1.
На мраморном полу танцевали двое. Белые каменные плиты холодили босые ступни ног, только вряд ли сейчас люди замечали это. Да и не был один из них человеком. Для них все остальное перестало иметь значение, так они были поглощены реальностью танца и глаз друг друга. Существовали только они. Они одни. И их эстоки.
Тонкие клинки с изящными гардами так стремительно порхали вокруг двух фигур, что казалось, будто воздух обрел материальные очертания, смертоносными росчерками кружась по комнате. Стальная песня из отдельных звонких звуков и свиста ветра разносилась по огромной зале; в бронзовых чашах горело пламя, но оно освещало только пляшущие фигуры, все остальное было погружено в тень: высокие окна, закрытые ставнями, массивные деревянные двери с кольцами вместо ручек, дальние стены и… наблюдающие за танцем. Десятки глаз следили за действом в оранжевом пятне света, запоминали каждое движение, каждый новый звон «поцелуя», когда клинки танцующих скрещивались, на краткий миг, чтобы вновь разойтись. То было искусство, не махание грубым железом воинов других краев.«Актерами» представления были не воины, но некто больший. Глаза следили, сердца замирали, а губы шептали восторженно: «Казе-о-мотсу!..»
Казе-о-мотсу. Обладающие Ветром…
…Так именовали этих двух – Обладающие Ветром. Конечно, были у них и свои имена, но, если ты сражаешься – забудь о том, как тебя зовут и кто ты вне боя, вне поединка. Если ты обладаешь ветром, у тебя нет имени, нет ничего, кроме движений и плача оружия. Тс’куру, Создающих. Они обладают тем, что создало их оружие. Во времена Третьей (и последней) Темной Эпохи мастеров этой школы называли и по-другому. Ши-о-мотсу. Но после воцарения Света времена изменились, Тьма и слуги ее были вконец побеждены, и нести им смерть перестало быть первой задачей Обладающих. Другие школы меча за время трех Эпох Тьмы создавались, распадались, объединялись вместе, и только школа Обладающих всегда держалась особняком. Именно из других школ во время Темных Войн и появились кводы, уникальные в своем роде воины, ставшие той силой, тем крушащим кулаком, что переломила хребет темному безумию, веками царящему в мире.
Кводы, живое «оружие» Тусклых, стали героями свободных рас, а освобожденных от влияния Тьмы – тем паче. Люди и квискеры, дикие чешуйчатые племена Скейла буквально боготворили кводов, но никто не вспомнил про Обладающих, никто не придал значения их действиям, их жертвам во время этих бесконечных войн. Причина была не в забывчивости других, не в их слепоте. Наоборот. Тусклые имели острую память.
Ни один квод не был выходцем из Обладающих. Да, мастера этой школы сражались с Тьмой, но не за Тусклых. Рядом с ними. Те, кто досконально знал историю древнего мира, сказали бы, что и наравне с ними. Хотя… нет, не сказали бы. Просто подумали бы про себя, заталкивая эти мысли подальше. Никому не хочется иметь дело с регуляторами.
Обладающие Смертью перестали быть сильнейшей школой меча, уступив эколам кводов место под солнцем. Но и не распались окончательно – обосновались в В’аалпе, откуда когда-то и началась их история. Стали держаться еще более обособленно, а стиль боя усовершенствовали, насколько возможно. Прошли века, кводы в памяти живущих будто существовали всегда, а Обладающие стали легендой, «казе-о-мотсу» не сходило с языка малых аликвамов, лисов и лисичек, неустанно бегающих друг за другом с палками во дворах и на улочках Наусину или Яцуи. Никто толком не знал, существует ли еще школа такая, или давно канула в небытие. Любое здание под характерной в’аалпской крышей, достаточно большое, могло быть тем местом, где оттачивали стиль Обладающих юные аликвамы. Но любая из построек не являлась школой. Или же ей было каждое из зданий. Точное место знали только сами ученики, мастера и… один человек…
…Именно этим человеком и был один из танцующих в поединке. Честно говоря, он вообще был единственным человеком в этой зале, да и во всем здании. Нои его принадлежность к расе не имела значения. «Забудь, кто ты есть», - гласило правило, и он забывал. Он был аликвамом, как и все вокруг – по крови, он был ветром, что создавал его Тс’куру – по духу. И он был светом и тьмой, Великим Неделимым. Никем.
