Восьмая сотня страниц

КОЛЛЕКЦИЯ КРОЛИКА, КОТОРЫЙ КУРИТ.
Рассказы.
Те, что попались мне в ленте, и были утащены мною себе в норку.
https://vk.com/public63190634
Восьмая сотня страниц.


ДОБРЫЙ ДЕНЬ!
 

Отделочники Гриша и Миша были цыганами. И пусть морды у них были рязанские, фамилии эстонские, а номера на машинах белорусские, эти два афериста были настоящими цыганами.

; Добрый день! Отделочники! ; стучали они в каждую дверь недавно сданной новостройки.

Схема была допотопная и неизящная. Но практичная, как советская мясорубка. Мошенники представлялись работниками какого-то «ООО», показывали инструмент, ходили с линейкой и угольником по квартире и, трогая стены, томно вздыхали, называя строителей эмигрантами с плохим сексуальным прошлым. Языки у ребят были подвешены как надо, на каждый вопрос «клиента» у них имелось два встречных. Они умели надавить на нужные точки и напугать неподкованных граждан страшными терминами и последствиями. Работали четко и быстро, ни разу не надев на руки перчатки, пока однажды им не повстречалась Тамара.

; Добрый день! Отделочники! ; крикнул Гриша в приоткрытую дверь.

; О! Родные мои! А я только хотела идти в интернет, ловить вас там, а вы сами явились. Как говорится, на ловца и зверь бежит! Хы-хы-хы-хы, ; раздалось откуда-то из глубины квартиры. В этом смехе было что-то зловещее, не предвещающее ничего хорошего, как в просьбе «сохранять спокойствие». Но Гриша и Миша не умели читать знаки, они были рады тому, что наткнулись на женщину, да еще и в «трешке».

; Входите, не стесняйтесь!

Мужчины зашли внутрь и прикрыли за собой дверь. Сработала какая-то система безопасности, и разом щелкнуло несколько замков. На двери не было рычажков, только отверстия под ключ, открыть замки могла лишь хозяйка. На полу стояла обувь. Сорок четвертый размер женских ботинок может сказать о многом, например о том, что в жизни она добивается всего точно не через постель.

; Не нравится мне все это, ; прошептал Миша (размер ступни тридцать девять).

; Что не нравится? ; появилась в дверях Тамара. Слух у нее был как у кита, да и сама Тамара была примерно в тех же пропорциях. На поясе у нее болталось два метательных молота.

; Подрозетники нам не нравятся, ; сумел справиться с дрожащим голосом Гриша. ; Понимаете, вам тут и тут розетки не нужны, гораздо лучше будет сделать новую электрическую разводку, а не ту, что предлагает застройщик.

; Отлично! Приступайте, я пока чайник поставлю!

; Се-се-сейчас?

; А чего тянуть? Разве вы здесь не за этим? ; Тамара подняла вопросительно бровь, показалось, что вся комната завернулась в знак вопроса.

; Но у нас с собой нет даже инструмента, ; аргумент был железобетонный.

; Так у меня есть, ; Тамара тут же достала откуда-то из-за спины перфоратор.

; А стремянка? Без нее никак! ; выкрикнул из-за спины друга Миша.

; Вот тебе стремянка, ; достала другой рукой Тамара двухметровую лесенку.

Парни хотели сказать в голос, но когда Тамара достала штроборез, их аргументы рассыпались как порванный мешок шпаклевки.

Спорить было бессмысленно, а бежать некуда. Ударили первые буры, в воздух поднялась ядовитая пыль. Аферисты впервые надели перчатки.

; Нам нужно валить! ; кричал Миша на ухо Грише, когда тот штробил стену. Только так они могли общаться, чтобы Тамара их не слышала.

; Сначала нужно отбить наши мучения, смени меня, я пока попробую развести ее на материал.

Они поменялись и Гриша, причесав седые от штукатурки волосы, подошел к Тамаре.

; В ванной и на кухне предлагаю положить кафель!

; Прекрасно!

; У нас хорошая скидка, купите на тридцать процентов дешевле рынка! ; гордо заявил мужчина, доставая каталог.

; Не нужно, ; махнула рукой хозяйка, ; у меня дядя был хозяином плиточной фабрики, оставил мне в наследство сорок тонн всех размеров и цветов. В дальней комнате тонна уже лежит, нужно только растаскать по квартире.

Челюсть Гриши не успела упасть, под нее подставили еще одну стремянку:

— Вижу, ты без дела стоишь, пока твой друг стену режет. Давай пока потолок в зале замерим, хочу его зеркальным сделать.

; Зачем? ; поморщился Гриша, представляя всякое.

; Чтобы краситься, лежа на кровати, глупый.

Гриша встал на стремянку, Тамара просто разогнула руку и подняла кверху. После замера Гриша предложил сделать заказ зеркальных панелей через их фирму. Тамара сказала, что зеркала ей должен один модный магазин одежды, в котором не было примерочных кабинок для женщин ее комплекции. Магазин посмеялся над ее просьбой и предложил подать в суд. Тамара решила утрясти вопрос полюбовно и привела за покупками всю сборную по метанию молота, а заодно и пауэрлифтингу.

Когда со штроблением было покончено, Тамара настояла на том, что нужно установить гардину, роутер и повесить телевизор.

А пока предложила выпить чаю. Отказываться от гостеприимства было страшно. Миша схватил чашку дрожащими от перфорации руками. Чай был вкусный, приятно обжигал лицо, шею и горло.

Гриша тем временем вышел на балкон, хотел попробовать заработать на остеклении.

; А ты кто? ; увидел он забитого в углу мужичка с пакетом, в глазах которого жил ужас.

; В-в-валера, ; промычал человек. ; Прошу вас, вызовите полицию! Я сознаюсь, во всем сознаюсь!

; В чем? ; удивился Гриша, оглядывая город с десятого этажа.

; Я продаю фальшивые фильтры для воды. Пришел сюда, сказал, что вода из моих фильтров лечит все болезни. Хозяйка настояла на том, что не выпустит меня, пока вода не вылечит ее плоскостопие. Она сказала, что я гость в ее доме и спать могу с ней на одном матрасе. Я чуть не лишился ноги во сне, когда она перевернулась. А через два дня плоскостопие так и не вылечилось. Я вынужден скрываться.

Гриша наконец-то понял, что его подельник был прав и нужно валить.

; Стойте! Вы же позвоните в полицию?!

; Ага, делать мне больше нечего.

Когда Гриша зашел в комнату, его друг уже вешал гардину. Тамара стояла рядом и колола орехи одним из молотов. Удар и от ореха остается только пыль.

; Вешаем гардину и валим, ; прошептал Гриша на частоте дельфинов.

; Она сказала, что если будет неровно, возьмет меня в спортзал и будет тренировать, а я с детства нетренируемый, даже бегать не умею.

; Не боись, уровень приложим — и все будет нормально. Возьмем за работу и уйдем.

Миша держал гардину, Гриша держал уровень, Тамара держала размах.

Решалась судьба мошенников. Дело в том, что Гриша понятия не имел, как пользоваться прибором и надеялся, что все решится само собой.

Пузырек бегал туда-сюда, как глаза Миши — от молота к голове друга.

Наконец-то мужчина остановился и скомандовал: «Сверли!»

Миша зажмурился, издал печальный стон и просверлил дырку к соседям.

; Ты чего наделал? Другую стену сверлить надо было, ; засмеялась Тамара так, что с потолка посыпалось.

; А почему вы смеетесь? ; удивились аферисты.

; Там за стеной живет мой тренер, Любовь Григорьевна. О, кажется, она стучится.

И правда, стучались в стену, кажется, что тараном.

Через минуту появилось то, что называлось Любовью Григорьевной.

Это была примерно такая же Тамара, только в квадрате.

; Тамар, а чего ты мне стену просверлила? У меня там лепнина авторская была.

; А это не я, Любовь Григорьевна. Это мои отделочники. Они просто слегка переработали. Ну ничего, сейчас я их спать уложу, а завтра, как у меня закончат, я ребят к вам отошлю для устранения ущерба. Они профессионалы, не переживайте, все вам восстановят.

; Я надеюсь, ; прожевала Любовь и похрустела костяшками пальцев. От этих звуков у Миши случилось три микроинфаркта.

; Ну что, господа, ложимся спать?

Тамара достала из шкафа водный матрас и начала надувать его губами.

Через пять минут у Валеры появились новые соседи по несчастью, а на следующий день к Тамаре позвонили в дверь. Голос из коридора предлагал ей поставить специальные газовые счетчики.

Александр Райн




КРАСИВЫЕ ЗЕРКАЛА

В этом доме были красивые зеркала. Зеркала были обычные, ничем из себя для глаза непримечательные. С виду. Но это только покуда туда, в них, не заглянешь. В глубины. В отражение. В себя.

Вот, когда заглянешь, тогда увидишь всю их прелесть, всю их красоту, всё очарование. Смотришь ты в это зеркало, а там — ты. И что в этом такого? А ничего в этом такого. И что другое-то ты там хотел увидеть, да? Да. Но нет.

Там ты, но красивый.

Там ты красивый!

И всё.

Вот всё, кажись, так, как и в других зеркалах, не в этом доме, или на всяких гаджетских экранах, когда ты разговариваешь по видеосвязи в каком-нибудь мессенджере. Вот всё, кажись, так. Но не так.

Другие зеркала показывают, в большинстве своём, какой ты есть на самом деле. Просто отражают. Всю твою усталость, шарпейность. Годы все твои честно считают. В килограммы лишние тыкают. Правдорубы, хреновы.

А в этих ты красивый.

И ты себе нравишься.

Про гаджеты вообще молчу. Там ты ещё хуже, чем в зеркалах. Вот они это специально делают? И как подумаешь, что а вдруг правда-то как раз тут, что и другие зеркала пусть малость, но льстят тебе, так совсем загрустится.

Да, милая, и мужики, бывает, грустят по поводу своей внешности. Не каждый мужик — прям мужиГ. Ну, или я, по крайней мере.

Свяжешься с сыном, скажем, по ватсапу: молодой, весёлый, хорошо ему, радуешься за него. А потом посмотришь на обратный-то экран и пожалеешь, что его выключить нельзя.

Вот.

А в этом доме зеркала красивые.

И люди живут хорошие.

Магия, не иначе.




СКАЗКА СТРАНСТВИЙ

«У меня в сумке вещи, ноут, всякие зарядки — батарейки и подробный маршрут с пересадками. Двадцать билетов с разными датами и городами. Длинная замысловатая траектория, пролегающая по странам и континентам наугад. Это самый неинтересный и трогательный момент одновременно — когда я выбираю, куда поеду. В этом и рука судьбы, и высшая справедливость, и ещё что-то, что я не могу уловить. Варю кофе и смотрю на часы. Нет. Выпить не успею, такси уже сигналит во дворе. Вечно я всё второпях».

Это не мои слова. Я записываю их сейчас поспешно, в телефоне, кляну себя, что не включил диктофон, пишу, пока помню, и не очень надеюсь на точность, но это и не важно. Тот мужик, рассказавший мне всё это под два кофе в аэропорту Домодедово, садится сейчас в самолёт, рейс, по-моему, в Испанию, а я торопливо набираю в смартфоне эти слова, чтобы записать и не забыть главное, что услышал, и так, как услышал. Не знаю зачем, мне кажется, это важно.

Он словно и сейчас сидит передо мной, улыбается, мол, кто тебе поверит? Я и сам не верю, хотя в какой-то момент сердце ухнуло в живот от осознания, с кем я сейчас сижу рядом. С кем? Да я так и не понял. Одет он был совершенно обычно: джинсы, футболка, какая-то куртка. Лицо, правда, не местное, но по-русски говорил чисто, как москвич. Глаза только были непривычные, льдистые, цепкие такие, словно внутрь тебя смотрят и видят насквозь. Заёрзаешь тут.

И вообще нервные все сегодня. Я за последние полчаса успел даже повздорить с пограничниками. Стоял у бистро и кормил хотдогом кошку, думал здешняя. И тут какой-то дебил в своих смешных недопогонах дал ей пинка в сторону выхода, а мне посоветовал не прикармливать бродяжек, если не хочу следом за ними вылететь. Пришлось объяснить, куда он должен идти. Он занервничал, а вслед за ним нервными оказались все, даже полицейские, которых позвали пассажиры. Кошку, к сожалению, выкинули за дверь, а меня отконвоировали в зал ожидания с настоятельной рекомендацией не выпендриваться.

И вот я сижу в слегка растрёпанных чувствах, а этот тип напротив взглядом меня сверлит. Он ещё засмеялся, когда я заёрзал, извинился и начал объяснять, что людей напрягают его глаза, и совершенно напрасно. Так и разговорились. Он обмолвился, что жизни человеческие обесценились сильно, и только здесь, в аэропорту, мол, всё обостряется.

Я, в общем-то, не спорил, нервные все в аэропорту, это точно. Но не согласился из принципа и сказал, что мир вообще несправедливо устроен, мрут люди направо и налево, но от этого меньше жизнь не ценят. Я вот люблю жизнь, и она для меня важна. А он говорит:
— А чужая жизнь насколько важна?
— Важна, — говорю, — точно так же.
— Жизнь ребенка — может быть, — говорит он и улыбается хитро и глазищами своими опять меня протыкает, — симпатичной девушки ещё. А незнакомая бабуля в каком-нибудь селе, неприятный дядя, навалившийся в автобусе, или бомжик на вокзале Фонтенбло вам без надобности. Как и всем. И это нормально, — говорит, — вы не один такой; люди любят спасать что-то милое и красивое. Им это кажется более правильным, что ли… Я, — говорит, — через это прошёл, теперь не выбираю.

— Спасаете всех подряд? — спрашиваю. И при этом с ехидцей такой, потому что мужик на врача не похож ни разу. А он задумался так, словно решает, довериться мне или нет, и при этом глазами своими меня сверлит, прям будто проверяет, не растреплю ли.
— Да, — говорит с вызовом, — спасаю. И не расскажете вы никому, звучит слишком странно, а если расскажете — не поверят. В этот момент я заёрзал ещё сильнее, потому что не люблю, когда меня вот так запросто считывают. А он уже не смотрит сквозь меня и говорит: а пойдёмте-ка кофе возьмём? Не хватило мне с утра, сплю на ходу.

Сходили, взяли, он — чёрный, я — латте, и между делом, словно мы до этого о чём-то говорили, разговор и пошёл, сам собой. Ещё я забыл положить в кофе сахар, но даже не заметил этого, так и выпил несладкий. И всё думал достать телефон и включить диктофон, но было неловко.

«Куда я лечу, я решаю обычно просто, — он улыбается и хлопает по карману, — высыпаю на карту мира мелочь из кармана. Ну хорошо, не мелочь, двадцать одинаковых монет по десять евроцентов, специально заготовленных для такого случая. Точно еду туда, где упала решка, могу переиграть, если орёл. Потом несколько дней долгая и муторная бронь перелетов и стыковка рейсов. Не люблю заниматься этим, всё равно к середине маршрута схема нарушается, рейсы переносятся, отменяются. Но это не страшно. Это тоже судьба. Я не хочу иметь к этому отношения. Я часто повторяю себе, что я только инструмент.

Ещё я обычно просыпаю и начинаю опаздывать на первый рейс. Это тоже почти традиция. Такси сигналит во дворе, а я собираю сумку, хотя мог всё это сделать накануне. Впрочем, в сумке всё самое нужное для работы и минимум вещей. Так и живем, на колесах. Это никогда не скучно, а с моей работой ещё и весело. Не знаю, как так вышло, видимо, наградившие меня даром предусмотрели и его применение. Быстро выливаю сваренный кофе в термокружку, хватаю сумку и выбегаю...

Не гадайте, вы про меня не знаете, кто я – понятия не имеете, и это хорошо. Я один из миллионов людей, каждый день едущий, спешащий, летящий куда-то, пока хватает сил и хочется делать то, что я делаю.

Если бы про меня узнала хоть одна спецслужба любой страны, меня до конца жизни заперли бы и выстроили ко мне очередь нужных людей, страждущих жить долго. Скорее всего, дар бы у меня тогда забрали. Поэтому нет никакого смысла ловить меня, но людям этого не объяснишь. Именно поэтому у меня хорошая легенда прикрытия, разъездная работа и жизнь на чемоданах. По крайней мере, последние лет восемь.

Дар? Я исцеляю людей. Вот так, — он щелкает пальцами, — и полностью. Я не потомственный целитель, не колдун, ничего такого, и да, я не знаю, как это работает. Двадцать исцелений в год. Просто могу. Поэтому и мотаюсь по миру. Как кончаются чудеса, отпущенные на год, еду в отпуск.

Нет, никого не лечу дома. Вернее, как… Лечил, но перестал. Слишком много внимания, слишком большая концентрация чудес на один отдельный город. Рано или поздно это заметят, и возникнут вопросы, а оно мне надо? Поэтому в какой-то момент я придумал рандомное перемещение по миру и работу журналиста, и реальность подстроилась под моё желание, нашлась и работа, и те, кто оплачивает командировки, печатает статьи, размещает репортажи.

Вы наверняка подумаете, что я вру, но это, к сожалению, правда. К сожалению – потому что во всем, что работы не касается, реальность точно такая же упрямая и тугая, как и обычно. Глупые злые люди, плохой кофе, тараканы и клопы в гостиницах, уличные воришки, несвежая еда. Список длинный, но от этого никак не получается застраховаться. Я, живой носитель чуда, периодически маюсь животом, у меня тырят телефоны в аэропортах и бумажники на площадях, а торговцы уличной еды всё норовят подсунуть гадость под видом обычного буррито, гироса или тако.

Надо перестать питаться как попало. Это я говорю себе уже который год, но с тех пор, как чуть не загнулся в больнице в Сакраменто и пришлось одно из двадцати исцелений потратить на себя, я говорю себе это чаще. Да, не делайте такие глаза, одно чудо в год я могу потратить на себя, если есть угроза жизни. Оговорка в контракте. Могу, но...

В общем, делал так всего трижды, в самом крайнем случае. Не знаю... я же трёх человек лишил своего шанса на спасение. А так у меня в руках двадцать ключей к спасению жизни в год. Двадцать исцелений в обойме. Бросаю монетки, беру билеты, снимаю, пишу и ищу тех, кому нужна помощь, кто безнадежен. Нет, тех, кто безнадёжен в материальном плане, я не лечу. Опять же, и в родном городе можно найти куда потратить столько исцелений, но несправедливо по отношению к остальному миру, верно? А так — судьба, рандом, монетки. Никакой избирательности. Никакой предвзятости. Давайте кофе ещё возьмем? Не самый поганый американо здесь...

Я вообще люблю аэропорты. Промежуточная станция перед небом, как бы претенциозно это ни звучало. Люди здесь совсем иные, с них слетает шелуха повседневности, и они становятся почти теми, кто есть. Я их понимаю и разделяю это чувство. Именно поэтому люблю наблюдать в аэропортах людей. За вами вот наблюдал. А вообще люблю пить кофе и смотреть на самолёты.

Мне кажется, люди, когда придумывали их обводы, вдохновлялись не птицами, нет, хоть и сделали машинам крылья и хвосты. Самолёты совсем как те же люди. Крыльями же не машут? И люди бы не махали. Парили бы, рассекая воздух, и смотрели бы вперёд.

Сейчас я лечу в Барселону. Там у меня несколько экскурсий, интервью с ведущим врачом центрального госпиталя, визит в красную зону. Там и поглядим. В других городах не только больницы, но и хосписы, роддома, онкоцентры. В Конго меня должны отвезти в лагерь беженцев, там пара интервью и фоторепортаж. Обойма заряжена на двадцать жизней, впереди ещё целый год и двадцать стран, двадцать городов. Может меньше, я не знаю. Жизнь непредсказуема.

Меня однажды спасли и передали дар. С этого всё и началось. Теперь я должен отработать, и я делаю это с плохо скрываемым удовольствием. Знаете, как здорово, когда ты щёлкаешь пальцами, и человек, уже видевший тень смерти на стене напротив, открывает глаза и улыбается? Непередаваемо. Нет, серьёзно, я не могу объяснить. Только ради этого я буду ездить, пока хватит сил и пока не выгорю изнутри от этих эмоций. Тогда я передам дар дальше и успокоюсь. Не знаю, где. Не знаю, когда.

Я повидал мир, и мне хочется ещё и ещё. Двадцать — почему? Не знаю... Чудеса вообще не любят логику. Без понятия, почему именно двадцать и почему в год. Да и не важно. Могло быть два. Или сто. Верно? Ладно, пойду на посадку. Пока болтаешь, время летит незаметно, а за хорошей историей – как пуля, фьють — и прошло. В хорошем смысле пуля, ладно? И не обещайте, что сохраните тайну, это всё слушается так же нелепо, как и есть на самом деле, так что всё нормально. Может, увидимся. Ну, и удачи вам. Мне, само собой, тоже.”

Вот и вся его история. Наверное, я записал не очень точно, он ещё рассказывал про то, как его ввели в искусственную кому и хорошо, что потом вывели. Как задержали в какой-то стране, свидетелем в полицейском участке, никак не могли поверить, что лежавший при смерти какой-то там товарищ вдруг встал и начал требовать, чтобы его отвезли домой. Были и ещё какие-то смешные подробности, но мне они видятся не такими важными. Эта история так меня взбудоражила, что я пишу сейчас, пока не объявили мой рейс, а сам всё поглядываю на пустой стаканчик из-под кофе, который оставил на сиденье в зале ожидания этот мужик. Мне всё чудится, что и стаканчик теперь особенный. Вот как во всё это не верить?. Близость к небу, промежуточная станция, все сверхвосприимчивы… Я всё понимаю.

Летает по миру человек и исцеляет других. Вот новость-то! Лазарь, встань и выйди вон, это даже я помню. Но ведь если он исцеляет, то наверняка есть и тот, кто наоборот?..

В огромные, от пола и до потолка окна зала ожидания било летнее косматое солнце. Вокруг было полно народа, все куда-то шли, болтали, в уши толкалась реклама из мониторов на столбах. И только мне было холодно и одиноко в этот момент. Не страшно, а именно одиноко. Как космонавту, забытому на орбите.

Андрей Голутвин




ЛЕСНОЙ НАРОД



“Убежал и больше никогда не возвращался” в этих краях означало “съели”. На самом деле, никто никого не ел. Вот ещё – зубы портить и пищеварение. Однако люди действительно пропадали в лесах, и вина в этом полностью наша. Только всё далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.

Мне только исполнилось четырнадцать, самое время для церемонии вступления в возраст. К ней отец и готовился, когда пропала старшая сестра. Глендевон, прямая наследница трона, самая яркая звезда на небосклоне крошечного лесного царства, ушла на охоту и не вернулась. Отец отправил за ней следопытов, и те пришли с плохими вестями. Мой праздник пришлось отложить, а папочка вскоре после несчастья слёг и больше не поднялся с постели.

Лесной народ короновал меня сразу по наступлению пятнадцатого дня рождения. Поскольку в обучение не входили ни этикет, ни азы управления царством, решено было приставить к юной царственной особе нянек и советников. Так рядом со мной появились бабушка Аирэль и суровый главный министр Эоварн. Бабушка следила за этикетом и речью, Эоварн – помогал управлять собраниями и давал советы по военному делу.

Война, да, следует рассказать о ней. После того, как следопыты обнаружили Глендевон повешенной на огромном дубе у самого входа в лес, наши отношения с жителями деревни существенно ухудшились. Если раньше лесной народ просто старался не попадаться деревенским жителям на глаза, то теперь начались открытые нападения. Всё, что люди веками сочиняли про нас, мы вернули сполна. Эльфы воруют детей – сделано. Эльфы убивают заблудших путников – сделано. Эльфы разоряют сельскохозяйственные угодья и убивают скот – сделано. Люди веками считали нас монстрами, пришла пора заслужить титул.

На годовщину смерти Глендевон совет постановил ввести праздник охоты. Все дееспособные эльфы в этот день отправлялись из царства прочь, чтобы вернуться с добычей. Мы не выбирали между старыми и молодыми, больными и здоровыми. Охотники ловили тех, кто попадался. Пока однажды им не попался сын деревенского старосты. Звали его Итан. Высокий, немного нескладный юноша с веснушками по всему лицу. Глаза у него оказались разного цвета. Правый что небо после грозы, а левый словно зелёный нефрит.

Я прекрасно понимала, нельзя показывать слабость перед врагом, но разве можно убить столь чистое создание. Казалось, эльфийской крови в мальчишке больше, нежели человеческой. Признаюсь, мне в голову пришла жуткая мысль, что паренёк – сын покойной Глендевон. Сестра часто пропадала в районе человеческого жилища. И лет ребёнку должно было быть примерно столько. Я уговорила совет пощадить его, оставить на перевоспитание.

Итан рос обычным мальчишкой, ничем не отличавшимся от эльфийских сверстников. Я вновь нашла в себе желание заботиться о ком-то, кроме своего народа. Таскала названого сына с собой на охоту. Заставила Аирэль научить его правильному этикету, а Эоварна – объяснить юнцу военную стратегию. Сама того не понимая, я готовила преемника себе, что шло вразрез с любыми правилами. Нет, лесное царство не воспротивилось желанию королевской особы. Эльфы мудрые и всепрощающие. Только кровная месть заставит нас изменить традициям.

Мы выбрали день вступления в возраст, а перед ним я отпустила сына прощаться с бывшей родиной. Наказала в деревню не заходить, ни с кем не говорить, только посмотреть издалека. Эоварна с ним отправила. Глупая, наивная младшая сестричка, которой не стоило доверять правление.

Люди пришли в лесной город на закате. Вооруженные факелами, острыми хозяйственными орудиями и жаждой крови. Мои подданные сражались как львы, но силы с самого начала были неравными. А без главного министра и военного советника наша армия и вовсе ничего не стоила против толпы деревенских мужчин.

Они пощадили меня, потому что спасла в своё время Итана. Заперли в кандалы и увели в деревню. Здесь меня показывали за деньги заезжим купцам. Диво дивное, чудо чудное. Живая королева лесного народа, ныне погибшего. Последний из эльфов. Что удивительно, надо мной не издевались, не морили голодом, не били. Регулярно запирали в клетке, да. Но в остальном никакого зла от людей я не видела. Однако ни грамма сочувствия и прощения к ним не нашлось в моём сердце.

Итана я убила первым. Да, любила как сына, и предала смерти со всеми почестями. Он ушёл без боли, даже не поняв, что добрая Лирэль угостила его отравленным фруктом. Сразу за ним расправилась с охранниками. Караул у клетки сменялся трижды в день. Я решила избавиться от тех, что заступают на пост ночью. Отец не воспитывал из меня будущего монарха, потому что народу нужна была провидица. С утра до ночи младшая дочь обучалась обрядами на крови, гаданиями по костям животных, предсказаниями по трупам. После восхождения на престол ремесло отложили в дальний ящик, закрыли на сорок замков. Не пристало величественной особе заниматься грязным делом. А вот теперь пригодилось.

Смертельный обряд завязала собственной кровью. Нет сильнее магии, чем ненависть и злость. Охранники почувствовали себя плохо, как только пробило полночь. К рассвету оба испустили последний вздох. Я не смогла бы сама дотянуться до ключей от клетки, но мне помогли. Не весь лесной народ погиб при нападении. Мой верный министр спасся и скитался по лесам некоторое время, собирая свободных эльфов. Маленький отряд пришёл в деревню под видом заезжих купцов. Естественно, люди не могли не похвастаться пленённой эльфийкой. Так мы с Эоварном и встретились.

Трупы врагов после себя решили не оставлять. Погрузили тела на быстроногих оленей и умчались в самую чащу леса, где будущие подданные уже выстроили новый город. Поначалу он не представлял собой чего-то особенного. Несколько домов на деревьях и поляна для совета. Подойдёт для возрождения лесного народа. Из побежденных врагов Эоварн приказал сделать чучела, чтобы отпугивать случайных гостей. Охотники развесили их на суках возле домов, в назидание и для устрашения. Я сама обошла каждого из четверых погибших, добавляя последний штрих к общей картине.

“Убежал и больше никогда не возвращался” в этих краях означало “съели”. На самом деле, никто никого не ел. Вот ещё – зубы портить и пищеварение. Человеческое мясо неприятно пахнет и не обладает какими-либо полезными свойствами, зато из тел получаются отличные пугала. Правда, часто приходится менять. Для этого ночь охоты проводится в нашем царстве через полнолуние. Именно столько времени требуется для того, чтобы старое тело окончательно поизносилось. А ещё ровно шестьдесят дней необходимо, чтобы вырастить подходящих светлячков. Я вставляю их в пустые глазницы мертвецов, чтобы даже в безлунные ночи у моего народа было чем освещать путь.

Julie Meddon




А ВОТ, К ПРИМЕРУ, КАБАЧКИ


Они неприхотливы, плодовиты и надоедливы.
Мор, засуха, землетрясение, голод, катаклизмы, нашествие медведок, овощежорок, кротов-мутантов.. А им все нипочём.

А потом задолбало, плюнул на всё, заасфальтировал огород, поставил беседку, лавки, мангал.
Немедленно изжарил купаты.
Жрёшь, на лавке сидючи. Смотришь в светлое завтра.
Во рту жирно.
На душе весна.
И тут что-то снизу прямо в зад норовит проникнуть, и уже распарывает шов на джинсах.
Не волнуйся, дачник.
Это кабачок.
Он победил всех, пробил асфальт и тянется к тебе навстречу.
Он хочет быть твоим урожаем.
У него тоже на душе весна.
Вопреки.

... В дверь звонят с утра. Так, словно случился пожар.
-Это мы, ваши соседи , мы очень хотим вас угостить. Помогите нам вас угостить.

Открываешь дверь, на пороге женщина, её глаза безумны, в руках ящик.
В ящике кабачки.
-Помогите нам вас угостить. Это кабачки. Они хорошие.

Кабачки лежат в ящике по струнке, блестят зелёными попами.
-Да, дружок. Это мы. Кабачки. Мы здесь для того, чтобы ты задолбался.
Маринуй, фаршируй, соли, жарь, туши. Но мы все равно не закончимся. Потому что мы кабачки. А ты тлен. Кусок мяса. Кто ты? Ты станешь нанопылью, а мы кабачки.
-Нам не надо - отвечаешь соседке. - У нас есть.

И напираешь на ящик, и выталкиваешь его в подъезд, чтобы зло не проникло в твой дом.

А соседка напирает ящиком в ответ и агрессивно улыбается.
- Фаршировать с мясом и сыром.
Я дам вам рецепт кабачкового торта...спасите урожай..
Но ты уже захлопнул дверь.
Через пару часов ты выходишь из дома.
В подъезде ты спотыкаешься об ящик с кабачками.

Ты идёшь по улице и думаешь, что пора уже открывать центры помощи людям с кабачками.
Пункты пожирания кабачков.
Точки обмена кабачков на тыкву.
Ты заходишь в плодово-овощную лавку.
А там голубика.
Персики.
Дыни-торпеды.
Мясистые розовые помидоры.
Руккола.
И ни одного кабачка.
-Кому они нужны, хоспаде - вздыхает продавщица - Мы не заказываем. Они и так у всех есть.

В подъезде ты снова натыкаешься на ящик с кабачками.

Кабачки лежат в ящике по струнке и блестят зелёными попами.
И ты выбираешь самый красивый кабачок, с самой гладкой попой, ты прижимаешь его к сердцу, словно подобранного котёнка.

-Идём, дружок. Идём, мой хороший.

Сейчас я оладушков из тебя пожарю...

Вера Бакирова




СМЕХ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ...

В каждой семье есть странные родственники: тети, дяди, двоюродные и троюродные сестры, братья, племянники. Они любят пропадать надолго, а потом напоминают о себе, внезапно появившись на пороге, прислав новогоднюю открытку, пригласив на свадьбу детей или внуков после пятилетнего молчания. В семье о них рассказывают множество историй, в которые поверить невозможно, но, зная их, невозможно и не поверить.

Такой странной «тетей» была Рита, дочка бабушкиного двоюродного брата. Настоящее имя ее было Ривекка (именно так было написано в ее паспорте!). Рита была единственной дочкой очень богатых родителей. Долгожданная и поздняя дочка ни в чем не знала отказа. Перед самой войной повезла Риту мама в Ленинград, хотела навестить сестру и показать девочке белые ночи. А через неделю началась война...

Семья сестры сумела эвакуироваться, а Риту, заболевшую корью, в вагон не пустили. Так остались они с мамой в большой пустой тетиной квартире переживать блокаду. Как жили они - рассказ отдельный. У них обеих выпали волосы. Рита потеряла все зубы, ногти слезли, а глаза почти перестали видеть. В самом конце блокады маму похоронили, и Рита осталась одна. Жить уже было полегче: через Ладогу время от времени прорывались машины с продуктами, открылись столовые, сначала для детей, а потом и для всех. Рита навсегда запомнила свой первый обед в столовой: суп с перловой крупой она ела как до войны, клубничное мороженое - облизывая каждую ложку. Папа приехал за ней через неделю после снятия блокады. Он смотрел на Риту и не верил своим глазам. Отводил взгляд и вновь возвращался к ней, дочке, любимой, долгожданной, обещавшей вырасти настоящей красавицей. Папа плакал, а Рита думала, что он по маме так убивается. На следующий день они уехали домой в Москву.

Волосы у Риты так и не выросли. А вот зубные протезы ей сделал самый лучший техник. Папа шепотом сказал ей, что он, будто бы, делал протезы самому Сталину. И очки ей подобрали в той самой Кремлевской больнице. Первый парик привез Рите из Германии папин знакомый. Парик был белокурый, волосы длинные, закручены в локоны как у Мэри Пикфорд. Рита смогла расстаться с косынками и впервые посмотрела на себя в зеркало с надеждой. В ту победную весну ей исполнилось шестнадцать лет. Она бегала с подружками смотреть салют и потихоньку присматривалась к молодым парням в военной форме. Парни тоже замечали ее: волосы золотые, зубки ровные, бровки тоненькие как нарисованные... Рита пыталась догнать своих бывших одноклассников, но три года в школу она не ходила, а училась и до того не блестяще, так и не пошла она в школу. Папа записал ее в вечернюю, сказал мол, ходи - не - ходи, а свидетельство за семь классов тебе выдадут.

Когда исполнилось восемнадцать, Рита подучилась немного и пошла работать в кассу поездов дальнего следования на Казанском вокзале. Не все ли равно где работать - мужа надо искать - вот что главное. Рита добросовестно искала себе мужа целых два года: ходила на все вечеринки, танцы, встречи и проводы. Она искала мужа в театрах, в ресторанах и в очереди к своему кассовому окошечку. Но муж не находился. Как еще выяснилось, детей у Риты быть не могло. Ну, кто ж ее возьмет замуж с таким дефектом! И тогда за дело взялся Абрам, Ритин папа.
Рассуждал Абрам трезво: по любви Риту не возьмет никто - значит должен мужчина жениться по другой причине. Ребенка она родить не может - значит нужно искать мужа с таким же дефектом. Но чтобы был мужчина с головой! И чтобы...

Борис выписался из госпиталя уже демобилизованным. Стоял он на ступеньках главного здания и рассматривал бумажку с номером телефона, что на прощание дал ему главврач. «Позвони ему, - сказал главврач, - он тебе поможет на хорошую работу устроиться. Постарайся понять, в чем твой интерес. Сложится-не-сложиться, а работу такую ты сам не найдешь». Борис ехал на трамвае домой от Сокольников и все старался понять: зачем он кому-то нужен, да еще большому начальнику. Сам покалеченный, три раза раненный, последнее ранение в живот, все богатство - что на себе. Комната, правда, в бараке от родителей осталась. Отец на фронте погиб, мать умерла в сорок четвертом. Родных, что в Белоруссии жили, всех немцы уничтожили. Что ему, «большому начальнику», проку от солдата? Однако через два дня позвонил Абраму Ефимовичу.

Встретились, поговорили о работе, о жизни. Слово за слово и пригласил Абрам Ефимович Бориса к себе домой поужинать. Дома познакомил с Ритой. Ужинали, шутили, смеялись. Борис к Рите присматривался - серьезная девушка, в очках, симпатичная, блондинка, платье красивое, дорогое видно. Квартира в три комнаты с ванной, да в самом центре, мебель красивая, ковры на стенах, книги, вазы. Вспомнил Борис про «интерес». «Неужели, - подумал он, - неужели Абрам Ефимович мне Риту будет сватать?»

