Массовость

Виктор Прутский
Ко мне зашла секретарь-машинистка Сидорова и сказала:
- Завтра в восемнадцать ноль-ноль начинается репетиция хора.
- Ну и  что? – не понял я.
- Как что? Надо быть.
- Кому, мне?
- Тебе, мне, всем. – И показала список из семнадцати человек. – Вот и Иван Иванович тоже будет. Все будут.
- Но я… не пою. У меня нет ни слуха, ни голоса.

- Это я уже слышала. Слуха нет… Ты же меня слышишь? А я слышу твой голос. Так что не будем. Завтра, в восемнадцать ноль-ноль. Явка обязательна. Мы не должны быть хуже других: массовость, понимаешь? Праздник скоро.

- Да никуда я не пойду! Ты что, смеешься?  Я никогда в жизни не пел!

Сидорова посмотрела на меня с сожалением:

- Неужели мне идти к Ивану Ивановичу?
- Иди куда хочешь.

После обеда вызвал  шеф.

- Садись, - показал он на стул. – Чего такой  грозный?
- Так вот… петь заставляют!

Иван Иванович улыбнулся и доверительно сказал:

- И меня заставляют. Пришла Сидорова, говорит: надо. А что я могу иметь против песен?
- Но я не пою. Совсем не умею.
- И я не пою. Совсем, - засмеялся Иван Иванович.
- И что мы будем делать в хоре?
- Скажут. Но отказываться-то неудобно. Мы же сознательные люди.

Потом снова приходила Сидорова, обо всем проинструктировала, и я, будучи сознательным человеком, сказал: «Ладно».

Шел домой и думал: вот посмеётся Таня!

Таня не смеялась. Только удивленно посмотрела и спросила:

- У тебя голос прорезался? Сроду не слышала, чтобы ты пел.
- Я и сам не помню такого. Даже на вечеринках щажу музыкальные уши.
- Куда же ты лезешь?
- Разве я лезу. Массовость, говорят, нужна. Будешь, говорят, в хоре.
- А в хоре разве петь не надо?
- Говорят, не обязательно. Это как в бригаде: один работает, а другой только делает вид, а деньги поровну.
- Что-то я не видела таких бригад.
- Придешь на наш концерт – увидишь.

Жена покачала головой.

- Ну скажи, какой из тебя толк в хоре, если ты не можешь воспроизвести даже мелодию «Чижика-пыжика»?
- Никакого. Но ты пойми: нужен не толк, а массовость. Да, многие будут лишь рот открывать, но особого шума и не надо. Жюри будет судить по числу голов, а не по числу голосов. У нас, если хочешь знать, поют только пять человек.

- Ну и пусть это будет квинтет, без всякого балласта.

Я вздохнул.

- Хор нужен. Понимаешь, хор! А квинтет само собой. Сначала они споют громко, с нами, как хор, а потом сами, с душой, как квинтет. Дошло?

- Хор из пяти человек… Что-то новое в вокальном искусстве.
- Не из пяти, а из семнадцати.

Мы оба стали заметно нервничать.

- Ну хорошо, - сказала жена. – Ты будешь петь, а кто Катьку заберет из садика?
- Придется тебе.
- А если меня тоже запишут в хор?
- Откажись. На семью хватит одного певца.

Утром по пути на работу я отвел Катьку в садик, где меня попросили взять ребенка пораньше, потому что у них репетиция художественной самодеятельности.

- Хорошо, я отпрошусь, - удивительно легко согласилась жена, когда я сообщил ей о просьбе детсада.

После работы началась репетиция. Пятеро пели, остальные просто стояли, и всё было хорошо. Но потом наш руководитель Анна Петровна сказала, что остальным тоже надо выучить слова, чтобы синхронно открывать рот. Мы выучили. И это было ошибкой. Как только хормейстер взмахнула палочкой, у нас вдруг обнаружился шестой певец. Все засмеялись, а Анна Петровна схватилась за голову.

- Кто это? - с ужасом спросила она.

- Я, - виновато сказал Петренко. – Я не хотел, как-то вырвалось…

Начали сначала. Но в средине песни Петренко, лучше всех выучивший слова, прорвался снова. У Анны Петровны руки упали, как плети.

- Петренко, -сказала она, - если вы запоете ещё хоть раз, я вас отчислю из хорового коллектива!

Петренко сначала обрадовался, но Иван Иванович, подававший добросовестным молчанием личный пример, многозначительно заметил: «То утверждал, что петь не может, а оказывается  не может не петь. Ни слуха, ни совести». Петренко сник, разволновался и выскакивал ещё чаще. Тогда Иван Иванович взял власть в свои руки и поставил его, как он выразился, в арьергарде; благо Петренко  был коренастый, но невысокий. «Слова забудь, рта не открывай. Всё равно жюри будет видна только твоя макушка».

Шел домой и думал: почему это жена так легко согласилась забрать Катьку? Дома был готов роскошный ужин. Это ещё больше насторожило. А когда Таня вытащила из холодильника бутылку вина и спросила: «Для твоих вокальных данных это не повредит?» - я всё понял.

- И ты не могла отказаться?
- Никак. У нас ситуация ещё сложнее: на двадцать человек всего четыре поющих, включая меня.
- Ну и спели бы квартетом.
- Квартетом само собой.
- А кто завтра заберет Катьку?
- Я всё обдумала. Сейчас поужинаем и пойдем к бабушке. Попросим её. Думаешь, не согласится?

Я пожал плечами. С бабушкой  у нас были сложные отношения. По мнению жены, она Катьку портила, потому что сильно уж баловала. Словно прочитав мои мысли, жена сказала:

- Это же какие-то две-три недели. Ребенку не повредит разнообразие.

Бабушка очень обрадовалась внучке, но, выслушав нашу просьбу, всплеснула руками:

- Ой, господи! Что же делать? Приходили из домкома, и вот уже три дня у нас хор пенсионеров. Как раз в это время. Катюша, внученька! Ах ты, боже мой, что же делать… - И вдруг спохватилась: - Да что ж я! У нас многие ходят на репетицию с внуками. Пусть эти дни поживет у меня. Катенька, будешь с бабушкой песенки петь?