Почти никто из наблюдателей не знал, как сложно сейчас этому человеку было контролировать свои эмоции, как сложно было забыть случившееся два дня назад. Он ловил на клинок ветер и блокировал чувства горечи и боли, возникающие в душе всякий раз, когда его глаза встречались со взглядом парирующей его удары белошерстной аликвамки. В нем читалась такая же подавляемая тоска и обида, которые поселились и в человеке, а еще ярость, контролируемая хуже, отчего эсток, сжатый белой перчаткой, сотрясал воздух немыслимым для Обладающего образом. Это было опасно. Опасно для них обоих. Человек решил завершить танец и обманным уходом клинка вниз молниеносно вернул его в прежнее положение. Тут должен был прозвучать очередной звук удара металла о металл, но его не было. Только отточенное мастерство сдержало эсток от дальнейшего движения. В воздухе медленно поплыли шерстинки – меч человека все-таки слегка зацепил щеку аликвамки. Она с бурей в темных глазах смотрела на него… и что-то холодное отдернулось уже от его собственной щеки. Лезвие ее Тс'куру. Он машинально приложил пальцы к коже, и между ними нитью пробежала красная дорожка крови.
- Ши-о-мотсу! – так, чтобы только он слышал, прошипела лиса.
Помимо воли человек нахмурился. По залу пронесся вздох, переросший в гул непонимания. Никогда еще танец двух Обладающих, показывающих ученикам свое мастерство, не заканчивался ни порезом, ни вообще прикосновением лезвия соперника к телу.
Шум в зале нарастал, словно сами тени зароптали на оранжевый пятачок света, а человек и лиса все так же смотрели друг на друга. Он – опустив оружие острием в пол, она – держа прямо, так, чтобы лезвие пересекало ее взор, устремленный на него. Еще немного, и Хотэру бы метнула в него молнии из глаз, оправдав свое имя. И была бы права.
- Инквайра!
Голос был знаком, пожалуй, все присутствующим – шум стих, словно водопад аликвамского щебета пересох, онемел. Только эхо продолжало некоторое время биться в агонии, стучась в стены, пока не умерло под потолком.
Хотэру бессильно опустила меч, лицо ее и черный жемчуг глаз опустели. Иона и ее соперник повернулись к дверям. Человек покачал головой:
- Шэн, я должен…
Аликвам, с шерстью, седой как перья луня, стукнул древком орехового посоха о пол. Еще раз. И еще раз. Человек считал эти удары, сухими губами выталкивая из себя каждую цифру. Считали все. Все знали, что это…
Девятнадцать ударов.
Тишина после них казалась хуже смерти.
- Инквайра Фотх, поведай нам об Ударах, - голос аликвама сделался дребезжащим и усталым, сухая рука держала посох на вытянутой руке.
Слов не было, в груди набирал вес ком.
- Братья и сестры мои по Ветру, по Мечу и…, - Инквайра помедлил, - … по Свету. Не стало одного из нас. Он погиб, как и подобает Обладающему, на острие Ветра и с ним же ушла от нас его тамаши… Мы забываем свои имена, общаясь с ветром, но они есть. Ушедшего звали… Кохэку. Кохэку Сора… И я более, чем виновен в его смерти.
Старый учитель сел на колени. Звуки упавших посоха и эстока лисы смешались и рассеялись. Всеобщая пустота душ и молчание, немой вопрос, немой укор, неверие окружило Инквайру. А он стоял и слушал, как затихает где-то в коридоре шлепанье босых ног.
2.
... На улице стоит суровая зима, пьяная от выпитого из домов тепла. Из печных труб, словно вино из бутылок, выливается в морозный поздний день сизый дым, медленно смешиваясь с такого же цвета небом. Не во всех домах есть чем растопить печь, поэтому некоторые трубы покрыты коркой льда, виновато голо смотрят вверх, словно указующие персты, не понимают, почему хозяева не разожгут огонь.