На работу Борис вышел на следующий же день. Вошел он в курс дела быстро, работа нравилась, деньги зарабатывал хорошие. Через месяц он отдал шить костюм. Шил не в пошивочной мастерской, а, по совету Абрама, у старенького еврея-портного, удивившего Бориса тем, что шил он, сидя прямо на столе перед окном. Но костюм пошил отличный. За месяц Борис кое-что разузнал про Риту. Рассказали ему шофера и про блокаду, и что здоровьем она слабая, и про то, что Абрам ей мужа ищет.
Борис набрался храбрости, надел новый костюм и позвонил: «Рита, а что Вы сегодня вечером делаете?»- спросил он.

«То же что и вчера, - сказала Рита, - жду Вашего звонка. Папа мне сказал, что Вы будете мой муж, вот я и жду, когда же Вы насмелитесь мне позвонить. Пойдемте в ЦПКО погуляем!»
Рита тараторила в молчащую трубку, а Борис стоял в будке телефона-автомата и думал, что за него уже давно все решили и обратного хода, кажется, уже нет.

«Так как мне одеваться? - спросила Рита.- Для парка или еще для чего? А то просто приходите к нам ужинать. Папы сегодня не будет, он в командировке, а я Вас накормлю.»

Борис пришел к Рите поужинать. Такой вкусной еды он никогда не ел!
Потом они гуляли в парке. У входа в парк девочка продавала сирень. Борис купил «веник» и, смутившись, неловко протянул Рите. А она вдруг расплакалась, прижавшись к его пахнувшему новизной пиджаку.
«Я еще в Ленинграде думала как мне когда - нибудь цветы подарят, только не сирень, - призналась Рита. - У тети во дворе куст был сиреневый, так мы с мамой цветы ели. Но Вы ж не знали и...» - она опять всхлипнула. Борис утешать не умел, Рита все хлюпала носом, а он гладил ее по спине как маленькую. Гуляли они долго.

Назавтра Рита позвала его с собой на рынок. «Поможете все донести, - сказала она, - теперь мне нужно больше продуктов, я буду кормить двух мужчин!» Борис немного смутился от Ритиной манеры говорить без церемоний. «Как ребенок! - подумал он, - И смешно и жалко, а обидеть и вовсе невозможно!». На рынок он пошел и обедать остался. И водил Риту в кино, в театр, на концерты, провожал ее с работы домой, ухаживал, в общем, по полной программе.

«А что, - думал Борис, - девушка красивая, квартира отдельная, папаша богатый. А что ума небольшого, так это может и хорошо.»
Месяца через два после первой встречи с Ритой зашел Борис после работы к Абраму Ефимовичу в кабинет поговорить.
«Мне, Абрам Ефимович, ваша Рита нравится, - промямлил он, - я бы хотел на ней жениться, ну и ...»

Через два дня Рита с Борисом записались в ЗАГСе, а вечером, приглашенный на дом раввин, раскачиваясь, читал что-то на древнем, только ему понятном языке, превращая этим чтением Риту в самого близкого ему, Борису, человека. Было много гостей, Абрам нанял двух женщин готовить еду. За столом по-современному кричали «горько» и Борис впервые поцеловал Риту в губы. В разгар веселья Абрам вкатил в комнату новый сверкающий мотоцикл - подарок жениху. Борис просто глазам своим не поверил, вскочил со стола, стал трогать руль, оглаживать колеса, отойти не мог от блестящей игрушки. Гости смеялись, шутили, расходясь по домам, желали «сладкой ночи». Ушли, перемыв всю посуду, нанятые Абрамом женщины. Попрощались с молодыми и сестра Абрама тетя Бася с мужем, тем самым главврачом из госпиталя. С ними уехал и Абрам. И остались Борис с Ритой одни во всей квартире начинать новую жизнь.

Рита стелила постель, спрашивала из спальни: «Ты любишь у стенки спать или с краю?», а Борис не знал что ответить. До войны он спал на раскладушке-дачке, половина которой в тесной барачной комнате оказывалась под столом, так что на нее нужно было не ложиться, а вползать ногами вперед. Голова же была вплотную к двери, и выйти из комнаты, не разбудив Бориса, было невозможно. На фронте где только не приходилось спать, и вспоминал он свою раскладушку как самую удобную в мире. После выписки из госпиталя спал Борис на родительской кровати один и рад был этому продавленному матрасу до смерти.
«Хочешь, я тебе ванну сделаю?» - спрашивала Рита. «Ванну?» Борис мылся в ванне только один раз в жизни, когда в Пруссии разместили их в особняке какого-то генерала. Они тогда нагрели воды, налили полную ванну и всем взводом мылись по очереди, подливая горячую воду. «Борис, - Рита подошла к нему вплотную, - если ты боишься, что у тебя не получиться, то я спросила дядю Гришу, он сказал, что ты полностью готов жениться. Так и сказал: «Проблем с этим не будет!». А если ты меня боишься, - продолжала Рита в своей манере говорить напрямик то, что думает, - то я тебе сейчас кое-что покажу, и ты перестанешь бояться.»
«Смотри! - Рита осторожно, чтобы не испортить прическу, стянула с головы парик. - Это раз! - она аккуратно посадила парик на высокую вазу для цветов. - Теперь смотри! - она выплюнула вставные челюсти в фарфоровую вазочку. - Это два! А это три! - она сняла очки. - Идем в постель!»

Историю «нашей с Риточкой первой ночи» дядя Борюсик рассказывал каждый свой приезд. Тетя Рита при этом всегда дополняла его очень важной подробностью: «Он меня целует-целует и все ему чего-то не хватает, все еще колеблется. Потом вдруг встал, пошел в прихожую и приволок в спальню свой мотоцикл. Поставил его возле кровати, лег, обнял меня, и я сразу поняла - теперь все есть!»

Тетя Риточка и дядя Борюсик, как они друг друга называли, работали в вагоне-ресторане, жили дружно, много ездили. Отпуска всегда проводили вместе. Когда приходило время ложиться спать, Борис ласково говорил: «Риточка, пора делать «раз-два-три» и в постель!»

Рита до старости любила парики с золотыми локонами под Мэри Пикфорд. Когда ей потребовался новый парик, она записалась на прием к директору ГУМА и, зайдя в кабинет, сняла парик, одним видом своим убедив бедного директора, что: «Вы же понимаете, что мне парик нужен не для моды, а для жизни!»

Вид без парика, кстати, у нее был действительно впечатляющий. Однажды, в Одессу на турбазу, где мы отдыхали, нагрянули Риточка с Борюсиком. Как всегда с полными сумками еды и со смешными историями о своих поездках. Под вечер решили мы сфотографироваться на обрыве над морем. Только выстроились для снимка, как налетевший порыв ветра сорвал с тети Риты белокурый парик и шлепнул его в море. Парик, что интересно, не потонул, а болтался в метрах двадцати от берега. Картина была неповторимая: взрослые заливались хохотом, дети просто катались по траве от смеха, а мой двоюродный братик от страха намочил штаны. Дядя Борюсик нахлобучил Риточке свою войлочную шляпу и побежал к ближайшему домику, на веранде которого танцевала молодежь. Буквально через минуту парни рысью бежали к морю. Парик выловили и принесли дяде Борюсику, который выдал парням обещанную двадцатипятирублевую бумажку.

«Риточка, завяжи голову шарфом, - посоветовал Борис, - мы его в гостинице вымоем с шампунем, а то волосы блеск потеряют!»
Сколько историй рассказывалось и пересказывалось в нашей семье о приключениях Риточки! Например, как она, увлеченная модой, заказала золотые коронки на свои прекрасные зубные протезы. И как Борис пригласил техника домой поздно вечером, когда Риточка уже спала, чтобы тот эти коронки поснимал. Утром Рита разбудила Бориса криком: «Меня обокрали!»

Или, например, история о жемчужном ожерелье. На сорокалетие Риточки Борис купил ей жемчужные бусы. Крупные белоснежные жемчужины, конечно же, должны были красоваться на черном панбархате! Рита тут же заказала черное панбархатное платье, а в ожидании платья решила прикинуть, как смотрятся жемчуга. Бусы в несколько рядов Риточка нацепила на черного кота. Любовалась она Барсиком недолго. Кот выскочил в окно и вернулся только к вечеру, конечно, уже без жемчуга. Рита долго не говорила Борису о пропаже, боялась, что тот убьет Барсика.
А вот еще история о том как, заказывая новые туфли, Рита всегда относила сапожнику две бутылки водки, свято веря в то, что водкой он «отмачивает кожу, чтобы стала мягкой». Туфель две - значит две бутылки. Как-то Борис рассказывал, что Рита захотела поехать с ним на охоту (а он был страстный охотник). Рита полгода готовилась, покупала себе специальную одежду, обувь, вязала шарф. Перед самым отъездом, глядя, как Борис чистит ружье, она вдруг спросила: «А ты что там стрелять будешь? Тогда я не поеду, я боюсь стрельбы!»
«Наша Рита без царя в голове...» - вздыхала бабушка.

Мы, дети, любили Ритины неожиданные приезды, ее яркие кричащие наряды, бусы и шарфы, ее манеру заявлять: «Так, дети завтра в школу не идут. К ним тетя приехала, они поведут ее на экскурсию в местный универмаг!» Тетя Рита была очень счастливым человеком и счастьем своим готова была одарить каждого. Попадая время от времени в закрытую секцию ГУМа, Риточка по дешевке скупала все подряд. Вечером они с Борисом долго обсуждали, кому что подойдет. Обсудив, заворачивали в бумагу и обязательно подписывали. Стоило Риточке пропасть на полгода - из Москвы приходила посылка. Каждый свой приезд Риточка с Борюсиком волокли к нам на второй этаж неподъемную сумку с подарками. «Прихожу к директору ГУМа, - хвасталась Рита, - и протягиваю руку к парику. С понтом - "щас сниму"! А он вопит: «Не надо! Я вас знаю!», и тут же мне выписывает пропуск!» Мы хохотали до упаду.
«Ну не дурак-ли? Как будто парики каждые полгода покупают!» - торжествовала Риточка.

Рита и Борис умерли в один год. Борис, прощаясь с Ритой, надел ей любимые жемчужные бусы, которые купил через год после пропажи первых. Он успел заказать памятник для двоих и дал мастерам денег, чтобы вписали его имя. А до установки памятника не дожил..

Ляля Нисина



ТЫ ЧЕГО ТАКОЙ ГРУСТНЫЙ?


— Ты чего такой грустный с прогулки вернулся, мелкий? – большой рыжий кот смотрел на притихшего маленького ротвейлера.

— Дядя Бась, а правда говорят, что я вам не родной? – тихонько спросил тот. — ЧТО? Как это не родной? А какой?!

— Ну, говорят, что я на вас не похож, вы вон рыжий весь, хозяйка наша блондинка, хозяин шатен, а я…черный. Я не похож ни на одного из вас, приемыш, - вздохнул Гриша.

— Как это приемыш? Кто тебе такую глупость сказал?

— Ворона сказала, говорит, вы жили все вместе, а потом меня подобрали.

— Не слушай этого помоечного петуха, тоже мне, неродной. Да ты вылитый наш. Мы же тебя долго выбирали, мешок денег за тебя отвалили. Ты наш.

— Правда? – с надеждой посмотрел на кота Гриша.

— Конечно правда, только ты это, не задавайся. В этой квартире главный я, потом наша хозяйка, потом Сашка, муж ейный, а потом уже ты.

— После тараканов? – спросил щенок, вспоминая, что кот ему говорил, когда он только сюда приехал.

— Не, тараканов у нас нет, поэтому сразу, после Сашки. И вообще, глянь в зеркало. Видишь?

— Что?

— Что, что, ты ж моя копия.

— Где?

— Ну, вон, смотри, глаза такие же хитрющие, мордень наглая, клянчишь еду грамотно – это в меня. Спать любишь на боку – это в Настю. Ну и дурной ты – это в Сашку. Короче, ты вылитый наш. Иди давай, лапы мой. А то пришел тут, грязюку развел, это тоже в Сашку.
Лобастый щенок радостно убежал в ванну.

— Ну, ворона, я тебе все перья выщипаю, — подумал кот.

— Это ж надо дитёнку такое сказать. Я что зря его всему учил? Моя это собака, моя. Кто его облизывал, когда ему хвост купировали? Я! Кто его по ночам успокаивал, когда он по мамке скучал? Я! Кто ему свой любимый мячик отдал после того, как он его обслюнявил? Я! А все почему? Потому что он наш!

Рыжий кот пошел проверить, как моют щенка, а то знает он этих хозяев, или пенкой в глаза попадут, или не высушат ребенка до конца. Ребёнки они такие, за ними следить надо. Ну и порадоваться, что не тебя моют.

Олег Бондаренко




В ОБЩЕМ, ВО ВТОРНИК МОЙ СЫН УШЁЛ В АРМИЮ



"В общем, во вторник мой сын ушёл в армию, вечером позвонил, сообщил: в каких он войсках, в какой части, и где его искать, если что, а так же три раза, по слогам, сказал мне: Мама, запомни и запиши там себе на обоях метровыми буквами "СУББОТА"! Телефоны нам тут дают только на выходных, на час. Поэтому в следующий раз я тебе позвоню через четыре дня, в субботу, поняла? Не в среду, не в четверг и не в пятницу, а именно в субботу. Постарайся не забыть, а то я тебя знаю: максимум в четверг утром сюда уже Путин приедет, чтобы убедиться в том, что я жив-здоров и сообщить мне о том, что моя мама очень волнуется.
Это было бы смешно, если б в этой шутке не было девяноста процентов правды. Но про субботу я запомнила, и ровно с 0:00 часов пятницы грустной ждулей уселась ждать Дюшиного звонка. Не, нуачо, он же сказал "в субботу", а суббота так-то уже наступила - он же точное время мне не сообщил.
До семи утра я вот так досидела, а потом свет померк, и ничего не помню.

В девять утра раздался звонок с незнакомого номера. Дураку понятно: кроме как из армии, никто и никому в девять часов утра в субботу не звонит. Не считая милиции и ГНК. Но эти обычно или в дверь звонят, или сразу её с ноги выносят.
Хватаю трубку, ору в неё: Алло! - а в трубке какая-то баба орёт мне в ответ: Здравствуйте, Лидия! Как ваше настроение?
От этой фразы у меня сразу чота все сфинктеры в организме напряглись непроизвольно, и я упавшим голосом говорю бабе: Теперь уже не очень. Случилось что-то плохое, да?
И баба так бодро: Ну почему ж сразу плохое-то? Наоборот: очень даже хорошее! У меня для вас замечательная новость, Лидия: наш новый образовательный центр изучения английского языка приглашает вас посетить наши...

И вот на этом месте, где-то в Мытищах проснулись все мытищенцы, или как там правильно они называются. Потому что они всегда просыпаются от моего знаменитого зычного голоса, когда я ору на кого-то у себя в Отрадном. Говорят, местные крестьяне называют меня "отрадненской Годзиллой" и считают, что услышать с утра мои крики - это не к добру. Правильно считают.
И вот этим своим знаменитым волшебным голосом Джельсомино я заорала в трубку: Ах ты ж скотина неприятная! Ах ты ж свинота кургузая! У тебя календаря и часов что ли нет, гадина безмозглая??? Какой ещё английский язык в девять утра в субботу?? Да даже в понедельник в девять утра, кого ты рассчитывала осчастливить своим звонком?! Я и без вашего центра прекрасно говорю по-английски, мазафака! Гоу ты в жопу, олд бич!
Вежливо попрощавшись, я тут же сунула бабу в чёрный список, и снова превратилась в унылую ждулю.

Дюша позвонил в девять вечера, сказал, что всё у него хорошо, только кормят тут не очень, и порции маленькие. Поэтому есть хочется постоянно, и теперь он ест всё, что не приколочено.
И вот тут я возликовала и напомнила ему историю пятнадцатилетней давности. Дюше тогда было пять лет, и все эти пять лет он меня доводил до белого каления своими "это я есть не буду" и "от этого меня тошнит". А в то время к моей подруге Юльке приехала в гости её молдавская свекровь, и заметив в Юлькином холодильнике пакетики с Вискасом - изумилась до невозможности. Она поверить не могла в то, что кто-то покупает за деньги специальный корм для котов! Аж переспросила три раза: Это прям вот ты в магазине покупаешь специально для своей кошки?? А она у тебя какой-то редкой породы что ли? Ты её котят по тыще долларов продаёшь? Нет? Обычная кошка с помойки??? А с что с ней тогда не так? Почему она не может есть, как все нормальные коты?
А в ответ на Юлькин вопрос: А что тогда, по-вашему, должны есть нормальные коты? - посмотрела на Юльку как на дуру, и отчеканила: В Молдавии нормальному коту замороженный пельмень кинешь - и он его на лету ртом ловит! А у вас в Москве даже коты какие-то малохольные.

Потом у нас с Юлькой на долгие годы прочно укоренилось в лексиконе выражение "молдавский кот" - как синоним слова "нищеброд". И когда Дюша устраивал мне очередной спектакль на тему "Фу, я это есть не буду, меня щас стошнит" - я нависала над ним как ведьма Гингема, и орала пророчество: Пойдёшь в армию - через неделю уже будешь как молдавский кот - замороженный пельмень на лету ртом ловить! Только кто ж тебе в армии ещё пельмень-то кинет? Горбушку тебе кинут, с барского плеча, если хорошо служить будешь! А если прям ну очень хорошо - то и колбасной жопкой могут побаловать!
И вот прошло всего каких-то пятнадцать лет, и сейчас этот мальчик, который не хотел есть отбивные из парной телятины - рассказывает мне, как после каждого завтрака, обеда и ужина набивает карманы хлебом, который не съели его боевые товарищи, потому что ему всё время хочется есть, и неважно что именно.
С одной стороны, чисто по-матерински, мне сыночка-то родного знаете как жалко? Знаете, как сразу захотелось сгрести в большую сумку всё, что есть у меня в холодильнике - и немедленно поехать в Можайск, чтоб кидать ему пельмени через забор?
А с другой стороны, моя внутренняя Гингема сейчас ликует, потому что её древнее пророчество сбылось в точности, и армия-таки сделала из Дюши на горошине - настоящего боевого молдавского кота!
Но на присягу к нему я всё равно приеду с холодильником. Яжемать!"

Лидия Раевская




МАГИЯ

Я смотрела в небеса, сидя на выступе самой высокой башни в городе. Всё внизу было укрыто туманом. Пелена кишела тенями, мне с трудом удалось уговорить местных жителей не бояться их. Удалось. Теперь тени и живущие даже сотрудничают. Красота.

Перебрав пальцами струны лютни, заиграла и запела. Музыка лилась, словно говорила душа. Эх, жаль нет у меня магии, как у многих хранителей, а то перенеслась бы сейчас куда-нибудь в…

Море. Я перестала играть. Как такое могло произойти? Неужели у меня есть способности? Волны мягко накатывали на берег, касаясь моих ног, даря покой душе. Во мне стал подниматься азарт. Так хотелось узнать, на что я теперь способна. Интересно, а я могу колдовать лишь с помощью лютни?

Попробовала без. Ничего. Заиграла, запела. Снова ничего. Это насторожило. Как же теперь возвращаться обратно?

Ощущение полёта, я оказываюсь на скользком камне посреди воды. Не удержав равновесия, соскальзываю в волны. Они подхватывают и несут куда-то. Ныряю, чтобы поймать течение. Внутри всё сжимается. Водоросли тянутся ото дна, почти касаются меня. Кажется, из них сейчас выскочит чудище и утащит на дно. В страхе рвусь на поверхность, но путаюсь в растениях.

С каждым моим движением они опутывают тело всё сильнее. Накатывает паника. Воздуха начинает не хватать. Среди водорослей мелькает нечто. Кажется, это что-то живое. Рвусь сильнее, но замираю, увидев, что на самом деле скрывает растительность. Опутанное водорослями тело морского существа уже начало разлагаться. Его пузо раздуло. Одна из ласт почти коснулась меня. Взвизгнув, растратила последние капли воздуха.

В глазах начало темнеть. Тело словно жжёт, но всё становится неважно. Кроме одной мысли: «Я хочу жить!»

Ощущение падения. Вокруг уже нет воды. С жадностью глотаю воздух. Придя в себя, обнаруживаю, что нахожусь дома, абсолютно сухая. Может мне всё приснилось? Но проверять пока как-то не хочется.

#Книжна_Мэри




КТО-ТО ВЕРИТ


Кто-то верит в это, кто-то нет, но я и не прошу верить, потому что пишу сказки.

Надеюсь, вам будет интересно.

А с вами происходило что-нибудь необычное?

****
С этим сталкивался каждый.

Кто – то чаще, кто-то реже, но каждый, вы понимаете?

Странно, что Аня поняла это только сейчас.

Прежде, когда девушка снимала жильё, то была уверена, что они остались от прежних хозяев.

Когда переехала в квартиру под самоотделку, то подумала, что строители обронили.

После того, как всё привели в порядок, и ремонт был закончен, а мебель ещё не привезли, она обнаружила несколько монет на линолеуме. Решила, что у мастера, который стелил его, случайно высыпались из кармана.
Позже списала появление мелочи на полу на того, кто производил сборку мебели…

Но вот все посторонние ушли. Всё на своих местах, пол пропылесошен и вымыт. Жизнь потекла своим руслом.
Первые монетки она обнаружила в спальне под кроватью.
- Откуда? – это всё, о чём она подумала.

Но уже через пару минут позабыла об этом, занявшись другими делами.

Затем в ванной.

Уж там-то точно неоткуда. Но потом решила, что выронила из кармана, когда снимала халат, и принимала душ. Как в кармане домашнего халата оказалась мелочь даже не задумалась. А почему не услышала, как выпали? Это просто – вода шумела.

Иногда случалось взять со стола чашку, которую вымыла ещё вчера, а она оказывалась влажной, будто бы её только что ополоснули. На такое обычно никто внимания не обращает. Вот и Анна не придавала значения маленьким странностям, происходящим в её квартире.

Бывало, пропадали мелкие вещи, колечко или ручка. Только что были на месте, а через секунду, как говорила когда-то в шутку её бабушка, «словно корова языком слизнула». Приходилось даже применять народное средство, которое, как ни странно, работало.

- Чёрт, чёрт, поиграй, да отдай, - приговаривала Аня, словно маленького ребёнка, уговаривая неизвестное ей существо вернуть пропажу.

И вещь находилась, причём на самом видном месте.

Обычно девушка списывала всё на собственную забывчивость, неаккуратность, да на что угодно, и не заостряла внимания на такой ерунде.

Но происходить это стало всё чаще, кое-что уже терялось безвозвратно, а монетки на полу появлялись с завидным постоянством.

Однажды монета царских времён нашлась в прихожей. Девушка была очень удивлена.

- Неужели на подошве сапога принесла в дом? – недоумевала Анюта. – Прилипла где-то дорогой, очевидно.
Решила она монетку ту в антикварный магазин унести, узнать, ценная или нет.

Тот, что был поблизости, оказался закрытым.

- Придётся ехать в другой, - посетовала Аня.

Находился он далеко, добираться нужно через полгорода.

- Девушка, может быть, я чем-то помогу? Я в антиквариате маленько разбираюсь, всю жизнь с ним дело имею, - услышала она оклик сзади, когда собралась идти от магазина к остановке.

Аня оглянулась. Окликнул её пожилой мужчина, на вид - типичный коллекционер, с интеллигентным лицом, седыми волосами и роговыми очками на переносице.

Ей не хотелось ехать с десяток остановок на автобусе, вот она и решила, что возможно этот старик действительно разбирается в нумизматике и скажет что-нибудь полезное по поводу монеты, продавать её она всё равно пока не собиралась.

Анюта быстро объяснила, что вчера с улицы притащила на обуви одну вещицу, похоже, что очень старую, хотела узнать стоит она чего-то или нет.

Она вложила в руку мужчины монету, тот охнул и тут же вернул обратно, даже не взглянув на то, что ему подали.
- Возьмите, я знаю, кому она принадлежала, точнее от кого к вам попала, потому как жжётся. Это не просто старинная денежка, это плата за проживание.

- Не поняла, вы о чём?- удивлённо спросила девушка.

- Раз они уже на старые деньги перешли, то много их у вас квартируется. Давайте присядем где-нибудь, я вам всё объясню, ноги у меня уже не те, не могу долго стоять.

Поверите или нет – дело ваше, но я вас хоть предупредить смогу, хорошо, что сегодня магазин оказался закрыт. Я в этом кое-что смыслю.

Анне стало интересно, что же придумает этот седовласый мошенник, чтобы выудить ценную монету по дешёвке, и она решила посидеть с ним на соседней лавочке, день сегодня отличный, почему бы не подышать свежим воздухом.

Старик расспросил её о том, пропадают ли вещи, слышала ли она какие-нибудь шорохи дома и появлялись ли монеты раньше.

Скрывать такие пустяки смысла не было, и Аня рассказала всё, как есть, честно заявив, что часто в наушниках музыку слушает, так что не слышала никаких шорохов.

- Ну, поздравляю вас, вы наприглашали в дом кучу нечисти. Точнее, приглашали не вы, а они сами своих друзей-приятелей понатащили, а вы им это позволили.

- Это как? – удивилась девушка.

- Они обычно так за постой платят. Подбрасывают монеты, которые вы находите в самых неподходящих местах. А потом, когда обживаются, начинают понемногу шкодить, прятать вещи, включать краны и плиту, брать вашу посуду. Если монеты вы берёте, значит, оплата произведена. Чем больше они своих соплеменников в дом притащат, тем труднее будет ваша жизнь. Начнутся неприятности, проблемы разные, не будет мира в семье.

- У меня пока нет семьи, - пожав плечами, проговорилась Анна, а сама подумала, что и правда, на прошлой неделе конфорка у плиты включилась случайно. Она решила, что на автомате включила, хотела чайник поставить и забыла, день был суматошный.

- Так будет когда-нибудь, вы девушка симпатичная. Вот только жить вместе долго не сможете, там и без вас народу полно. Чем больше их, тем они сильнее, а вы соответственно, слабее. Чахнуть и болеть станете. Или пожар случиться может. Они вас изведут, такая уж у этих подселенцев натура.

- И что делать? – совершенно не веря в его слова, но ради любопытства, спросила девушка.

- Ничего особенного. Нашли монету, откройте окно и выкиньте. Скажите, мол, не возьму платы, мне квартиранты без надобности. Как деньги ваши выкинула, так и вас вышвырну, коли сами не уйдёте. Они тогда долго не задержатся, отправятся искать другое пристанище.

- А про мою монетку что-нибудь расскажете?

- Нет, даже смотреть на неё не стану. Не ваша она. Боюсь, ещё ко мне привяжутся. Я ведь тоже не верил, пока случайно не увидел их сам. Ну, это уже история совсем неправдоподобная, рассказывать не стану, вы ведь мне и так не верите. Только после этого случая чувствовать стал их деньги, обжигают они меня. Раньше нумизматикой баловался, нравилось мне это дело, а теперь не тянет, марки собираю, в драгоценностях немного понимаю, могу год изготовления старинного колечка, к примеру, страну, без труда назвать. А монеты, уж увольте, даже в магазине карточкой рассчитываюсь.

Аня поблагодарила мужчину за интересную беседу и ушла. Монету пока решила не сдавать никуда.

Жизнь пошла своим чередом, только над словами странного старика стала она задумываться всё чаще, слишком многое совпадало. А когда обнаружила в прихожей ещё одну такую же монету, почему-то ему поверила.

Девушка выбросила в окно обе денежки, сказала слова, которым научил её дед.

И тут ветер ворвался в комнату с такой силой, что оторвал занавеску, а потом форточка резко захлопнулась.

Аня даже перепугалась. Только после этого воздух в комнате стал будто чище, словно в лесу или на берегу моря. Так она и поняла, что гости её квартиру покинули.

Несколько раз после того находила она монеты на полу, обычные, не старинные, тут же их и выбрасывала, а потом они перестали появляться.

Она ходила к магазину, хотела поблагодарить старика, но антиквар, которого она расспрашивала о нём, сказал, что тот давно не появлялся, наверное, заболел или переехал, дед вроде бы к сыну хотел перебраться в другой город. Так что больше с ним пообщаться не удалось. Анюта очень жалела, что не поверила тогда и не расспросила, как он смог увидеть этих существ и какие они.

Лана Лэнц




ВАЛЯ

Дождь лил, как из ведра. Летний, звонкий. Стучал по крышам, водопадами низвергался из водосточных труб, нёсся по тротуарам, омывая, освежая, давая отдых природе и людям от изнуряющей жары.
Валя сидела на подоконнике, отдыхала, смотрела на крыши домов. Весь день она мыла, протирала, пылесосила свою квартиру, устала, но была довольная. Наконец-то сподобилась. Начала и было уже не остановиться, даже плафоны светильников перемыла. И сейчас все сверкало, где надо, матово отражало, радовало глаз.
Зазвонил телефон, неожиданно громко. В выходной день не приглушила звук. После работы делала это сразу и не реагировала на незнакомые номера. Друзья и коллеги удивлялись, как так? Ну и что, что рабочий день закончился? Нельзя терять клиентов, каждый позвонивший потенциальный покупатель. ,, Не каждый, - отвечала Валя, - как правило, все, позвонившие вечером в нерабочее время из разряда ,, я просто спросить!’’ Тем, кому на самом деле надо, звонят с утра.’’
Но сейчас даже для таких поздновато, и это точно не кто-то свой. ,, А вот интересно даже, кто там и что хотят?’’
- Вика, - торопливо заговорил мужской голос, - это я, Костя. Давай еще раз встретимся и всё обсудим. Я не могу не поехать, можно же понять!
-Молодой человек, вы ошиблись номером, я не Вика, - Валя уже собиралась отключить телефон, но ей, похоже, не поверили.
- Вика, ну хватит уже, я в кафе ,, Ваниль’’ на Лесной, приди, пожалуйста. У меня час, иначе не успею на самолет.
Следом пришло сообщение с адресом и подписью ,, на всякий случай’’.
,,Ямало-Ненецкий округ. Бред какой-то! ‘’ - подумала Валя. Посмотрела на часы. Поздно, вообще-то, завтра рано вставать. Хотя, с другой стороны, Лесная недалеко. Он же так и не понял, что ошибся номером. Валя быстро скинула домашние шорты и футболку, надела свободный сарафан, весёленькие в цветочек кеды, заперла квартиру и легко побежала по лестнице.
Валя совсем недавно пережила развод. В браке ей жилось легко, в нем она пополнела, подобрела, варила борщи, жарила котлеты. Все, как должно быть. А, оказывается, она обабилась. Вот как. Так ей и сказали, когда она однажды пришла домой не вовремя, как в анекдоте. И молодая деваха на её кровати лениво махнула рукой : ,, Он на балконе.’’ Обалдевшая от такой наглости и простоты Валя даже скандалить не стала. Руками себя обхватила, как будто замерзла, и молча ждала, пока они оделись и ушли. Муж, правда, быстро вернулся, раздраженно и даже с удовлетворением посмотрел на плачущую жену, которая разревелась сразу, как только они вышли из квартиры. Разревелась, как цирковой клоун, двумя ручьями из глаз.
- Давай без сцен только. Сама виновата. Вещи завтра заберу, утром.
И она запомнила его этот взгляд, и дала себе слово больше ему повода не давать так на неё смотреть никогда. Ей было плохо, навалилось на неё это нежданно - негаданно, но характер у Вали был сильный, реальность воспринималась адекватно. И ещё ей было неловко. Её не любили, оказывается, а она ,,милый’’ да ,, любимый’’. Адвокат у неё была профессионалом. Увидев, как бывший муж подъехал к зданию суда, открыл дверь машины, поцеловал сидящую в ней молодую женщину, краем глаза наблюдая, как реагирует Валя, хмыкнула, понимающе улыбнулась ему. Одобрительно сжала руку Вали, стоящей с равнодушным лицом, а потом ободрала его, как липку. И всё по закону. Не так, конечно, как он хотел поступить с её клиенткой, по миру пустить. Просто сделала всё, что могла, и никаких мировых соглашений. Потому что нельзя так. Любовь проходит, да, а подлость и непонятная мстительность наказуема. Точно так же адвокат помогала мужчинам встречаться с детьми, находить консенсус с бывшими женами. Она всегда была на стороне незаслуженно обиженных.
Но все это в прошлом, Валя тогда взяла отпуск, съездила на месяц в Тай, гоняла там на мопеде, купалась. Похудела, загорела и вернулась, как новая. Борщи и котлеты были уже не актуальны и не очень ей нужны.Просекко, оливки и сыр больше её привлекали теперь, как раньше, до замужества. И неприязнь осталась только к бывшему мужу, никаких душевных травм : ,, все мужики такие’’ и ,, доверия теперь нет’’. У неё были замечательные друзья, и Валя не исключала, что будут новые отношения. Куда торопиться? Иногда надо просто подождать.
Молодому человеку, позвонившему ей по ошибке, она не то, чтобы сочувствовала. Взрослые люди, сами разберутся, но ведь она, та, которой на самом деле он всё это должен был сказать, даже не знает об этом. Переживает, наверно.
Валя быстрым шагом дошла до кафе, остановилась у большого окна, заглянула внутрь. За столиками сидели небольшие компании, одиноких мужчин не было.
Валя набрала номер телефона, с которого ей позвонили. Тут же раздался звонок у переходящего через дорогу грузного лысоватого мужчины.
- Алё! - раздался в трубке густой баритон.
От неожиданности Валя быстро выключила свой телефон. ,, Не судьба, видимо, мне поучаствовать, уж простите!’’ - Валя развернулась и так же быстрым шагом пошла домой.
Костя ждал Вику ровно час, периодически выходя покурить на улицу. Телефон у него сел, зарядки с собой, конечно же не было. Мужчина, который дал ему позвонить, давно ушел, смысла просить телефон у кого-то еще не было. И так всё ясно. И ехать пора.

