Мой деревенский Аполлон

Людмила Палехова
               
   Наверное, нет такого человека, который бы не слышал выражение «первый парень на деревне», частенько с ироничным оттенком. А мне в юности привелось познакомиться с одним товарищем,  самым завидным женихом и ловеласом всей округи – гармонистом и гулякой Лёнькой Маряничевым. (Был у них в роду какой-то марян). Марянич – это не фамилия, а семейное прозвище. Дело в том, что в деревне распространены обычно две-три фамилии, а народу много. Поди разбери, кто где… Вот по традиции и звали одних по родителям – Олёкса ПрОнюшкин, Зинка Валькина, Ваня Оленькин, Анна Филичаткина, других по мужу – Катерина Матюжиха, Егориха. А некоторых и вовсе по заслуженным  прозвищам:  местный дурачок Микояй Сиинськой, Никола - ситечко (этот шляпу в сеточку носил), Солдат (как пришёл с первой мировой солдатом, так им и остался на весь век), Толя-воробей ( сам маленького росточка и ходил, прихрамывая из-за фронтового ранения, будто вприпрыжку). Короче говоря, жизнь нескучная, языки вострые, дороги грязные. Точнее, дорог вообще нет – одни направления.
   Ой, что-то я отвлеклась! Я ж про Лёньку рассказываю. О, Лёнька! Это я вам скажу - персонаж. Рослый, атлетически сложенный, красивый сдержанной мужской красотой, да к тому же обходительный – ну как в такого не влюбиться! Девчонки и молодухи со всего сельсовета (а это без малого полтора десятка деревень) сохли по нему со страшной силой, хоть забор ими городи.
   Вырос Лёнька (по паспорту Алексей) в зажиточной трудолюбивой семье Олёксы (Александра) Марянича, председателя колхоза «Верный путь» и красавицы Епраши (Евпраксии). Даже в зрелые годы она не потеряла особую стать и грацию, отличалась правильными чертами обветренного лица. Да и Лёнькины сёстры, помню, были одна другой краше.
   Лет с 12-ти Алексей выучился бойко играть на гармошке, да так, что стали приглашать играть на свадьбах. А это дело нешуточное! Вот таким макаром мало-помалу полюбилась парню развесёлая жизнь, ласковые девки да хмельное зелье. Всего познал он вволю, ни в чём отказа не знал. А жениться не спешил. Да и зачем? Гармонист, красавец. Старики уважительно за руку здоровкаются, девушки засматриваются. В каждом доме почёт и привет. В общем, получилось так, что к 23 годам в душе у Лёньки поселилась тоска. Стало надоедать бесшабашное веселье… и водка… и женщины, летящие в объятия по первому зову. Как-то всё пусто стало…
   Вот тут и свела нас судьба. Совершенно необъяснимый факт – Лёнька пошел провожать меня из клуба после танцулек. А мне 15 лет! Ему-то уже 23 – взрослый мужик. Так прямо его и спросила:
   - Что, постарше никого не нашёл?!
   - Да мне твоя сестра нравилась… Только познакомиться не успел, в Сыктывкар уехал. Как, говоришь, её зовут?
   - Светлана. А я–то тебе зачем?
   - Давай поговорим, что ли… - остановился он у навозной кучи.
   Вдруг меня как водой из ушата окатили, всё нутро разом воспротивилось, и внутренний голос сказал: - «Не моё!». Даже оттолкнуть парня захотелось. Он что-то почувствовал, не видя лица в темноте:
   -Что с тобой?
   -Да так, ничего… - не сумела я объяснить свое состояние. – Так, значит, тебе Светка нравилась?
   - Ага…
   И пошли у нас разговоры длинные да душевные на заднем крыльце его старого деревенского дома. Место тихое, укромное, в стороне от тропинки. И я, соплюха городская, разложила всю его непутёвую жизнь по полочкам: отчего так тоскливо, нерадостно на душе и что он сам, только сам выбрал лёгкую беззаботную жизнь, ведущую в пустоту. А этот обалдуй слушал и только кивал своей буйной головой и руки мне целовал… Потом легко как пушинку подхватил меня на руки и закружил по поляне:
   - Эх, унести бы тебя куда-нибудь!