Запас дров в небольшой деревушке на севере В’аалпа закончился еще неделю назад, леса или рощи вокруг нет, а привезти топливо на подводах невозможно – дороги заметает так, словно их и не было никогда. Поэтому жители, имеющие хозяйственные постройки, разбирают их, сгоняя скотину в дом, и ломают на дрова. Построить вновь проблемой не станет, дотянуть бы до весны. Только вот не у каждого есть, что разобрать: некоторые семьи ютятся в столь жалких лачугах, что о собственном домашнем хозяйстве не может быть и речи. Хорошо, если кто поделится, но помощь ближнему редкое дело в этих краях. Бедняков и нищих здесь терпят, только и всего. Живешь – живи, замерзаешь – замерзай…
…Из-под груды старых драных одеял и потрепанной одежды видны только глаза. Клубится пар дыхания, но и его пытаются не выпускать из-под тряпок – как-никак, а греет. Мальчик старается не шевелиться, чтобы по телу не побежали мураши холода, просто смотрит в перекошенное оконце, пялится из сумрака комнаты в прямоугольник света. Рассмотреть что-то за ним невозможно – морозный рисунок покрывает стекло в два, а то и в три слоя, делая сказочный узор смазанным и только усиливающим ощущение холода. Но мальчик смотрит и ждет мать, по обыкновению отсутствующую,которая может принести дров или еды. Цену теплу и еде ребенок знает, хочется и того и другого. И еще хочется, чтобы мать просто вернулась. Не в синяках, как обычно, а чистая, вымытая, как редко бывает. И в том, и в другом случае ее взгляд какой-то пустой, словно она не здесь, не с ним, а где-то еще. В такие моменты она даже не обращает внимания на холод, поэтому мальчику приходится самому закутывать ее потеплее, смотрящую в одну точку. На руках ее он замечает тогда красные точки, словно от укусов комара. Только в такую стужу нет комаров. Да и запах от матери улавливает странный – не грязи или, наоборот, чистого тела, но чего-то приторно-сладкого. Потом мальчик греется или ест, или, если мать вернулась ни с чем, думает, глядя в окно, как это комары выживают в такую погоду. В них ли тут дело? Ведь подмечал он такие странные следы и на других соседских женщинах. Но то было летом, а сейчас...
… Матери нет довольно долго. Мальчик то проваливается в сон, то вновь открывает глаза, только затем, чтобы обнаружить пронизывающую пустоту холодного дома. Свет за окном, и без того серый, теперь превращается в грязно-синий – на улице темнеет. Мальчик вслушивается в скрип стен, законопаченных чем только можно, пытается уловить приближающиеся шаги на улице, но нет, никаких звуков, кроме, разве что, странного, чуть слышного гула. То ли неугомонный ветер, то ли еще что. Проходит какое-то время, и сквозь этот гул будто бы слышатся голоса, крики… Мальчик понимает вдруг, что тьма в комнате уже не такая густая – узоры на окнах становятся необычными, оранжево-красными, начинают исчезать, уступая место на стекле яркому свету. Ребенку уже начинает казаться, что это то самое просветление, о котором он некогда слышал от матери. Будто бы его все когда-нибудь достигнут. Приятное тепло разливается по комнате, но вместе с ним приходит запах дыма и еще чего-то, что лезет в горло и мешает дышать. Мальчик успевает подумать, что просветление – не такая уж приятная штука, вытягивает голову из-под тряпок и заходится в кашле.
Белесая муть наполняет темноту. Мальчик пытается добраться до дверей, чтобы выбраться, но двери оказываются проворнее – сильный удар сносит их с хлипких петель и в проем врываются несколько фигур, закованных в металл. Одна из них хватает за шкирку отчаянно сопротивляющегося мальчишку и буквально выкидывает за порог, на снег и тающий лед. Больно, но не холодно, да и дышать становится легче. Фигуры в доспехах тем временем выбегают обратно, Мальчик, озираясь, понимает, что их тут очень много, а еще понимает то, что его селения больше нет. Тот свет, что он увидел в окне, был светом пламени, пожирающего один за другим все дома в деревне. Вокруг, вперемешку с падающим снегом летают искры и пепел, подхваченные ветром, нашедшим себе хорошую игру.Черную рясу улицы покрывают нерастаявшие белые заплаты снега. А еще… тела. Мужчины, женщины, дети, такие же, как он, подсвеченными огнем тенями выделяются во тьме.