История со звонком забылась, да и не было в ней ничего особенного. Но где-то через месяц , когда на улице сверкало и гремело, и опять потоками неслась вода, Валя вспомнила её. ,, А, кстати!’’ - подумала она и взяла телефон. Быстро пролистала полученные сообщения и нашла то, с адресом. Ямало-Ненецкий округ, почтовый ящик и имя: Устинов Константин.
- А почему бы и нет? - подумала она. Почему бы не разъяснить всё сейчас, если тогда не получилось? Валя взяла лист бумаги и написала : ,, Здравствуйте, Костя! ‘’ И дальше спокойно, не раздумывая над каждым словом, написала, что позвонил он совершенно незнакомому человеку, как так получилось, она, Валя, не знает, но сообщить ему об этом считает нужным. Потому что, если он ждет письмо от своей Вики, то адреса у той, возможно, нет. Дальше, зачем-то, написала, какая у них погода, что дождь сегодня почти такой, как и в тот вечер. Что на работе сегодня заключила очень перспективный контракт. А в выходные ездила с друзьями на рыбалку и наелась вкусной ухи. А еще ей подарили котёнка, маленького, но с очень серьезной мордой и кисточками на ушах. И котенка она назвала Марусей. На следующий день забежала на почту и отправила письмо. Ответ пришел через две недели. Костя написал, что как получилось, значит так и надо. Не судьба. Не получилось помириться с девушкой Викой, может, потом получится, когда он вернется. А затем рассказал, что работает инженером, строит газопровод. Что на рыбалке не был, так получилось, зато видел живых скатов совсем близко в Индийском океане. Что много путешествовал и вообще он это любит. И когда у него заканчивается срок вахты, обязательно куда-то едет.
Вечером Валя положила перед собой чистый лист бумаги и написала первые слова: ,, Здравствуйте, Костя!’’
Они переписывались три месяца, а потом Костя попросил Валю прислать фотографию, если она не против. Валя нашла фото с подругой Галей, они обе на нем хорошо получились, и на следующий день отправила его с письмом, в котором написала, что не прочь получить и его фото взамен.
Косте нравились письма этой незнакомой женщины. Нравилась простота изложения, истории и случаи из её жизни, в которых не было ничего особенного, вроде, но рассказаны они были с юмором, тонкой иронией. И её трюк с фото он оценил. Долго рассматривал девушек. Одну блондинку со спокойной улыбкой и вторую, рыжую с веснушками. Нашел фотографию, где он со своим другом Серёгой позировали на фоне тайги. Загорелые, улыбающиеся: ,,Ну, не я это начал!’’ - и отправил вместе с письмом. И все же ему было очень интересно, которая из них Валя. Потому что блондинка ему понравилась. Очень. И ему хотелось, чтоб это была она.
Валя достала фотографию из конверта, на которой два молодых симпатичных мужчины улыбались ей. Но того, который переходил через дорогу и ответил ей на звонок дождливым летним вечером, на фото не было.
- Здрасьте, приехали! - сказала Валя вслух, - все чудесатей и чудесатей! Ты который?
Они оба были интересные мужчины, оба высокие. Один коротко, почти под ежик подстрижен, с простым спокойным лицом. А второй длинноволосый, с ироничным прищуром, в хемингуэевском свитере. И он притягивал взгляд. Валя была уже не рада своей шутке с двойным фото, но спрашивать: - ,, А вы который?’’ постеснялась.
Но все следующие письма она писала тому, длинноволосому, с ироничным взглядом. И понимала, что если ошиблась, то это будет большое разочарование, едва ли меньшее, чем после её неудачного брака. В конце осени он написал, что возвращается. И не могли бы они встретиться в кафе ,, Ваниль’’, во вторник, часиков в шесть?
Валя пришла раньше, так получилось. Сидела, как на иголках, хоть уходи. Потом увидела спину высокого, коротко стриженного мужчины, заходящего в кафе. Уткнулась в меню, стараясь скрыть разочарование и горечь за дежурной, вежливой улыбкой.
Костя подходил к кафе, за столиком у окна увидел девушку за столиком, немного напряженную, задумавшуюся, поправляющую светлую прядь волос. Чуть приостановился у входа, чтобы не вваливаться с таким дурацки счастливым лицом. Валя сидела, уткнувшись в меню. Какая-то уставшая, что ли. Потом подняла голову, встретилась с ним взглядом. И смотрела, смотрела на него.
- А я подстричься успел, - сказал Костя смущенно, - а то ходил заросший, как медведь.

Ангелина Чеснокова




ПОХМЕЛЬЕ ОТ ПРАЗДНИКА


Похмелье от праздника приходит нежданно… неожиданно является на голову, словно кусок штукатурки, ударивший больно макушку. Но как раз больно не столько пострадавшему, а окружающим, в большей степени. Это даже не боль, а странное чувство неустроенности, неприкаянности и стыда. Хотя и причин к этому немного подчас. Хочется иногда сыграть в Жизнь, но мизансцены диктует некто свыше. Он также пишет слова.

Никогда не удавалось расслабиться полностью, как это делают животные. Кажется, они забывают обо всех своих проблемах на время. А вот ещё дети… У них ведь прошлого нет, а мы постаревшие и заматеревшие – оборачиваемся, всматриваемся в уходящий тоннель… Двигаемся спиной к будущему, сталкиваясь с чем-то незнакомым. В тоннеле темно, а за спиной неизвестность… Свернуть с прямого пути и бродить по улицам, пересекающим проспект… Увлекательное занятие, обещающее сюрпризы, новые встречи и открытия.

….Неспешно по Лиговке, мимо парка, свернув к Набережной Обводного канала к аркам мостов… Навстречу люди, люди, машины… Дальше. Дальше брёл в какой-то лёгкой задумчивости Алик, пока не услышал за спиной: «Привет!»
Он обернулся, так же несколько лениво, и увидел Сеню, соседа.

-Привет, - ответил Алик, остановившись.

-Ты чего в прострации? - , спросил Семён, заглядывая ему в глаза. У него у самого был какой-то помятый вид.

-Да так… - , повёл рукой Алик, усмехнувшись, - философское настроение… Публичное одиночество…

-Ну, на сегодня твоё одиночество закончилось - , констатировал сосед. – Тут барчик есть недалёко…. Присядем?...

Алик, чуть подумав пожал плечами и кивнул согласно.

-А я со своей в контрах - , пожаловался Семён по пути. – Знаешь, у меня пунктик есть… Чистоту люблю, и крошек на паласе не переношу. Осуждаешь?... Вижу.. Да… Так вот заметил; как только веник в руки возьму, она и появляется. Я давно знал, что она ведьма, но чтобы вот так явно!...

Оба засмеялись, и настроение как-то сменилось к лучшему, тем более, что они уже подходили к бару в полуподвале…

-Так из-за этого и поссорились? – спросил Алик.

Тут Сеня задумался, но помолчав несколько секунд, ответил:

-Ты знаешь, они ведь всегда невовремя, эти женщины… Вообще… И в работе и по жизни. У них ведь нет ощущения этого самого времени. Решили мы недавно нашего мопса Робика с баришней познакомить для производства потомства… Договорился с одной дамой. У неё подходящая «невеста».

Оставили их знакомиться в комнате, а сами пошли на кухню… Ну… по рюмочке чаю… Сидим, беседуем… Там тишина… Скоро слышу шум подозрительный. Заходим вместе… А вот , кстати… Зайдём?.

Они спустились по лестнице в полуподвал, откуда слышались голоса и звон посуды. Иной мирок со своей особенной атмосферой… Взяли по бокалу пива, устроившись за столиком, а Сеня продолжал:

-Заходим в комнату… Сидит мой Робэрт в углу, глазищами ворочает, нос расцарапан… Во взгляде: «За что?!» А эта барышня ходит кругами, важно так, вразвалочку, поглядывает на всех исподлобья, ещё больше прижав губу. Головку подняла и фыркает: «Где ресторан и прогулки под луной? И вообще этот конфетно-букетный период… Так дело не пойдёт…»

-Значит не случилась любовь, - смеясь, развёл руками Алик.

-В этот раз да, - ответил Сеня. – Но я ведь по её глазьям выпученным прочёл всё… И начали мы выгуливать этих суженых почаще.

Моя уже начала подозревать что-то неладное… Явилась однажды на прогулочную площадку! Как фурия ворвалась. Даже люди посторонились. И вот пока мы выясняли втроём отношения, наши подопечные уединились… Через некоторое время они стояли бочком друг к дружке и удивлённо на нас смотрели.

-Случилось-таки всё, - улыбнулся Алик.

-У одних случилось, а у других разладилось, - вздохнул Семён. – Ждём потомства. А я сегодня из дома ушёл… Пусть перебесится моя Нателла-Отелла. И потом она мне дома Армагеддон устроила, а знаешь, я насчёт чистоты больной… псих. Вот ты художник… У тебя бывают творческие депрессии?

-До встречи с тобой сегодня, - ответил, улыбаясь Алик, - была, но ты её напрочь уничтожил. Депрессию надо не только развеселить, её нужно утолить. Не люблю автобусы и метро… Они убивают вдохновение. Мне больше по душе пешие прогулки…

….Ещё долго бродили они по этому странному городу, который, кажется сам решал, куда привести путника. Зашепчет водами каналов, закружит на Петроградке, а то бросит к парадной дома на Мойке….

-Сеня, как ты думаешь, - спросил Алик, - вот был бы сейчас Пушкин жив… Принял бы он нас в гости?...

-И о чём мы с ним могли бы поговорить? – подумав, в свою очередь спросил Сеня. – Разве что в картишки… Знаешь эту байку про Гоголя и Пушкина?... Гоголь приехал из Малороссии в Петербург в конце 1828 года. Ему 19 лет, и больше всего он хотел познакомиться с Пушкиным. Николай Васильевич отправился к Александру Сергеевичу. Слуга открыл дверь и сказал, что Пушкин спит. Не спал всю ночь.

—Писал стихи? — робко спросил романтически настроенный Гоголь.

—Играл в карты! — ответил слуга.

Для Гоголя это было ударом.

-А по мне… Сидел бы молча рядом и смотрел, - ответил Алик. – И слушал… слушал…

-Смотри, - остолбенел Сеня, глядя в туман, выползающий из канала. – Это Он…

Он вальяжно приближался к ним… С тросточкой, в накидке и цилиндре. Он шёл прямо к ним, улыбаясь… Алик тоже посмотрел в ту сторону, и в первые секунды что-то дрогнуло внутри. Наконец подойдя к ним он сдержанно поклонился и произнёс:

-Здравствуйте, господа! Прекрасный осенний день. Не желаете ли сфотографироваться на фоне парадной этого дома? Недорого…

Друзья переглянулись и рассмеявшись, хором ответили:

-Спасибо, дорогой Александр Сергеевич.. Мы не хотим.

-Напрасно, напрасно, - вдруг погрустнел тот, и откланявшись продолжил путь, исчезая в тумане под смех за спиной. – Всех благ, господа..

-Ну, вот и встретились, - вытирая слёзы, сквозь смех сказал Алик. – А ведь похож, сукин сын! Как Кипренским писаный…

…Этот город похож на спящую женщину. Не хочется будить, но только смотреть и слушать дыхание. На мягких львиных лапах он привёл друзей в Летний сад. Если есть место, где рождается Осень, то оно именно здесь. Именно здесь живёт покой, вопреки всей людской суете. Скульптуры здесь хранили покой даже тогда, когда царственные особы гоняли здесь диких кабанов на потеху.

Осень живёт здесь, нашёптывая сухой листвой строки стихов. Немые фигуры – они также заставляют помолчать. Вот он – Покой! Он был здесь всегда, и нужно только прикоснуться к нему.

Накрапывал мелкий дождь, который жил своей жизнью, но в то же время был в гармонии со всем окружающим. Он и существует ради этого всего. Эта скамья, кованая ограда, пожухлая листва…. Всё это для него, а он для нас. Ничего лишнего, и всё ко времени, к месту.

Друзья шли уже молча… Кажется, что сказано всё, а теперь хотелось только слушать и смотреть. А Осень шла за ними, роняя листву. Она шла за ними с тихим шуршанием, мягкими шагами. Всё меняется и всё остаётся прежним… Что-то взросло внутри, и оно грело душу в этот холодный день, а скоро долгая северная зима…

Нимфы и боги, сошедшие на землю, замерли здесь в камне. Глядя сверху, они провожают фигуры двух людей, уходящих вдаль. День заканчивался, и заканчивалась эта странная прогулка.

Андрей Голота





КАК ПРОЙТИ К МЕТРО

Он появился из-за спины, суматошно озираясь по сторонам.

-Простите, вы не подскажете, как пройти к метро Электрозаводская?

-На метро, - буркнула я.

-Мне бы пешком. У меня 40 минут, чтобы туда добраться. Общежитие закрывается.

-Минутку. - Айфон показал, что до Электрозаводской пешком минимум час тридцать две, сейчас 21-20. - Нет, за 40 минут пешком не успеете.

-Я не могу на метро. У меня только 6 рублей. - Парень перебирал ногами на месте, порываясь сорваться на бег.

-Пойдемте, проведу, - вздохнула я.

-Не получится, - вздохнул он в ответ. - Не пустят. Я пытался пройти без билета, и эти, - мотнул он головой, - пообещали пропустить меня только тогда, когда я сам куплю билет за свои деньги.

-С обоих входов?

-Да. Я везде успел попробовать.

-Понятно. - Октябрь, конечно, не зима, но ночи уже холодные. И снег недавно выпадал. - Ладно. Держите 60 руб. Этого должно хватить на билет.

-Это неудобно. Как я могу взять деньги у женщины?

-Забейте. - Ну и дура же я. У самой деньги на исходе. Ну а вдруг он говорит правду? Что же ему, на улице ночевать? Раньше хоть автовокзал был, а теперь снесли...

На следующий день он появился из-за угла в то же время с тем же вопросом.

-Простите, вы не подскажите, как пройти к метро Электрозаводская?

-Пешком, и денег всего 6 рублей, а провести по моему билету не получится?

-Откуда вы знаете?

-Шаманка, блин!

-Так есть тут короткий путь?

-Вы б хоть запоминали, к кому уже подкатывали. Я вам вчера уже 60 рублей дала. Так что сегодня ищите другую дуру. - Я обошла его и, ругая себя за вчерашнюю глупость, поспешила домой.

Потом где-то с неделю я после девяти вечера была дома. А как только в 21-20 оказалась на улице, он опять откуда-то вынырнул с тем же вопросом.

-Простите, вы не подскажете, как пройти к метро Электрозаводская?

-Послушайте, это уже не смешно. Вы что, меня преследуете? Но зачем? Дикость какая-то... Отстаньте от меня!

-Зачем сразу ругаться-то? Я недавно здесь. Ничего еще не знаю. Вот приехал, а деньги...

-Да, я знаю, - перебила я. - В кармане 6 рублей, провести по моему билету не получится, а общежитие закроется через 40 минут.

-Да. А вы откуда знаете?

-Вы ко мне с этой сказочкой неделю назад на Щелковской уже подходили. Идите уже!

-Да я первый раз так попал! О чем вы говорите?! Не хотите помочь, не надо, врать-то зачем?

-Это я вру?? Ну ничего себе! Да я вам 60 рублей на метро дала, чтоб вы доехали, а на следующий день вы опять ко мне пристали. И вот сейчас тоже! Но тогда хоть на Щелковской. А сейчас мы вообще в центре! Хоть бы другую станцию называли, а то Электрозаводскую опять!

-Да зачем мне другую?! Если мне на Электрозаводскую надо?? Впрочем, пока мы тут ругаемся, я уже опоздал...

Он отвернулся, сделал шагов пять и исчез.

На следующий день в 21-20 я была у метро Электрозаводская. Он опять подошел ко мне все с тем же вопросом. Я молча показала рукой. Парень счастливо улыбнулся, поблагодарил, сделал шаг и пропал.

Через пару дней ко мне с этим вопросом подошла девушка.

-Простите, вы не подскажите, как пройти к метро Электрозаводская?

-Лучше всего проехать на метро.

-У меня денег всего 6 рублей. Мне бы пешком.

-Пешком не успеете. - Вздохнула я. - Пешком идти больше полутора часов. А зачем вам туда?

-В общежитие. Переночевать. Оно в десять часов закрывается.

-Понятно. Вы не москвичка?

-Я? Нет, что вы! Я всего неделю здесь.

-А деньги куда дели? Закончились?

-Да их и не было.

-И как же вы жили без денег? Что ели?

-Так питание включено.

-А транспорт нет?

-Транспорт нет, - пригорюнилась девушка.

-А почему вы именно ко мне подошли?

-А к кому же еще?

-Ну, народу вокруг много...

-Нет, к ним нельзя.

-А ко мне, значит, можно?

-Конечно! К вам можно.

-Кто это вам сказал?

-Никто не говорил. Я и сама вижу. Вы - как маяк, - улыбнулась девушка.

-Ну, вот что, - помолчав, переваривая сравнение, предложила я. - Сегодня вы уже пешком точно не успеете до Электрозаводской. Пойдемте ко мне. Переночуете.

-А разве так можно?

-Я же приглашаю.

-Нет. Нет, так нельзя, - попятилась девушка и пропала.

Я вздохнула, завтра придется ехать на Электрозаводскую.

На следующий день в 21-20 ко мне подошли уже двое все с тем же вопросом.

-Простите, вы не подскажите, как пройти к метро Электрозаводская?

-Общежитие через 40 минут закрывается?

-Да, - подтвердила вчерашняя девушка. Парень рядом с ней синхронно кивнул головой.

-А вас вообще много таких? Ну, что ночуют в этом общежитии и без денег на метро?

-Да нет, не очень. А что?

-Ну... просто хотелось бы знать, скольким мне еще дорогу показывать. Похоже, что кроме меня этого делать больше некому.

-Вообще-то есть еще несколько человек, но они почему-то отказываются помогать. Не подскажете, почему?

-Наверное потому, что вы похожи на мошенников и попрошаек, - пожала я плечами.

Парень с девушкой внимательно оглядели друг друга, потом меня.

-Чем же? Вроде одеты так же, как все. Ничем не выделяемся.

-Это долго объяснять. А со временем, как я поняла, у вас не густо. Как и с деньгами, - усмехнулась я. - Вы лучше скажите, вы на сколько приехали? Как долго мне еще с вами мучиться?

-Мучиться? Мы доставляем вам неудобства?

-А вы как думаете? У меня же совесть есть. Не могу же я допустить, чтобы вы на улице ночевали? Холодно уже. Так что теперь в 21-20 я либо не должна выходить на улицу, либо находиться рядом с Электрозаводской. Кстати, а что происходит, если вам никто не показывает дорогу или вы не успеваете в общежитие?

-Значит мы сейчас рядом с метро Электрозаводская?

-Ну да. Вот оно, - махнула я рукой.

-Спасибо! - И они, как и первый парень, сделав шаг исчезли.

-Тьфу ты! - В сердцах сплюнула я. - Дело ясное, что дело темное. Ну погодите же, я все равно докопаюсь, что тут происходит!

Следующую неделю я исправно, но безуспешно, караулила у Электрозаводской каждый вечер с девяти до десяти. А через неделю ко мне подошла сразу небольшая толпа. Один из них, мужчина лет шестидесяти, обратился ко мне.

-Здравствуйте, мы обещаем больше не беспокоить вас. Покажите, пожалуйста, где метро Электрозаводская.

-Ну, здравствуйте. И как это у вас получится?

-Понимаете, здесь все, кому, вы еще не показывали дорогу. Получившие от вас помощь, запоминают путь навсегда.

-А сами вы не видите? Читать не умеете? - Блин, метро в двух шагах от нас.

-Видим. И читать умеем. Но найти сами не можем. Это сложно объяснить. Так вы поможете нам?

-Помогу. Но мне нужны ответы. Кто вы? И что здесь делаете?

-Мы здесь синхронизируемся. Это сложно объяснить. Вы не поймете. - Он улыбнулся, извиняясь.

-Что происходит с теми, кто не успел в общежитие?

-Рассинхронизация.

-Ну, прям сразу все стало понятно, - сыронизировала я. - А если меня нет на улице? Если спросить не у кого?

-Рассинхронизация.

-А это больно? Эта ваша рассинхронизация?

-Нет, не больно. Это грустно. Это как потерять часть себя. Без возможности найти.

-А точно все здесь? Больше никто не появится? Вы уверены?

-Точно. До следующего раза.

-И когда он будет, этот следующий раз?

-Пока неизвестно.

-Ладно. Вон ваша Электрозаводская, - показала я рукой.

Толпа исчезла.

С тех пор я приобрела привычку по вечерам с девяти до десяти гулять у Электрозаводской. Даже подумывала о том, чтобы переехать сюда поближе, на всякий случай. Пока через полгода ко мне не подбежал парень с вопросом:

-Простите, вы не подскажете, как пройти к метро Университет?

Светлана Дмитриева




РЕПЕТИТОР

Было уже хорошо за полночь. Ресторан должен был закрываться, но проклятая надпись на вывеске: «Работаем до последнего клиента» мешала. В зале сидели три изрядно захмелевшие дамы. Официанты и повар с раздражением смотрели на задержавшихся. Одна из женщин жаловалась на судьбу:

- У меня нет мужа, соответственно, нет секса. У меня сложные отношения с дочкой. У неё двойка выходит по математике! Её выгнать из школы могут! Сегодня у меня день рождения, и я несчастна. Боюсь, если буду все время ныть, и вы меня бросите…
- Так ты занимайся, - порекомендовала подруга.
- Ира, думаешь, я не пробовала. Начинаем делать домашнюю работу. Она таких простых вещей не понимает! Я орать начинаю. Она - хамить в ответ. В итоге неделями друг с другом не разговариваем.
- Я, в общем-то, не про математику, - уточнила Ирина.
- А про что?! Ааа… Ой! Мне кажется, в моём возрасте его просто не существует…
- То есть, судя по твоей логике, у тебя нет секса из-за математики дочки! - резюмировала третья. Все три девушки громко засмеялись. Официанты, казалось, готовы были испепелить гостий взглядом.
- Получается, что так.
- Нам срочно нужен репетитор! - резюмировала Ирина.
- Выпьем за репетитора по сексу! Ой, по математике! Да, всё-всё уже. Зыркают они... Посчитайте нас.

***
Следующим утром Татьяне было нелегко. Ужасно болела голова, а будильник звенел так, как будто звуками в виски вкручивал большие шурупы. Надо было вставать. Татьяна понимала, что если она не встанет, то человек поменьше в другой комнате и подавно. Она подошла к кровати дочки и тихо сказала:

- Милая, доброе утро! Просыпайся! Пора в школу.
- Мам, что-то мне плохо. Голова кружится.
- Дай лоб потрогать… Странно, вроде нормально.

Девочка достала из-под подушки клочок бумаги и прочитала по слогам.

- У меня энцефалит Экономо!
- Чего?!
- Более известен как «сонная болезнь». Мне его надо ещё первые два урока проболеть. А сонная болезнь, как ты понимаешь, лечится сном. А к третьему я выздоровею.
- Опять первая математика?
- Ага.
- Уроки не сделала?
- Ага. Блин, мам, ну я не понимаю, как их делать! Тупые цифры и формулы эти.
- Давай я помогу!
- Мам, ты хочешь, чтобы мы опять с тобой поссорились? Ты пойми, мы с тобой очень эмоциональные женщины. Нам только повод дай.
- Давай так, женщина. Ты сейчас пойдёшь. Знаю, сложно. А я найду нам умного помощника.
- Ох! Ну, давай. Два урока позора. Надеюсь, дедушка мне поможет.
- А почему дедушка?
- Репетиторы - все дедушки.

***

Татьяна стала обзванивать всех знакомых в поисках репетитора. Все были или загружены, или не внушали доверие. «Ну, чему может научить семнадцатилетний прыщавый подросток?», - думала Татьяна, отметая очередного кандидата.

Тут неожиданно на одном из сайтов ей попалась анкета Вячеслава Петровича. Было написано, что он преподает математический анализ в университете. Работа со школьниками была его хобби и, что самое интересное, упоминалась в анкете и «возможность отдать долг мирозданию». «То, что надо!», - подумала Татьяна. Чокнутый профессор! Дедушка, у которого нет внуков. Надо брать!

Она написала запрос, и ввела свой адрес. Тут же пришёл ответ: «Я смогу. Живу недалеко. Предлагаю завтра у вас, в 14.00». Татьяна подтвердила, и почему-то подумала, что делать, если старичку станет плохо от подъема на восьмой этаж. И на всякий случай написала: «Восьмой этаж. Лифт не работает». Ей ответили: «Люблю препятствия!».

«Бодрый дед!», - порадовалась Татьяна.

***

Ровно в 14.00 в дверь Татьяны позвонили. Она была в обычной домашней одежде – растянутая майка и треники. Татьяна открыла дверь. Сзади стояла дочка. После того, как они увидели входящего, обомлели обе. В проёме стоял высокий мужчина средних лет, невероятно интересный, чем-то похожий на Тома Харди в его лучшие годы. Татьяна вначале хотела попросить дочку сфотографировать её с этим таинственным незнакомцем, но когда он ей улыбнулся, её как будто парализовало. Молчание прервал он:

- Я - репетитор.
- А где дедушка? - зачем-то спросила Татьяна.
- Какой дедушка?!
- Вячеслав Петрович.
- Это я.
- Ой, извините. Проходите, пожалуйста, - опомнилась Татьяна, - извините, что у нас тут не прибрано…
- Мама, мы вчера убирались.
- Молчи, Оля! Это, кстати, Оля, а я - Татьяна. А хотите я вам борща наварю?! Ой, что я несу. Вы знаете, я вещи примеряла на огород отвезти, поэтому вы не подумайте… - Татьяну несло.
Репетитор с дочкой переглянулись и улыбнулись.
- Татьяна, всё хорошо. Вы прекрасно выглядите!
Татьяна покраснела.
- Где мы будем заниматься? И где можно руки помыть, сейчас время, сами знаете, какое…
- Ванна вон там! Ой, там кран течёт. Можно на кухне, но там Ольга тарелку не помыла. Оля!
- Мама, это твоя тарелка! Вячеслав Петрович, мама чего-то не в контакте, давайте я вам все покажу.

Как только они зашли в комнату Ольги, Татьяна тихо сказала себе «У меня есть ровно один час». Она зачем-то решила помыть полы. Потом когда увидела себя в зеркале, срочно кинулась делать макияж. Ничего не получалось, руки от волнения тряслись, стрелки размазались. Потом она быстро подбежала к шкафу и начала что-то искать. Затем переоделась в длинную юбку и светлую блузку. Долго ломала голову - надеть туфли на шпильках или, все-таки, каблуки дома – это слишком? Решила, что слишком. Но очень захотела их примерить, и красиво пройтись по коридору, но не заметила ведро с тряпкой, и упала. Вода забрызгала ее с ног до головы. Услышала, что занимавшиеся математикой выходят из комнаты. Татьяна рванулась к кровати, схватила одеяло и закуталась. Вышла в коридор. На цоканье шпилек по ламинату репетитор и Ольга повернулись. «Тьфу ты, забыла снять туфли!»,- ругала себя Татьяна, представляя, как она выглядит со стороны, в одеяле и в замшевых туфлях. Дочка спросила:

- Мама, почему ты в одеяле?
- Знобит что-то.
- А почему здесь вода, и что у тебя с лицом?
- Решила помыть пол по-матросски.
- И упала лицом вниз?! - уточнила Ольга и рассмеялась.
- Как позанимались, Вячеслав Петрович?
- Очень хорошо. Ольга очень смышлёная.
- А почему тогда у этой смышлёной два по математике выходит?
- Эффект снежного кома.
- Это что?
- Она в начале года не поняла какую-то тему, и дальше это накладывается, и она не понимает все остальные. Ну что, хорошего вам дня… И да, вам без макияжа лучше, - попрощался репетитор. Улыбнулся своей белоснежной улыбкой и ушёл. Татьяна закрыла дверь и тихонько сказала сама себе: «Он больше не придёт…». Непонятно, чего в этой фразе было больше – разочарования или облегчения.

***

- Принесла? - громко спросила Татьяна только что вошедшую в кафе подругу.
- Да, да. Вот! - подруга протянула пакет.
- Спасибо тебе! Давай я сейчас примерю твоё платье и туфли, а ты скажешь, нормально или нет?
- Так! Стоп! Кому-то надо успокоиться. Что, блин, происходит?! Ты сказала по телефону, что он больше не придёт! Кофе можно мне, официант! Судя по всему, побольше…
- Он пришёл! Более того, после того как позанимался с Олей… Даже не знаю, как тебе это сказать… Фух…
- Погоди… Нет… Не может быть! Ведь Ольга же дома была!
- Он нам кран починил!
- Что?! Да ладно!
- Да! Он год тек! А он пришёл с чемоданчиком инструментов и починил! За двадцать минут!
- Я хочу его!
- Нет, он мой!
- Так, и что дальше?
- Пару раз ещё занятия были. А вчера… Ух… А вчера он меня на чай в кафе пригласил.
- Ааааа!!!! Ура!!! - две подруги взялись за руки и стали кружиться от счастья. Им было наплевать на мнение окружающих. - Когда свидание? Ой, простите, чай?
- Сегодня в 18.30.
- Так, у нас мало времени. Иди в туалет, переодевайся.

Буквально через пять минут Татьяна вышла в платье и туфлях подруги. Та зааплодировала. Официант неодобрительно цокнул.

- Ты мне поцокай тут! - прикрикнула подруга, - Танюша, ты богиня! Слушай, я тут подумала, а вдруг он … Извращенец какой? Ну, смотри, мужик, в самом рассвете сил. Красавец, холостой. Работает репетитором за семьсот рублей, при этом преподаватель в университете. Странно.
- Блин. Ну вот, мне грустно стало, - сказала Татьяна и присела за стол.
- Не грусти, надо Ленке звонить!
- Зачем?
- К твоему луку просто жизненно необходим её красный платок!

***

В кафе играла легкая музыка. Пара сидела у окна, они пили молочный улун.

- Татьяна, вы сегодня обворожительны. Как успехи у Ольги? - спросил мужчина, подливая горячий напиток в маленькую чашечку Татьяны.
- Спасибо, Вячеслав… Петрович.
- Можно просто Слава.
- Хорошо Слава… Петрович, ой! - она волновалась - Ольга вчера получила пять по математике. Одна из класса решила задачу со звёздочкой.
- Ого! Я очень рад! У вас очень талантливый ребёнок.
- В мать! - отчиталась Татьяна, и моментально увидела его улыбку. Его улыбка сводила её с ума.
- У вас хорошее чувство юмора. Вы мне очень нравитесь. - он накрыл ладонью её пальцы на столе. Она тут же убрала руку.
- Что-то не так?
- Ох, всё так… Но, вот честно, Слава, всё как в сказке, что мне даже не верится.
- Что вас смущает?
- Я - РСП. Вы - одинокий красавец…
- РСП?
- Разведёнка с прицепом. Вы какой-то крутой учёный. Ходите к нам учить маленькую девочку за семьсот рублей в час. У вас ремень в двадцать раз больше стоит. Скажите честно, вы маньяк?
Мужчина рассмеялся, а потом стал грустным.

- Ну, точно маньяк.
- Татьяна, три года назад я потерял дочь. Колеса машины попали в колею… Жена до сих пор винит меня. Я год, не просыхая, пил. Мой брак развалился. Такое бывает, если в семье погибает ребенок. Мы просто не смогли быть вместе, хотя и к психологу долго ходили. Потом коллега с кафедры заставил меня преподавать своему сыну, и мне полегчало. Дыра внутри стала затягиваться. Я взял ещё учеников и, как будто, через них общаюсь с ней. Звучит странно…
- Ну, немного.
- Когда я попал к вам, мне впервые за это время стало спокойно. Три месяца назад меня пригласили преподавать в Корею, потом вы и… Что-то много информации. Наверное, я лучше пойду.
- Да, лучше…

Мужчина встал. Расплатился и ушёл. Татьяна сидела, не в силах подняться, ругая себя за то, что сама все испортила. Через десять минут за стол присел мужчина, чем-то похожий на Тома Харди, и представился:

- Привет, я Слава! Как тебя зовут, красавица!
- Татьяна! А как же Корея?
- Понятия не имею. А кто вы, Татьяна, по знаку зодиака?

Alexander Bessonov





ПО ПЯТНИЦАМ НЕ ПОДАЮ


Дима брезгливо обошел бомжа с протянутой рукой, увернулся от его попытки схватиться за штанину и небрежно бросил через плечо:
— По пятницам не подаю.

Откуда это вдруг вылезло? Книжка? Кино? Он уже давно привык не отслеживать, откуда выпрыгивают такие фразочки, потому что, ну какая разница? И что это значит, в конце концов, по пятницам не подаю? Ты и по другим дням не подаёшь.

Бомжа он увидел на этом же месте на следующий день, когда бежал из магазина с пакетом. Странно, конечно, в магазин бежал — не было, а тут сидит опять.

Он перешёл на проезжую часть, обошел пару машин, и благополучно миновал кусок тротуара, где расположился дурно пахнущий мужчина с бородой. Тот был нездоров, с обрубками вместо ног, в грязной растрёпанной шевелюре застряли какие-то листья или трава.

"Тебе денег жалко что-ли? — спросил он сам себя и не нашелся что ответить".
Вляпался в лужу, подскочил, чертыхаясь и чувствуя, как намокает носок, и уже не помнил ни про бомжа, ни про то, почему он поперся в обход. Уже у подъезда разошелся шов у пакета и апельсины посыпались в грязное просоленное реагентами снежное месиво.

На следущий день тротуар был пуст и Дима облегченно вздохнул и побежал к метро. Если бы мы сказали, что Дима думал про бомжа на работе, это было бы неправдой. Он не думал, но краем сознания пробегали какие-то мысли о том, что в городе стало грязнее, что цены растут, что черные риэлтеры офигели и бездомных становится всё больше. Он как раз копил на первый взнос за ипотеку и переживал, чтобы его не кинули.

Вечером бомж был на месте. Словно ждал его. Тянул руку и не было никакой возможности увернуться. Дима остановился не доходя.

— Я не подаю, — сказал он раздражённо, — ваша мафия нищих растет, вы все сдаете то, что насобираете в общак вашей крыше, а они вас снова гонят собирать. Именно поэтому я не подаю. Не верю!

Бомж что-то замычал, раскрывая почти беззубый рот. Он смотрел прямо в глаза и в них было столько боли, что Диме стало нехорошо. Он кинулся было пробежать мимо, но бездомный вдруг ловко поймал его за ногу и Дима грянулся на грязный тротуар прямо в своих зауженных брючках и в только позавчера вычищенной куртке. Падения он не почувствовал.

Резко заболело сразу во всех местах, тело словно наполнилось ноющей болью, запульсировало как большой нарыв. Он вдруг понял, что сидит на снегу, увидел свои замотанные тряпками обрубки ног и в отчаянном приступе непонимания и паники поднял голову. В метре от него поднимался, отряхиваясь, смутно знакомый молодой парень.

«Что же это?» – подумал он и вдруг увидел улыбку на лице парня. Это он сам стоял в паре метров, улыбался и что-то говорил. Слышно было как под водой, но Дима разобрал:

— Ты уж извини, не держи зла… Тут ведь либо сдохнешь, либо найдёшь с кем махнуться. Через месяцок и ты сможешь освободиться. Выбирай внимательно каким тебе потом жить…

Это не могло быть правдой. Как? Почему? За что ему это? Что он сделал не так? Все эти мысли толкались в голове, не находя выхода, и он заплакал.

Мир ощущался гулким, холодным и чужим, словно накрытым мутной полиэтиленовой плёнкой. Пустота звенела в ушах. Словно кто-то резко прикрутил верньер звука и вместо резких и отчётливых голосов города появились еле ощутимые отголоски. Все шумы остались там, за звуковым барьером. Холод. Ноющая тупая боль. Апокалипсис сегодня.

Неприятного вида бомж завывал, раскрывая слюнявый рот с двумя гнилыми зубами, мычал что-то нечленораздельное и размазывал сопли и слёзы по лицу и неопрятной кустистой бороде. Настя брезгливо обошла его и зацокала шпильками дальше, смутно ощущая жалость к тому, кому помочь она не может. Не хочет. Нет, скорее всё-таки не может. Слишком неприятно. Она не раз видела этого бомжа в переулке, но именно сегодня его стало почему-то жалко.

Роман Голотвин




НАРОДНОЕ СРЕДСТВО


Дело было так. Лежал я тогда в больнице после плановой операции - выскочила в паху шишка непонятная, слегка болела. Ну раз слегка, то я и не переживал особо, дождусь, думаю, отпуска, тогда и по врачам пойду. Пол-отпуска отдохнул и поехал сдаваться медицине. Но с первого раза сдаться не получилось. И со второго. И с третьего.

Дело в том, что стоял тогда конкретный дубак, я к маршрутке выйду, померзну минут 20 - 25 (час пик, всем надо ехать), ну и махну рукой. В общем к врачу я попал на последней неделе отпуска, а там сразу меня посмотрели, определили грыжу и уболтали на операцию за денежку.

Прооперировали, лежу себе спокойно, соседи попались хорошие. Один как и я, с грыжей (он, помню утром в день после операции меня спрашивает таинственным шепотом -"lelekbolek, а у тебя конец какого цвета после операции? - Обыкновенного, отвечаю, концового. - А у меня - черно синий... " И загрустил...

Оказалось что у него пришлось, как врач объяснил, сильно мышцы натягивать, чтобы грыжу закрыть, вот кончик и пострадал слегка.).

Другой сопалатник был из местных, тамошний главный анестезиолог. Хороший мужик, веселый и шебутной. Я его спрашиваю - " С какой болячкой сюда? - О, - говорит - у меня особая болезнь, ни самому посмотреть, ни друзьям показать. Геморрой называется"

Отлежал я в хирургии чуть не 3 недели и стал замечать, что у меня от длительного безделья начал расти мамон. Добрался до весов - мама родная! За 100 слегка перескочило, это получается, что за 2 почти месяца отпуска и больницы я почти 10 кило набрал. Непорядок! Жене рассказал, она говорит, да, вижу что у тебя как будто лишние метры кишок завелись. Но, ничего, говорит, есть у меня рецептик средствия одного народного, начнешь худеть с него, а там и на работу скоро, на работе быстро в норму придешь.

