Спала Маша беспокойно. Просыпалась после очередного кошмара с бешено колотящимся сердцем; лежала без сна, стараясь успокоиться и ни о чём не думать; наконец засыпала и снова проваливалась в вязкий кошмар, как в трясину.
Из всей этой череды ужасов ярко запомнился только один. Странно… в общем-то ничего кошмарного в нём с Машей и не произошло, и даже не особенно угрожало произойти. Ощущение жути было скорее подспудным, как бы не вполне проявленным, но после пробуждения оно не отпускало, как обычно, а только усиливалось.
И как-то сразу стало ясно, что сон этот запомнится надолго. Бывают такие сны, которые помнишь годами, чуть ли не всю жизнь помнишь — и он как раз из их числа.
Ей приснилась совершенно пустая комната с голыми стенами, только прямо посередине стоял стул — больше ничего и никого. Хотя последнее вызывало сомнения — Маша ясно ощущала, что здесь есть ещё кто-то, и он наблюдает за ней, ждёт, что она будет делать, как поведёт себя.
Ей стало не по себе, хотя настоящего страха пока не было, но желание понять, что это за место и кто следит за ней, становилось непереносимым. Маша точно знала, что это важно — очень важно. Она должна понять.
И вдруг она осознала, что вот этот стул и есть то самое — живое и наблюдающее. Это вовсе не предмет мебели, а живое существо, способное принять любой вид. Само собой пришло слово — "перевёртыш" — и от этого слова повеяло такой запредельной тёмной жутью, таким страхом…
Но почему-то она боялась не столько самого этого стула, сколько… чего? она и сама не могла понять… Фальшивый стул начал расплываться, терять свои очертания. Маша смотрела на него, не в силах отвести взгляд, оцепенев от ужаса.
Ей почему-то и в голову не приходило попытаться закричать или убежать, а непонятное существо словно никак не могло определиться, что же ему делать дальше, в кого или во что превращаться, или, может быть, оно просто упивалось Машиным страхом, потому что именно эта неопределённость и непонятность пугала больше всего.
Ни один самый жуткий монстр не может напугать так, как это зыбкое неизвестно что, пульсирующее в неком переходном состоянии, на полпути из одной формы в другую.
Машу передёрнуло от отвращения — это чувство перекрывало даже страх. И она точно знала, что кто-то наслаждается её состоянием. Но не "стул", нет… Есть кто-то ещё, не присутствующий здесь физически, наблюдающий издалека.
Перевёртышем кто-то управляет и через него следит за ней, Машей, играет с ней, как с глупой и беспомощной добычей… И это только начало… Начало игры…
Маша проснулась, задыхаясь от страха, от навалившегося ощущения безвыходности. Долго думала, куда ей девать злосчастный кубик. Воспользоваться им и в мыслях не было!
Теперь-то она точно знала, что больше всего хочет от него избавиться. Да… как говорила одна из соседок деда: "не было у бабы забот, так купила порося!" Маша прыснула от нервного, но всё же приносящего некоторое облегчение смеха. Её всегда веселило забавное слово "порося". Как бы ей ухитриться сбыть с рук эту нахальную гладкую свинью!
Маша перебрала множество вариантов, но ни один ей не нравился. Всё сводилось к тому, что кубик надо либо выбросить, либо где-то оставить. Но в любом случае, он рано или поздно окажется в чьих-то руках.
Почему-то Маша была абсолютно уверена, что никакая самая отвратная помойка не помешает ему обрести нового хозяина. Он и там сумеет привлечь к себе кого-нибудь, сверкая перламутровыми гранями, маня загадкой, обещая волшебство… Волшебство, которое непременно обернётся кошмаром.
По краю сознания ядовитой змеёй скользнула мысль: "Если действительно хочешь избавиться от него, — отдай другому человеку. Это единственный способ". Маша вздрогнула, натянула повыше одеяло, ёжась от холодного ветра, откуда ни возьмись прошуршавшего по комнате. Это не её мысль! И она не будет этого делать. Ни за что.
Под утро уже приснился дед, и Маша кинулась к нему, вернее, хотела кинуться, но что-то мешало, и она никак не могла преодолеть разделяющее их расстояние. А дед смотрел куда-то мимо неё, и Маша не могла понять: видит он её или нет.
Ей так много хотелось ему сказать… и посоветоваться хотелось — что делать теперь с этим проклятущим кубиком? как от него избавиться?
Маша заговорила, но вдруг сама, словно со стороны, услышала, что повторяет слова той зловещей женщины из салона — слова о предопределённой, тоскливой и беспросветной судьбе, изменить которую не в человеческих силах…
Она не хотела этого говорить, но с языка сами собой слетали жалобы, а отстранённое безразличие деда вызывало желание достучаться до него, получить отклик. И вот уже Маша с некоторым удивлением поняла, что жалуется не столько на свою жизнь, сколько на сами обстоятельства рождения.
Почему именно в этой стране? почему она такая невзрачная? и вообще — женщина? мужчинам живётся легче, и даже самые завалящие из них с лёгкостью могут устроить свою личную жизнь — было бы желание! почему росла без отца? почему?! почему…
Маша захлебнулась потоком слов, слезами, возмущением и… накрывающим с головой осознанием собственной неправоты; потрясением оттого, что вот это — насквозь эгоистичное, тёмное, всем недовольное, видящее во всём худшее, как сказочный Кай с осколком кривого зеркала в глазу, вот это — тоже она, Маша.
Во сне она отчётливо поняла, что это лишь часть её — мутный осадок на дне души. И именно эта часть говорила сейчас с дедом, не давая настоящей Маше и слова вставить. Потому он и смотрел мимо — где-то там он видел её — целую, настоящую, а не этот грязный осколок, тёмную муть, обретшую вдруг собственную волю и голос.
И не отстранённо он смотрел, а печально. И стоило ей понять это, как она вновь стала собой, и наконец-то её взгляд встретился со взглядом деда. В его глазах было понимание и… боль. Один этот взгляд сказал ей больше многих слов.
Она попала в страшную ловушку. Самую страшную, в какую только может угодить человек. А выход есть. Но ей придётся искать его самой.
"Хоть что-нибудь… — молили её глаза. — Хоть какую-нибудь подсказку…"
Маша видела, что дед мучительно размышляет, ищет способ дать ей эту самую подсказку, обойти жёсткие ограничения, которые не позволяют ему это сделать. И тут Машу потянуло прочь из сна, но она успела услышать три слова, произнесённые с невыразимой горечью:
"Будете как боги…"*
*Цитата из Библии. Этими лживыми словами Змей искушал Еву.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/04/21/1803