Благодарность

               
     Странствуя по жизни, я внезапно попался на удочку, угодил в капкан, запутался в силах, расставленных  неким человеком, к которому относился далеко не по-дружески. Знал я его, к несчастью, с собственных пеленок, и по мере взросления, неприязнь моя к нему все усиливалась. Каждый раз, когда пути наши пересекались, появлялся у меня повод к негодованию и отчаянью, поскольку и его отношение ко мне не улучшалось. Он — пожилой, образованный, рациональный, уверенный в себе человек, и я — чудаковатый, нерасторопный в бизнесе молодой мечтатель. Он — оратор и вершитель судеб. Я — специалист по заваливанию самых успешных и элементарных предприятий, блестяще владеющий словом только в спокойной домашней обстановке в обществе самого себя.

     Несколько часов назад, под жарким полуденным солнцем на меня обрушилось страшнейшее несчастье - я стал моральным должником моего антипода.

     Зачем он спас меня? С какого такого человеколюбия?! Я его ни о чем не просил, а он взял и вмешался в мои дела, да так, что теперь я, как порядочный двуногий, был вынужден предстать перед ним со словами благодарности. Этого мне недоставало!

     Что за молния ударила ему в темя? Неужели он нашел очередной способ унизить меня? Подчеркнуть мою слабую волю и отсутствие финансовой смекалки? Повязал меня немыслимым обязательством: подняться к нему в кабинет и с благоговением произнести «спасибо»... О, черт!

     Я сунул голову под кран холодной воды, остудиться.

     Прежде, когда я входил в его кабинет и просил обратить на себя внимание, на лице его застывала маска превосходства, и не было ни лучика доброжелательности. А когда я начинал говорить, запинаясь, он ничуть не подбадривал меня, напротив, или прерывал мою речь словами «все понятно», или углублялся в свои бумаги, и мой монолог завершался из-за невозможности подобрать подходящее выражение. И пока я боролся со шквалом тишины и пустоты, умоляя язык помочь охваченному паникой мозгу извлечь членораздельные звуки, он поднимал голову, мрачно смотрел на меня и злорадно усмехался.
 
     На приемах он осаживал меня своим «помолчите» и никогда не знакомил с тем человеком, с кем разговаривал в минуту моего приветствия.

     Он не испытывал ко мне ни одного известного чувства мажорной тональности, и все же протянул руку помощи. За что я и должен был его благодарить.

     Не исключено, он расставил мне ловушку, желая, чтобы я увяз в презрении к  себе за трусость и непорядочность, в случае если верх одержит моя неблагодарность. А ежели бы я с порога рассыпался в признательных выражениях, то угодил бы в капкан под названием «слабоумный слабак».   Впрочем, нажить себе превосходящего по силам врага, не в моих интересах, а значит, необходимо позарез  озвучить всю важность и ценность услуги, которой он меня огорошил.

     Но если я запнусь или запутаюсь в словах, выражая свою... Черт, что же мне делать?! 

     Написать письмо? Так он высмеет мои стилистические пассажи, зачитывая панегирик в кругу общих знакомых. Впрочем, он и без письма меня высмеет, если это входит в его планы...


     День клонился к вечеру. Шерсть на моей голове высохла. Я достал из шкафа сто лет назад открытую бутылку виски... Ох-хо-хо, оставшаяся на дне жидкость явно не решит мою проблему, проблема большая, а «топлива» мало. Я выпил из горла, уронил задницу в кресло и погрузился в благостное прочувствование обжигающей  анестезии.

     Он не оставил мне шанса вывернуться из щекотливого положения. Как бы я ни поступил, мой поступок будет истолкован в невыгодном для меня свете. Другими словами, он поставил на мне клеймо. А ведь у меня вся жизнь впереди!

     Утомленный мучительными переживаниями, я закрыл глаза и принял сидячую шивасану.

     Минут через десять  я возобновил свои рассуждения.

     Единственное, что может меня спасти, это его же оружие. Мне жизненно необходимо найти предмет или повод, за который я мог бы выплеснуть на него весь яд моего презрения... Он превосходил меня по всем параметрам, но ему не доставало... молодости. За эту незатейливую мысль я и уцепился.

     Смеркалось. Мой оппонент был женат на женщине немолодой, но гораздо его моложе. Она была вся ему под стать — умна, элегантна. И знала себе цену, точнее, ценила себя высоко. Я бы к такой на выстрел не приблизился. Но сейчас она являлась  слабым местом моего противника, а ее слабым местом был возраст.
 
     Она пребывала в том коварном периоде, когда женщины вспыхивают страстью как спички, стоит только молодому мужчине кинуть на них пристальный восхищенный взгляд. Ой-ля-ля, наверняка, эта энциклопедия давно не испытывала ничего зажигательного в постели. Не неслась в кабриолете по ночной Москве. Р-р-р-вау-уу! Не танцевала в пене на Майорке. Не ловила камышового кота, не смеялась до слез, не плавала в теплом море голышом на рассвете. Что мог дать ей старик, кроме занудных разговоров об искусстве и вариационной марже  на фьючерсы? Ничего!