Те, что вытащили его из дома, о чем-то говорят, из-за подвывающего пламени и ветра слов не слышно, везде в свете пожара воины осматривают погибших, но мальчику эти воины кажутся какими-то сказочными существами, по телу которых бегают огоньки. Совсем рядом одно такое «существо» склонилось над одним из тел, и мальчик, сквозь слезы присматриваясь к трупу, не хочет признавать, что это лежит его мать. Огонь не тронул ее, но воин пытается вытащить огромный по понятиям ребенка меч, который пригвоздил мертвую женщину к земле. Вокруг нее на снегу, словно яркие ярмарочные леденцы, красные льдинки замерзшей крови, взгляд ее зацепился за уже полыхающий дом. Остановившийся взгляд страха и надежды.
Мальчик бросается воину под ноги, и тот от неожиданности падает, так и оставляя клинок торчать в теле жертвы. Ребенок тянет меч двумя руками, ухватившись за холодный набалдашник рукояти в форме головы кошки.Всхлипнув, лезвие выходит под свет огня. Выпустив оружие из рук, ребенок склоняется над матерью, прижимает ее голову к груди. Вокруг молча становятся воины, даже сбитый с ног затыкается и, подняв забрало шлема, смотрит на мальчишку, подходит и кладет тяжелую ладонь ему на плечо.
- Как зовут, малец?
Голос твердый и резкий, приправленный яростью и чем-то еще, чего мальчик пока не понимает.
Его же голос прячется, и только с третьего раза воины слышат тихое «Инк».
Скалится из снега стальная кошачья морда, кружат хоровод снежинки и искры.
Второе слово мальчишки звучит громче и злее.
- Инквайра.
3.
- Эй! Убрал от меня руки, урод! Все вы, йо-хеи, одинаковые! Захотел полапать и утром – плати! А нет – хрен тебе! – растрепанная полуголая байщунпу подхватила вещи, и удерживая их одной рукой другой сплела из пальцев тот самый хрен, что имела ввиду.
- Ну и катись! – почти прокричал наемник, потому что кто-то барабанил снаружи в дверь так, что, того и гляди, пробьет насквозь изъеденные короедом доски. – Пошла отсюда!
Девушка незнакомо выругалась, дернула дверь и выскочила в узкий коридор, чуть не зашибив стучавшего, успевшего посторониться.
Наемник откинулся на соломенном матрасе, даже не взглянув на вошедшего. Голова болела, но сон уже окончательно выветрился в оставленное с ночи открытым окно. Утренний воздух постепенно прогонял запахи бурной ночи, но даже ему было не под силу освежить эту конуру, за съем которой приходилось платить бешеную монету. Ожидание – это такая вещь, которая выматывает из тебя деньги и жилы, хочешь ты того или нет. Только наемник не хотел. Нашарил на полу несколько метательных ножей и метнул в потолок, один за другим. Немые лезвия нашли в себе способность издать глухое «тук», и снова замолчали, впившись в дерево.
- Не боишься, что однажды они не так крепко вцепятся в потолок?
- Научен не бояться, знаешь ли.
- Знаю. Только ты путаешь бесстрашие и мастерство. С ножами ты управляешься не так хорошо, как с клинком. Мало тебе шрамов?
Его словно отчитали, но человек на кровати усмехнулся и сел, набросил на голый торс, и в самом деле испещренный следами от ран, полотняную рубаху, оглянулся в поисках куртки, но последняя не спешила бросаться в глаза.
- Вижу ты полностью… вошел в образ.
Наемник махнул на вошедшего рукой, поднялся, пошатываясь, подошел к окну и распахнул створки пошире. Вдохнул полной грудью.
