Хреновина очередная

Мария Левина
Пусть больше будет счастливых людей, тогда и мне жить станет легче.
Лица некрасивые исчезнут. Взгляды недобрые.
Будьте же счастливы, люди!
Тогда вы обязательно станете людьми добрыми. И не жадными. А я - счастливой.
Устала улыбаться, а в ответ ничего не получать.
Это в лучшем случае - ничего.


Почему кажется, что писать так просто? Думаешь, вот сейчас только присядешь к компьютеру, положишь  пальцы на клавиатуру, и польётся ровно, прекрасно песнь песней.
Творишь на одном дыхании, с удовольствием, а прочтешь и с досадой замечаешь повторы слов, отсутствие ритма.
А начинаешь наводить порядок, причесывать аккуратненько, и что-то уходит, исчезает.
Хочется писать обо всём, как чукче, воспевающему каждую мелочь, отмеченную его внимательным взглядом. О том, как жаль Бетховена, чувствуя какая это мука - быть глухим композитором, лишенным возможности услышать своё творение. Цветаеву жаль, неспособную жить без любви, но так и не познавшую счастье взаимности.
Жаль Собака своего. Преданного, умного, взглядом полным тоски и смирения провожающего меня на работу. Девочек моих. Взрослых, но жаль так, словно они остались маленькими и беззащитными, и хочется спрятать их ото всех обидчиков, заслонить.  Жаль брата - добрейшей души человека. Вдовца, так и не осмелившегося жениться вновь из боязни нанести обиду дочерям. Детей совершенно незнакомых, на которых кричат  измотанные жизнью мамочки. Соседского стареющего пса, еле-еле передвигающего лапы, которого я  помню красивым и сильным зверем.
Маму свою жаль. Улыбчивую, лёгкую, изящную. Отца. Мудрого и молчаливого.
Всех жаль.
До слёз.
Небо вечером было удивительно красивым. Глубоким, тревожным. Залюбовалась и  позабыла о весенней грязи на узенькой дорожке, подскользнулась и вспомнила. Дальше шла, глядя под ноги, осторожно избирая сухие островки, а небо во мне так и оставалось.