     А я мог все! Я молод, вынослив, весел, изобретателен на всякие всячества, я не могу отличить Тициана от Тинторетто и Юона от Грабаря, но могу устроить полет на воздушном шаре или арендовать дворец Капулетти.

     Конечно, метать бисер перед старой коровой не лучшее времяпрепровождение, но как сладостно представлять ветвистые рога на голове моего благодетеля.  А самое главное, мне совсем не надо наяву соблазнять утонченную сухую галету, мне достаточно представить ее блаженно обессиленной на моих подушках, чтобы легко и непринужденно поблагодарить ее  муженька за все то, что он для меня сделал.

     Окрыленный, я метнулся к дверям его кабинета. Едва ли я солгу, если скажу, что впервые дорога, ведущая в его деловые апартаменты, далась мне без усилий и трепета. Решительно распахнув дверь, я вошел в кабинет уверенной походкой уверенного самца. Поскольку ни одна душа не перебежала передо мной и не остановила меня в приемной, моя решимость сдувалась не медленно и постепенно. Она лопнула, налетев на всех парах на отсутствие того, на кого я вознамерился посмотреть сверху вниз. К моему великому сожалению, тела моего благодетеля не наблюдалось в пределах его обиталища.  Я все еще не мог поверить глазам, а когда поверил, понял, что мой соперник и на этот раз притормозил мою прыть. «Помолчите!» - приказал он мне своим отсутствием.

     Я тут же замешкался и запотпался на ковре, о который несчетное число раз спотыкался и который, как и его хозяин, был всегда настроен ко мне враждебно. Со стен на меня мрачно взирали картины, из шкафов — книги, из под стола — кресла. Ноутбук развернулся ко мне спиной, острые пики ручек ощетинились в мою сторону. Тяжелая бронзовая люстра повисла у меня над головой. Я задрожал всем телом. Заготовленные мысли покинули мою голову, решимость испарилась.

     Внезапно отворилась массивная дверь, ведущая из кабинета во внутренние покои владельца. Характерный звук, сопровождавший движение двери, пробудил во мне отвратительные воспоминания. Черепное хранилище выплюнуло в оперативную память картинку трехлетней давности: я стою один на ковре, посредине кабинета и слышу обрывок разговора, происходящего во внутренней комнате при распахнутой двери.

     «В семье не без урода», - вздыхая, говорит моя престарелая родственница.

     «Очень жаль, что единственный сын ЮриВасильеча не в состоянии возглавить семейный бизнес и продолжить дело отца» -   отвечает ей, понятно, кто.

     Вот так я был опозорен перед стенами, картинами, шкафами кабинета и секретаршей моего недруга, которая тихо подкралась и спряталась за моей спиной.

     Но я не успел всплакнуть о поруганной чести... Как говорилось ранее, дверь с характерным звуком распахнулась, и появился мой отрицатель, а следом за ним яркая счастливая прекрасноокая юная начальница депозитария Наденька. Челюсть моя упала на грудь. Как, Наденька! Что она делала минуту назад в обществе старика и кожаного дивана?! Ничуть не смутившись, они возмущенно уставились на меня, словно не я их, а они меня застали с поличным. Издав нечленораздельно-тоскливое, я поспешил ретироваться. 

     Итак, морской бой был мною проигран. Мой флагманский корабль горел и кренился, и от армады осталось несколько бревен, обвешанных обессиленными моряками.

     Красотка из депозитария, которую я полмесяца безуспешно добивался, предпочла старого, занудного, высокомерного знатока прерафаэлитизма...

     Жена моего неприятеля оставалась невинной, и ветвистые рога подходили больше к моей физиономии, как минимум, теоретически.

     К тому же я оказался неблагодарной скотиной, так как не смог одифирамбить  моего благодетеля...

     Черт! Когда ж мне выпадет счастливый билет, лучше в один конец...

     «Эй! Э-эй! - крикнул я маячившему в конце коридора помощнику финансового директора, - принесите-ка мне в кабинет бутылочку виски!» - и юркнул на лестницу, чтобы не слышать его ответа.

     Я вернулся в свою каморку, которую шеф юридического департамента выделил мне для того, чтобы я мог брошюровать дела клиентов, забаррикадировал дверь мусорной корзиной и запустил аутлук.

     «Дорогой Владислав Андреевич, - отстукивал мой палец послание победителю, - благодарю Вас за проявленные Вами великодушие и гуманность, которые извлекли меня сегодня из неприятной разборки с нашим инвестором. Признаю, я допустил ошибку при выборе стратегии и постараюсь впредь  не пользоваться непроверенными данными. Жаль, если Вы сохраните обо мне мнение, как о бестолковом, непроницательном работнике, неспособном справиться со своими обязанностями. Но я не скрываю, что сам спровоцировал рождение такого мнения. Я не мог, подобно Вам, четко разобраться в своих устремлениях и желаниях. Мне казалось, мужчине не стыдно быть художником, потерявшим вдохновение, или генералом, проигравшим сражение, но мужчина не может гордиться тем, что он - клерк, пусть даже превосходный. Сегодня я осознал это в полной мере и прошу Вас, в знак Вашего доброжелательного ко мне расположения, освободить меня от занимаемой должности в кратчайшие, допустимые законодательством сроки. С уважением, всецело Ваш, Леонид».