- Есть новости… эээ – он щелкнул пальцами с просьбой подсказать.
- Но-Намида.
- Ну и имечко, - наемник дружески фыркнул. – Любишь ты сложности, даже имена берешь, что язык сломаешь. Неужели у аликвамов нет простых имен?
- А ты берешь одно и то же. Вайра. Не думаешь, что это опасно? Вайра, Вайра, Вайра, от Раи’нара до Эллунка, от Юлла до гремлинских гор.
- Поэтому у нас и получается, мой друг. Получается то, во что мы ввязываемся каждый раз, то, что никто не сделает лучше. Под нашим носом целый теневой мир, - человек кивнул за окно, словно имел ввиду задний двор таверны, - и имя Вайра стало ассоциироваться в нем с…
- Рейдами регуляторов?
- Я другое имел ввиду.
Лис глубокомысленно хмыкнул.
- Порой мне кажется, что у тебя есть какая-то своя цель, причина, по которой ты все это делаешь. Особенно наслушавшись за все эти годы твоих рассказов, - он окинул наемника взглядом. – И ты снова употреблял фурасшу, - в голосе лиса послышалось недовольство, лицо его еще больше сузилось, усы приопустились.
- «Вспышка», Но-Намида. Никто не говорит «фурасшу» или «Белое солнце». Хотя говорят. Регуляторы. Но в народе в ходу «вспышка». Очень точно, не находишь?
- Я не принимаю наркотики и начинать не собираюсь. Даже в рабочих целях.
- Разум людей «вспышка» сильно не затуманивает в отличие от сознания аликвамов или, скажем, рубов. Но зато помогает взбодриться, - Вайра протер ладонью заспанные глаза. Куртка наконец соизволила объявиться на спинке единственного стула в углу комнаты. – И возвращаясь к моему вопросу. Удалось что-то нарыть?
Аликвам дернул щекой. Вайра уже видел такой жест. Недовольство и злость.
- Удалось… Но новости не очень хорошие. Судя по всему, распространением средних и легких наркотиков в этом районе действительно занимается крупный игрок, как ты и предполагал.
Вайра кивнул.
- Но это еще не все. Я поспрашивал пару своих шиттеиров, мелких сошек с дна Наусину. Говорят, кто-то заинтересовался тобой и собрал какую только возможно информацию. Вряд ли докопались до того, кто ты на самом деле, но все же игра стала опаснее. И этот некто сделал ход - хочет встречи. Предлагает некий редкий товар. Звучит как «курай-суна» или что-то вроде того.
- «Темный Песок». Регуляторам неизвестны ни кристаллы, ни порошок с таким названием…. Возможно, на черном рынке появилось что-то новое. Свет знает, какой еще минерал могли добыть на каерульских рудниках и начать использовать его как новую отраву - в голосе Вайры прозвучала как озабоченность так и заинтересованность, но лис, не служащий в корпусе, только пожал плечами. – Хорошо. Значит, встреча. Они сами определили место?
- Да. И в этом… есть подвох.
- Продолжай, - Вайра понимал, что если Но-Намида говорит подобное, то оно так и есть.
- Пепельный лес, Вайра. Пепельный лес, будь он срублен под корень, - аликвам сплюнул на и без того грязный пол. – Кто-то действительно заинтересовался «Вайрой» и его «подельниками». Возможно, кто-то сопоставил твою работу, места, где ты бывал и рейды корпуса. Я понимаю, между этим проходили недели, связь с тобой слабая, но она есть. И потом, Пепельный лес, Инк! – лис перешел на настоящие имена. – В Пепельном лесу у нас нет преимуществ. Рейдеры заблудятся в трех соснах, а на наш народ… ты знаешь, как действует то место на аликвамов.
Новости точно были не радостные
- Но не придти мы не можем, - человек покачал головой. – Тогда уж точно выдадим себя, ведь Вайра работал с самыми опасными наркоторговцами в мире, он не устоит перед новым товаром. Так они думают, кем бы они ни были. Или он. Удочка заброшена ловко, очень ловко, Кохэку, - последние слова наемник прошептал, сжав плечо аликвама рукой. – Но мы не те, кого легко поймать. Сколько раз мы попадали в передряги и были на волосок от провала, но выбирались из дерьма на свет?