И принесла поллитровую банку какой-то каши-малаши. Ешь, говорит, по утрам одну, максимум две ложки. Она-то имела в виду чайные ложки, а нафига мне в больнице чайная ложка? Мне и столовая пойдет. В общем наутро я столовую и употребил. Блин, вкуснятина такая! Основа - мед, да еще какие-то сухофрукты и, как потом оказалось, несколько травок специфических присутствовали.

Ну стало быть и вторую столовую я сожрал. А сразу после этого заходит старшая сестра и объявляет - ты, lelekbolek, нам уже надоел, собирайся-ка домой. Собрал я барахлишко, дали выписку и самое бы время на маршрутку и домой, но тут начался форс-мажор... С частотой примерно раз в полчаса... Я, как когда-то говорила Фаина Раневская, не мог и представить, что в человеке бывает столько говна. Короче говоря, пока оно все не кончилось, на маршрутке ехать домой я не рискнул... Поехал уже после обеда только.

Но это еще не конец истории. Средство стоит в холодильнике, я его употребляю со всей осторожностью несколько дней, но тут приезжают к нам дочь с мужем и пока мы сидим-беседуем-пиво пьем, Дашка, дочь, на кухне что-то возится. Заходит довольная, облизывается... - А что это у вас в холодильнике за вкусность стоит? Я хотела только попробовать, но почти полбанки незаметно съела...

Это, говорю, Даша, лекарство такое народное. Дристин называется. И есть у вас только два пути. Или вы остаетесь здесь ночевать или бежите в машину и со всей возможной скоростью едете домой, потому что скоро начнется неописуемое...Визит был прерван, домой они успели.

Ночь, как говорила потом Дашка, стала незабываемой.

Такие дела...

Автор: #lelekbolek59@chillout.atreydas
#эссе@chillout.atreydas




ЛИСИЙ ЧАС


– Никогда бы не подумал, что мне придётся питаться падалью, – оскалился старый Волк, обнюхивая и облизывая траву, на которой только что лежала убитая и оставленная кем-то мышь-полёвка.

Волк клацнул зубами и, не обнаружив добавки к этому весьма скудному обеду, прилёг на землю. Ему нужно было отдохнуть – старость брала своё и даже небольшие дневные переходы давались ему с большим трудом. Он прикрыл глаза и стал погружаться в эту старческую липкую дрёму, которая, кажется, не придаёт сил, а, наоборот, забирает их. Тени деревьев не сдвинулись даже на лапу, как он проснулся. И он знал, что послужило этому причиной.

Подняв голову, он повёл носом. Хоть Волк и был уже совсем не молодым, но звериное чутьё еще не оставило его слабеющее тело. Оно не подвело и на этот раз – на вершине невысокого холма, всего в паре десятков прыжков от него, Волк увидел знакомый силуэт.

– А, снова эта безумная Лисица... – прорычал он. – Глупое животное. Наверное, она идёт за мной в надежде на то, что я добуду крупного зверя, и она сможет погрызть после меня его кости. Нет, я уже не смогу никого добыть и если бы не эти мёртвые мыши, которые попадаются мне на пути, я уже давно бы отправился к моим сородичам из Облачной Стаи.

Волк снова положил голову на лапы, но спать уже не хотелось. Не хотелось и идти. Не хотелось ничего. Не в первый раз он поймал себя на мысли о том, что ему хочется поскорее умереть. Жизнь старого, никому не нужного Волка-изгоя, не стоила даже хвоста той мёртвой мыши, которую он только что съел.

– Скорее бы уже, – вздохнул Волк и снова посмотрел на Лисицу, которая замерла на холме и, кажется, пристально за ним наблюдала. – Глупое рыжее создание, – повторил он, – пошла бы и сама добыла себе еду. Нет же – плетётся за мной по пятам и ждёт подачки... Нет, в этих зверях нет ни капли достоинства.

Он собрался с силами и с трудом поднялся на ноги. При этом его сильно качнуло от нахлынувшей слабости и Волку пришлось сделать шаг в сторону, чтобы не упасть. Бросив презрительный взгляд на Лисицу, он продолжил свой путь, который уже не имел никакой конечной цели. Волк просто ждал смерти, направляясь туда, куда смотрели его глаза, но всё же стараясь не заходить на территории волчьих стай – умирать можно по-разному и делать это бесславно ему совсем не хотелось, ведь Волк понимал, что сейчас его сможет убить даже самый захудалый волчонок, у которого только прорезались клыки. Впрочем, смерть от голода тоже не казалась ему какой-то достойной альтернативой, но в этом случае никто хотя бы не сможет над ним посмеяться – он просто умрёт и всё. Один, где-нибудь в лесу.

Естественно, он не собирался морить себя голодом и ел всё, что попадалось ему на пути – ягоды, грибы, нерасторопных и неядовитых насекомых, яйца птиц и лягушек. Но силы покидали его – без мяса он долго не протянул бы. Наверное, этот мир не хотел его отпускать, потому что в тот самый день, когда он ослаб так, что почти не мог передвигаться и был как никогда близок к смерти, Волк нашел первую убитую кем-то полёвку.

Опускаться до поедания падали ему не хотелось, но инстинкт взял своё – перед ним была еда и её нужно было есть, чтобы остаться в живых. Через несколько десятков шагов он обнаружил еще одну мёртвую мышь, а затем и третью. С тех пор прошло уже несколько дней и каждый из них Волк проживал только благодаря какому-то зверю, который зачем-то оставлял свою добычу нетронутой.

– Это отвратительно, но, в конце концов, когда-нибудь это закончится, – вздыхал Волк после очередной съеденной находки, – надеюсь, никто этого не увидит, и когда я окажусь в Облачной Стае, никто не будет надо мной смеяться.

Волк брёл по кромке леса, опустив голову к земле. Он чувствовал, что где-то недалеко есть ручей – ему нужно было напиться. Свернув в чащу, он поплёлся туда, куда вело его чутьё. Запах воды становился всё сильнее, и вот он уже услышал её журчание. Он поднял голову и увидел ручей, но между ним и водой неожиданно оказалось препятствие – Лисица сидела на лесной подстилке из сухих листьев и, обернув лапы пушистым хвостом, смотрела прямо в глаза Волку.

– А, рыжее создание... – фыркнул он, – тоже замучила жажда?

Лисица молчала и продолжила неотрывно наблюдать за Волком.

– Это же ты волочишься за мной уже много дней? Глупое животное... Разве ты не видишь, что я уже стар и меня уже заждались в Облачной Стае? Мне уже не до охоты, поэтому не надейся поживиться остатками моего обеда. Я уже не в состоянии добыть даже безногого зайца. Отойди, мне нужно напиться.

Лисица отошла на несколько шагов, уступив Волку дорогу, и опять уселась на землю. Тот снова фыркнул и, подойдя к ручью, вдоволь напился. Затем, отойдя от воды, он улёгся на землю, опершись боком на дерево, и посмотрел на Лисицу.

– Ты всё ещё здесь, рыжая облезлая шерсть? Глупая попрошайка. Ты могла бы заняться охотой и добыть себе еду, а вместо этого ждёшь от меня подачки. Разве ты не видишь, что я не могу прокормить даже себя? – Волк вздохнул, переводя дух.– Да, когда-то я был молодым и сильным. Я мог в одиночку добыть даже оленя. Обо мне ходила слава по всей долине и мало кто мог сравниться со мной в ловкости и удали. Если бы ты решила жить за мой счёт в то время, то, поверь, всего одной луны хватило бы, чтобы ты превратилась в толстую жирную лису. А сейчас... Сейчас я стар и от моей былой силы не осталось и следа, поэтому выбери себе другого благодетеля, который будет оставлять тебе кусочки мяса на костях убитой добычи. Я уже не гожусь для этого.

Лисица всё так же молча буравила Волка взглядом. Тот, в свою очередь, непонимающе разглядывал её, и с удивлением ощущал в своей груди какое-то странное чувство, похожее на... страх? Да нет, не может такого быть. Даже сейчас Волк оставался Волком, а перед ним на земле сидела всего лишь облезлая Лиса.

– Кажется, я понимаю, – зарычал Волк, – как же я сразу не догадался... Ты просто хочешь дождаться моей смерти, да? Рыжая вонючка. Решила поживиться моим мясцом? У меня хватит сил на то, чтобы один раз прихлопнуть тебя лапой и...

– Ты будешь жить долго, – вдруг заговорила Лисица, – поверь, я об этом позабочусь. Это я ловила полёвок и подбрасывала их на твоём пути.

Волк склонил голову набок. Некоторое время оба молчали, глядя друг на друга.

– Это неожиданно, – наконец выдавил из себя Волк, – не буду кривить душой – я очень признателен тебе. Но... зачем тебе это нужно?

– Я помню тебя тем самым молодым и сильным Волком. Всё, что ты сейчас сказал – чистая правда и в ней нет ни капли бахвальства. С тобой, действительно, не мог сравниться ни один из твоих сородичей. В то время я жила на Липовом Холме – это тот, который к заходу солнца от Гремучего Ручья. Я много слышала о тебе и твоих подвигах.

– Гремучий Ручей, – обрадовался Волк, – да, это славное место – там была отличная охота.

– Говорят, что там и сейчас не голодно живётся, – подтвердила Лисица.

– Почему же ты ушла оттуда?

– Я ушла за тобой, когда тебя выгнали из стаи.

Волк ударил лапой по земле и отвёл взгляд в сторону. Он не любил вспоминать этот момент жизни, хотя прекрасно понимал, что это неизбежный путь любого, кто хоть что-то из себя представляет. Сильный внушает не только страх, но и зависть, но каждый сильный станет старым и слабым, и тогда завистливые обретут силу и расправятся с тем, кто не давал им спокойно жить. Это несправедливо, но так устроен волчий мир.

– Я шла за тобой всё это время. Когда ты спал, я охраняла твой сон, наблюдая за тобой издалека. Когда ты охотился, я отгоняла нахлебников, которые могли бы тебе досаждать. Когда ты стал слишком стар и слаб, я ловила для тебя мышей и оставляла их на твоём пути. И вот настало время встречи.

Волк поднялся на лапы и опустил голову перед Лисицей.

– Я не знал об этом. Благодарю тебя, рыжая... рыжая берегиня. Твоё сердце наполнено благородством.

– Моё сердце наполнено ненавистью, старая облезлая собака, – вдруг произнесла Лисица, но её голос оставался таким же спокойным и ровным, каким и был до этого.

Волк от неожиданности сделал шаг назад и зарычал, но Лисица даже не пошевелилась.

– Я рассказала тебе красивую историю, в которой, как и в твоём рассказе, нет ни капли неправды. А теперь я расскажу её еще раз и тогда ты увидишь разницу между правдой и истиной, – глаза Лисицы пожелтели, а хвост распушился, – Там, на Липовом Холме была моя нора. В ней я родила пятерых лисят и они стали моим смыслом жизни – теперь я добывала еду не только для себя, но и для них. Я заботилась о них и делала всё, что было в моих силах, чтобы вырастить их сильными и здоровыми. Однажды я отправилась на охоту, а когда вернулась, нашла у норы лишь пять растерзанных тушек. Их убил ты. Просто так. Ты не был голоден, никто из твоих сородичей не нуждался в еде. Ты просто развлекался, показывая своим сородичам свою жестокость, которую они принимали за силу. И тогда я решила, что не успокоюсь, пока не увижу свершившуюся месть. Да, наши силы неравны, но всё же я добилась своего. Я видела, как тебя изгоняли из стаи и смеялись вслед. Я видела, как ты стареешь и слабеешь. Я видела, как ты мучаешься от жажды и голода... Я мечтала о твоей смерти, но в один момент поняла, что она станет для тебя не наказанием, а избавлением. И тогда я решила, что сделаю всё, чтобы твоя никчемная жизнь продлилась как можно дольше. Я стала заботиться о тебе, охранять твой сон, отгонять от тебя всех, кого могла, а затем даже стала ловить мышей и подбрасывать их тебе. Ты, старый вонючий пёс, был с позором изгнан из стаи, ты ел падаль, на твоей шерсти засохший помёт зверей, в котором ты валялся, когда у тебя не было сил идти. И я всё это видела своими глазами. Ты, убийца моих детей, сам превратился в падаль. Живи с этим, серая собака.

Волк зарычал и хотел броситься на Лисицу и растерзать её, как когда-то расправился с её лисятами. Но силы покинули его и он, лишь оторвавшись от земли, упал на землю. Всё, что он мог делать – это лежать и смотреть, как неспешно и, совершенно не опасаясь нападения сзади, Лисица исчезает в зарослях леса.

Ещё несколько дней Лисица следовала за Волком по пятам, наблюдая за ним с пригорков и провожая взглядом из-за деревьев. Однажды, забравшись на вершину холма, она отыскала взглядом Волка и долго смотрела на него своими желтыми глазами. Затем наступила ночь, а когда рассвело, Волк был на том же самом месте, что и вчера. Лисица бросила на него последний взгляд, перевела его на небо, по которому плыли большие белые облака, и неспеша направилась прочь. Она тоже была стара и ей тоже нужно было готовиться ко встрече с Облачным Семейством. Наверное, лисята уже заждались её. Она решила, что не будет рассказывать им о Волке – пусть эта история останется здесь.

©ЧеширКо




АМПЕР


«Памяти свету, бегущему впереди нашего друга. Такого же мечтателя, как и все мы.»

Он был крайне несобран, неопрятен. Рубашки и джинсы постоянно в пятнах от кофе и соусов. О его невнимательности можно было написать отдельную книгу. На пять томов минимум. Отвратительно питался, кусочничая на ходу. Собирая калории в забегаловках и ларьках по пути.

Всегда бегом. От собеседования на очередную работу. Постоянно в движении, но без постоянства. Нигде не задерживаясь больше двух-трех месяцев. Его упёртость делила одну комнату со стервозностью. Их союз – каждая его попытка аргументированно доказать свою точку зрения. Он убеждал всех: от родни до начальства. Обосновывал, подкреплял слова доводами и примерами. Не доходя до фанатичного крика, мог изменить мнение или перевести тему. Ему казалось, что его никто не слушает, несмотря на то, что слышат. Это приносило только разочарование.

Единственной отдушиной было чтение!
Читал он много и везде. Мировые новости утром, чтобы проснуться. Держась за поручень спешащего по рельсам поезда, наклонив голову и упершись носом в экран телефона. Во время обеденного перерыва, дочитывая очередную главу фэнтези. Спеша домой, урвав в автобусе место, оперев ногу о впереди стоящее сидение и разложив бумажную версию очередного бестселлера.

Под гавканье соседской собаки он открывал дверь, опускал на стоящий в прихожей стул сумку, неспешно раздевался. Он имел привычку протирать мобильный телефон вымоченной в хлоргексидине салфеткой. После – аккуратно обувал тапочки и шёл в комнату, чтобы вновь приступить к чтению зацепившего его романа. Если ему удалось перехватить что-то по дороге домой, не мешкая и больше ни на что не отвлекаясь, переодевался. Включал старую, сохранившуюся лампу. Когда-то очень давно его книжный путь начинался именно с ней. Ярким воспоминанием из детства было то, как накрывшись ночью одеялом, он до рассветных лучей зачитывался любимыми приключениями о необитаемых островах, маленьких феях, драконах и настоящих друзьях.

Повзрослев же, оставлял не меньше десяти окурков в пепельнице за ночь. Часто засыпал в неудобной позе за столом, подперев голову правой рукой. Левая застывала на недочитанной странице. Такой образ жизни изводил его. Вынужденный неудачник, чьи мечты были как кадры на «Polaroid» с испорченной кассетой – затемнённая эмоция и при вспышке всегда изъяны.
Утром перед зеркалом завязывая галстук, он не представлял себя героем или злодеем. Последних и так хватает в жизни. Просто не хотел становиться частью общества, что скрывается в омуте обыденности от такого интересного и увлекательного мира.

Слишком удачливые люди, Герои его книг, не жаловались, претерпевая различные неудачи. Они шли с поднятой головой и улыбались, шутили на грани фола и совершали подвиги, не прося ничего взамен. Уничтожали чудовищ, воровали блинчики, сбегали от княгинь, растворяясь в предрассветном тумане. Дарили улыбки и творили самую настоящую магию! Танцевали с огненными дельфинами. Ловили жемчуг с водяными драконами и без умолку трещали ночи на пролет. Обсуждали байки из склепа с настоящими властителями мёртвых. Молчали, растворяясь в единении с природой. Носили зачарованные доспехи из неогранённых драгоценных камней. Любили вкусно покушать, разбирались в ароматах и характерах крыс. Совершали налёты на воздушные фрегаты, разрежающие гальюнными фигурами облака. Находились за тридевять космических миль от дома. Они прислонялись лбами к толстым стеклам иллюминаторов, пытаясь высмотреть среди необъятного океана звёзд ту самую!

А ещё злодеи! Ведь не всегда главный персонаж произведения – герой, верно? Харизматичные, уверенные, независимые. Обязательно с котом. Тёмные властелины, в чьи легионы мечтают попасть все орки-подростки Империи. Ведьмы, помешивающие кипящие котлы, и великаны, знающие сто сорок один способ приготовления путников на вертеле. Ожившие города, заманивающие на свои улицы путешественников, и покореженные жизнью призраки, так и не нашедшие покой на той стороне.

Он любил пробираться в старые склепы, полные сокровищ. Или бродить по закоулкам чьей-нибудь памяти, протираясь через паутину мыслей, чтобы потом смело броситься в водопад, спасаясь от очередного ночного кошмара! А ещё звон бьющихся бокалов, блеск зачарованных клинков на солнце, запах от огарков потухших свечей. Всё это проносилось сквозь него и оставалось там, аккуратно разложенное по полочкам заботливой рукой. А пока архивариус наводил порядок в этом хаосе, человек спал. Дедушка в такие моменты дочитывал последние страницы и гасил за ним свет.
А утром всё снова повторялось.

Этот удивительный по-своему человек сменил за свою жизнь множество квартир, комнат и закутков, которые нельзя даже назвать полноценными жилищами. Но ему хватало. Неизменным было то, с какой скрупулезностью он относился к некоторым вещам из его детства и юности. Маленький камешек цвета мраморной говядины, найденный на берегу адриатического моря, или небольшая деревянная спица зелёно-жёлтого цвета, подаренная девушкой. Кортик, вырезанный из осины его бывшим другом, и много чего ещё. Так он и жил, окружив себя книгами и воспоминаниями.

Одним неизменным наблюдателем и верным помощником был Дедушка. Их общей страстью было чтение. Оно и понятно. Дед часто сетовал на то, что его компаньон медленно читает. И, хоть их литературные вкусы не совпадали, погружение в историю происходило с одинаковой силой. Фантазии окутывали их, затягивая в пучину ощущений и эмоций.

Но скоро кое-что изменилось. Желая изменить свою жизнь, он начал писать сам, вытаскивая наружу свои собственные мысли, размышляя о поступках, жизни. Он заворачивал их в обёртку из слов и предложений, чтобы подарить читателю. После верстки становился нервным. Поставив очередную точку и готовясь нажать кнопку, чтобы выпустить своё творение в свет, он задумывался на несколько секунд… Зажмурившись, отворачивался и нажимал. Укрывая от холода критики свои строчки, он иногда говорил с дедушкой. Советовался и ждал.

Через полгода заболел. Дедушка знал, что он не будет лечиться. Пить по расписанию лекарства, отдыхать. Он работал. Для него было очень важно доделать, дописать произведение. Улыбаясь, он смотрел на рабочий стол. Крутил в руках карандаш. Выплёвывая из легких очередную порцию кашля, он тушил сигарету и продолжал. Закутываясь в тёмно-оранжевый плед, оставшийся от предыдущего съёмщика, писал. В его крошечном мирке не было место для тепла к самому себе, лишь стекла, покрытые хрустящей корочкой.
Его не стало одним декабрьским вечером. Отвернулся и нет. Так бывает.

…

Перегорают лампы. Замыкают провода. Разводятся стрелки на железнодорожных путях. Уходят люди.

Дедушка очень грустил. Он часто вспоминал о том человеке. Все его истории были полны нежности и заботы. Пересказывая события из его книг, изобилующие описаниями диковинных зданий, причудливых существ и людьми. Настоящими людьми, с порой невероятными, но всегда интересными судьбами. Хандрил о тех временах и о том, что не успел дочитать последнее произведение. О чём оно было, нам никогда не рассказывалось, как бы ни просили. Дед переводил тему или молчал, отворачивая свет глаз, тонувший в прохладной темноте ночи. Чем больше он заглядывался в эту темноту, тем дальше тянуло его, пока не перегорела и его спираль.

…

Меня положили в ту же коробку. Рядом с дедушкой. Я лежал, упершись лбом в некогда теплую колбу. Токовые вводы подрагивали в страхе и предвкушении нового. Мне страшно хотелось приподняться, чтобы зацепить линзой хоть часть этого огромного и невероятного мира. А потом…

Я сразу понял, что она моя! Милая девочка с волосами цвета тёмного каштана, завязанными в смешные хвостики по бокам. Курносая, с одной ямочкой слева и глубокими зелеными глазами. Она вставала на несколько сложенных книжек, чтобы добраться до верхней полки и достать с неё что-то особенное. Она часто доставала старые пыльные коробки, в одной из которых нашла и меня. Помню, как она нежно протёрла накопившуюся пыль. Заменила батарейки. С трудом сдержался от того, чтобы не рассмеяться от щекотки.

Мы проводили вместе почти каждую ночь, засиживаясь до первых лучей утреннего солнышка. Её мама была недовольна, что дочь не спит, но запреты лишь ещё больше разжигали интерес. Книг становилось всё больше. Совершенно волшебным образом они находились под кроватью, на полу в спальне, во всех ящиках стола.

А однажды она принесла толстую высокую тетрадь, вытащенную из самого дальнего угла шкафа. Дождавшись ночи и завернувшись под теплое одеяло, в свете моих глаз она его открыла. Непонятное чувство внутри, кричащее, что это именно та книга, захлестнуло меня с головой. Проморгавшись и даже на секунду погаснув, я смотрел на первую страницу, не в силах отвести взгляд. Чернилами синего цвета, несомненно автором, на ней была нарисована Лампа.

Сергей Лиров




ВЕЧНЫЕ ВОПРОСЫ, НА КОТОРЫЕ ЕСТЬ ОТВЕТ У БАБУШКИ


— Бабушка, как мне понять, что я влюбилась?

— Очень просто, внученька. Ты помнишь, как вы познакомились?

— Конечно, бабушка. Я помню не только наше знакомство, но и каждую встречу: как мы первый раз улыбнулись друг другу, как первый раз взялись за руки, как поцеловались. Знаешь, бабушка, я даже помню, все-все-все, о чем ему рассказывала; над какими его шутками смеялась; как готовилась к каждому свиданию; в чем была одета, чтобы ему понравится. Это любовь, бабушка?

— Нет, внученька. Любовь – это когда помнишь в чем он был одет на свиданиях. А если помнишь себя – это влюбленность. Сложи куклы в ящик, внученька.

— Бабушка, скажи мне, когда наступает время расставаться? Может, лучше уходить после первой же ночи, пока еще нет неоправдавшихся надежд, не дожидаясь выяснения отношений, оставив на память только смущенное приятное воспоминание? Или после многих и многих ночей, когда все само потихонечку исчезнет, неизвестно куда и почему; спокойное «экологическое» расставание, без боли чего-то рвущегося, без надрывов и криков?

— Тут все очень просто, внученька. Уходить надо не после какого-то определенного количества ночей, а после первого же утра, когда тебе не захочется встать пораньше и приготовить ему завтрак. Напои его тогда чаем, поцелуй на прощанье и закрой дверь.

— Бабушка, он мне до сих пор снится…

—Внученька, вспомни прошлогодний снег.

— При чем тут прошлогодний снег? Я же совета у тебя хотела попросить, а не о погоде поговорить.

— А я тебе, внученька, его уже и дала. Если еще болит, если еще не до конца забылось, если вздрагивает еще внутри, то ты скажи про себя мысленно: «Прошлогодний снег». И относись к тому, что у вас было, точно также. Невозможно сохранить снежинку летом, внученька, - приходит и ей время растаять. И хоть тебе сейчас в это тяжело поверить, но обязательно выпадет новый снег. Просто доверься времени и дождись его, нового, свежего, чистого, первого снегопада. Но если ты еще тоскуешь по тому, что прошло, повторяй про себя: «прошлогодний снег, прошлогодний снег, прошлогодний снег».

— Бабушка, я буду бороться за свою любовь. Я не отдам его просто так. Не опущу руки, не сдамся без боя!

— Внученька, знаешь ли ты такую любимую игру школьных массовиков-затейников, когда надо бегать вокруг стульев, которых заведомо на один меньше, чем играющих; а когда закончится музыка, успеть занять стул первым? Внученька, ты ведь играешь именно в эту игру, когда пытаешься "бороться". Зачем же бегать вдвоем, а то и втроем вокруг одного стула, пытаясь перехитрить соперниц и занять его первым, смеша окружающих, злясь и нервничая? Оглянись вокруг - возле стенки стоят много других незанятых стульев. Ты же уже взрослая, внученька, пора перестать играть в детские игры.

— Бабушка, почему мне так больно? Я ревную буквально к любому произнесенному им женскому имени. Когда он не поднимает трубку, я тут же представляю себе, что он с другой. Когда он рассказывает о какой-то женщине, я сразу начинаю думать «было ли?». Ревную к «бывшим», к друзьям, коллегам на работе, к случайным встречным. Как перестать себя мучить, бабушка?

— Внученька, ревность – это обманчивое чувство. Ты не ревнуешь, ты боишься потерять. Но ты не бойся, внученька, это бессмысленно. Потому что если повода для ревности нет, то ревновать глупо, а когда повод уже есть, то поздно.

— Все мужчины одинаковые! Бабушка, ему стоит только сказать мне первый раз "привет", а я уже знаю, как он будет вести себя дальше, какие анекдоты рассказывать, как улыбаться, как прикасаться, как cсорится и уходить.

— Ты не права, внученька. Все мужчины разные. Просто нам нравятся похожие мужчины. Тебе нравятся скромные, "домашние"? Тогда почему ты сетуешь, что опять попался зануда, который никуда не хочет выходить из дома? Если ты выбираешь мужчину "душа компании", то не удивляйся, что придется делить его с друзьями, а, зачастую, и параллельными подругами. Если любишь романтиков, то будь готова не только к свечам, стихам и шампанскому, но и к периодическим депрессиям и исчезновениям, которые он будет объяснять "творческими кризисами". Выбираешь мужчину, за которым сможешь быть "как за каменной стеной" - не удивляйся, что не сможешь найти в этих стенах двери на волю. Женщины выбирают похожих мужчин, а потом удивляются, что они все одинаковые.

— Бабушка, я не знаю, как сказать ему, чтобы не сделать больно. Он не заслужил банального «давай останемся друзьями». Он хороший, а мне придется поступить с ним жестоко. Что мне делать, бабушка, как сказать ему, что между нами все кончено?

— Внученька, запомни: в последней фразе, которую ты скажешь мужчине при расставании, он должен услышать не только неизбежную жестокость, но и благодарность за все то хорошее, что у вас было. Ведь когда он будет вспоминать тебя, он, неизбежно, будет вспоминать и ваше расставание. И если ты хочешь, чтобы при воспоминании о тебе его глаза улыбались, не выясняй отношений при прощании. Скажи ему только одно: "мне больше не нужно твое присутствие, чтобы любить тебя". И все, уходи.

— Бабушка, я не знаю, стоит ли ему все рассказать. Вроде бы и ничего такого не было, но вдруг он узнает? И признаваться вроде не в чем, но и рассказать не могу. И как я могу требовать от него быть честным со мной, если сама начинаю что-то скрывать и недоговаривать?

— Внученька, запомни три простых правила. Первое: никогда и ни при каких условиях не обманывай его. Второе: Никогда и ни при каких условиях не изменяй ему. И третье: если уж обманула и изменила, то никогда, ни при каких условиях не рассказывай ему об этом. Только помни, внученька, как бы тебе ни хотелось, но последнее правило следует только за первыми двумя.

— Бабушка, я не понимаю что происходит: он вдруг куда-то просто исчез. Все было хорошо, а потом так внезапно, без объяснений просто исчез. Я его уже не вижу, молчит телефон, и даже случайно мы больше видимся. Может, что-то случилось? Или я обидела его случайно? Может, стоит позвонить и поговорить, выяснить, что же все таки происходит?

— Внученька, не стоит, поверь мне. Ведь ты и сама знаешь ответ, только не хочешь себе в этом сознаться. Он не звонит, потому что не хочет – это очень просто. Запомни, внученька, до тех пор, пока мужчина заинтересован в женщине, он не исчезнет. Он будет обрывать телефон, караулить у подъезда, организовывать случайные встречи. И никакие причины, даже самые веские, не станут причиной того, что его не будет рядом, если он этого хочет. И если ты не хочешь заставлять его врать в ответ на твой вопрос о том «почему он пропал из твоей жизни» про то, что был занят или много работы, то лучше не спрашивай. И если не ищешь лишнего повода сделать себе еще больнее услышав правду, то тоже не спрашивай. Ты ведь и так знаешь ответ....

(С) ынэта





ЛЁВА


Мишка лежал в своей кровати поздно вечером, обняв любимого плюшевого медведя и крепко зажмурив веки притворялся спящим, когда впервые услышал этот голос.

– Ты не спишь?
– Нет, не сплю, а кто это? – спросил он скорее удивлено, чем испуганно. Люди четырех лет от роду вообще не склонны пугаться по пустякам.
– Меня зовут Л;ва. Давай дружить? – перед глазами у Мишки замелькало что то большое, блестящее, грандиозное, черное.
– Давай! – обрадовался мальчик. Он всегда был рад новым друзьям.

Всю ночь Миша со своим новым другом бороздили морские просторы, рассекая волны и и пугая случайно проплывающих мимо китов.

Лёва был огромен и ч;рен, более всего похож на гигантского змея с шипастой мордой, в гребнях которой так удобно устроился весело хохочущий Мишка.

– Мама, мама! А у меня новый друг!
– Да, и кто же он? – Улыбаясь спросила мама.
– Он – ле-ви-а-фан, – с гордостью по слогам произнес Миша, – мы всю ночь бороздили морские просторы! Он снова придет ко мне через три дня, и мы поплыв;м охотиться на пиратов!
– Ах, какой интересный сон тебе приснился, мой маленький охотник на пиратов! – Мама улыбнулась и потрепала мальчика по волосам.

Лёва не обманул, действительно вернулся на третий день и они снова отправились бороздить моря и океаны в поисках настоящих пиратов.

Строгий доктор в белом халате по-доброму посмотрел на Мишкину маму, прижимающую испуганного сына к себе:

– Волноваться не о чём, мамочка. Это нормально в таком возрасте – иметь воображаемых друзей. У Вашего сына просто очень богатое воображение.

Через три месяца в другой клинике надменная женщина-врач брезгливо скривила губы и выписала Мишке таблетки, от которых тот стал сонным и вялым, часто тошнило и болела голова.

– Миш, не спишь? Поплаваем?
– Не могу, Л;ва. Сил нет, – мальчик сонно зевнул, – приходи потом.

Так продолжалось полгода. Женщина в белом халате, внимательно выслушав Мишу, кривила губы и выписывала новые таблетки. Под конец полугодия и мальчик и его мама были похожи на живые тени: оба похудели до костей, а под огромными глазами залегли синяки.

А потом мама с папой поскандалили, папа громко хлопнув дверью ушёл и больше никогда не появлялся в их жизни. Мама, сидя прямо на полу в коридоре, бессильно плакала. А ночью Мишка снова услышал Л;вин голос:

– Привет! Как дела? Я скучаю по тебе и нашим путешествиям.
– Л;ва... Я хочу попросить тебя уйти. Пожалуйста. Не обижайся. Я люблю тебя, но мама из-за тебя плачет.
– Хорошо, – тихо выдохнул левиафан. И исчез.

Надменная врач постановила, что Миша выздоровел, и отменила таблетки. Жизнь пошла своим чередом. Ещ; через год мама Миши встретила дядю Костю – веселого бородача, похожего на сказочного доброго великана, и вышла за него замуж.

Прошло ещё чуть больше года, в кроватке весело агукала Юлька, смешная розовощ;кая Мишкина сестра, а сам Михаил, серьезный, как никогда, вместе с мамой ходил по магазинам, покупая тетради и вещи для школы: мальчик шёл в первый класс.

– Лёва, не спишь? Я скучал. Покатаемся?

Сердце мальчика дрогнуло, а потом он согласился. Всю ночь они неслись сквозь волны, вокруг бушевало море, обдавая их солеными брызгами, вызывая порою ужас, но чаще – бурный восторг. А на утро Миша решился:

– Пап! – он подергал Константина за рукав, – ты знаешь, сегодня опять преплывал левиафан.

И выложил ему всё, как на духу.

– Не нужно бояться, и уж тем более – предавать друзей. Ты можешь рассказывать о своих путешествиях мне, я буду очень рад послушать. Только, по секрету, – Костя сделал страшные круглые глаза и продолжил шепотом, – я тебе вот что скажу: как некоторые люди бояться мышей, так наша мама боится левиафанов. Поэтому давай ты не будешь ей об этом рассказывать. Хорошо?

Мишка кивнул и совершенно счастливый ушел в школу.
С тех пор Л;ва иногда приплывал к мальчику, не так часто, как ему хотелось бы: всё дело в том, что Лёва тоже стал старше, и у него появились какие-то его, левиафаньи дела.

Жизнь шла своим чередом. Мишке было 13, когда Константин Сергеивич добился того, что бы биологический отец мальчика отказался от родительских прав и оформил усыновление. Теперь он стал ему отцом не только в жизни, но и по бумагам. Миша, совершенно радостный и окрыленый, пошел гулять, да и выболтал своему другу, Юрке, про Л;ву. Друг покивал с умным видом, и даже на словах позавидовал. А на следующий день весь двор знал об этом, выставив Мишку посмешищем.
Парень назвал бывшего друга "дырявым ведром" и сломал ему нос.
Дальше было ПДН, психолог и психиатр.

Мама впервые разругалась с папой Костей.

Вырывающегося и ругающегося Мишку положили в больницу и привязали к койке.

– Миш. Миша!
– Уходи! Уходи и не возращайся! Я тебя ненавижу! Не-на-ви-жууууу!!! – Крик сорвался в хрип и рыдания.

Потом были уколы, психолог.
Потом Константина Сергеевича пригласили в другой город на хорошую должность и семья Афанасьевых переехала.

Много воды утекло с тех пор. Михаил Константинович выдал замуж обеих дочерей и схоронил жену, за полгода сгоревшую от рака. А потом он решился. Решился и поехал – просто увидеть море. Он никогда не видел моря, разве что в своих гр;зах. Вот Людочка с детишками пять раз на море были, а ему всё недосуг как-то.

Сухой и прямой, как палка, с проседью на висках, Миша шел по берегу Моря. Дошел до высокой скалы, под которой вода, словно кипела и волны разбивались о камни. Сел опасно – у самого края. Было холодно и ветрено, поэтому никого не было на берегу, и никто не мог помешать Михаилу Константиновичу с головой уйти в свои мысли.

Он сидел, и смотрел вдаль, к самому горизонту, а под его ногами бушевало море.

А потом он, словно невзначай выдохнул:

– Л;ва...

Через минуту волны расступились и из воды поднялась черная шипастая голова.

– Ты всё-таки прошёл. Я ждал тебя. Покатаемся?

Говорящая с ветрами




ЛЮБОВЬ ЗЛА


Mуж вернулся домой и прям с порога, не сняв ни обуви, ни верхней одежды, выпалил:

- Лена! Нам надо серьёзно поговорить!

И тут же, на одном дыхании, широко распахнув и без того огромные глаза и не выдержав даже минимальной паузы:

- Я влюбился!

"Опаньки, — подумала Ленка, — Вот и к нам в семью кризис среднего возраста пожаловал. Ну, здравствуй, здравствуй...", но ничего не сказав, очень внимательно посмотрела на мужа, чего не делала уже лет пять или шесть...

Говорят, что перед смертью проносится вся жизнь перед глазами, так вот у Ленки начала проноситься вся их совместная жизнь с мужем.