   - Нетушки-нетушки! Положь на место! – смеялась я. Девушка я правильная, лишнего не позволяю. Он и сам это понимал. Целовались, конечно… Но и только. Зато уходил он от меня с тёплым чувством, словно летним ветерком подуло на озябшее сердце…
   Про наши с Лёнькой свидания никто не догадывался. Соседка, глазастая старуха Афонаска Маркова, приписала мне Ондрюшу Ефимкова. Она усмотрела, что мы с парнем у её навозной кучи стояли. А я разубеждать не стала – пусть думают.
Однажды ввечеру сидели мы с кем-то из ребят под берёзами на угоре, болтали. А тут откуда ни возьмись подруливает Маряничев  на ижаке без коляски (Ваня Федяев дал погонять) и подмигивает мне:
   - Прокатимся?
   Я с опаской села за его широкую спину на кожаное сиденье, а сама думаю:
   - Ой, что будет?...
   Так и есть: приехали мы в поле, кавалер мой заглушил мотор, сел под скирду и кивает – садись, мол, рядом. Делать нечего, присаживаюсь  и кожей чувствую, как он про себя ухмыляется «попала ты, девочка»… А вслух говорит:
   - Отчаянная ты!
   - Ну да, - соглашаюсь я обречённо, тем самым ища у него защиты от него же самого… Доверчиво и несмело положив голову ему на богатырское плечо, тихонько начинаю читать ему стихи! Самые-самые пронзительные и нежные, какие только знала… И случилось чудо! Мой соблазнитель воспарил душой, проникся поэзией и забыл обо всём. Мы сели на мотоцикл, и благополучно вернулись в деревню.
   Назавтра все видели, как я на попутном молоковозе ехала в центральное село Верхне-Лалье с какими-то вещами. Лёнька должен был в тот день уехать в свой Цициквар по настоятельной просьбе матери, как сам мне говорил. А я везла посылки на почту. И никак не ожидала  вечером в клубе на Калище встретиться со своим тайным поклонником. Он появился неожиданно, полупьяный и решительный. При всех подошёл (чего никогда не делал раньше), вывел меня на улицу, прислонил к стене клуба. И, видимо, от избытка чувств, плюнув на кулак, высадил раму в окне кинобудки, что позади клуба. Посыпались стёкла.
   - Люблю ведь я  тебя, Люсенька! Я так испугался, что уехала! Люди видели…
От возмущения и неожиданности подобной развязки я схватила снизу вверх этого бугая за грудки и стукнула спиной об стену:
   - Я всё понимаю!!! Но окна-то зачем бить?! И вообще, ты же должен был уехать? – допрашиваю, а сама кровь с его разбитых пальцев  платочком вытираю. Он платочек скомкал и себе в карман спрятал – на память.
   - Когда мне сказали о твоем отъезде, я чуть ума не лишился… Давай вместе уедем?
   - Ты соображаешь или как?! Мне всего 15 лет! А тебя мать вызывает, ехать надо.  Наверно, что-то срочное… Ну, ладно, пора мне…
   Тут парни из клуба гурьбой вывалились:
   - Ленька, пойдем выпьем! У нас две поллитры есть!
   - Некогда мне! – удивил он меня ответом. Значит, в самом деле относится ко мне серьезно.
   Это было летом. А уже в Октябрьскую подружка Шурка Якунина сообщила в письме, что наш Лёнька женился. Девица якобы пришла к Евпраксии и заявила, что беременна от её сына и требует узаконить отношения. Жил бестолково, так и женился… Говорят, не слюбилось – через несколько лет развелись. Больше нам свидеться не довелось. Земляки говорят, болеет Алексей Александрович, на родину уже не ездит. Да и к кому?..