Аликвам не ответил и вздохнул, подтверждая правоту слов друга.
- Все так. Но, боюсь, в этот раз больше неизвестности. Мы не знаем, кто они, не знаем, сколько их будет там, не знаем точного места встречи – Пепельный лес велик. И вообще, для чего назначена встреча. Мне почему-то кажется, что не только ради нового товара. Или не столько ради него. А еще мне думается, что ты знаешь больше, чем говоришь, Вайра. Это тот, кого ты так долго искал? Ведь так ты считаешь?
- Я не знаю… - человек оперся на подоконник, сжал кулаки. – Возможно.
- Обладающие не ставят личные интересы превыше защиты Света. Как и регуляторы. Долг есть долг, ведь так?
- Несомненно, Кохэку… Несомненно. Распорядись насчет лошадей. Выезжаем при первой возможности.
- А отряд корпуса?
- В сборе. Пока тебя не было, я дал ребятам соответствующие указания. Все как всегда. Только в этот раз не будет нескольких недель. Коль игра стала опаснее, мы сами должны быть под стать ей. Я так понял, вы приехали с проводником?
Лис, уже собравшийся выйти, остановился.
- Она встретила нас на полпути сюда. Знала, куда мы направляемся. Объявила без обиняков, что будет сопровождать нас.
- Она, значит.
- Лица мы не разглядели – скрыто облегающим капюшоном. Голос… женский. Необычный тембр. Фигура тоже женская. Вооружена парными ами-куми. Лишнего не говорит, как не расспрашивали. Пришла пешком, без лошади. Но вроде не из ваших. Всмысле, не человек. Да и на аликвамку не похожа. Не берусь определить, кто такая. Видно, наемница, которой неплохо заплатили. Свет ее знает.
- Хорошо, взгляну сам. Собери поесть в дорогу, бери все что найдешь на кухне внизу. На вытье хозяина не обращай внимания – я и так здорово переплатил. Спущусь через пару минут. И… Кохэку?
Янтарь лисьих глаз застыл выжидающе.
- Все будет хорошо.
- Макото-ни.
Дверь скрипнула и закрылась.
Человек бросил взгляд на пол у кровати. Там, на уровне изголовья , чтобы можно было схватить спросонья при малейшей опасности, лежал его Тс'куру, Создающий Ветер. Длинная игла эстока выглядела совершенно неопасно по сравнению со «спящим» рядом соседом, замотанным в тряпку и перехваченным бичевой, чтобы не привлекать внимания. Серый стальной меч спал беспробудным сном. Точнее спало его лезвие. Навершие же рукояти…
Вайра нащупал в узком кармашке на груди продолговатый предмет, подцепил двумя пальцами и извлек. Вытянутый стеклянный конус с ослепительно-белой жидкостью внутри приятно холодил ладонь. Вайра сорвал крохотную печать на самом навершии, под которой обнаружилось отверстие, запрокинул голову и закапал жидкость глаза.
Пришлось зажмуриться, такая как зрачки расширились и свет резал глаза. Волна покалывания побежала по всему телу, от головы до ног и обратно, ударив в голову вспышкой.
Теперь можно было и ткрывать глаза. Сна как не бывало, Вайра ощутил прилив сил и энергии, а то, что он уж слишком часто стал употреблять продукт драговаров Эллунка, его не очень заботило. На здоровье это никак не сказывалось – тогда чего об этом думать. Проверив, на месте ли еще две капсулы, он подхватил эсток и повесил на пояс. тс'куру, не нуждающийся в ножнах, был только рад вернуться к хозяину. Сверток же с мечом пришлось, как обычно, закрепить за спиной. И, как обычно, злая кошачья морда попыталась загянуть в глаза. Он не дал ей такой возможности.
4.