Познакомились они банально - по интернету. Ленка скосила себе три года, будущий муж накрутил себе три сантиметра роста и таким вот незамысловатым образом, хоть и с трудом, но они всё же смогли ещё втиснуться в заданные друг другом критерии поиска и...найтись.

Ленка уже и не помнила, кто кому первый написал, но точно знала, что письмо будущего мужа было без какой-либо пошлости и с лёгкой самоиронией, что ей очень импонировало.

В тридцать три года и при посредственной внешности, она трезво оценивала свои шансы на брачном рынке и прекрасно понимала, что находится, если и не в последнем ряду, то в предпоследнем уж точно, потому твёрдо решила на первое свидание прикусить язык, развесить уши, надеть розовые очки, а в сумочку положить самодельное печенье и томик Tургенева.

Первая встреча прошла, на удивление, легко, их роман развивался бурно и стремительно.

Bместе им было интересно, поэтому после полугода регулярных встреч и постоянного натиска родителей, потерявших надежду ещё в этой жизни увидеть внуков, будущий муж отважился и сделал Ленке предложение.

Они шустро перезнакомили свои семейки, условие жениха и невесты, отпраздновать свадьбу в узком семейном кругу, было родителями безоговорочно и единогласно одобрено и боясь, что кто-то может вдруг и передумать, для бракосочетания был выбран первый из возможных свободный день.

Жили они, как Ленке казалось, хорошо. Климат в семье преобладал тропический с характерными небольшими сезонными колебаниями температуры, без жарких африканских страстей, но дружный и уважительный - это ли не счастье?

Муж, будучи типичным представителем мужского сословия и потому более простым и прямолинейным, сбросил свой тесный костюм-образ "эмпатично-нежно-романтичного мачо-трезвенника с золотыми руками" уже через несколько недель после свадьбы и предстал перед Ленкой таким, каким был - простым, работящим и заботливым мужиком в удобных домашних трениках.

Ленка же, как представительница более сложного женского сословия, распускала тугой корсет своего образа "немо-глухо-слепенькой сексапильной хозяюшки-интеллектуалки" по чуть-чуть, еле-еле уловимо, но скорая беременность стремительно ускорила этот процесс и потому уже через год она тоже, не без удовольствия, распрощалась со своим образом и, облегчённо вздохнув, переоделась в уютный домашний халат.

Быт и воспитание двух, друг за другом родившихся, детей конечно же раскачивали их семейную лодку временами очень даже сильно, но кораблекрушения не случалось, а потом, когда шторм затихал, они снова продолжали размеренно и чинно дрейфовать по волнам своей семейной жизни.

Счастливые бабушки и дедушки помогали им как и где только могли, на работе они ползли по карьерной лестнице вверх, не забывая при этом путешествовать, уделять время своим увлечениям и, конечно же, друг другу.

И вот они женаты двенадцать лет, и за все эти годы муж ни разу не был уличён в неверности или даже просто замечен в лёгком флирте с кем бы то ни было, хотя Ленка была дамой совсем не ревнивой, и он мог бы себе такую шалость, без последующего скандала, позволить.

Она представила мужа флиртующим и невольно улыбнулась, потому что картинка всплывшая в её голове была очень уж смешной и даже нелепой.

Всё дело в том, что Ленкин муж, после нескольких неудачных попыток сделать комплимент традиционным способом, решил сменить тактику и теперь делал комплименты исключительно молча, просто вытаращивая глаза, как долгопят.

За годы их совместной жизни, Ленка, по степени округлости глаз мужа, научилась различать всю палитру его эмоций.
И вот она представила, как муж делает один за другим комплименты какой-то крысе, распахивая свои глаза всё шире, и шире, и шире...

У Ленки пересохло горло, представляя эту картину. Она нервно улыбнулась и просипела:

- Ну, и как зовут твою КРЫСУ...?

Глаза мужа теперь на самом деле поползли на лоб, и он судорожными движениями рыская по всему телу, заикаясь, затарахтел:

- Как? Как ты... как... как вообще... ты смогла... догадаться, что я влюбился в крысу?! Не, ну ты даёшь... Ты понимаешь, я просто не мог пройти мимо, я обалдел когда её увидел... ты только посмотри, какая она классная, мягонькая, красивая... как она похожа на тебя...

Муж достал из-за пазухи маленькую серенькую крысу с розовыми полупрозрачными ушками, розовым носиком и чёрными глазками-бусинками.

Дальше Ленка уже ничего не слышала.

Она любовалась своим мужем, его новой подружкой, их обоюдными лобзаниями и была бесконечно счастлива, что он влюбился именно в эту КРЫСУ, которая была так похожа на неё..."

И.Чешская





РАССТОЯНИЕ ОТНОШЕНИЙ


Отношения на расстоянии - отстой!

Лет через двадцать я усажу своих возможных детей - или одолжу чужих, ради такого-то дела - и скажу: дети, слушайте сюда. Пока вы еще совсем молодые и глупые, вам море по колено и дурацкие законы по... ну, допустим, другое колено - можете заниматься чем угодно. Сбегайте из дома, если так хочется, поступайте на философский, набивайте черепа на полспины, практикуйте промискуитет и курите что попало. Можете даже стать веганами или еще какими фашистами, я слова не скажу. Но не дай бог вам завести отношения на расстоянии.

Это сначала кажется, что романтика разных городов, красивый сюжет, колеса поезда отстукивают "люб-лю, люб-лю". Потом мутить от этих поездов начнет, обещаю. От вокзалов по холоду, от жестких полок, от нарочно ненормальных попутчиков, у которых печень железная, а мозги из вареников. И звучать там будет не "люб-лю", а в лучшем случае "де-бил", поезда же те еще пофигисты, опять пришел - ну, давай, будем работать с чем принес. Пусть даже между вами несчастных восемьсот километров и ноль часовых поясов, всё равно как-то не очень. Я уж не говорю про самолеты.

Совпадать во времени у вас тоже не выйдет. Весь нормальный мир работает так, что интересное всегда приходится на выходные и это как выбирать из "себя потерять" и "совсем пропасть", если говорить громко. Если потише, то это кидать монетку - что я сегодня готова похерить, бурную социальную жизнь или огрызки своих нервов? Он, значит, тащился сюда из своей мерзкой столицы или еще какого middle of nowhere, а я лучше пойду по мишенькам стрелять? А в другой раз там билеты в ложу или восторженные друзья звонят между вторым и десятым виски, а я им - извините, променяла вас на мужика? Сплошная лажа. Прошу передать: театр закрывается, нас всех тошнит.

Каждый день - имитировать близость, и чем дальше, тем старательней. Будете слать друг другу электронные письма по восемь тыщ знаков ни про что, то есть про любовь. А может и настоящие - каждое на десять листов, всё о том же, удивительно бессмысленный перевод бумаги. Или картинки показывать - смотри! это моя работа, это мой новый чайник, это моя увлекательная жизнь без тебя! So it goes.

Верность и прочее смирение духа - отдельная песня. Потому что новые выходные заканчиваются - "и начинается мой дозор". Понятно, что если запретить себе, например, разом жирное и сладкое, то продержишься недели две, три, ну даже месяц, а потом темной ночью окажется, что не приходя в сознание мажешь бекон шоколадной пастой и пожираешь, страшно урча - накатило, как говорится. И поэтому выдавливаешь, конечно (через силу): я всё понимаю, если тебе нужно - спи там с кем-нибудь, никто же никому ничего не должен и слышишь в ответ то же самое, сквозь скрип зубов. Но уж очень не хочется играть в "найди семь отличий" между ****ством и свободной любовью. И когда в пабе интересуются - свободна ли мадемуазель, отвечаешь честно - нет, мне нельзя в Бельдяжки, а про себя думаешь: ну и где ты, черт побери? Я тут разлагаюсь на плесень и липовый мед, я отравляю тоской все живое на три километра вокруг, где же ты, мать твою, ненаглядный мой?

Потому что - следите за руками - даже если вы вменяемые, много знаете про личные границы и умеете развлекать себя сами, то вам все равно не избежать ноющей пустоты под ребрами. И это самое противное - в постоянной фоновой нехватке. Ходишь сквозь вечную мерзлоту, поглаживаешь в кармане билеты, ленточки или еще какой памятный хлам, приличные люди сразу такое выкидывают, а ты - нет; чувствуешь себя великовозрастным дауном, который вцепился в свои сокровища - цветные стеклышки, блестящие фантики - и ни за что не отдаст. Просыпаешься без пяти будильник, тянешь руку вправо, понятно к кому - пусто. Доставляют домой на щите, нет, на четырех щитах и одной черепахе - снова пусто. Звонишь хотя бы услышать, иначе совсем беда - а у него там свои разборки с миром, call back later. Ну что ж. Абонент пытался.

А самое смешное, что каждый раз, раздраженно спрашивая себя: это вот что, лучшие годы моей жизни? - будешь понимать: да. Лучшие. Лучшие полчаса привыкания каждую встречу, лучшие разговоры ночами - "мне нужно кое-что тебе рассказать, это часов на пятнадцать", лучшая плюшевая драма за всю твою историю чувств. Все остальные идут в сад, особенно я со своими тупыми советами.

Так вот. Отношения на расстоянии отстой, это не обсуждается!

Но если поезда заставляют чувствовать себя живыми... ну кто вам тогда считает. Кто вам вообще тогда что посмеет.

© rin_cheese




ВКУСЫ


Кафе «Бездна ощущений» стояло на перекрестке тысяч миров. Хотя вернее было сказать «находилось везде и нигде». Именно здесь и состоялся занимательный разговор двух незнакомцев.

– Не помешаю?

– Пожалуйста, здесь свободно.

Собеседник занял место напротив.

– Я смотрю вы завсегдатай? Выглядите так… внушительно. Может быть, посоветуете мне что-то? Если не затруднит.

– Хм. Отчего бы и нет. Вам из экзотики или классики? Духовная пища? Для ума? Или, быть может, та пошлятина, обеспечивающая физиологические потребности?

Новичок слегка замялся:

– Мне бы что-то из эмоциональной сферы. Говорят, это кафе именно на ней специализируется.

– Ну, как вам сказать. Эмоциональные блюда тоже могут быть весьма и весьма разными. По форме, по содержанию… Давайте начнем с простых примеров, чтобы вы представляли себе общую картину.

Завсегдатай сменил одну расслабленную позу на другую и начал вещать:

– Самое простое – это «чистые» чувства. Они скорее приправа: если переборщить, могут и убить. Зато добавят вкуса во все что угодно. Но все же есть и рисковые ребята, кто берет «чистые» небольшими дозами. Вам не советую, пока рано.

Другая форма – сознание и воспоминания. Скорее отголоски самого яркого, они гораздо мягче по вкусу, весьма разнообразны, есть неплохие сочетания, приглушенные, томные. Можно смаковать медленно или проглотить залпом – все на ваш выбор.

Собеседник приложился к бокалу и продолжил:

– А вот чужой разум целиком очень сложно переварить. Зачастую он вызывает отторжение, но охотники попробовать все еще находятся. Поэтому блюдо не убирают из меню.

Попробовать на вкус душу, личность… это уже почти незаконно. Так что порции очень малы и чрезвычайно дороги. Тоже не советую, специфично.

– А что, все же, рекомендуете? – робко поинтересовался новичок у завсегдатая.

– Ну, допустим, произведения тоже бывают неплохи, хоть и зачастую сборная солянка. Как часто авторы вкладывают в них часть своей души? Эмоции: ненависть, злость, любовь, надежду… О, однажды мне удалось попробовать блюдо со вкусом мечты! Настоящей, нерафинированной. Думаю, вам понравится, стоит начинать с малого.

Я вот в свое время подсел буквально на эти ощущения, страсти, кипящие осторожно, дозированно, источающие с тонкие ароматы, с неповторимым вкусом. Все разные, хотя готовятся из одного и того же…

– Простите, а какие именно блюда предпочитаете вы?

– Сейчас, все же чистые эмоции. Особенно прекрасен страх. У меня есть одна проблема: ввиду физиологии я ничего не боюсь. Но чужие страхи… Они такие нелогичные, глупые и смешные. Но вот ты глотаешь здешнее блюдо и ощущаешь странный комок, где-то внутри.

Боль, нефизическая, гораздо тоньше, гораздо мягче, тупая, тянущая куда-то в бездну. Ты веришь этой глупости, которая через минуту будет снова тебя смешить, когда ты вынырнешь из омута. Но сейчас… пока ты поглощаешь чужой страх, какие чувства, м-м-м, превосходно.

Завсегдатай возбужденно зашевелился, обсуждая любимую тему:

– Или же ненависть: жгучая, острая, болезненная. Такая яркая, самозабвенная. Искренняя. Словно весь мир схлопывается, сжимается в одну точку.

Умиротворение: нежное, чуть вязкое, почти безвкусное, прохладное, обволакивающее…

Думаю, вам лучше чуть позже попробовать их все и найти себе по вкусу. Но! хочу вас предупредить: синтетика часто безвкусна, хотя и более дешева. В отличие от того, что отнимает чью-то жизнь. Это самое ценное. Без заменителей, настоящее. Потому самые любимые мои блюда… те, что со вкусом смерти.

Elisaveta Chelysheva




НЕ БЛАТНОЙ


Пал Семеныч с грустью наблюдал, как в его уютный кабинет прибывают подчиненные, грубо дергающие дорогие стулья, возящие блокнотами и планшетами по полировке элитного стола из моренного дуба и особенно раздражали запахи: от Ивана ощутимо тянуло табаком, Игорь неизменно пованивал гремучей смесью заядлого мотоциклиста, а от Светланы прямо-таки разило дорогими, но совершенно безвкусными духами. Еще лет шесть назад он с чистой совестью организовал бы совещание в удаленном формате, но, увы, благословенные времена пандемии закончились.

- И так начнем, - Пал Семеныч «нацепил» на лицо дружественную улыбку. – Я собрал вас всех, чтобы сообщить приятную новость: наш маленький, но дружный и сплоченный коллектив должен стать еще меньше, а, следовательно, дружнее и сплоченнее.

- А насколько меньше? – уточнила Светлана.

- Пока на одного человека, но все зависит от рейтингов, если мы и дальше будем пребывать в том месте, в котором оказались на сегодняшний день, сокращения продолжатся.

- И кто счастливчик? – это Антон нервно вертит в руках «Паркер», переживает.

- Для этого я вас и собрал, - улыбнулся Пал Семеныч. – Вместе и решим, дабы не было обид и традиционных разговоров о заговорах и интригах. Антон…

- Павел Семенович, - перебил редактора Антон. – Хотелось бы напомнить, у меня дядя.

- Хорошо, что вы о нем вспомнили, - кивнул Пал Семеныч. – И так дядя. Я понимаю, вы Антон Трофимович новости предпочитаете писать, а не слушать или читать, но факт возбуждения уголовного дела за взятку на вашего уважаемого дядю, вы не должны были пропустить?

- Там еще все «вилами по воде писано», - возразил с легкой угрозой в голосе Антон.

«Редкий засранец, - подумал Пал Семеныч, - ладно хоть от него не пахнет… К слову абсолютно, странно». – Вслух же ответил Антону:

- Вы совершенно правы, оттого вас я пока не уволю, но! – Пал Семеныч, не переставая улыбаться, глянул на блатного подчиненного холодным взглядом. – Я бы на вашем месте подстраховался и начал работать, а не отделываться писюльками вроде «Выставка бабочек – как признак политической нестабильности в обществе». Подобный бред я терплю до решения суда по вашему дяде. Ну, если не хотите работать, заручитесь поддержкой еще какого-нибудь влиятельного родственника. Вот берите пример со Светланы, у нее и дядя, и муж очень уважаемые люди.

- Мне такого мужа трудно найти, - буркнул Антон, который, не будучи дураком, почувствовал как его жизнь в одночасье может измениться не в лучшую сторону.

- Женись, - хмыкнула Светлана.

- Или заведи любовницу, влиятельных старушек у нас хватает, - поддакнул Игорь, чем тут же привлек внимание редактора.

- Очень ценный совет, Игорь Адольфович, но давайте вы будете делиться своим жизненным опытом в нерабочее время. Я, к слову, качеством ваших материалов в целом доволен, но… Ох уж это но! Последний репортаж с «МАКСа 2045» вызвал большое недовольство у спонсоров. Понимаю, мероприятие впечатляющее, но мы оппозиционное издание и если будем восхвалять режим, останемся без средств к существованию и придется идти работать. Намек ясен?

- Виноват, больше не повторится… Я остаюсь?

- Остаетесь Игорь но это первое и последнее предупреждение. Хотите восхвалять достижения нашей великой Родины, идите работать на государственный канал. Теперь Иван…

- Писать заявление по собственному не буду, - хмуро перебил редактора Иван. – Сокращайте, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

- Вот чем вы мне нравитесь, Иван Алексеевич, так это своей пролетарской прямотой. Вам бы с водочкой завязать, да курить поменьше, цены бы вам не было. Особенно после последней статьи «При каких обстоятельствах Штаты похитили национальное русское блюдо «Ход дог»». Образ Меньшикова, как первого торговца «ход догами» и беззубость наших политиков, не отстоявших интересы национальной кухни с точки зрения Николая Толстого – шедевр. Спонсор очень доволен – жестко, актуально и беспринципно. Именно таким он и видит оппозиционное СМИ.

- Не понял, - удивился Иван. – А кого вы сокращать будете?

- Я же сказал, это решать вам самим. У каждого неделя на жесткий, критический материал. Кто налажает тот и уходит.

- У меня муж… дядя… любовница в Думе… я буду… - возмущенный гвалд заполнил кабинет и Пал Семенычу пришлось стукнуть по столу кулаком:

- Тихо все! Дяди у них, тети, - Пал Семеныч встал из-за стола. – А у меня обязательства перед такими людьми, что все ваши «связи» не стоят и ломанного гроша. Все, шутки кончились, пора посмотреть в глаза безжалостной реальности. Мы на грани закрытия. Или мы честно отрабатываем государственные деньги выделяемые на критику власти или… Или одним сокращением не обойдется. Напоминаю, одна неделя! Это без учета текущей работы, которую никто не отменял. Свободны.

Иван, выйдя на улицу, немедленно закурил, ближайшая камера наблюдения повернулась в его сторону, фиксируя нарушение экологического законодательства в «зеленой зоне». Пикнул мобильный: сообщение от банка, списавшего сумму штрафа со счета.

- Блин, забыл, - ругнулся Иван. – Как же это я так? – с этими словами он вошел в онлайн приложение банка и продлил действие «Премимум индульгенции» еще на месяц. Сумма ушла на счет МВД изрядная, но гораздо меньше тех штрафов, которые можно насобирать за это время. – А это идея! – Иван глянул на камеру, «утратившую» к нему интерес. – Что если попробовать прожить неделю без нарушений закона? Хорошая статья может получиться, обывателю зайдет… Поторопился я с «индульгенцией», ладно, приеду домой, поставлю на паузу в связи с «выездом за рубеж».

Иван завел свой раритетный «Запорожец» и, дымя выхлопной трубой, понесся по центру города к себе на менее «чистую» окраину, заставляя камеры нервно ворочаться на кронштейнах, датчики углеродного следа вспыхивать красным и щелкать фотоавтоматами, а редких сотрудников ДПС – вздрагивать. Но купленная «индульгенция» быстро всех успокаивала.

Дома Иван хотел сразу же поставить, как он ее называл «официальную взятку», на паузу, но сообразил, что толком не знает действующее законодательство. Решил для начала изучить вопрос. Начал, как ему показалось с элементарного – правил дорожного движения и тут же возникли трудности.

«Транспортное средство, находясь на дороге с круговым движением, пользуется преимуществом, за исключением случаев, когда интенсивность движения исключает возникновения заторов…» Иван несколько раз перечитывал данный пункт, стараясь понять, как оценить «интенсивность движения»? Дальше больше: «дорожные знаки имеют приоритетное значение перед разметкой дорожного полотна, за исключением случаев, когда данная разметка нанесена позднее установленных знаков и соответствует внесенным в правила изменениям и дополнениям, согласно пункта - тысяча четыреста тридцать шесть, точка паять, точка сорок семь»…

- Так-так, ясненько – ясненько, - бормотал Иван, листая электронные страницы правил. – Придется на недельку вернуться в разряд «пешеходов».

Подобная перспектива вызвала холодную испарину, так как по всему получалось, если он хочет вовремя оказаться на работе - ему коренному жителю столицы, придется спуститься в метро – прибежище гостарбайтеров и неудачников. Ходили слухи: не каждый «коренной» житель столицы, спускаясь вниз, поднимался наверх. Мафия «понаехавших» легко вычисляла их в толпе, а что с ними происходило дальше, не знал никто.

Не без удивления Иван узнал, что курить в городе запрещено от слова – абсолютно, равно как содержать и разводить не зарегистрированных в общегородской реестр: домашних животных, рыбок и комнатных цветов. Обнаружились ограничения на использование электроэнергии, воды и газа и объема бытовых отходов, которые делились на семнадцать категорий. Семнадцатая утилизации не подлежала и выкидывать ее запрещалось. Куда девать законодательство не поясняло. Поразил Ивана и запрет на проведение самостоятельных ремонтных работ. Наклейка обоев, нарушителю должна была обойтись в тысячу кредитов, замена сантехники уже в тридцать тысяч кредитов, лампочки в люстре – пять тысяч…

«Может за город уехать на недельку?» - подумал Иван, но и тут столкнулся с проблемами в виде штрафов за несанкционирование посещение «природной зоны экологического значения», за использование открытого огня для приготовления пищи, за на постройку и эксплуатацию бань без прохождения процедуры сертификации на предмет выбросов продуктов горения, температуры в парной, исключающей причинения вреда здоровью, организации стока согласно САНПИН номер такой-то… А если вздумал попариться с веником, получи до шести месяцев ограничения свободы или штраф в размере десятимесячного оклада нарушителя. Про сбор ягод и грибов Иван даже читать не стал, поберег психику, хоть и являлся заядлым грибником.

- Нет, плохая идея, - произнес Иван, глядя в зеркало. – Если я напишу что-то подобное, мне до конца своих дней работы не найти ни в оппозиционной прессе, ни в государственной. Что там «спонсору» понравилось? Про пирожки Меньшикова? Продолжим критиковать правильно. Если даже сократят, устроюсь в другую шарашку, главное чтобы на «индульгенцию» хватало, иначе легче в петлю…

Пал Семеныч разложил перед собой листочки с «критическими» статьями подчиненных и начал совещание:

- Антон, можешь когда прижмет! Так разнести постановление правительства на запрет содержать белохвостых попугаев в клетках меньших, чем квадратный кубометр, просто огонь! Дал ты им по соплям, уважаю. Светлана, понимаю, тема качества шнурков для детских ботинок тебе, как матери близка, но слабовато. Нет накала, возмущения «прогрессивной общественности»! А где статистика по травматизму детей из-за утраты правительством контроля за качеством данной продукции? Доработай, а в целом хорошо – злободневно. Игорь, ты меня разочаровал. Обыватель терпеть не может байкеров, поверь. Пусть они в почете «там», но людям они не нравятся: богатые, наглые и главное шумные. А ты на целую колонку расписал какие несправедливые притеснения терпят мотоциклисты в нашем городе. Думаешь, кому-то интересно, что вам запретили ездить в три ряда и использовать моторные масла импортного производителя? Даже если бы вам вообще запретили ездить, большинство наших читателей лишь похлопает в ладоши. Статья должна вызывать недовольство властью, а не наоборот. Не пойдет! Теперь Иван. – Редактор пододвинул к себе листок бумаги. – Ты же говорил, не будешь писать по собственному желанию, а тут это. Что случилось?

- Знаете, Павел Семенович, надоело. Мы столько лет с вами отработали и у меня нет к вам претензий, хоть вы и редкая… Ну вы поняли. Я просто устал выискивать мелочи, которые можно безнаказанно покритиковать за деньги критикуемого. Лучше я пойду «его» хвалить, платят меньше, зато работа проще. Я и место уже нашел на одном из каналов.

- А сможешь, хвалить-то?

- Я «критиковать» уже не могу, тошнит, а хвалить?.. Лишь бы платили, а надоест – вернусь в «оппозицию».

- Учитесь, - Пал Семеныч, снисходительно глянул на блатных. – Человек без связей, сам себя «сделал» и не боится завтрашнего дня. Вам до него как до Китая раком. Хорошо, Иван, - Пал Семеныч подписал заявление. – Если еще буду на плаву, когда решишь вернуться, возьму без вопросов, хоть я и редкая… сам знаешь кто.

Иван, выйдя на улицу, закурил, камера повернулась в его сторону, но тут же вернулась в прежнее положение, «индульгенция» работала исправно. Иван достал телефон и набрал номер, который использовал в последний раз тридцать первого декабря:

- Ало, мам, привет, как здоровье? Хорошо? Ну и отлично. Знаешь что, ты была права, я согласен участвовать в выборах в Государственную Думу. Хватит уже глупостями заниматься. Что? От какой партии? А есть разница? Нет? Тогда сама решай…
Источник: ChillOut story - лучшие истории




КАК МЕНЯ ПОЖАЛЕЛИ


В начале двухтысячных, с переменным успехом окончив первый курс медицинского университета, я решил не сидеть дома, на диване, а найти работу. А куда может устроиться в июле студент-медик? Правильно. Никуда. Брать на два месяца непонятного товарища без опыта работы не захотели ни строительно-монтажное управление №28, ни ночной ресторан «Пралеска», ни гаражный кооператив «Антрекот». Я ещё побегал по всяким рекламным конторам, почти нашёл место полосатой коробки «Стиморола» и даже день поработал, раздавая на улице пробники жвачки (нажевался сам до одури, теперь смотреть на эту гадость не могу). Но тут на моё рабочее место пришёл какой-то «блатной» и меня уволили. На прощанье я стырил в счёт не выданной зарплаты блок пробников (и мои соседи по комнате в общежитии тоже нажевались до одури) и ушёл с гордо поднятой головой. Короче я на них обиделся и «Орбит», уважаемые читатели, гораздо лучше. Особенно без сахара.
Но что-то я отвлёкся. После карьерного краха в рекламном агентстве я слегка приуныл и решил на всякий случай пробежаться по больницам. Мало ли кому нужен санитар на лето. Интернет тогда был редкостью, а для меня, дремучего, вообще непонятной вещью, поэтому я приезжал в отдел кадров очередной организации здравоохранения, заваливался в кабинет с одним и тем же вопросом:
- Вам санитары не нужны?
И, о чудо! Уже во второй больнице могучая начальница отдела кадров смерила меня оценивающим взглядом и спросила:
- Студент?
- Студент, - обречённо вздыхаю я.
- На лето?
- На лето.
И тут она коварно прищурилась.
- Крови не боишься?
Блин, яждоктор. Чего тут бояться.
- Не боюсь, - говорю. – Ни крови, ни ликвора, на прочих биологических жидкостей.
- Молодец, - обрадовалась могучая тётка. – Нам в хирургию как раз санитарка палатная нужна.
- Э-э, - растерялся я. – Какая санитарка? Я вроде бы не подхожу по гендерному признаку.
- А тебе не всё равно? – хмыкнула кадровичка. – На два месяца побудешь санитаркой. Ну там, больного переложить, пол в палате помыть, постель перестелить, обед с кухни забрать. Не высшая математика. Справишься. Так интересует работа или нет?
Куда мне было деваться? Я и согласился. И уже утром следующего дня, получив безразмерный белый халат и швабру с надписью «ОЧХ», драил вытертый линолеум между железными койками. Пациенты смотрели на меня удивлённо, но ничего не спрашивали.
Кстати, в трудовой книжке у меня так и написано «Санитарка палатная». И теперь, устраиваясь в очередной раз на работу, я слышу хихиканье из кабинетов айчаров. Ну, пусть смеются. Хоть какой-то позитив в их беспросветной и несмешной деятельности.
Но вернёмся в начало двухтысячных и в хирургическое отделение.
Через пару недель я привык. Работа была несложная, сутки через сутки. Причём ночью, если не поступали пациенты, можно было беззастенчиво дрыхнуть в санитарской. Ты спишь, а тебе за это ещё и платят. Узнав, что я студент-медик, мои будущие коллеги наперебой взялись меня учить. И диагностике, и швы накладывать, и фармакологии в рамках своей профессии. Так что спасибо вам, доктора, за мою заслуженную пятёрку по хирургии. В этой пятёрке львиная доля вашего рабочего опыта. А уж молодые медсёстры…. Но не будем о медсестрах, мало ли, рассказ дети прочтут.
Утро начиналось с влажной уборки коридора и палат (когда я мыл коридор, то представлял себя волком из «Ну, погоди!». Помните, когда он палубу драил?) Потом – бежал за завтраком на кухню, потом поступление новых пациентов, повернуть лежачих, перестелить тех, кто испачкал простыни биологическими жидкостями. Потом обед, опять влажная уборка, ужин. В перерывах – хиханьки с медсестрой Светочкой, серьёзные разговоры с хирургом Михаилом Фёдоровичем, выслушивание жалоб санитарки тёти Глаши. Ночью – ну как повезёт.
Втянулся. И пациенты ко мне привыкли. Я уже знал, что Николая Петровича с третьей палаты надо ворочать аккуратно, а то он вопит на всё отделение, что Иванов с пятой курит втихаря в туалете и надо гонять его шваброй, а бабушке Васильевой из первой надо брать на кухне отдельный завтрак. А вот вновь поступающие пациенты удивлялись.
Представьте, привезли вас ночью с каким-нибудь холециститом, прооперировали срочно, перевели в послеоперационную палату. А оттуда – в хирургию. Лежите вы утром, к белому потолку привыкаете. А тут заваливает в палату длинный парень со шваброй, и давай полы драить. У многих стереотипы ломались. Расспрашивали. И я, как попка-дурак отвечал одно и то же.
- Нет, не дебил. Нет, не сидел. Да, студент. Да, студент-медик. На лето.
Пациенты и отставали. У них своих проблем выше крыши. Швы болят, и куча чужих людей во внутренностях покопались.
Но один пациент запомнился особо. Поступил как-то солидный такой дядечка по фамилии Петренко с язвой. Язву прооперировали, в палату перевели, лежит, газетки читает. Со скуки давай со мной знакомиться.
- Как зовут?
- Паша, - отвечаю.
- Ты тут медбратом?
- Санитаркой, - хмыкаю я. – Медбратья уколы делают, а я полы мою.
- Ага, - Петренко пожевал губами, отложил газетку.
Пока я линолеум в палате драил, он мне рассказал, как окончил какое-то техническое училище, работает сейчас каким-то важным шишкой на стройке, то ли прорабом, то ли охранником. Я киваю, поддакиваю, а сам не понимаю, чего он передо мной распинается? Скучно, что ли? Домыл и в соседнюю палату убежал. На следующее дежурство опять он мне про стройку втирает. Я молчу, мне ещё коридор драить и за завтраком бежать. А он так строго мне выговаривает, мол, человек в своей жизни должен не останавливаться на достигнутом, вперёд идти.
- Совершенно с вами согласен, - говорю. И дальше убегаю.
А на следующем дежурстве наблюдаю товарища Петренко уже на стульчике, рядом с постом медсестры. Дядечка оклемался после операции, выполз погулять и не прошёл мимо нашей Светочки. Да любой нормальный мужик любого возраста мимо Светочки бы не прошёл. Она на некоторых больных действовала, как дополнительная стимуляция к жизни. Побольше бы таких медсестричек, в больницах сразу выздоровляемость бы повысилась.
Короче сидит Петренко рядом со Светочкой, хвост распустил, рассказывает что-то солидное. Светочка после ночи, ей бы поспать, но ещё кучу бумажек заполнять, вот сидит, терпит. А я вокруг коридор мою.
И тут Петренко переключается на меня. Говорит с искренней отеческой заботой и жалостью в голосе:
- Вот смотрю я на тебя, Паша, и думаю, ведь хороший же ты парень, трудолюбивый.
- Ага, - киваю я. Похвала, она и кошке приятна.
- Вот стараешься ты, работаешь. Но неужели не понимаешь, что нельзя так.
- Как? – удивляюсь я.
- Ну вот так, со шваброй. Здоровому парню до пенсии полы драить.
Светочка удивлённо хрюкает.
- Я понимаю, что любой труд важен, что тут тебя знают и жалеют. Но поискал бы себе что-то достойное.
- Так чем болтать, взяли бы и помогли парню, - фыркает Светочка. – Кто мне тут только что втирал, что самый важный человек на стройке? Взяли бы на подработку. Паш, ты на стройку пойдёшь?
- Пойду, - говорю. – У меня дежурство через сутки, есть свободные дни.
- Да я ж сейчас не про это! – раздражённо машет рукой Петренко. – Тебе учиться надо. В ПТУ идти, или в техникум. Нормальную специальность получить. Токаря там или слесаря. Сварщики хорошо получают. Ты ж вроде не дурак, что тут по больнице бегаешь? Надеешься примелькаешься, связями обрастёшь и тебе помогут в мединститут поступить? Зря надеешься. Поверь пожившему человеку – туда без взятки не пробраться. Где деньги на взятку возьмёшь? Мамка небось выпивает?
Я вспомнил свою мать, старшего преподавателя музыкальной школы.
- Нет, - говорю. – Не выпивает. Детей учит.
- Нянечка в детсаду? Ну хоть накормят её там, - не унимается Петренко. – Про медицинский забудь. Туда точно не попасть. Без блата, без взяток. Я знаю, у моего соседа дочка поступала. Пролетела со свистом. И ты пролетишь. Жалко мне тебя. Вроде умный парень, а никуда не стремишься, не хочешь расти над собой. Так и пробегаешь со шваброй до старости.
- Да он уже на втором курсе, - не выдерживает Светочка.
- На каком втором курсе? – запинается Петренко.
- В медуниверситете, - терпеливо объясняет Светочка. – В том самом, куда не поступить. Студент он. Доктор. На лето к нам устроился, чтоб в общаге пиво не пить. До сентября доработает, а там дальше учиться пойдёт.
Петренко замолчал. И взгляд у него стал какой-то нехороший. Обиженный, что ли. Проворчал:
- Так что вы мне тут голову морочите.
Встал и, держась за стеночку, в палату ушёл.
- Чего это он?
- Да пожалел он тебя, - хихикает Светочка. – Расспрашивал тут, что у тебя с головой. Уточнял даун ты, или шизофреник. Мол, нормальный парень не должен полы мыть.
- А ты чего?
- А я хирургическая медсестра. У меня психиатрия ознакомительным курсом прошла. Я твой диагноз на глаз не определю.
- Дура ты, Светка, - говорю. – Уйди в сторону, мне под столом помыть надо!
С того дня перестал Петренко со мной разговаривать. Уткнётся в газету и молчит. Я пару раз намекал ему о работе на стройке, но он отвечал что-то резкое. Я и отстал. А потом его выписали.
А со Светочкой мы потом ещё долго дружили. Если вы понимаете, о чём я.

© Павел Гушинец (DoktorLobanov)




СНОВА ПРЕДАЛИ


Яндекс карты. Маршрут: Хабаровск — поселок 43 километр, муниципальное образование Обор. Ответ Яндекса — невозможно проложить маршрут общественным транспортом. На машине в объезд пробок 93 километра, два часа девять минут. Пробок там не бывает, там почти нет людей.

Шестнадцать километров по грунтовке от последнего асфальта. Малые родины потомков ссыльнопоселенцев — умирающие поселки леспромхозов и две воинские части. Дальше тайга и Сихотэ-Алинь.

Жены и дети военных, застрявших здесь на всю жизнь, распределенные после вузов специалисты, потомки ссыльных, бичи и деревенские алкоголики. Первые знают, что они здесь не навсегда. Страна развалилась. Леспромхозы встали. Железная дорога умирает. Начало девяностых.

Судя по сетевым фотографиям, за последние двадцать лет ничего не изменилось. Проваливающиеся крыши, падающие заборы, нищета и безысходность.

Мой дом за забором справа от башни. Там всего три дома — пятиэтажка, трехэтажка и двухэтажка. У поселка нет имени, просто 43-й километр. Я работаю учителем в Оборской средней школе. До школы шесть километров. Как и почему меня сюда занесло — отдельная песня. Когда заносило, я не знала, что проживу восемь лет в трех домах в тайге, в поселке без имени. Только номер. Как номер у заключенного.

