кусочек паззла легла в общую систему и мне показалось, что где-то внутри, мне стало спокойнее.
Но цепкое одиночество не сдавалось. Оно резало меня пульсирующей болью, заставляя мое тело реагировать на эти удары. Мне было трудно дышать, я резко, нервно, стянул галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Я упорно отталкивал мысль, что все мое состояние, мое здоровье могло так зависеть от одного человека. Мне сейчас, как никогда, хотелось быть самостоятельным, не зависеть ни от кого. Но твердая уверенность, что мое колючее одиночество всего лишь заменяет мне его, пускала корни.
Я сполз на сиденье, уставился в окно. Немногочисленные машины, стеклянно-каменные здания, круглые блины огней. Мельтешащие картинки действовали убаюкивающе. Я чувствовал, что погружаюсь в некий транс и круговорот мыслей слился с картинкой за окном. Постепенно я перестал что-либо ощущать. Мне это несомненно было на руку. Я всю жизнь был довольно одинок. Нелюбимый сын своих родителей, не изгоняемый из семьи из-за необходимости в будущем выполнять определенные обязанности. Я был запасным игроком, чтобы в определенный момент, выйти на поле и занять свое место. Я напрасно, раз за разом промахиваясь, пытался заслужить уважение отца, любовь матери. Им не нужен был сын, им нужен был наследник.
Я вздохнул, тяжело, воздух с болью проник в мои легкие. Когда-то я был отчаянным, мог совершить неимоверно глупый и безумно смелый поступок. Я действовал решительно и быстро. Сейчас я чувствовал, ощущал в себе, как это слово меняется, вбирая в себя всего несколько букв, что так кардинально меняют его. Теперь я отчаявшийся. Я потерял надежду. Я снова пошел на поводу у отца и потерял опору, единственного человека, кто гордился мной, кто принимал меня в самом худшем. А я всего лишь поверил, как ребенок, что если буду хорошо выполнять свои обязанности, отец меня полюбит.
Теперь полусидя в машине, я погружался в свое одиночество. Я уговаривал себя, неистово, что заслужил его, что это моя судьба. Но, тем не менее, ничто во мне не принимало этого.
- Домой. - Тихо выдохнул я. Стюарт кивнул разворачивая машину. Я чувствовал, как от бесконечного мелькания картинки у меня начала кружиться голова. Я устало потер виски. Круговорот мыслей преобразовался в тяжелую тоску, камнем легшую на мои плечи. Мне казалось, я разрастаюсь на глазах, превращаясь в бессмысленный ком, из печали, одиночества и тоски.
Машина мягко остановилась. Можно идти домой. В пустую, холодную квартиру. Я горько усмехнулся, выбираясь из автомобиля.
- Домой спать, сэр? - Тихий, спокойный голос Стюарта.
- Да. Пора бы уже. Ты без колес?
- Моя смена закончена, сэр. Это был длинный день.
Я глотнул из фляжки. Напиток резко обжег горло. Я был пьян. Но не алкоголем, а мыслями.