Пепельный Лес был одним из тех мест Луцема, куда лучше не соваться без особой нужды, будь ты даже охотник или собиратель. Среди всех лесов мира он был, пожалуй, самым крупным, хотя лесом был только по названию – деревья здесь не были деревьями, животные и растения также не были самими собой. Зеленым он был на окраинах, где соприкасался с нормальной природой В'аалпа и потому выглядел вполне дружелюбно. Но впечатление было обманчиво. Чем глубже в чащу, тем больше становилось мрака, серости, тьмы, теней и… пепла. Свет пытался пробиться в этот мрачный уголок мира каждый день со времен свержения Тьмы. Каждый день деревья таяли, рассыпаясь пеплом, который взвесью висел в воздухе, мешая дышать, устилал вместо листьев землю и впитывался в нее, вновь через корни возвращаясь в деревья, чтобы залечить их раны. С этой проблемой ни справлялся ни сам Свет, ни его наместники, Тусклые, за сотни лет предпринявшие сотни попыток, проведя множество опытов и экспериментов. В конце концов они просто запретили туда соваться и велели стеречь его границы регуляторам. Но так как у Корпуса и своих забот было выше крыши, а руки не успевали отмываться от грязи и крови, в Лес заходил кто ни попадя: искатели древних артефактов ушедших эпох, ученые, ищущие редкие травы или искатели удачи, желающие подстрелить невиданного зверя. Интерес их подстрекали купцы и коллекционеры, отваливающие за редкости неплохие суммы.
Но не зря Тусклые запрещали посещать это место. Считанным единицам везло выбираться из Лесу назад, а прихватив с собой что-то ценное – вообще раз-два и обчелся. Зашедшие в Пепельный Лес постепенно начинали задыхаться и блукать, ходя по кругу. Если и смогли выбраться, то тьма Леса меняла их, меняла так, что они переставали быть…живыми. Они не проживали и пары дней, умирая в муках. Лекари только разводили руками.
Неведомо почему, но особенное влияние Лес оказывал на аликвамов, сводя тех с ума, поднимая с глубин их естества животные инстинкты, жажду убийства и охоты, в результате чего немало зараженных лисов нападали на поселки и хутора близ лесной границы, вырезая там всё живое, чем доставляли немало хлопот Корпусу. Казалось бы, после таких случаев не будут заходить аликвамы в Лес, но как же, жди. Что их туда гнало, оставалось загадкой. Видать, что-то с головой.
Вот почему опасения Но-Намиды и его нежелание идти в Пепельный Лес было понятно Вайре. Друг там никогда не бывал, не были в нем и другие члены его «отряда» - покрытый татуировкой по чешуе здоровяк Бран-Ну, цинка-сорвиголова Маркед Даска и драговар Храс’т’оли, с кожей черной как обугленная головешка. Впрочем, как все из Испепеленной Земли.
Все они знали последствия, грозящие посетившему этот Лес, но доверяли ему, Вайре и верили в его здравый смысл. Знали, что, как всегда, или он, или аликвам что-нибудь придумают. Вот Вайра и пытался придумать, только едущий рядом проводник сбивал с мыслей. Он (или все же она, как сказал Но-Намида?) настраивал на тревожый лад. В этой новой Игре он был неизвестной величиной, то ли цзу то ли сян, если сравнивать ситуацию с партией в сянци, то ли просто случайным наемником. В последней Вайра сомневался. Как странный спутник собирается провести их по Лесу так, чтобы они не свихнулись, не поддались тамошним теням?
Они ехали уже больше трех часов, спустившись в долину и двинувшись вдоль мелкой реки. Таверна и ютившиеся вокруг нее чахлые дома в’аалпских крестьян остались позади. Повсюду вздымались грязно-зеленые ступени рисовых террас, а впереди стеной, словно бы возведенной великанами, стоял Пепельный Лес. Тишину нарушали редкие далекие покрикивания сборщиков риса, звон упряжи лошадей наемников, пение птиц, тех, что не боялись близости Аш’триса и голос Вайры, который раз за разом пытался выудить что-нибудь у фигуры, закутанной в черное. Вопрос об имени, заданный уже в который раз, вновь остался без ответа, а Вайра, его задавший – проигнорирован. Хрупкая на вид фигура незнакомца ничем не выдавала себя, никак не реагировала ни на вопросы Вайры, на на реплики других членов отряда. Остальные в конце концов плюнули на это, но Вайра нет, поэтому продолжал задавать проводнику вопросы, надеясь узнать что-то о предстоящей встрече.