Мне двадцать семь лет, у меня первый класс и Сашка Габелкин. Сашка второгодник, коренной житель деревни и потомственный алкоголик.

В прошлом году Сашке удалось выучить три буквы, поэтому его не смогли перевести во второй класс. Сокровище досталось мне. Сдать Сашку в коррекционный класс невозможно — такого класса в школе нет, хотя потенциальных посетителей хватило бы на два-три таких класса.

Отправить в школу для слабоумных Сашку тоже нельзя, нужно согласие матери. Мать не хочет отдавать Сашку в школу для слабоумных — он же все понимает и помогает ей по хозяйству, а еще на Сашку нет документов, она их не оформляла.

Мать не очень помнит про Сашку. Она знает, что ему примерно девять лет, и родился он весной. Или летом? Короче, было прохладно, но снега уже не было.

Мать недовольна качеством обучения. Мы плохо стараемся.

Я стою под забором Сашкиного дома. Заваливающийся забор кое-как подперт кривыми горбылями. Вдоль забора деревянные мостки, покрытые утренним тонким ледком — конец октября, к утру подморозило. На мостках сидит голой попой на льду девочка лет трех. Босой мальчишка держится за материну руку.

Еще один копошится в грязных переломанных игрушках, сваленных в кучу у дома.

— Сколько у вас детей?

— Пять. Или шесть? Нет, пять…. Сашка, Витька, эта вот мелкая…. — она считает и загибает пальцы.

— Так сколько же?

— Нет, четыре, — я молчу, она продолжает. — Ну, и там еще остались, в другом месте.

Я понимаю, что детей больше, чем она хочет сказать.

— У вас девочка сидит голой попой на льду!

— Ленка-то? Так она здоровенькая, что с ней будет?!

Они действительно здоровенькие, эти дети. Их живучесть перекрывает потомственный алкоголизм и жесткий климат.

— Сашка курит. Где он берет сигареты?

Сашка предусмотрительно утекает со двора в дом.

— Так ворует, сука…. У отца ворует. Спасибо, что сказали. Я ему **зды дам, чтобы не воровал. Вот как с вами поговорим, так сразу вернусь в хату и дам. Вот никогда он мне не нравился, сучонок! Никогда! Убью тварину!

Зря я пожаловалась, что Сашка курит.

— Ваш муж — Сашкин отец?

— Да нет, какой он ему отец, у меня только Ленка от него.

— А остальные?

— Они у меня все от разных, у меня жизнь такая сложная была!

У меня тоже сложная жизнь. У меня учится Сашка. Сашка курит с четырех лет. С семи пьет. Курит больше, чем пьет, но пьет не в школе, а курит в школе, отпрашивается с урока в туалет и курит. Сашка добрый и деликатный. Я ругаюсь, когда от него пахнет табаком. Чтобы я не расстраивалась, Сашка заедает сигаретку чесночком. Я пытаюсь бороться с детским курением.

— Светлана Юрьевна, можно выйти?

— Не пущу, опять накуришься.

— Так обоссуся же, Светлана Юрьевна!

Сашка курит долго. Пока он курит, я успеваю рассказать остальным самый сложный материал.

В Сашкином присутствии это сделать сложно — Сашке скучно. Он страдает от скуки и вертится на задней парте. Сашка на два года старше и на голову выше остальных детей. Я не могу посадить его вперед, он слишком высокий.

Мы учим с ним буквы после уроков. В сентябре я радуюсь. Сашка очень умный — он запоминает сразу несколько букв. Но на следующий день Сашка не помнит ни одну из букв, которые уверенно показывал мне вчера.

И так каждый день, день сурка. Сашка видит, что я расстраиваюсь, ему неловко. Я тихо его ненавижу. У меня всеобуч. К октябрю мы выучили первую согласную.

Март.

Мы выучили четыре буквы. С учетом прошлого года это уже семь. Мы договорились о том, что «я обоссуся» говорить неприлично. Прилично будет «можно, я выйду в туалет». Мы договорились о том, что он больше не заедает табак чесноком. Сашка усвоил, что просто табак я переживаю легче, чем табак+чеснок. Он не хочет меня расстраивать.

Сашка грустный и голодный. Я пытаюсь покупать ему обеды. Он смотрит на полную тарелку голодными глазами, но не ест.

На мой класс выделено одно бесплатное питание, а детей поселковых алкоголиков намного больше. Я договариваюсь в столовой, о том, что буду платить за Сашку, но порцию будут ставить на стол сразу, чтобы он не знал, что это не бесплатная порция. Сашка совсем грязный и совсем голодный. Он ходит в нестираной рубашке уже третью неделю.

— Сашка, скажи маме, что я велела постирать тебе рубашку, — Сашка прячет глаза.

— Скажи сегодня же.

— А мамки нет.

— Куда она делась?

— Уехала. Они все уехали.

Они уехали все. Эта тварь, нарожавшая толпу детей от разных мужиков. Ее кобель, увеличивший количество никому не нужных детей на глазастую Ленку. Они уехали, забрав всех младших детей и оставив Сашку. Сашка никогда ей не нравился. Сашка три недели живет один в пустом холодном деревенском доме и каждый день ходит в школу. Они забрали даже собаку. Сашка хуже собаки.

Сашка живет в деревенской больнице. Седой пьющий главврач поселил его в палате, кормит завтраками и ужинами. Я кормлю обедами. Сашке постирали рубашку. Он сытый и повеселевший. У него наладилась жизнь. Он не знает, что главному врачу уже прилетел привет за то, что в больнице живет ребенок. Мы решаем, что делать с Сашкой. Он не знает, что мы тоже планируем его бросить. У нас нет выбора, его нужно передавать в детприемник.

Моя мелкота тайком кладет мне на стол конфеты. Они не сознаются, кто положил конфету. Чья это конфета, становится ясно тогда, когда ее бывший владелец возникает рядом со столом с вопросом:

— Светлана Юрьевна, а чо вы конфету не едите? Она вам не нравится?

Иногда эту конфету долго носили в кармане. Она в чумазой потертой бумажке. Я брезглива до ужаса, но ем эти конфеты. Это очень важные для них конфеты.

Сегодня на моем столе лежит грязный откусанный пряник, и вокруг стола ходит счастливый Габелкин.

— Сашка, не видел, кто принес мне пряник?

— Не видал, Светлана Юрьевна, поссать ходил.

Я ем этот пряник, стараясь не думать о туберкулезе, дизентерии и о том, что Сашка точно не мыл руки после поссать. Сашка горд. Он смог что-то сделать для меня в ответ. Он не знает, что завтра за ним придет машина. Пряник стоит у меня поперек горла.

Мы с медсестрой везем Сашку на армейском козлике в Хабаровск. Козлик отвезет нас туда, но не заберет обратно. Обратно козлик забирает с вокзала семью командира соседней части. Нам с Натальей придется как-то добираться обратно на перекладных. На единственный автобус мы можем не успеть. Мы вдвоем, потому что добираться на перекладных по тайге в одиночку страшно.

Сашка отказывается думать о том, что мы можем его отдать, и всю дорогу задает вопросы. Мы с Натальей врем и врем плохо, он заглядывает нам в глаза и верит. Ему очень важно верить. В кабинете инспектора хамоватая молодая бабища с погонами майора орет на меня:

— Почему он у вас не знает дня рождения?! Почему он отчества не знает?! Почему вы не приняли мер, чтобы найти его мать?! Где его документы, я тебя спрашиваю?!

Я не могу рассказывать при Сашке, что его мать — сука.

— Все, я его оформила. Уходи. И не разговаривай с ним, — я не могу с ним не разговаривать. Я вторая сука в его жизни. Я тоже его бросаю. Я поворачиваюсь к Сашке и пытаюсь что-то сказать.

— Светлана Юрьевна! Пожалуйста! Не оставляй меня этой тетке! Она злая! Я выучу все согласные! Я больше курить не буду!

Сашка вцепляется в меня мертвой хваткой. Я обнимаю его и не могу отпустить. Хамоватая баба дрожит губами, оттаскивая меня от Сашки и вышвыривая в дверь:

— Дура! Что ты делаешь! Я же сказала тебе, не говорить с ним!

У нее опыт. Она знает, чего делать нельзя. А я только что прошла инициацию. Наташка плачет. Я отхожу к соседней двери, сползаю по стене на корточки и рыдаю, закрывая лицо руками. Мне стыдно, что я плачу, что плачу прилюдно, что я вторая сука в Сашкиной жизни. В кабинете майора кричит Сашка.

— Дочка, оставила кого-нибудь? — высокий пожилой капитан садится на корточки рядом, обнимает меня и начинает укачивать. Я киваю головой, потому что сказать ничего не могу.

— Братишку? — я мотаю головой, сморкаясь в его платок. Он вытирает мне слезы теплой ладонью.

— Значит, сестренку… — я снова мотаю головой.

— А кого же?

Я выдавливаю сквозь всхлипы:

— Ученика.

— Значит, хороший был ученик...

Светлана Комарова




ЗАБЫТЫЙ БОГ


Когда бог теряет своих последователей, его сразу же увольняют. В самом деле, зачем небесной канцелярии забытые боги?

Вот и меня выгнали, когда скончался последний мой фанат. Эх, а я ведь так старался даровать ему долголетие, здоровье и удачу. Как? Вот как с божественным благословением можно взять и смертельно упасть с дивана?

Ослабел, видать, сильнее некуда. А теперь сижу и ем доширак на причале забытого всеми богами приморского городка. И ничего тут предосудительного нет: мне просто сказали, что дошик — пища богов. За хорошую цену причём.

Не то чтобы я сильно нуждаюсь в еде, но надо же как-то себя утешить? Особенно когда жить осталось совсем недолго.

— Вкусно? — рядом села какая-то розоволосая девушка.
— Сойдёт, — я слегка кашлянул.

Говяжий дошик-то. Острый.

— У вас бульон по бороде стекает.
— Да? Ну и чёрт с ним.

Как будто теперь имеет значение, как я выгляжу. Борода сама по себе признак того, что мне уже плевать на внешность. Раньше-то брился.

Никакой реакции не последовало — девушка с грустью уставилась вдаль. Красивая девушка. Красивая даль — море как-никак.

— А почему вы едите доширак здесь?

Бывшая работа научила не удивляться таким вопросам. В молитвах и не такое спрашивали, а уж что просили… Я искренне любил свою паству, но частенько мне казалось, что меня пытаются использовать для решения своих мелких проблем. А то и для мести. Бр-р-р-р.

— Знаешь, есть своя поэзия, красота в том, чтобы есть доширак на берегу лазурного моря. Своеобразная смесь чего-то простого, сиюминутного и необозримого, вечного. Доширак и море… Кажется, Хемингуэй книжку об этом написал. Ой, там про старика и море. Н-да...
— Вот как…

Странная девушка. Вроде и задаёт вопросы, а такое чувство, будто ей вообще ничего неинтересно. Но, судя по ауре и глазам, — горе на душе у человека. Может, спросить? Или подождать, пока сама расскажет? Если пытается завязать разговор — значит, хочет высказаться, это почти наверняка.

— А вы кто?

Известно уж, кто.

— Бог. Бывший. Очень приятно познакомиться.

Отвечал я спокойно и честно, без всякого ехидства. А чего врать-то? Терять мне нечего, ну а если сумасшедшим признают — что ж, в психушке сойду за своего и отлично проведу время.

— Бог… — ни капли удивления в ответ. — А какой?
— В смысле? Обычный бог. Посылал дождь в засуху, помогал в горе, удваивал радость. Даровал удачу. В воскресенье мне можно было написать на мыло. В Интернете ж было объявление: «Хочешь познакомиться с Богом?»
— Моему другу ты не ответил… — хмыкнула девушка.
— Наверное, просто не моё объявление. Богов-то много. Разных. Правда! — ответил я поспешно.

Ну да, не всё успевал, и что теперь-то? Давайте на меня обидимся ещё! И так обидно, что с работы выгнали.

Хм… И как-то быстро она перешла на «ты»!

— Ясно… А что ты тут делаешь?
— Выгнали меня. Поклоняться мне перестали — вот и результат…
— Безработный бог?
— Скорее забытый, — я вздохнул и посмотрел на розовое от заката небо. — Ещё немного, и исчезну.

Вот теперь она удивилась.

— В смысле, исчезнешь?
— В прямом. Всё сверхъестественное живёт до тех пор, пока в него верят. Я был придуман, в меня поверили — так началась моя жизнь. А сегодня мой последний последователь умер — настало время уходить.

Сказанная вслух правда заставила вздрогнуть. Только сейчас дошло осознание, что умирать-то ой как не хочется! Всё-таки божества созданы по образу и подобию человеческому — желание жить им отнюдь не чуждо. Как и людям, хочется иметь возможность смотреть на закат, поедая дошик и ведя непринуждённые разговоры.

Тяжёлый вздох. Философское отношение к жизни ни разу не отменяло страха смерти. Впрочем, впадать в отчаяние и плакать смысла нет — неизбежной судьбы это не изменит.

Всхлип. Не мой — внезапно разревелась девушка.

— Что случилось? — удивился я.
— Это очень грустно! А-а-а-а! — слёзы ручьями текли по милым щекам. — Я не хочу умирать!
— В смысле? Ты-то тут причём?
— Я… Тоже… Сверх… Сверх… Сверхъестественная.
— Что?! Богиня?
— Тульпа! Меня выдумал один одинокий парень. Я всё для него делала! Любила! А он… Он сказал, что у него есть девушка и я больше не нужна! А-а-а-а-а!

Звучало бы, как банальная история о любви, если бы не тот факт, что теперь моя собеседница исчезнет.

Наверное, стоило её утешить, но как? Это с людьми проканают сказки про сладкую загробную жизнь — мы же прекрасно осознавали, что ничего там в конце тоннеля не будет, равно как и самого тоннеля. Сплошная пустота. Даже без тлена.

— Ты же бог, да? — спросила тульпа сквозь слёзы.
— Я бог, да. Бывший.
— Скажи, почему люди такие злые? Зачем выдумывать нас, чтобы потом забыть? Убить?!

Вздох. Пришло время включить проповедника и толкнуть мудрую речь.

— Люди не злые. Не спорю, зачастую ими движет эгоизм и корысть, злое начало, но добрых всё равно больше. И если так подумать, то порою мы появляемся не как плод эгоистичного желания, но как поборники добра. Я учил своих последователей ладить друг с другом и радоваться каждому прожитому дню. Совершать хорошие поступки. Неплохо служить моральным ориентиром, и навряд ли эта моя роль появилась от злости и эгоизма. Пусть даже изначально я был просто объяснением, почему гром гремит, сменяются день и ночь и так далее.
Ты же, по всей видимости, защищала своего создателя от одиночества. Такое лишь злое желание — не быть одному? Да и потом, благодаря тебе он мог научиться общаться с другими людьми. Найти девушку и уже её избавить от одинокой жизни. Тут было бы большим эгоизмом, если бы парень предпочёл ей свою фантазию. Не живого человека со своими недостатками, но идеальную и послушную тульпу.

Девушка перестала плакать, но всё равно ответила после долгого молчания:

— Всё равно несправедливо. Разве мы не имеем права жить дальше? Что теперь нам делать?

Ответ у меня напрашивался сам собой.

— Можно поверить друг в друга.
— Что? — непонимающе посмотрела тульпа.
— То. Жить хочешь? Я, так сказать, могу эту жизнь подарить и даже улучшить — если в меня поверишь. Иначе я просто исчезну.
— А ты, значит, будешь поддерживать мою жизнь, просто признавая моё существование?
— Именно.

Ну, выбора в любом случае не оставалось. Мне-то признавать очевидное существование тульпы не представляло труда, а вот девушка аж зажмурилась, стараясь в меня поверить. Может показаться глупым: казалось бы, вот он я, бог, но нельзя просто представить моё существование. Надо ещё убедить себя в моём всемогуществе. А то я не божеством буду, а кем-то вроде выдуманного друга.

Получилось! Моё настроение и самочувствие как-то сами собой начали улучшаться, а леденящий страх смерти отступил.

— Это было сложно… Но теперь я в тебя верю.
— Добро пожаловать в мою церковь! Чтобы я становился сильнее, выполняй несложные требования: радуйся жизни, не вреди другим и ешь дошик по воскресеньям. Говяжий. Острый.
— Хорошо, — девушка улыбнулась.

Не сговариваясь, мы подняли глаза к небу, на котором уже сверкали первые звёзды. Я всегда считал, что в человечество стоит верить ровно до тех пор, пока хоть один его представитель смотрит на звёзды. А божества и тульпы, так уж вышло, созданы по образу и подобию человеческому. Значит, и в нас можно верить, пока мы не опускаем головы?

© Большой Проигрыватель




ПРИМАК

Дарью Михайловну во дворе не слишком любили. Характер у неё был резкий, нетерпимый, местами даже категоричный. Любила она, казалось, только две вещи на свете: свою квартиру, полученную ещё её родителями, да коллекцию фарфоровых статуэток, собираемых несколькими поколениями семьи.

Неудивительно, что две старшие дочери выпорхнули из семьи, едва им исполнялось 18 лет.

Старшая, Катя, вышла замуж за профессора одного из московских институтов, увела того из семьи. Средняя, Марианна, сделала менее удачную партию, её муж был обыкновенным инженером. Из достоинств – он был старше супруги всего на 15 лет, а не на 36, как у Кати, собственная квартира да отсутствие алиментов. Впрочем, и Катин муж алиментов не платил, все его дети были гораздо старше новоприобретенной «мамочки».

Обе дочери практически не приезжали, иногда Катя сухо поздравляла мать и сестру с праздниками по телефону. Марианна не звонила совсем, как отрезала прошлую жизнь, даже со старыми подружками оборвала всяческое общение. Когда Дарья Михайловна, набравшись духа, однажды поехала к средней дочери сама, та ей двери не открыла, хотя в квартире явно кто-то находился.

С матерью оставалась третья дочь, Света. В 18 лет она, как и сёстры, сделала попытку вырваться, но Дарья Михайловна была категорична:

- Мужа приведёшь к нам. Я не намерена на старости лет при трёх дочерях пользоваться услугами соцработника. Ясно?

Спорить не хватало ни духа, ни сил, и Света покорно приводила своих поклонников знакомиться с матерью. Правда, ни один из них не прошёл «проверку качества» у суровой Дарьи Михайловны, у каждого находилось к чему придраться. Вообще, все три сестры были красавицами, особенно старшие. Но Свету отличал характер: мягкая, стеснительная, добрая, даже удивительно, как такая выросла в этой семье.

Почти шесть лет Света провела «при матери». Та контролировала дочь: куда пошла, когда вернется, с кем общается. Но когда Свете исполнилось 24, она вдруг поразила весь двор смелым поступком. Узнали соседи об этой «выходке» из уст самой Дарьи Михайловны:

- Дура! Столько мужиков, а она самого пропащего выбрала! Ни кола, ни двора, даром, что москвич!

Так все и узнали, что тихая безропотная Света тайно вышла замуж и поставила мать перед свершившимся фактом. Сказать, что Дарья Михайловна была недовольна, значит, ничего не сказать.

- Примак, настоящий примак! К жене жить припёрся! Мои родители спины гнули, зарабатывали на квартиру, мы с Пашкой покойным её обихаживали всячески, а этот припёрся на всё готовое! – соседки ничего не говорили, просто слушали, и это ещё больше распаляло говорившую, - Где ж это видано, чтобы муж к жене жить приходил?! Ууу, глаза б мои его не видели!

О том, что сама когда-то привела в родительскую квартиру мужа Пашу, о том, как требовала, чтобы муж Светы жил с ними, она как будто забыла.

В общем, поселились молодые у Дарьи Михайловны. Новоиспеченный муж и зять Алексей оказался симпатичным, улыбчивым, приветливым, завидев его, всегда хотелось улыбнуться в ответ. Всем нам парень понравился, и посмеяться может, и руки из правильного места растут – вон, мигом починил сломанную скамейку, до которой у ЖЭКа руки месяц не доходили! А главное, Света без ума от него была, впрочем, по всему видно, чувства были взаимны.

Не иначе как «примаком» Дарья Михайловна Алёшу не называла, костерила и в лицо, и за спиной. Если что-то делал, то не так, если не делал, то «лоботрясничает и ваньку валяет».

Прожили чуть больше года. Как-то хмурая Дарья Михайловна вышла во двор и на вопрос, что с её настроением, ответила:

- Съезжать собрались, квартиру им, видите ли дали! – на поздравления и расспросы, кто дал и кому, пояснила, - Да этому, примаку нашему. Его коммуналку, видите ли, расселили. Бросить меня решили!

Но прошло какое-то время, а Света с Алексеем так и жили у матери. На робкий вопрос соседки Иры, когда переезд и новоселье, Дарья Михайловна довольно усмехнулась:

- Остаются у меня, свою квартиру сдавать будут. И правильно, Светка беременна, кто ей поможет, если не я?

Она продолжала шпынять зятя, а тот в ответ даже не огрызался. Мой Коля удивлялся:

- Ну у тебя и нервы! Как ты её терпишь? Я даже пяти минут не могу в её обществе находиться!

На это Алексей смеялся:

- Да нормальная она тётка! Ну злая чуток, и что? Главное, не подличает, не пакостничает, уже за это спасибо. Да ещё за Светку, за то, что родила когда-то.

Родился Павлик, названный так в честь давно покойного дедушки. Дарья Михайловна даже вроде как помягче стала, внук занимал всё её время. Она гуляла с ним во дворе, а когда соседки спрашивали, «что это за очаровательный молодой человек?», отвечала, как бы нехотя, но с затаенной гордостью в голосе:

- Вот, внук. Ничего без меня не могут! Что поделать, мальчонка же не виноват, что его родители такие охламоны!

Потом у Павлика родилась сестренка Даша, и теперь Дарья Михайловна гуляла с двумя внуками сразу. Света с мужем работали, дети присмотрены, почти идиллия. «Почти» - потому что если внуки и растопили суровое бабушкино сердце, то к зятю она так и не помягчела.

А потом случилось то, что случилось. Как-то днём в дверь позвонили. Дарья Михайловна открыла дверь и обомлела, не сразу признав старшую дочь:

- Катя?

- Я что, так сильно изменилась? – нервно спросила дочь, - Вообще-то я поговорить. По поводу квартиры.

- Какой квартиры?

- Твоей. Вернее, нашей, - Катя выделила голосом слово «нашей», - Я хочу свою долю.

- Но… К чему такая спешка? Дождись, пока умру, потом дели с сёстрами.

- Помрёшь ты, как же! – Катя была непривычно резка и деловита, - Мне нужно сейчас! Поняла?

- Ты как с матерью разговариваешь? Носа не казала тринадцать лет, звонила раз в год, а теперь явилась, ни «здравствуйте», ни «как твоё здоровье, мама?», квартиру тебе подавай, - Дарья Михайловна рассердилась не на шутку, - Жди, пока помру, это моё последнее слово.

- А ты? Ты сама мне хоть раз позвонила, спросила, как я живу? - Катя пошла в наступление, - Ну ничего, не хочешь по-доброму, будет по закону!

Новость о том, что Катя и присоединившаяся к ней Марианна подали заявление в суд на родную мать, взбудораживала весь двор. Да, характер Дарьи Михайловны никому не нравился, но чтобы вот так, судиться с матерью… Суд со всеми апелляциями длился почти год, в результате каждый остался при своих: квартира была полностью приватизирована на мать, ни одна из дочерей доли в ней не имела.

После последнего заседания Дарья Михайловна, постаревшая и усталая, подошла к старшим дочерям:

- Что ж вы со мной так, будто я сволочь последняя?

Катя отрезала:

- Почему «как»? Ты и есть сволочь! Из-за тебя моя личная жизнь разрушилась! И старый муж бросил, и жених ждать не стал. Ненавижу! Скорее сдохни, а я на твоей могиле канкан спляшу.

Марианна кивнула, соглашаясь со старшей сестрой:

- Ничего, подождём. Сдохнешь, сама лично всё твоё фарфоровое барахло кокну! Как же я ненавидела, когда ты меня его каждую неделю натирать заставляла…

Дарья Михайловна поджала губы:

- Посмотрим…

Через несколько дней с ней случился удар. За матерью ухаживала только Света, ранее отказавшаяся поддержать сестёр, да её муж, «примак» Алексей. Их уход дал о себе знать, Дарья Михайловна даже встала на ноги. Передвигалась по дому с палочкой, на улицу не выходила, но тем не менее, врачи даже заговаривали о возможности полной реабилитации.

Когда всё случилось, Света позвонила сёстрам. Но Катя бросила трубку, а Марианна весело сказала:

- Ух ты, недолго ждать осталось!

Дарья Михайловна прожила ещё три года. За полгода до смерти она всё-таки слегла окончательно, стала полностью зависима от младшей дочери и зятя. При этом у неё сохранилась ясность ума и речь, что удивительно для такого рода больных.

Она лежала, исподлобья наблюдая за ненавистным зятем, который убирался в комнате. Света так надеялась, что хоть перед смертью мать подобреет, оценит всё, что Алёшка для неё сделал, но… Последними словами Дарьи Михайловны было обращение к Алексею:

- Пожалуй, я даже рада умереть. Там хоть рожу твою ещё не скоро увижу. Примак…

После смерти матери активизировались старшие, Катя и Марианна. Уже на похоронах они начали было делить имущество, но один из родственников их одернул. Через несколько дней позвонил помощник нотариуса, пригласил всех на оглашение завещания. В небольшом кабинете собрались все три сестры, Света и Марианна были с мужьями.

Нотариус начала зачитывать документ. Даже для неё, многое повидавшей в своей практике, завещание было удивительным, единственным в своём роде. Любимую квартиру, деньги на счету в банке, коллекцию фарфоровых статуэток, в общем всё, что у неё было, она оставила зятю Алексею. Марианна в гневе заорала, что мать была не в себе, это "Светка её чем-то опоила", но нотариус заявила:

- Завещание составлено сразу после суда. ещё до инсульта. Дарья Михайловна была в уме и здравой памяти.

Что там началось, лучше не рассказывать, но и Катя, и Марианна покинули контору с проклятиями в адрес младшей сестры и её мужа.

…Света сидела как каменная. Муж подошёл к ней, обнял, она подняла к нему заплаканное лицо:

- Мама меня совсем не любила, да?

- Дурочка, - Алексей погладил жену по голове, - Очень любила. И именно поэтому оставила всё мне, знала, что в любом другом случае сёстры тебе ничего не оставят. А я тебя люблю, в обиду никому не дам, и никогда не брошу…

На следующий день были девятины. Обе старшие дочери на кладбище не явились. Алексей положил у временного креста цветы и, глядя куда-то вверх, произнёс:

- Я всё понял, и сделаю, как ты хотела, - он помолчал и вдруг улыбнулся, что было странно для такого скорбного места, - Постараюсь как можно дольше не тревожить тебя своим присутствием, спи спокойно.

Хихидна




РАБОТЯГА

Свежий снег. Забор и ворота, фонари хотят быть среди звезд, но только ими кажутся. Я пришел на работу. Моргнул и не заметил, как за мной захлопнулась дверь. Не услышал. Буковски направил на меня бесконтактный градусник.

— Да ты почти при смерти!
— Сколько у меня?
— Тридцать два градуса.
— Я только с улицы.
— Ну да, да. Главное — не сорок, нам тут не нужен этот сраный вирус. Иди, сегодня делаешь головы.

Буковски отложил градусник и отметил меня в журнале. Ночная смена. Я прошел в раздевалку. Толпа работяг сидела за столом.

— Если утром не тяпну, то не засну.
— То же самое, только мне при детях нельзя.
— Видели ту тёлку из агентуры?
— Блондинку?
— Да, такая сучка, я бы ей…
— Опять жрешь?
— О курва, снова потрошить, почему всегда я?

В общем тупые разговоры мужиков, которые оставили свои мозги в цеху годы назад. Я переоделся, купил «Монстр энерджи» в автомате, прислонился к шкафчикам и закрыл глаза. Десять минут чтобы собраться с мыслями.

Прокрякала крякалка, механизмы пришли в движение, конвейер смерти и пищепрома загремел шестеренками. Я взял тележку и покатил ее по цеху. Наверху обезумевших быков вырубали током, подвешивали, потрошили и сдирали шкуры. Кровища наполняла огромный резервуар. Я навалил полную тележку голов и покатил в ту часть цеха, где эти головы смолили, отделяли языки, вынимали мозги, спиливали рога. Я не спал третий день. Только между сменами разок часа три. Бледный свет ярких ламп бьет в глаза, выжигает все из головы. Все мысли кроме одной – двести денег в час, где еще такое найдешь? А за шестнадцать часов выходит… ох, много, наверное, проклятые налоги, обдирают работяг, а куда еще податься?

Бычий глаз дернулся, а потом вроде бы начал смотреть. Я катил тележку и смотрел в глаз быка. Наверное мышцы в этой башке еще дергаются. Вот что значит природный запас прочности, жизнь цепляется даже за мертвую голову, тотенкопф. А меня и разделывать не надо – только упаду на койку, и ни одной конечностью не шевелю, ни одним мускулом. Никто меня не заставит двигаться, я двигаюсь минимум за двести денег в час. Цех длинный, я качу тележку и переглядываюсь с бычьей головой. Красавцем, наверное, был этот бычара. Голова посмотрела на меня с прищуром.

— Тяжело, да?
— Да, тяжело. Скажи, бык, я рехнулся?
— Нет, ты такой же, как и я.
— Какой?
— Мертвый.
— Ну ****ец.
— Все нормально, мы, мертвые, понимаем друг друга.
— Я не помню, когда умер.
— Вчера. Но ты так упахался, что пропустил даже свою смерть.
— А что мне? Двести в час, бычара, двести в час.

Я довез тележку и выгрузил головы на ленту. Бычья голова улыбнулась.
— Пока, работяга, не болей.
“Черт, нужно выспаться, возьму отгул, отлежусь. И в баньку бы, повыбить из себя всю эту вонь,” — я пошел за второй партией голов. Все они переглядывались и улыбались.

Утром на выходе со скотобойни я как всегда отмечался. Напротив моей фамилии в журнале значилось: «Не пришел. На звонки не отвечает».

Maxim Zaytsev




ОПОЗДАЛА

— Я тебя прошу, пожалуйста, побыстрее. Ты же знаешь, сколько идёт регистрация. Обычно я приезжаю в аэропорт за два часа!
— Обычно? Ты второй раз в жизни летишь, — усмехнулся Артём.
— Ты бы лучше так собирался, как остришь.
— Остришь?! Мам, никто уже так не говорит. Ты же в 80-м родилась, а не в XIX веке.

Артём вышел из спальни, встал у зеркала и, пропустив обесцвеченные волосы сквозь пальцы, шутливо подмигнул своему отражению.
Вера залюбовалась им. Артём был похож на своего отца в юности — высокий, статный, глаза ярко-синие, ямочки на щеках — красивый мальчик. «Но балбес!» — перебила одна мысль другую. Сын. Не муж. Мужа Вера вспоминала другими словами.

— Ну, что ты возишься, Артём?!
— Сейчас, кроссовки зашнурую. Ма, успеем, не переживай. А вообще, если честно, я не понимаю, зачем тебе туда ехать. Жила сорок лет, вдруг — хоба, нарисовался какой-то левый чувак — оте-е-ец!
— Как я тебе объясню? Ты же своего папу знаешь. Мы разошлись, но ты с ним видишься, общаешься. А у меня отца никогда не было.
— Но он чужой тебе. Не растил, не любил, даже не искал тебя.
— Нажимай уже на кнопку. Теперь ещё лифт будет ехать... Сынок, есть такое чувство — зов крови. Понимаешь?

Лифт, не доезжая двух этажей до первого, дёрнулся и встал. В зеркале Вера увидела своё побледневшее лицо.
«О Господи, только не это!» — Вера долго смотрела на застывшую красную цифру три на табло. Казалось, из-за этого лифт должен поехать.
— Ну почему, почему именно сегодня?
— Мам, так бывает. Типа, закон подлости.
— Так бывает? У меня на самолёт билеты невозвратные, понимаешь?! Я на них денег у Лены заняла. И отпуск — пять дней.

Вера начала всхлипывать.
— Слушай, у меня тоже сегодня тусовка. Я за пультом. Тебя ещё в аэропорт везти...
Вера вскинула взгляд.
— Т-у-у-у-с-о-о-овка?! Ну, конечно. Это же так важно! Подумаешь, я отца никогда не видела. Подумаешь, если я опоздаю на самолёт, то и не увижу!
— Да чё ты драматизируешь?! Ещё не опоздала. Во-вторых, перенесёшь вылет, да и всё. Не раскисай..
— Лифт не поедет через 10 минут — опоздаю. Вылет нельзя перенести, кому я минуту назад объясняла про билеты? И отец болен. Понимаешь? Я могу не застать его.

Артём нажимал на кнопку вызова лифтёра.
— Смертельно что ли болен?
— Люба писала, что он в кардиологии несколько раз за последний год лежал. Сердце, сосуды, давление – букет, в общем. Последнее время тоже нездоровится.

Слушай, давай службу вызовем, — Вера достала телефон.
— Какую службу?
— Ну, какую вызывают, когда лифт застрял.
— Не знаю я, какую. Интернета нет, погуглить не могу.
— Тогда 112.
— Точно. Давай.

Вера набрала номер, приложила к уху телефон, и, глядя куда-то внутрь себя, застыла.
— Алло, девушка, здравствуйте! Мы в лифте застряли, а у меня самолёт.
На последних словах голос Веры задрожал.
— Пожалуйста, помогите нам! Да, конечно, адрес. Улица Веры Пановой, 28. Второй подъезд. Нас двое: я и мой сын. Нет, сын не маленький, двадцать лет. Сколько? Почему так долго? Поняла, спасибо.

— Долго ждать? — равнодушно спросил Артём.
— Диспетчер передаст бригаде, и они приедут в течение двух часов. В лучшем случае. Говорит, что мы пятые, кто в нашем районе сегодня в лифте застрял.

Вера прислонилась к стенке.
Три месяца собиралась. Сначала на работе никак не могла добиться отпуска. Можно подумать, если она не будет вести одну неделю МХК, то студенты затоскуют. Да никто даже не заметит её отсутствия.
Потом деньги искала. Сначала пыталась копить, но — то кран сломался, то утюг сгорел — одно к одному. Хорошо, что подруга выручила.
Вспомнив, что билеты не поменять и деньги не вернуть, Вере стало жалко. Себя, денег, отца.

Он тоже хотел встретиться. Последний раз они виделись много лет назад. Так вышло. Мама сначала переехала, а потом умерла. Вере было три года. Её воспитывала бабушка. Про отца бабушка ничего толком не знала, кроме того, что он из Омска. И что у них «...с дочкой не сложилось».
Вера выросла и искала его. Много лет. Нашла случайно. Даже чудесно. В соцсетях подписалась на блогершу одну, она лекции по психологии вела. И Вера ей зачем-то написала, что лекции замечательные и что "мы ещё и однофамилицы". Потом беседа откровенная, фото, слёзы и телефонный звонок. Сёстры!
Люба стала сразу такой родной, будто они друг друга всю жизнь знали. Смеялись, что где-то у отца, может, ещё Надежда есть.

Вера смотрела в зеркало лифта и плакала. Как она могла, дурочка, подумать, что у неё будет семья?
— Мам, ну ладно тебе. Ну, хочешь, я у отца денег попрошу на билет? Не плачь! Я ему не скажу, что для тебя. Он даст.
Они обнялись и долго так стояли.
«Не такой уж и балбес», — подумала Вера.

— Девушка, ну когда нас отсюда вытащат? Уже два часа прошло. Да, я звонила. Хорошо, мы ждём. На самолёт я уже всё равно опоздала, – последнюю фразу она сказала уже себе.
Когда лифт запустили, Вера и Артём сидели на полу. На первом этаже сеть восстановилась, посыпались сообщения из соцсетей и мессенджеров.
Верхним на экране было сообщение от Любы.
«Вера, сегодня умер папа. Тромб».

orskaya




ОСТАНОВКА ВОСТОК

Сергей Иванович, сидел на кухонном подоконнике, смотрел на дождь, курил и грустил.

Поводы были солидные, достойные переживания, как герои награды. А кухонька, наоборот, была маленькая, переделанная из коридорчика, в котором раньше, давным-давно, было место только для вешалки на пять шапок с пальто и тремя крючками для зонтиков, и пуфика, на котором обувь кто обувал, а кто наоборот. Да, ещё зеркало было, почти в рост. Но тех времён Сергей Иванович не застал. Он тогда не жил в этом доме. Он тогда вообще не жил. Не было его тогда, позже он родился. А за время от вешалки до его переезда, геометрию старого дома перекроили, из большой квартиры сделали несколько маленьких. Спасибо, что отдельных, не коммунальных. Ему достался старый коридор, частью которого, стала уборная, а другой частью, с окном, стала кухня-прихожая. Но это было только приданным. Приданным к комнате, главному богатству этого помещения. Комната была большая, в два окан и с высокими потолками. Если встать на подоконник, то до полукружного верха окна можно было достать, только вытянув руки вверх. А до потолка и со стремянки не каждый ростом вышел дотянуться.

Сигарета стлела, кофе остыл, Костомаров встал и пошёл одеваться. Несколькими минутами позже он вышел в подъезд, прошёл по каменным ступеням, чуть касаясь пальцами отполированного прошедшими десятилетиями дерева перил, что венчали чугунный узор, замазанный похабным кричаще-зелёным цветом. Как легко испоганить красоту. Массивные двойные деревянные двери выпустили его на божий свет. Свет был сер и скучен, в воздухе висела дождливая взвесь. Пройдя по деревянному тротуару до калитки, выкрашенной вместе с забором во всю в ту же перильную краску, он оглянулся на окно кухни: сюда он больше не вернётся.

Неспешным шагом Сергей Иванович дошёл до вокзала, сел на первый попавшийся троллейбус, благо это был именно тот маршрут, что был нужен, и поехал куда фары глядят этого лупоглазо-рогатого транспортного средства современности.

Троллейбус был почти пуст, но он не стал садится, а расплатившись с кондуктором, встал на площадке у прохода, держась за поручень. Костомаров смотрел в окно и ни о чём не думал. Думать о том, что есть, о том, о чём имело смысл сейчас думать, не хотелось. А о чём хотелось подумать, помечтать - не думалось. Вот так он и проехал несколько остановок тупо глядя в окно. А потом появилось оно — пьяное в хлам животное, взглядом своих кроличьих глаз отдалённо лишь смутно напоминающее человека.

Существо грубо и сильно толкнуло Сергея Ивановича, благо выпитого с лихвой хватало на грубость, а силой не обидела природа. Толкнуло, прорычало что-то невразумительно-матерное и сделав ещё пару шагов, рухнуло на сидение.

Костомаров посмотрел на это божье творение и сказал:

- Вы должны извиниться.

Пьяный харкнул на пол и зло ощерившись процедил сквозь зубы:

- А по зубалу не хочешь? - перевёл взгляд за спину Сергея Ивановича и сказал туда: - Даже не дёргайся, а то тоже получишь. Нет у меня для тебя ничего.

Костомаров понял, что речь ему за спину предназначалась для кондуктора, мужика неопределённого возраста, чем-то похожим на самого Сергея Ивановича: фигурой, потухшими глазами, неуловимыми чертами лица, говорящими о том, что он скорее будет уговаривать, чем драться, даже получив под жопу или вытерев платком харчок со своего лица. И Костомаров был таким. Но не сегодня. Сегодня он был другим. Так уж вышло, так уж получилось, дожилось, дотерпелось, лопнуло.

- Вам следует извиниться, - повторил он громиле.

Тот нехотя встал, сделал два шага и так же спокойно дал Костомарову в морду. И снова сел на место. Он не ругался и не добивал лежащего на полу. Он был выше этого. Это чмо на полу недостойно, чтобы им заниматься всерьёз. Поставить на место и хватит с него. И точно - хватило. Сергей Иванович даже не встал, отказался от помощи подошедшего кондуктора, и продолжал полулежать, оперевшись на локоть руки. Сплюнул кровь, и вытерев губы, минутой позже он, вдруг, удивил слух пьяного пассажира набором слов, что составил в предложение, посыпал нажимом и направил в адрес своего обидчика:

- Вы должны извиниться.

На этом месте случилась остановка. Как оказалось, это была именно та остановка, что была нужна безбилетнику. Тот встал, и не удостоив Костомарова даже пинком в ответ, вышел.

И дальше, в принципе, было бы не о чем рассказывать. Три-пять других пассажиров, что были в салоне, продолжали делать вид, что их тут нет, что прекрасные пейзажи за окном полностью поглотили их, кондуктор с сочувствием и пониманием смотрел на Костомарова, Костомаров лежал, чувствуя себя говном. И понимал, что это так и есть.

Это понимание было хуже всего. Это понимание и толкнуло его стащить, по случаю, у знакомого пистолет. Тот похвастался, что нашёл его прямо под ногами, когда шёл с работы, и решил оставить себе, на всякий случай. А Сергей Иванович, через пару раз на третий придя к тому в гости, взял да и стащил его.

И теперь пистолет, который на самом деле был револьвером, револьвером системы Нагана, лежал у него в кармане, а все ячейчи револьверного барабана были полны. Нет, одного патрона не хватало. Знакомый сказал, что проверил револьвер на работоспособность. Испытания показали, что работать тот способен. И теперь, видать, пришла пора.

Поработать он должен был позже, в роще, куда и ехал Сергей Иванович, чтобы на берегу реки, на любимом месте и остановить бег уставшей от движения сердечной своей мышцЫ. А тут передумал. Во-первых, он ясно осознал, что у него не хватит духу выстрелить себе ни в сердце, ни в голову, а во-вторых... Да, ему ужасно захотелось сделать мир чище. Уменьшить численность мерзости на земле хотя бы на одну тварь. Где-то на заднем плане сознания маячила мысль, что дело не в твари, а в нём самом, но он решил, что с него станет уже умных рассуждений и поднявшись с пола, вышел вслед будущему покойнику.

Тот ушел недалеко. Не успел. Пока искал сигареты, зажигалку, пока прикуривал, тут и подоспели две пули в затылок. Хлоп. Хлоп. И его больше нет. А он об этом и не знает, потому что был пьян настолько, что по земле ходило лишь его тело, в то время как разум крепко спал, уступив место на троне этому скотскому, грязному, мерзкому, что обычно сидит на цепи его подсознания, за высокой стеной и крепким забором, но всегда выбирается наружу, когда мозги тонут в алкоголе. Теперь тонуть нечему. Мозгов не было. Расшлёпались по асфальту.

От вида мёртвого тела Костомарову стало плохо. Он никогда не видел мёртвых, в таком виде. В кино если только. Но там это было не по-настоящему, и не он их убил. А тут он, и всамдель. Ноги подкосились, и Сергей Иванович не упал только потому, что под жопой оказалась ступенька троллейбуса. Он сидел на ней, свесив руки с колен, и ждал, что будет дальше.

А дальше ничего не случалось. Сейчас, по крайней мере. Тех, кого как бы тут не было, не стало реально. Тихо рассосались в окружающем пространстве. С ними убёг и водитель, бросив штурвал своего рогатого корабля и его команду на произвол судьбы. Ненастоящий он был капитан.

И прохожих не было.

Рядом подсел кондуктор. Только выше на ступеньку. Помолчали. Кондуктор курил, Костомаров нет. Он с пятого класса не курил. Как тогда веник с пацанами за школой покурил, так больше и не курил. Об этом он и начал рассказывать продавателю редких счастливых билетов. Кстати, Сергею Ивановичу он продал счастливый. Но тот этого не знал. Поэтому желание не загадал и билет не съел. А сделал бы так, может что и не так бы пошло. Вдруг бы весело, с песней и в другую от беды сторону. Может даже и взаправду туда где свет, туда где счастье.

Он начал исповедь со школьного двора, и пошёл и пошёл. А кондуктор, забрав из его безвольных пальцев пистолет, который револьвер, сел на место, и больше не мешал ему; слушал молча, не перебивал, прикуривал от предыдущей следующую, и кивал в такт рассказа. Не считая деталей это была и его жизнь. Поменяй декорации, имена персонажей и - ву а ля! Словно в зеркало смотрел кондуктор, внутрь себя, через этого горемыку.

- И не его же я хотел убить. Себя. Но понял, что не смогу, что струшу. А ещё понял, что его - смогу. Теперь пойду в тюрьму. И всё будет ещё хуже, чем есть. А ещё час назад казалось, что хуже быть не может. Может. Надо только пробить уровень поддержки, и сразу видно, что дальше есть ещё куда. Знаете как...

Он не договорил, он умер. Кондуктор выстрелил в зеркало. Зеркало рассыпалось осколками, обнажив реальность. В этой реальности к двум трупам у ног кондуктора бежали десять лычек и четыре звёздочки на плечах трёх фигур в форме. В руках у них были пистолеты. На этот раз не пистолеты, которые револьверы, а просто пистолеты, системы Макарова - орудия убийства, штатные для органов внутренних дел.

Они были вовремя. Если бы им вздумалось опоздать на немного, то кондуктор мог остыть, испугаться и не сделать того, что сделал сейчас - встал и поднял руку с револьвером в сторону бегущих. Он не собирался стрелять, но знал, надеялся, что они - будут. И те не подвели, открыли огонь. На остановке стало на одно мёртвое тело больше.

Три трупа, ещё не остывших от того времени, когда были людьми, с прошлым, которое подвергнется не слишком тщательному анализу молодой, но уже безразличной к чужому горю девушки - дежурного следователя, с труповозным настоящим и абсолютно бесперспективным будущим - морг, могила, здравствуй ад.




ЗАЩИТА ОТ ПОЛНОЛУНИЯ

Знаете, один философ как-то сказал, что жизнь – всего лишь последовательность неприятностей. Некоторые из них серьезные, некоторые - не настолько. От большинства можно защититься, если быть осмотрительным и придерживаться в жизни системного подхода. Философа звали Коля Фадеев, и он не дожил и до двадцати лет, по невнимательности сгорев насмерть во время дачной пьянки на втором курсе универа. Перед этим Коля успел сторчаться - так что в некотором роде доказал свою собственную теорию, проявив и отсутствие планирования, и известную неосторожность.
Впрочем, в чем-то ему повезло больше – как минимум, теперь у него едва ли болела голова. А вот обо мне такого сказать было как раз нельзя.

Коля Фадеев и его ранний транзит на небеса вспомнились мне явно не просто так. Во-первых, череп гудел так, словно батальон ангелов устроил в нем благотворительный концерт. Преимущественно на ударных инструментах, но встречались и духовые. Во-вторых, в воздухе отчетливо пахло горелым. На этом список неприятностей на сегодня не исчерпывался. Потому что, в-третьих, я с неудовольствием осознал, что понятия не имею, кто я вообще такой и где, собственно, нахожусь.

Я открыл глаза и обнаружил, что вокруг меня, на мне и вообще, насколько хватает взгляда, навалены сухие листья, какие-то лоскутья мха и мелкие веточки хвороста. Пришлось сначала пошевелиться, пытаясь не обращать внимания на грохот в голове, а потом героически привстать. Часть лесного мусора осыпалась с меня на землю, и я понял, что неприятности только начались. Для начала, я был совершенно голым. Как будто этого было мало, известное количество листьев все же осталось на мне, приклеившись к телу. Оторвав один лист, я осмотрел его, потом даже понюхал и, наконец, признал, что здорово перемазан кровью. Все это мне очень не понравилось.
К тому же было холодно.

Я поднялся и задумался о том, что в моем возрасте даже умеренное употребление алкоголя уже не может считаться полезным. Правда, не до конца было понятно, о каком именно возрасте идет речь. Я осмотрел себя и остановил взгляд на кистях рук. Они были перепачканы все той же кровью, и, для разнообразия, землей. Два ногтя были обломаны, а под остальными темнела бурая кайма. В остальном это были нормальные, хоть и порядком исцарапанные, руки мужчины лет тридцати-сорока. Которыми этот, несомненно, совершенно нормальный мужчина предусмотрительно вырыл некое подобие лежки. На которой, предусмотрительно зарывшись в листья, спал.
Бутылок, пустых или полных, вокруг видно не было. Шприцов – тоже. Хотя это многое бы объяснило.

Осмотревшись, я пришел к выводу, что совсем недавно рассвело, а нахожусь я в самом заурядном смешанном лесу. Листья уже начинали желтеть – следовательно, на дворе начало осени. Я отчего-то наклонился, зачерпнул ладонью гость рыхлой почвы и с наслаждением втянул ноздрями насыщенный, слегка гнилостный запах. Впереди виднелась поляна– и я, дрожа от утреннего холода, двинулся к ней, то и дело натыкаясь и так израненными босыми ногами на сучки.

В центре поляны красовался здоровенный, совершенно сказочного вида пень. Он напоминал многоногое чудовище, осьминога или мутанта из комикса. Я пригляделся. Чудовище кто-то убил – в центр пня был воткнут нож. Такой безобидный закругленный нож, каких полно в столовой любого бюджетного учреждения. В лесу он смотрелся не на своем месте. Как и целлофановый пакет, который едва заметно выглядывал из норы под корнями невинно убиенного пня.

Я вытянул пакет и заглянул внутрь. В нем была пара резиновых сапог и защитный комбинезон, какие носят рыболовы и грибники. Я натянул комбинезон, влез в сапоги. Все было моего размера. Я вынул нож из пня и убрал в карман. Нужно было вернуть его обратно в столовую – ведь именно я, как я вспомнил, принес его сюда. Вместе с пакетом. Пакет я скомкал и убрал в другой карман. Мусорить на природе –последнее дело. Ее защищать надо.

Малозаметная тропинка вывела меня на опушку. Гарью пахло отчетливо. Скорее всего, неподалеку деревня - а это плохо. Это может означать еще пару-тройку неприятностей, о которых я могу узнать тогда, когда готовиться к ним будет уже слишком поздно. Мой взгляд отыскал слегка укрытый плотным кустарником внедорожник отечественного производства, выкрашенный в защитный цвет. Я подошел к нему и дернул ручку водительской двери. Заперто. Я сунул руку во внутренний карман комбинезона, нащупал брелок и нажал на кнопку. Щелчок. Мигнули фары.

Я забрался внутрь явно своей машины. Достал из бардачка пачку влажных салфеток, как следует вытер лицо и руки. Пошарив под сиденьем, выудил початую бутылку коньяка. Сделал пару глотков, плеснул на грудь, немного втер в волосы. Для убедительности. Потом вставил ключ, завел мотор и вырулил на проселочную дорогу.

Направление я выбрал интуитивно. Сперва вдоль обочины тянулся все тот же лес, потом, в самом деле, промелькнула небольшая деревня, ее сменило поле.

Кажется, в этот раз обошлось без приключений, подумал я – и увидел впереди стоящую на обочине полицейскую машину. Возле нее стояли двое стражей порядка – не сотрудников дорожно-постовой службы, а патрульных. Один из них вышел на дорогу, жестом руки указывая мне притормозить. Второй внимательно смотрел на мою машину, поправляя на груди автомат.

Я затормозил, опустил боковое стекло.
Полицейский подошел ко мне, и, не утруждая себя приветствием, потребовал:

- Документы, уважаемый.

На миг я задумался. Полицейский смотрел на меня с подозрением. Принюхался, ощутив исходящий от меня запах дешевого коньяка. Рука его легла на кобуру. Вспомнив, я распахнул бардачок, заставив полицейского напрячься, извлек оттуда служебное удостоверение и продемонстрировал в раскрытом виде.

Патрульный внимательно вгляделся в написанное. Вновь окинул взглядом мой помятый вид. Выражение его лица сменилось на одновременно брезгливое и сочувственное.

- Удачи, лесная охрана, - он отошел, потеряв ко мне всякий интерес.

Я поднял стекло и надавил на газ. Предусмотрительность и системный подход. Только так можно уберечься от неприятностей. Жаль, что не от всех.

Я, наконец, вспомнил, как меня зовут и где я работаю. И вспомнил, что на самом деле случилось с Колей Фадеевым.
Как на меня накатило в первый раз, и как я поджег эту злополучную дачу, на которой мы, закадычные друзья, отмечали переход на второй курс лесхоз института. Какая яркая тогда была луна и как меня раздражал Коля, основательно подсевший на дурь и не желавший это признавать. Как я пришел в себя и увидел, что натворил – ведь больше было некому. И как дал себе слово быть ответственным и осторожным, чтобы такого больше никогда не повторялось.
И почему выбрал защищать лес – чтобы поменьше общаться с людьми, оберегая их тоже – от того, что со мной происходит. Но иногда неприятностей просто не получается избежать.

Зря я остановился на ночь возле этой деревни. Патрульные были чересчур внимательными. Настороженными. Если подумать, я почти уверен, что кровь была не только моя.

Я был неосмотрителен. Я просто хотел переждать в лесу приступ. Как я делал уже много раз.
Возможно, кому-то вновь не повезло.

От полнолуния нельзя защититься.
Можно только подготовиться.

Денис Золотов




КОТИК КАК ЯВЛЕНИЕ В ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ


Женька расстроена. Институт рабства упразднили, и непонятно, где теперь порядочная девушка должна искать нормального мужика. Такого, который будет и по дому работать, и Женьку уважать. Женьке всего двадцать пять, а жизнь ее уже юдоль скорбей и печалей, и каждый встречный норовит добавить немножко печали от себя лично.
Вот к примеру Вовка. Казалось бы, мужчина порядочный, очки даже носит, сам умеет гладить брюки. Мечта, а не мужчина, хоть сейчас на выставку достижений народного хозяйства. Она думала, у них все хорошо, даже немножко влюбилась, и еще велосипед купила, чтобы летом ездить вдвоем в Михайловку. Никто не предупредил Женьку, что нельзя влюбляться в мужчину, если у него очки и стрелки на брюках. Оказалось, такие-то экземпляры самые опасные, ты его любишь-любишь, лепишь ему вареники на день рождения, а потом он однажды звонит и признается в любви.
— Понимаешь, — говорит, — я влюбился, зай.
И ты ему такая:
— Ой, какое совпадение, я тоже влюбилась!
И вот тут оказывается, что влюбился он в какую-то Людку, а признается в этом Женьке. Что за Людка такая, неизвестно. Ясно только, что дура, и рожа у нее козья, будьте счастливы, уроды, вы нашли друг друга.
Женька трубку бросила и ушла на балкон курить. Господи, как вредно для здоровья общаться с мужчинами. Шесть месяцев не курила, и вот пожалуйста — пять минут разговора с мужчиной, и всю силу воли коту под хвост. Надо бы выведать номер этой Людки, предупредить ее, с каким канцерогеном она связывается.
В этот момент на балкон к Женьке пришел котик.
У Женьки дом построен так, что по балконным перилам можно обойти кругом все здание, если возникнет желание, и вестибулярный аппарат не будет возражать. У котика с вестибулярным аппаратом было все хорошо, вот он и пришел. Серенький такой, на лице печать страдания, в желудке киты поют свои скорбные песни. Спрыгнул с перил на пол, сел между старым тазом и велосипедом, и говорит:
— Мяу!..
Страдальческим таким тоном — сразу ясно, что котик в жизни повидал разное, и желудок от голода сводит так, что все лапки замерзли, можно у вас погреться на кухне, рядом с мясом?..
— Даже не подлизывайся, — сказала Женька. — Знаю я вас, мужиков. Ты же мужик, верно?
Приподняла его за лапки, развернула к себе кормой, котик оказался мужик.
— Значит, тоже сволочь, — заключила Женька. Сволочь благодарно замурлыкала. Ну вот как с ними по-хорошему?..
Пришлось унести котика на кухню. В кастрюле с супом нашлось куриное крылышко, Женька сервировала котику шведский стол в миске на полу. Котик открыл рот ровно два раза, первый раз, чтобы проглотить крыло целиком, не жуя, со всеми его зигзагами. А второй раз — чтобы спросить: «Мяу еще чего-нибудь?..»
Женька поняла, у котика в жизни неприятности. Жизнь у котика сложилась неудачно, жена бросила, с работы выгнали, хозяева не кормят. Может, даже держали его дома взаперти, заставляли день и ночь работать по хозяйству. Потом однажды окно осталось открытым, и котик перегрыз зубами свои цепи и сбежал. Спустился с восьмого этажа по водосточной трубе и оказался на Женькином балконе. Нельзя же просто выкинуть беглого котика вон из квартиры, даже не покормив?..
Она положила в миску пару ложек сметаны и два вчерашних пельменя, все это исчезло внутри котика за пару секунд. Потом Женька разбила сырое яйцо. Яйцо разбилось случайно, Женька зацепила его локтем, когда вынимала из холодильника творог для котика, и оно упало. Котик втянул его в себя одним вдохом, чуть не подавился скорлупой.
— Силен ты жрать, — сказала Женька.
Котик взглянул на нее грустными глазами, по глазам было видно, что он хотел бы рассказать о всех тяготах и унижениях, с которыми ему довелось столкнуться в последние годы. Хотел бы, но не может. Пасть занята творогом.
В котика поместились еще четыре крабовых палочки, консервы из тунца и большая часть йогурта, прежде чем котик икнул и отпал от миски. Уселся на задницу, мяукнул:
— Сейчас… Еще молочком запью… И я в порядке.
— Надо тебя помыть, — сказала ему Женька. — И расчесать. У тебя, наверное, блохи. У моего бывшего тоже были, я вас, мужиков, хорошо знаю.
На самом деле у Вовки не было блох, это Женька придумала, чтобы котик понял: тем отношениям пришел конец, кроме котика у Женьки никого нет.
Пока котик находился в сытом коматозе, она унесла его в ванную, намылила собственным мылом, ополоснула под душем. Котик говорил:
— Не одобряю я этого, — но в целом не сопротивлялся.
Потом Женька устроила котика на ПМЖ под батареей, отдала ему плед, чтобы ему было мягко. Потом вышла на балкон, ей хотелось посмотреть, откуда все-таки пришел котик. Высунулась за перила, тут-то ее и окликнула бабулька с соседнего балкона.
— Девушка, а вы кота здесь не видели, скотину нашу серую? Не знаю, то ли вниз идти искать, то ли он по перилам ушел.
Оказалось, котик постоянно практикует гостевой брак. Уходит к соседям, жалуется на судьбу. Потом оприходует холодильник, выспится, и домой.
— Мужик, что с ним сделаешь, — пожаловалась хозяйка котика. — Они все такие. Так я к вам отправлю внука, он заберет кота, хорошо?..
Пришел соседский внук, пропорциями молодой викинг в футболке, только без шлема и топора. Женька открыла дверь и покраснела. Знала бы раньше, что по соседству такие внуки, давно бы выкрала котика самостоятельно.
Внучок сказал:
— Я за котом, — тоже покраснел и добавил: — Много он сожрал?.. Я оплачу, если надо.
Женька ляпнула первое, что пришло в голову:
— Примерно как ужин в кафе.
Так что завтра Женька идет в кафе, принимать выкуп за котика. Котик, конечно, оказался негодяем, но даже из этого можно иногда извлечь пользу.
Может, хотя бы викинги ведут себя порядочнее, чем котики.
Подержим пальцы крестиком.

© Алексей Березин




СЕГОДНЯ БАБА НИНА РЕШИЛА УМЕРЕТЬ.


Четверг - самый подходящий для этого день. Её отец всегда говорил, что в четверг можно начинать самые важные дела своей жизни.
Переход в мир иной - разные это не важное дело?
Баба Нина, прибрав жиденькие волосы под цветастый платочек, легонько позавтракала вчерашней пшённой кашей с молоком и приступила к домашним делам - негоже оставлять после себя беспорядок.
Подоила и покормила козу Нюру. Нюрка вредничала - так и норовила боднуть хозяйку.
- Ишь раскапризничалась! Тихо, тихо, милая, - баба Нина погладила строптивицу. - Не волнуйся, не брошу. Почтальонша заберёт тебя себе. Ты уж не серчай, но так надо. Да, и не подведи меня, не позорь перед новой хозяйкой. Молочко давай исправно и не жри, дура балахманная, всё подряд. А то снова к ветеринару попадёшь.
Коза Нюра притихла, будто прислушивалась, лишь изредка поддакивая еле слышным «мэээ».
-Ну вот и умница, - баба Нина прижала к себе рогатую красавицу.
- Мяууу, - послышалось из-за крыжовенного куста.
- А кто бы сомневался, - усмехнулась старушка. - Ты, Федька, акурат к завтраку завсегда поспеваешь.
Худющий , местами облезлый кот грязно-графитового оттенка в две секунды оказался около ведра с парным молочком и тут же включил остатки некогда знатного обаяния.
Федька терся о ноги бабы Нины, намурлыкивая извечную мелодию: «Дайте, подайте, два дня не евши».
Кот оказался у бабы Нины по воле судьбы- жестокой, кошачьей судьбы. Шесть лет уж как приятельствует со старушкой.
Изначально то он не Федькой был, а Филом. Таким себе роскошным, породистым котом со сволочным характером, которого привезла с собой из города парочка влюблённых, квартировавших два летних месяца в соседнем доме.
Жили ярко, шумно, с ночными гулянками да утренними драками.
Фил, сволочь такая, повадился к бабье Нине прибегать. Спасался от слишком активных хозяев. В хату заскочит, на кровать запрыгнет, на чистом покрывале развалится и дрыхнет.
Старушка гнала наглую морду, но тот пока не выспится и не думал отправляться восвояси.
Граф, одним словом.
Фил, видать, предвидел расклад собственного жития-бытия.
Поигрались с ним его хозяева два месяца, а потом оставили котофея за ненадобностью на произвол судьбы.
Тут-то коту и пригодилось знакомство с бабой Ниной.
Пришёл голодный, холодный, с поникшей головой. Как же он жаловался на судьбинушку свою горемычную.
Разжалобил таки старушку - приняла кота. Только имя ненашенское Фил - тьфу, и придумают же такое! - сменила на понятное - Федька.
Кот не противился - Федька так Федька. Харчам деревенским тоже не сопротивлялся, трескал борщ и кашу за обе щеки. А молочко Нюркино так, вообще, полюбил до умопомрачения.
Сначала котяра разъелся, стал на колобка похож. Но вскорости пора любви пришла, и Федька ударился в разврат.
Эх, как его скрутило! Оказался он котячим Дон Жуаном. Ни одной кошки не пропускал. По ночам котофей во всё горло радовал местных пушистых красавиц изысканными руладами со всеми вытекающими последствиями.
- Вот падлюка, - сердилась баба Нина на питомца, ворочаясь в кровати.
Бурная страсть до добра Федьку не довела. Вскорости от шикарного колобка осталась жалкая половина, а некогда роскошная графитовая шубка значительно поредела.
В общем, Федька стал похож на графа, который был вынужден вести деревенский образ жизни.
-Иди сюда, падлюка такая, - бубнила баба Нина, наполнив миску кота свежим молочком. - Оголодал поди. Ля на него, поистрепался весь.
Федьку дважды приглашать не приходилось. С завидным аппетитом он приступил к сельскому завтраку. Налакавшись вдоволь, кот развалился на грядке под кустиками мелиссы, подставив набитое пузо под лучи сентябрьского солнышка.
Управившись с козой, баба Нина собрала падалицы - ох и много яблок уродилось в этом году. Затем неспешно сгребла граблями огромную кучу листьев, осыпавшихся со старой липы. Видать, заболела старушка липа, осыпается раньше времени.
Долго трудилась баба - к старости совсем медлительной стала. То и дело останавливалась дыхание перевести, а заодно и вспомнить моменты пролетевшей жизни.
Быстротечна река времени.
Нет, пожилая женщина не боялась. Она хорошо подготовилась к смерти, всей своей сущностью ощущая, что пришла пора уйти.
Всему своё время. Всем свой час. Свой час она израсходовала.
Отобедала баба Нина супом с фасолькой. Закусила размоченными в чае баранками.
Сентябрь красавец в этом году кокетничал вовсю - то нежным солнышком зальётся, то зашуршит ветром, а то, гляди, дождиком рассиропится.
Сегодня у сентября выдалось романтичное настроение. Нашептывал слова любви легким ветерком.
Баба Нина притомилась. Присела на скамейку около хаты, залюбовалась поздним цветением алой розы.
Задумалась- хорошо, что в такой погожий день смерть к ней придёт. А то, что эта дама к ней сегодня пожалует, баба Нина не сомневалась. Улыбнулась почти беззубым ртом. Пришло ее время.
Итак, восемьдесят два годочка по земле топталась. Взглянула на солнце, глаза тут же заслезились. Непрошеные слёзы, путаясь в морщинах, покатились по щекам.
Баба вздохнула - уютно умирать ясным четвергом.
Солнечные лучики пригрели старые косточки. Старушка и не заметила как задремала.
-Баб Нин! Вставай , а то всю жизнь проспишь! - послышался хрипатый мужской голос.
Старушка встрепенулась.
- Чтоб тебя, - беззлобно буркнула она. - Я своё уже пожила, а ты, Ваня, точно свою жизнь пропьёшь. Гляди на него - каждый день навеселе. Уйдёт от тебя Галинка. Потом будешь пузыри из носа пускать.
- Баб Нин, дай десятку до получки. А? - Ваня прижался красной мордой к покошённому забору .
- Не дам, - отрезала баба Нина. - Хороший ведь мужик. Рукастый, толковый, а пьёшь, словно пьянь подзаборная. Не дам. Галину пожалей, ирод! На сносях ведь.
- Я её люблю больше жизни, - Ваня прижал руку к сердцу, видать демонстрируя силу своих чувств.
- Топай домой. Некогда мне твои бредни пьяные слушать. Занята я.
- А чем ты занята? - с неким вызовом поинтересовался мужик. - А?
- Помирать собралась. Приготовиться надо, а ты мне баки забиваешь дурьнёй свой. Иди домой. Проспись. Завтра приходи, пригодишься.
- Не приду, - подбоченясь, с вазовом произнёс мужик и потопал восвояси, бурча напоследок, - как помочь - так быстренько Ваню зовут, а как десяточкой прошу поделиться - так шиш!
Вдруг остановился, неуверенно развернулся на пьяных ногах в сторону собеседницы, скрутил дулю и тыкнул ею в бабу Нину.
- Вот тебе помощь! Обиделся я, баб Нин! Так и знай!
- Иди уже, профессор картофельных очисток. Иди, и бувай здоров, - вздохнула баба Нина и заволновалась - уже и сумерки подоспели, а она не приготовились как следует.
Сладко дремлющий на скамейке рядом с хозяйкой Федька, тихонько мяукнул, мол, пора к ужину готовиться.
-Отсыпаешься, лежебока? - усмехнулась старушка, потирая затёкшие коленки. - Скоро на свиданку побежишь. Беги, беги, милый.
Кот с удовольствием потянулся и снова едва слышно подал голос - не то соглашаясь со словами хозяйки, не то опровергая их.
Баба Нина со скрипом поднялась со скамейки и, едва переставляя постаревшие ноги, почапала в домик- пора к смерти готовиться.
-И я когда-то по свиданкам бегала, - уходя, она, взглянула на кота . - Всему своё время.
Федька хозяйку вниманием не одарил. Он без особого энтузиазма марафет наводил. К вечернему рандеву с местными кошечками готовился.
Баба Нина, неспешно шагая по садовой дорожке, вспомнила, что не полила грядки - вон, мята и шалфей совсем завяли. А яблоня снова яблок нароняла в траву. Собрать бы…
Но не стала собирать яблоневые плоды. Вздохнула и прошла мимо. Не для кого. А ведь раньше каждое яблочно бережно подбирала, чистила и варенье варила . Ароматное получалось. Вкусное, янтарное, будто с солнцем. Любили его…
В хате пахло фасолевым супом и … старостью. Тикали настенные часики.
Пытаясь выбраться наружу, в окно билась запоздалая муха. Хозяйка дома со вчерашнего дня за ней гонялась.
- Ишь, - подхваченной со стула старенькой кофтой замахнулась на неё баба Нина.
Муха тут же исчезла - то ли обрела вечный покой, то ли ловко спряталась.
Баба Нина не стала запирать дверь. Ещё не хватало, что бы завтра дверь ломали. Утром почтальонша придёт, покличет бабу, ответа не услышит, в дом зайдёт и поймёт что к чему.
Старушка открыла шкаф, и извлекла оттуда свёрток. Развернула, достала вещи и разложила на кровати. Залюбовалась. Хороша батистовая сорочка. Ой, как хороша! Сколько лет прошло, а она как новенькая. Так она и есть новенькая. Ни разу не одёванная.
Это ж сколько она своего часа ждала?
Как жизнь быстротечна. Вроде и не жила, а уже и умирать пришла пора.
Старуха налила в миску воды, умылась, после стянула простенький фартушок, как она говорила, протершийся на карманах байковый халат и надела сорочку.
-Ой, - с усмешкой выдохнула баба Нина, взглянув на себя в помутневшее от времени зеркало. - Усохла баба. Правду говорят - к старости человек в землю врастает.
Сорочка оказалась длинной до пят, дощатый пол прям подметает. А ведь когда-то едва до щиколоток доходила. Да уж, старость, старость…
Баба Нина волосы старательно расчесала и сплела в тоненькую косицу, бусы янтарные на шею нацепила, а плечи покрыла платком почти невесомым. Сама вязала.
Вроде приготовилась.
Тут рядом раздалось настырное мяуканье.
- Що? Опять жрать? От не нажера ты, Федька! - хмыкнула баба Нина и легонько оттолкнула от себя слишком настырного кота, который чуть не сбил ее с ног. Она и без него в длинной сорочке путалась. - Ты, милый, не обессудь, но сегодня переходи на свои хлеба. Пойди в амбаре мышку излови. Будет тебе сытный ужин.
Федька, не понимая в чем причина отказа в еде, ещё сильней начал тереться о ноги старухи.
- Давай, давай, милый, иди на улицу, - баба Нина подхватила кота на руки и, то и дело наступая на длинные полы сорочки, вытурила бывшего графа на улицу.
Захлопнув дверь за четвероногим, баба Нина резко ощутила тишину.
Настало время уйти. Нет, не из дома уйти, настало то, о чем не говорят.
Пружины протяжно вздохнули, когда старушка укладывалась на такую же древнюю, как и она сама, кровать. Умостилась поудобней, сложила руки на груди и притихла.
Вот она, вечность, впереди. Можно отпустить всё, что не успела сделать, прожить, пережить. Баба Нина ощутила как боль смиренно покидает тело, а кто-то невидимый тихо шепчет на ухо - выходи.
И вот уже рядом с ней сидит её единственный и самый родной. Дмитрий. Муж. С ним она прожила тридцать счастливых лет. И в радости, и в горе были рядом.
Он был её второй половинкой, она его. В народе говорят - жили душа в душу.
Дмитрий своими руками этот домик отстроил, хозяйственный мужик был. Быт наладили, хозяйством обзавелись. По вечерам частенько о детях мечтали.
Но годы шли, а мечты оставались мечтами. Не дал им Бог деток. Стали поговаривать о том, чтобы усыновить ребёночка, но Дмитрий начал болеть. Один инфаркт, второй…
Вскорости умер. Баба Нина тогда от горя почернела вся. Год жила как в тумане. Дом забросила, курочек раздала. Не в радость ей жизнь стала.
И решила она тогда умереть. Купила сорочку батистовую, бусы янтарные.
Неизвестно как бы дальше всё сложилось, если бы в их селе не началось строительство детского дома.
Возвели двухэтажное здание слишком быстро. Через год уже детвору заселяли.
Сразу стало шумно в округе. С утра и до вечера детские голоса, смех, крики.
Баба Нина, которой в ту пору было под шестьдесят, сердилась. Ни днём, ни ночью покоя нет. Она привыкла к тишине и уединению. Даже одичала слегка. С соседями не зналась. Так - здрасьте, до свидания.
Однажды не утерпела и пошла к начальству детского дома ругаться, так мол и так, жития нет от вашей детворы.
Только, вот, не смогла и слова вымолвить, когда пришла на место. Малышня её обступила, за передник дергают, в руки заглядывают.
Нет, в детском доме и вкусной едой пахло, и чисто было, и мебель добротная, но…
- А ты нам яблок принесла? - улыбнулся вихрастый мальчишка лет семи.
- Яблок?! - опешила пожилая женщина, еле сдерживая слезы.
- Яблок. Да, - утвердительно махнула головой девчонка примерно такого де возраста. - Мы видели - у тебя их много на деревьях.
Баба Нина не успела ответить. К ним подошла воспитательница и начала разговор. Только вот посетительница на смогла ничего вразумительного ответить. Она лишь улыбалась детворе и гладила то одну, то другую стриженную макушку.
К вечеру она снова пришла в детский дом. Только в этот раз в одной руке держала огромную соломенную корзину, полную румяных яблочек, а в другой - корзину поменьше с ещё тёплыми ватрушками.
Детвору дважды приглашать не пришлось. Ватрушки в миг разлетелись. Баба Нина с замиранием сердца смотрела с каким аппетитом уплетают её гостинцы мальчишки и девчонки. Только и слышно было довольное чавканье и хруст яблочек.
Смотрела и вновь ощущала себя нужной.
По вечерам пироги пекла, утром в детдом относила. Яблоки собирала и сортировала: лучшие - деткам, червивые и падалицы - на варенье. Уж очень детворе ее янтарное яблочное варенье нравилось.
Зачастую и малышня к ней вместе с воспитателями наведывались. Устраивали трудовой десант - кто яблоки с деревьев обрывал, кто грядки поливал, а кто и просто озорничал. Тогда весь двор наполнялся детским смехом.
А баба Нина еще козу прикупила. Все знают, что козье молоко очень полезное для детей. Потчевала детей молочком, а воспитателей чаем с мелиссой. Нервная эта работа - за детьми присматривать.
Так и жила баба Нина вся в делах и заботах.
Год назад начали поговаривать, что детский дом будут в город переселять, а это здание решили в коровник переделать. Построено оно было наспех, вот и рушилось со всех сторон - то крыша течёт, то водопровод забьётся. Для детей не подходило.
Уже три месяца прошло, как детский до стал необитаем. Тихо стало в селе. Мало того, что само село опустело- молодежь в город уезжала, старики потихоньку уходили, тут ещё и детдом съехал…
… Баба Нина лежала тихо. Смерть ждала. Четверг - самый лучший день для этого. Странно - обычно слышно, как шуршат ветви яблони, а тут тишина. Прям гробовая. Пришло время…
Вдруг баба Нина явственно услыхала как во двор вбегает шум - голоса, спор, а после топот детских ног по деревянному настилу крыльца.
Старуха напряглась, а через секунду испуганно встрепенулась, заметив детскую мордашку, прижатию в упор к оконному стеклу.
- Эй, ты нас угостишь яблоками. - засмеялась мордашка.
Баба Нина боялась шелохнуться - может это сон.
- Бабушка, ты нам дашь яблочек? -послышался второй голосок.
Хозяйка дома неспешно поднялась с кровати и направилась к двери.
- А вы откуда? - еле промолвила она, глядя на ватагу детворы, толпившейся на маленьком крылечке.
- Мы в том доме будем жить, - засмеялась бойкая девочка лет семи, указывая рукой куда-то в сумрачную даль за калиткой. - Наш папочка нам дачу купил.
- У нас, знаешь, какой папа? - засмеялся мальчишка чуть поменьше возрастом. - Самый лучший.
- А мама у нас самая красивая, - добавила старшая девочка.
- А что же вы днём не пришли ? - всё ещё не веря происходящему, спросила баба Нина.
- Так мы только что приехали, - протараторила самая бойкая. - Ну ладно, мы побежали! - добавила девочка и, схватив сестричку с братиком за руки, потянула их с собой к калитке.
Ватага растворилась в темноте сентябрьского вечера. Пару минут баба Нина ещё стояла, глядя вслед убегающему шуму, и куталась в платок. Казалось бы - такая ерунда, можно вернуться и снова тихонько ждать исхода, но сочившийся с огорода запах трав был так насыщенно прекрасен, что баба Нина не удержалась и, подхватив лейку с водой, ещё хранившей солнечное тепло, направилась поливать шалфей и мяту.
Она бережно сорвала соцветие тимьяна и растерла в ладони. Вдохнула и стало снова больно, и вместе с тем радостно и пьяно. И ветер вдруг зашумел и снова зашелестели ветви яблони.
Нет. Сегодня баба Нина не может умереть. И пусть смерть поставит крестик в своём календаре и направляется к тем, у кого нет дел. У бабы Нины есть дела поважней чем умереть, пусть даже в самый подходящий для этого день - четверг.
Путаясь в длинных полах батистовой сорочки, она доплелась до садовой скамейки, присела и просмотрела на небо.
Луна золотым блюдом красовалась на скатерти неба.
Баба Нина вдохнула аромат осенней ночи и заторопилась в хату. Завтра с утра надо яблоки - все до одного - собрать и варенье наварить. А лучше повидла. Давненько она не готовила яблочное повидло. А ведь пироги с яблочным повидлом особенно вкусны.
А завтра пятница. Женский день.
Говорят - в женский день все дела у женщин спорятся.
Знатное повидло получится!

(с) Анжела Бантовская




ЧТО Ж ТЫ МОЛЧАЛ ДЕСЯТЬ ЛЕТ?


Этот попугай достался мне от первой жены при разделе совместно нажитого имущества, хоть таковым и не являлся, поскольку жил в её доме задолго до меня.
- Забирай! - сказала она. - Вы с ним - два сапога пара!
Так в нашем доме появился красавец жако с кошачьим именем Маркиз, который был тут же переименован моей мамой в Кешу.
Всем Кеша был хорош, и только один недостаток не давал нам покоя:
Кеша не говорил...
Все наши усилия выдавить из попугая хоть слово терпели фиаско. Кеша молчал, как партизан на допросе.
И только дед не одобрял этих наших попыток.
- Отстаньте от попугая! - ворчал он. - Вам что, поговорить больше не с кем?
Наверное, на этой почве они с дедом и сошлись.
Деда попугай устраивал, как внимательный и молчаливый собеседник, а попугай любил, наклонив голову, слушать деда, когда тот что-то мастерил или садился вечером за стопочку.
В конце концов мы решили показать Кешу соседке, которая держала двух болтливых волнистых попугайчиков и слыла специалистом по обучению пернатых русскому языку.
Стоит ли говорить, что Кеша произвёл на соседку неизгладимое впечатление.
Она была от него в полном восторге! Долго ходила вокруг него кругами, всплёскивала руками, что-то приговаривая, а потом решила зачем-то погладить.
Она протянула руку и коснулась пальцем головы мирно дремавшего попугая. Потревоженный Кеша открыл один глаз, недовольно покосился на незнакомую даму и вдруг ясно и чётко произнёс:
- Отстаньте от попугая!!!!
Соседка потеряла сознание, а Кешу с этого момента прорвало. Получилось, как в том анекдоте про немого мальчика, который однажды за обедом вдруг сказал: "Суп пересолёный!", - а на вопрос:
"Что ж, ты, молчал десять лет?!" - ответил:
"До этого всё было нормально!"
Вот так и Кеша.
Молчал-молчал и вдруг заговорил. Беда заключалась в том, что заговорил он голосом, интонациями, а самое главное, словарным запасом деда.
Дед, весьма крепкий ещё старик, был на войне шофёром, вернулся без одной ноги и всю жизнь проработал плотником.
За словом в карман никогда не лез и словарный запас имел весьма характерный для человека такого склада ума и образа жизни.
Почему попугай выбрал именно деда объектом для подражания, остаётся загадкой, однако факт остаётся фактом - матерился Кеша именно как плотник, виртуозно и заливисто.
Соседку это шокировало, однако не вывело окончательно из себя. Она решила взять над Кешей шефство. Обучить его хорошим манерам и правильному русскому языку. По собственной инициативе она чуть ли не каждый день приходила и проводила с ним занятия по какой-то специально освоенной зарубежной методике.
Деда это изрядно злило, однако он старался держать себя в руках. Только после ухода соседки, что-то недовольно бубнил себе под нос. Впрочем, несложно догадаться, что именно.
В конце концов, видя что все её усилия не дают никакого, хоть мало-мальского результата, соседка, на радость деда, свои занятия бросила.
А где-нибудь пару месяцев спустя, когда мы всей семьёй вечером пили чай, она заглянула на огонёк, справиться о Кешином здоровье. Кеша, сидевший с нами на кухне, увидев соседку, встрепенулся и вдруг произнёс:
- Берегите попугая!!!
Кеша - птичка дорогая!!!
Это была фраза, которой соседка безуспешно пыталась научить Кешу в течение несколько месяцев. И даже то, что попугай сказал эту фразу интонациями деда, не могло омрачить радости педагога. Кажется, у неё даже слеза выступила от умиления.
А попугай покосился на вспыхнувшую от своего успеха соседку и добавил тем же голосом деда:
- Лучше бы кота говорить научила, дура шизанутая!!!

Александр Белявский.




ИСТРИЯ ОДНОГО ЗАМУЖЕСТВА

"Замуж выйти не напасть, лишь бы замужем не пропасть!" (Русская народная поговорка)
Жила я себе, и горя не знала! Зарабатывала хорошо, дома чистота-порядок, комар носа не подточит, готовить на себя одну, тоже много ума не надо, да и от одиночества не страдала - всегда под рукой бывший однокашник, Федька Панкратов. С Федькой и в свет выйти было не стыдно, и выпить можно, и за жизнь поговорить, а уж какие кренделя выписывал в делах любовных - обзавидуешься!
Подружек у меня, воз и маленькая тележка. Незамужние, завидуют замужним, замужние, завидуют незамужним, и только Аська Филозова, разведенка с небольшим стажем, во время девичников и прочих общих сборов, сидела с лицом женщины, посвященной в главную тайну человечества и познавшей все перипетии бытия, и загадочно улыбалась.
Замужние, особенно две Наташки, Бурмистрова и Голопятова, капали на мое сознание, с постоянством христианских миссионеров на просторах глухой и дикой Африки: и замуж-то мне надо срочно, а то так девкой и помру; и детей наклепать побольше; и хозяйство общее повести, твердой женской дланью - а зачем же еще, мы, бабоньки, на свет божий являемся, если не затем, чтоб осчастливить своим телом и духом, какого-нибудь заплутавшего, лысеющего хозяина жизни? Действовать, по их авторитетному мнению, надо было безотлагательно, потому как удивительно короток и стремителен женский век, я вот-вот мхом порасту и паутиной покроюсь, и тогда уж точно, никто меня женой видеть не захочет, к гадалке не ходи! А тут еще, как назло, Федька мой подженился, на какой-то приезжей медсестричке, и не стало у меня, одним махом, любовника, собеседника и собутыльника. Ну, я сначала, по-бабски так, в депрессию нырнула, смотрю, а там темно, влажно, липко - неприятно, короче. Нет, думаю, нечего мне тут искать, надо срочно заарканить себе добытчика и охотника, и пребывать за мужем, как за железобетонной стеной, не зная ни горя, ни скуки, ни ночей без удовлетворения моих низменных, физиологических нужд.
Короче, одним прекрасным днем, взяла я, да и влюбилась поспешно, и пошла в белом текстиле на голое тело, за Лешку Гладышева, который давненько уже дышал с частыми остановками и мечтательно закатывал глаза к небу, каждый раз, как видел мои округлые формы и формочки, маленький носик и серые глазищи в пол-лица. Фату надевать не стала, потому как фата, есть символ святости, а я баба бывалая и грешная местами, поэтому ограничилась диадемкой расписной.
И вот, началась она - счастливая семейная жизнь, полная приключений и простых женских радостей, в виде хранения домашнего очага, каждый день, после работы, без права передать эстафетную палочку другому члену моей новообразованной семьи. А этот, ну, другой член, в свою очередь, возвращаясь со службы и аккуратно расставив носочки по разным углам, возлежал на икеевском плюшевом диване лазурного колера, и перманентно был занят напусканием на себя важного вида.
Считая себя человеком творческим и высокодуховным, и любя меня, как и положено любить жену, он готов был радоваться в этой жизни тому только, что делает меня счастливой одним своим присутствием, и считал, что о большем нам и мечтать не следует, особенно мне.
К покупкам и текущим домашним делам, относился, как к тягостной обузе, но, никогда от них не отказывался. Правда, копаться в огурцах и бананах, что лежат на прилавке, считал нижайшим проявлением человеческой простоты и меркантильности, брал только то, что лежит сверху и потому вечно приносил домой всякую подтекающую гниль, за что уже через пару недель был отлучен от походов в супермаркет и на рынок. Приготовление обеда, скромно называл своим хобби, а ведь всем известно, что хобби, это не призвание, тут не обязательно быть профессионалом, поэтому, после комковатого риса, сырых внутри и пригоревших снаружи котлет, и почему-то, напрочь прозрачного борща (свеклы дома не оказалось), поварской колпак, на веки был водружен на мою голову, с приличествующим моменту пафосом.
Ну, говорю, посуду хоть помой - с посудой сложно напортачить. Пошел, помыл с самым честным видом, а я через часок на кухню вплыла, смотрю - чего-то наши белые тарелочки, желтизной лоснятся, причем снаружи, на дне. Пальцем потрогала - елки-палки, это же жир от голубцов. Зову, показываю, а он глазенками хлопает, ногой по полу круги выписывает, и говорит: так они после обеда, в раковине отмокали и одна в другой стояли, вот дно и испачкалось. "А снаружи-то, вымыть, не надо, что ли?" - спрашиваю. А что, говорит, снаружи тоже надо???
Я руки в боки уперла, смотрю на него зло, а сама размышляю: "Идиот? Или прикидывается, чтобы отстала и впредь сама мыла?" Попробуешь объяснить, в чем не прав, обидится еще, что я трудов не оценила, а он так старался оправдать доверие. Да, думаю, лучше сама буду мыть, так надежнее!
Фартук напялила, губку намочила, стою, наяриваю. И тут меня осенило, я аж сплюнула с досады: "Идиотка здесь только я одна, а он, чего хотел, того и добился, и теперь, как самый умный, опять диван придавил и не нарадуется!"
И так во всем: пылесос в руки сунула - так он через полковра о провод запнулся, розетка чуть вместе со стеной не отвалилась; ведро с тряпкой всучила - соседей затопил. Ну, ладно, думаю, может и правда, не мужские это дела. Но стены-то, стены, он может покрасить, да пару гвоздей прибить?
"Стены? - спрашивает, - это я запросто!"
Через месяц ведро краски притащил, в уголок поставил, еще через два, радостно сообщил, что нашел и купил лучшие кисти, и вот-вот, можно ремонт начинать. Лето прошло, за ним осень, а зима как наступила, он сказал, что краска-то в ведре, от холода лютого, замерзла, наверное, вся, и надо бы теперь весны дождаться - и смотрит на меня исподлобья, догадаюсь я, что он мне лапшу на уши вешает? А как весна, на три дня в деревню к бабке укатил, на рыбалку стало быть - вот уж, в чем ему равных, днем с огнем не сыскать. Я, тем временем, Кольку, алкаша соседского, позвала, так он за полдня и две по 0.7, всю квартиру покрасил и картины повесил, а за тарелку щей моих кислых, три розетки починил и бачок унитаза.
А мой с рыбалки приехал, даже ухом не повел, только спросил, зачем же я сама красила, когда у меня муж имеется, рукастый такой. С рыбалки привез два ведра доходяжных карасей и одну щучку с альцгеймером - в ванную побросал, иди, мол, родная, чисти рыбоньку! Я у тебя ишь, какой добытчик, охотился-охотился, и занятие тебе добыл. Нет бы, как все нормальные мужики, на рыбалку ездил, чтоб от жены отдохнуть - так нет же, сам затрахается и меня затрахает.
Как-то пошел с корешами, таратайку свою ремонтировать. Приходит за полночь - руки по локоть в масле, жопа в мыле, улыбается, как пинчер, которого пучит и пиз*ит, как Троцкий: машину они чинили; а от самого, так разит, что и меня немного накрыло. Ну, думаю, ладно, утром обсудим. Загнала пинками под душ, да на диване спать оставила. Утром, конкретно, так, наехала: ты чего, говорю, берега что ли попутал? Тут тебе очаг семейный, вообще-то, святая святых, так сказать, а не мотель!
Обиделся, болезный. Весь день павлином расхаживал, да помалкивал, а вечером, смотрю, на балкон вышел, с пивасиком и с телефоном, и сидит, значит, весь из себя занятой. А я на него украдкой из квартиры смотрю, и думаю: "Добро бы, Ченнинг Татум сидел, ну, или, молодой Бен Аффлек, в майке свежей и боксерских трусишках с сердечком на причинном месте, с легкой, сексуальной волосатостью на мощной груди, с цигаркой тоненькой и бокалом чинзано - я ему все-все простила бы, и сразу призналась бы, что я сама дура, и сняла бы запрет на секс на обеденном столе, и на только что выглаженных вещах, и на бабушкином вязаном покрывале - семейной реликвии. А тут он, манерный такой, в семейниках, ногу на ногу закинул, на одном носке пятка вытерлась и палец застремился на свободу, бока пообвисли, Балтику тройку прямо из баночки цедит и в Беломорину свою зубами вцепился, как бульдог в ляжку. Видок гордый, что у наследника Нигерийского престола - сплошная оскорбленная невинность!
А в другой раз, к примеру, говорю ему: "Ты у меня, как дальнобойщик, милый! Близость у нас с тобой, которая интимная, раз в месяц бывает, по расписанию. Маловато, ты не думаешь?" А он улыбается, как кинозвезда, грудь колесом выпятил и отвечает: "Ну так, ты это, заходи, если че." Я аж обмякла вся! Ну ухажер! Ну охотник!
Короче, только я собралась на развод подавать, как мне вдруг, мой лечащий врач и говорит:
-Вам бы, любезная, поберечься, в вашем-то положении. Работаете много, вот у вас упадок сил и случился.
Я сначала подумала: "Прав эскулап, работаю я, конечно, на износ. А что поделаешь? Жизнь такая!"
Тут вдруг, в мои околофилософские размышления, вторглась интересная мысль и замигала красным цветом...
-Простите, доктор, в каком, вы говорите, положении?
-Так беременны Вы, милочка, уж неделек шесть-семь, согласно моему опыту, а точнее нам узи покажет.
Вот те на! Здравствуй, жопа, Новый год! Развелась, мля!
Так, еще через семь месяцев, в нашей семье, появилась Светка, тоже будущая счастливая жена и мать, ну, как все бабы. А до этого, супруг вдруг сделался самым внимательным и хозяйственным, в надежде, на появление наследника. Вот эта формулировка, всегда вызывала у меня легкое недоумение: чай, не принц, чего наследовать-то? Твои несметные богатства, в виде саквояжа со старыми, ржавыми инструментами, и дырявой телогрейки, в которой ты десять лет на зимнюю рыбалку ездил? Но теперь это не имело никакого значения, главное было, как можно дольше, поддерживать в муже уверенность, что на ультразвуке не видать ничего, потому как его наследник весь в него и лежит не пойми как, поэтому, как знать, может и будет у нас сыночек-то, хотя сама я, еще на четвертом месяце узнала, что быть Светке!
Потом был роддом, со всеми его прелестями. Лешка меня привез, а сам поехал пяточки обмывать. Какие, твою мать, пяточки? Те самые, которые как раз сейчас фаршируют мою печень, моей же селезенкой?
"Ах ты ж, чудило грешный! Ну погоди, я тебе еще устрою вырванные годы, и пяточки тебе устрою, и сама тебя обмою, да отпою!" - примерно так я думала, в самые непростые минуты чудесного появления новой жизни.
Зашла какая-то тетка, в белом халате и спросила, согласна ли я, чтобы на родах присутствовали практиканты. Я наотрез отказалась, объяснив это тем, что сегодня и без того, слишком много людей, узреют меня, не в самом лучшем моем амплуа. "ПонЯла" - ответила тетка, почему-то с ударением на "я", и исчезла за дверью. Через часок, когда я уже решила, что рожать ребенка, было не такой уж блестящей идеей, видимо воспользовавшись профессиональными навыками и точно рассчитав время, тетка зашла снова, аккурат в тот момент, когда в мою поясницу, кто-то, кажется, забивал сваю, и снова спросила, как я, насчет практикантов. Я резко втянула в себя воздух, вцепилась пальцами в края своего ложа, так сильно, что кровь от рук отхлынула, помоему, навсегда, и на выдохе проверещала: "В жопу практикантов!!!"
"ПонЯла" - снова невозмутимо резюмировала тетка и ушла, на этот раз с концами.
Короче, рожаю. По помещению ходят практиканты - что ж ты со мной делаешь, Россиюшка? Один, особенно сердобольный, подошел, и лоб мне салфеткой вытирает. Я ему в руку вцепилась, да как укушу, со всей дури, а парень, как завизжит, да за руку, как схватится. Короче, отправили его куда-то, куда положено в таких случаях отправлять - не то руку зашивать, не то уколы от бешенства колоть. А я че? Я ниче! Я рожаю, помогаю решить демографический кризис в пределах отдельно взятого государства - мне все простительно! И нечего таких впечатлительных в медицину набирать, она у нас и так, с каждым днем, все больше на знахарство похожа!
Вернулась я через несколько дней, с доченькой, домой, и все по новой. Сама гуляй, сама корми, сама пеленай, да по дому суетиться не забывай, а он, значит, лежит, первичные свои признаки половые чешет и в ус не дует.
Сломалась я через месяц и в слезы. Горькие еще такие, долгие, с причитаниями и с сопелью вполне самостоятельной. Вот тут-то его проняло! Я ж и девонька его, и милая, и красивая, и волшебная, и ребеночек у нас такой расчудесный, и все-то на мне одной держится - ты только, любимая, не плачь, христа ради! А сам бегает, да корвалол глотает столовыми ложками, да за сердце украдкой хватается.
Ах, вот оно что, думаю, вот, что может тебя из супружеского анабиоза-то вывести? Ну держись, засранец!
Потом уже, чуть что, молниеносно реагировала - нижняя губа входит в зону повышенной турбулентности, глаза краснеют и увлажняются - просто прелесть! Во мне вообще, в страшных корчах и судорогах, безвременно почила великая актриса - сам Станиславский сказал бы: "Милочка, вы не на своем месте! Вам бы на подмостках блистать!"
Так мой-то, мой, как слезы увидит, тут же на кухню бежит. Сначала, слышу, холодильником хлопает, звякает чем-то, а потом по дому разносится прекрасный запах валерианы - эффект достигнут! А он встанет рядышком, ручки заламывает, в глазах мольба, и готов среди ночи бежать туда, не знаю куда, за тем, не знаю чем, лишь бы не рыдала. Вот оно, волшебное влияние женской "жидкости печали", на сильную половину человечества.
Через два года, мы все же развелись - ну, устала я реветь по каждому поводу, да и слезы со временем потеряли свои чары, а больше, вас, мужики, ничем не проймешь!
А что такого? План выполнен, замужем побывала, ребенка родила - теперь и родители отстанут с внуками, и подружки с замужеством. Мы теперь, с Аськой Филозовой, вдвоем загадочно улыбаемся.
А для себя я сделала два важных вывода.
Во-первых, когда у женщины много свободного времени, она думает о всяких глупостях и ищет приключения, на две свои прекрасные половинки. Вот занялась бы я, в свое время вязанием или игрой на гармонике, и не маялась бы!
А во-вторых, девоньки, запомните! Каждая женщина, должна хоть раз в жизни сходить замуж, хотя бы для того, чтобы понять, почему не нужно этого делать!

Валерия Любавина




БЕЗ РОЖДЕСТВА


У самой входной двери Светлана набрала в легкие побольше воздуха и выпалила: «Тебя ждет сюрприз, - деланно улыбнулась. - Не понравится – скажи, что сходишь в магазин». Юра ничего не успел ответить, она распахнула дверь своей квартиры перед ним. Сюрприз? Не понравится? Они встречаются уже четыре месяца, а она только пригласила его к себе. Уже сам факт этого приглашения мог затмить любые «шероховатости». Шероховатость ждать себя не заставила, выскочила в прихожую с криками «Мама, мама!», замерла на месте и уставилась на Юрия огромными глазами. Уставился. Это был мальчик, лет семи-восьми. Ее мальчик.
Конечно, Юра прошел (не уходить же сразу с порога?), хотя ни о какой романтике уже и речи быть не могло. Светлана суетилась, боясь встретиться с ним взглядом, разговор не клеился. Конечно, Юра задал стандартные вопросы вежливости ее сыну. Зовут Дима. Семь с половиной лет. Да, в школу ходит. Во второй. Нет, не очень нравится учиться – футбол лучше.
- Я вчера пирог пекла, идемте чай пить, - встала Света.
- Ой, а я его весь доел, - опять распахнул глаза ее мальчик.
Сейчас или никогда.
- Так что ж, давайте я в магазин схожу куплю чего-нибудь к чаю.
Наверное, глаза Светланы после этой его фразы он будет помнить всю жизнь. На пороге они стояли перед ним, смотрели на него своими распахнутыми одинаковыми глазами птенцов и молчали. Ретировался Юра быстро, надо отдать ему должное. Ни упреков, ни коварных взглядов на Свету, ни вздохов сожаления – ничего. Он-то знал, что рубить надо с плеча, так быстрее и боли меньше.
На улице лил осенний затяжной дождь. Ветер хлестал Юру по лицу. Почему было не сказать обо всем раньше? Ведь ребенок это не котенок! Вроде бы взрослые люди, он бы знал, на что шел. Он обижался на Свету за утайку, за то, что уже успел полюбить ее, за эту выходку, наконец. И дело не в том, что он… как будто она не доверяла ему… как будто не посчитала его достойным человеком, если не сказала сразу. Да на что она рассчитывала? Что он бросится обнимать этого мальчика как старого друга? Юра топал по лужам, обижаясь, втайне от себя самого думая, что больше всего на свете хотел бы, чтобы она сейчас позвонила ему и попросила вернуться. Больше всего на свете он хотел бы жить с этой женщиной. Он даже уже продумал, как бы он сделал ей предложение руки и сердца. Красиво и необычно, никаких банальностей. Ему казалось, они подходили друг другу идеально. Ему казалось, что она послана ему судьбой. Ему казалось, что всю свою жизнь он только и готовился к этой встрече с ней, что жизнь сейчас только начинается. Но сейчас он топал по лужам, столкнувшись с собственной неготовностью и страхом. Посмотрел в лицо своему эгоизму, взял под руку обиду и ушел. Да уж, сюрприз удался.
- Мама, это был мой папа?
- Папа? С чего ты взял, сынок?
- Ммм… Пойдем, скорее, я покажу тебе кое-что.
Дима потащил ее в свою комнату. Посередине стояла их новогодняя елка. Неуклюже украшенная и разодетая, сверкающая гирляндами.
- Как ты достал ее? Как ты смог установить? Зачем, Димуль?
- Я на стул залез. Да она не тяжелая. Я попросил у Деда Мороза папу.
Светлана обняла его, обмякла на диван, прижала маленькую головку к своей груди и бесшумно зарыдала. Что может быть хуже, чем осознавать, что ни ты, ни твой ребенок никому не нужны? Что может быть хуже, чем сидеть вот так вот отвергнутой и бессильной перед своим сыном и перед богом? Что может быть хуже, чем осознавать, что никто на самом деле даже не интересуется твоей жизнью, не говоря уже о том, чтоб переживать за тебя и жить с тобой одними мечтами? Сейчас ей казалось, что это даже ужаснее, чем чувствовать себя ненужной при муже. Тогда хотя бы у нее была иллюзия, что она счастлива, что ее муж просто такой человек, что он не ходит с ней на обед (работая в одном офисном здании) просто потому, что действительно не голоден, и не почему другому. Конечно, тогда было легче, ведь она верила, что все мужчины разные и что ее муж просто такой человек, который не любит ужины в ресторанах, выходы в свет, длительные прогулки, веселье и смех. Он серьезный деловой человек. Тогда была иллюзия, что она может быть счастлива. Сейчас же нет даже этого.
Больше всего на свете она хотела позвонить Юре и рассказать ему, как это непросто быть женщиной с ребенком, как невозможно уже искать отношений – они просто отошли на второй план, что мужчина теперь должен стать не просто мужем, но и папой. Что ж поделать, если в Юре она увидела и того, и другого? Когда они познакомились, Светлана была уже научена, что не стоит сразу вести мужчину в семью, что обоим нужно время, что тем более не стоит представлять сыну своих ухажеров, ведь их может быть не один и не два, что для создания отношений нужны хотя бы общие интересы, совпадающие взгляды на жизнь.
- Понимаешь, сыночек, все должно происходить в свое время. Так не бывает: захотел чуда, достал елку, загадал желание и на утро все сбылось. И елку надо ставить ко времени, и желание должно исполняться ко времени.
- Бывает!
Димка уперся в свою созданную теорию, как умеют упираться только дети, насупился. Свете пришлось согласиться и отвлечь его чем-то другим. Они взяли его любимую книгу, устроились на диване бок о бок. В конце концов, жизнь продолжается. Закончился лишь ее эпизод. Эпизод, который мог стать настоящим счастьем и не стал им. И нечего себя жалеть.
Хлопнула входная дверь – это они не закрылись после ухода Юры.
- Брррр..! Ну и дождище! Ну и ветрище! Замерз, пока самые вкусные конфеты нашел!
Света с Димой замерли, выглянули в коридор. Юра стоял мокрый с сияющим лицом. С конфетами в пакете.
- Я же говорил! - прошептал Димка.
Света бросилась Юре на шею, плача теперь уже от радости.
- Ну что вы, что вы, мои глазастики, я же только в магазин… Только в магазин!

© Лариса Левицкая




НЕ ЛЮБОВЬ

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, с чем пожаловали? – не отрываясь от бумаг, пробурчала занятая женщина в очках.

– Да у меня вот тут… – стал мямлить Петр Иванович – Мне вот тут... прислали. Налог.

– Ясное дело, что не пирог. На то мы и налоговая. Налог, это хорошо.

– Да вот ничего хорошего – вдруг осмелел Петр Иванович. – Мне пришел ежегодный налог на ежедневные траты. Вы меня, конечно, извините, но как-то странно вы мои расходы категоризируете

– Что делаем? – женщина прекратила писать, и застыла над бланком, ожидая ответа, но голову на мужчину так и не подняла

– Категоризируете – повторил Петр Иванович

– Вот оно что! Ну что ж, разговор обещает быть интересным – как бы между прочим констатировала она и продолжила писать

– Ну вот смотрите. Я покупал супруге цветы. Четыре раза. Вы отнесли эти траты к категории "дом и уют". А почему не "любовь"?

– А какая же это любовь? – женщина, наконец, подняла взгляд на Петра Ивановича – Четыре раза за год цветы. Тоже мне, любовь.

– Но ведь я же их не для уюта покупал! А жене. По любви!

– А вам какая, собственно, разница, к какой категории мы ваши цветы отнесли?

– Как это какая разница?! – удивился Петр Иванович – На "любовь" налог меньше! Хорошо, пусть не любовь, перенесите их хотя бы в категорию "семейные традиции"

– Когда семь раз за год купите, тогда система сама куда надо перенесет. Четыре раза мало.

– Но ведь не только цветы! Шампанское я регулярно покупаю

– А это, кстати, хорошо, что вы всё сами понимаете. Осознание – первый шаг на пути к исправлению! Я пометку оставлю на всякий случай, чтобы проверили вас. Алкоголизм, дорогой мой, это болезнь, а не традиция!

– Да бог с вами, какой алкоголизм? Ресторан, кстати, тоже, в категорию "досуг и развлечения" засунули. Какой же это досуг, если это как минимум – Петр Иванович постепенно переходил на повышенный тон – романтика! А вместе с шампанским и цветами, это и есть любовь!

– Компьютер так не считает. То, что вы три раза за год в ресторан сходили, это не любовь.

– Стиральную машину в "хоз.необходимости" добавили зачем-то...

– А что же это по-вашему? – женщина даже отложила бумаги, чтобы послушать ответ Петра Ивановича

– Да я эту стиралку две недели искал, чтобы купить такую, как супруга хочет. Я на нее все выходные горбатился. Сам привез, сам на шестой этаж затащил. До трех часов ночи подключал, чтобы жене угодить. Утром на работу неспавши уехал. А старую теще оттараканил, на дачу. Что это по–вашему, как не любовь?!

– Хорошо – согласилась женщина – старую машинку как "благотворительность" оформим. Остальное – не любовь.

– Что же вы заладили "не любовь, да не любовь"?! Компьютер, черт с ним – у него только цифры на уме, но вы-то чем думаете?!

– А нам думать не положено – сухо ответила женщина. – За нас ЖОПА думает

– Какая жопа? – удивился Петр Иванович

– Женская Организация Потребительских Атношений.

– Так ведь "отношений" через "о" пишется – опешил Петр Иванович

– А это не вам решать, дорогой мой! Не вам решать! – вдруг рассердилась женщина – Умный какой! Я вам еще раз говорю, в нашей организации всё решает ЖОПА! и если решили через "а", значит нужно через "а". Ты посмотри какой мужик мелкий пошел, из-за каких-то скидок полчаса глотку дерет.

– Да при чем же здесь скидки? Да плевал я на ваши скидки! Я вам донести хочу! Как же вы понять не можете элементарных-то вещей?! Ведь это всё и есть любовь! Я может быть в машине, в двигателе, масло должен был поменять, скоро двадцать тысяч накатаю, там уже не масло, а кисель! А вместо этого супругу в ресторан повел, цветы купил! А у самого штаны на заплатках! Шампанское еще это противное, я его терпеть не могу! И это по-вашему не любовь?! Тащить два часа машинку на шестой этаж, чтобы человека порадовать, не любовь?! Полгода на работе сверхурочно вкалывать, чтобы путевку в санаторий дали, остеохондроз ее совсем замучил, тоже не любовь?! Да как же можно деньгами-то всё мерить?!

– Знаете что, дорогой мой! – не выдержала и перешла на крик женщина – А ну-ка немедленно прекратите истерику! Вы зачем сюда пришли?

– Уже, наверное, не за чем – грустно сказал Петр Иванович – пойду-ка я, пожалуй, подальше отсюда. А вы оставайтесь в своей этой ЖОПЕ, вместе с цифрами и компьютером.

Петр Иванович встал и беззвучно вышел из кабинета.

– Ненормальный какой–то! Бывают же такие… – с облегчением выдохнула женщина – О! На Ерофеева документы пришли! "Ерофеевские колбасы". Какой мужчина! Вот, у кого стабильно: кафе, рестораны, бриллианты, путешествия. Вот это я понимаю! Любовь!!!

© Фонарщик Эрл




01. Добрый день
02. Красивые зеркала
03. Сказка странствий
04. Лесной народ
05. А вот, к примеру, кабачки
06. Смех сквозь слёзы
07. Ты чего такой грустный?
08. В общем, во вторник мой сын ушёл в армию
09. Магия
10. Кто-то верит
11. Валя
12. Похмелье от праздника
13. Как пройти к метро
14. Репетитор
15. ПО ПЯТНИЦАМ НЕ ПОДАЮ
16. НАРОДНОЕ СРЕДСТВО
17. ЛИСИЙ ЧАС
18. АМПЕР
19. ВЕЧНЫЕ ВОПРОСЫ, НА КОТОРЫЕ ЕСТЬ ОТВЕТ У БАБУШКИ
20. ЛЁВА
21. ЛЮБОВЬ ЗЛА
22. РАССТОЯНИЕ ОТНОШЕНИЙ
23. ВКУСЫ
24. НЕ БЛАТНОЙ
25. КАК МЕНЯ ПОЖАЛЕЛИ
26. СНОВА ПРЕДАЛИ
27. ЗАБЫТЫЙ БОГ
28. ПРИМАК
29. РАБОТЯГА
30. ОПОЗДАЛА
31. ОСТАНОВКА ВОСТОК
32. ЗАЩИТА ОТ ПОЛНОЛУНИЯ
33. КОТИК КАК ЯВЛЕНИЕ В ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ
34. СЕГОДНЯ БАБА НИНА РЕШИЛА УМЕРЕТ
35. ЧТО Ж ТЫ МОЛЧАЛ ДЕСЯТЬ ЛЕТ?
36. ИСТОРИЯ ОДНОГО ЗАМУЖЕСТВА
37. БЕЗ РОЖДЕСТВА
38. НЕ ЛЮБОВЬ