- Откуда вы родом?
Новый вопрос заставил проводника еле заметно встрепенуться, но Вайра все-таки заметил это. Но вместо того, чтобы ответить что-то, фигура просто пожала плечами, словно от холода поежилась. Вместе с этим стукнулись друг о друга рукояти двух ами-куми на сложной перевязи за спиной незнакомки – Вайра решил думать, что это все-таки «она», так как те немногочисленные владетели кос, что он встречал, были именно женщинами. Наемник засмотрелся на грозное оружие, поэтому тихий голос застал его врасплох, он даже не сразу понял, что ему сказали, но незнакомка, не поворачивая голову, снова сказала что-то, что на исковерканном языке аликвамов было похоже на «меч».
Вайра дотронулся до рукояти эстока, но незнакомка отрицательно качнула головой.
- Другой меч. Откуда?
Эти слова проводник произнесла уже громче, так, что Но-Намида и остальные тоже услышали, начали переглядываться. Поймав вопросительный взгляд лиса, Вайра ничего не сказал и, удерживая поводья одной рукой, потянулся за свертком. Положив поперек луки седла, осторожно раскрыл. Он сделал это специально, надеясь, что незнакомка обратит, наконец, на него внимание. Но ошибался: она так и осталась истуканом, разве что истуканом на лошади.
- Показывать незачем. Я знаю, как они выглядят, - фырканье, то ли она чихнула то ли усмехнулась. – Откуда он у того, кто столь успешно проворачивает свои дела с драговарами? Или кроме дурного товара вы увлекаетесь и оружием?
- Я расскажу о мече, а вы о том, как собираетесь защитить нас от Леса. Идет?
Молчание было ему ответом, Но Вайра счел его знаком согласия.
- Что ж… Меч… Я приобрел его… у одного кузнеца, которому нужны были деньги. Он чинил нам оружие, я переплатил, и, как довесок, он отдал мне старый клинок, довольно непло…
- Ложь!
Слово сработало, как пружина – группа Вайры обнажила оружие, не задумываясь, глаза всех вцепились в проводницу, которая так резко остановилась. Ее руки сами лежали на рукоятях кос, под тканью волнами ходили упругие мышцы. Но она так же быстро отдернула руки от оружия.
- Прощу прощения… Вайра. Я не хотела потревожить ваших людей.
Тело проводницы все так же было напряжено.
- Вы, похоже, знаете о клинке больше моего. Осторожнее, парни вам не доверяют, - красноречивый взгляд Маркед Вайра проигнорировал. – В следующий раз я не смогу удержать их от того, чтобы… допросить вас.
Они снова тронулись. Оружия никто не убрал. Громада Аш’триса уже возвышалась над ними.
- Хофуку-но-кен. Меч Воздаяния, - слышный только Вайре шепот полился из-под капюшона. – Кузнец не ковал его. И не отдавал вам. Это ложь. Он никак не может быть у человека. Они не принадлежат людям.
- Кому же тогда? – так же снизил Вайра голос. – Аликвамам? Рубам?
- Вы отдадите его мне, Вайра.
- Что? С чего мне это делать?
- Вы ведь хотите защиты от тьмы Леса. Такова плата.
- Почему бы мне не развернуться и не уехать сейчас? Мое недоверие к вам только возросло. Думаю, мои люди поддержат меня. Что, если я прикажу им сорвать с вас капюшон, и…
- Я убью их, если они попытаются.
- Сомневаюсь.
- Не сомневайтесь
- А меня?
- Вас убивать не велено. И вы не повернете назад. Вы никогда не отворачивались от дел. Хотя иногда стоило бы.
- Значит, правда, что вы изучали нас и наши дела, - Вайра был рад, что проводница зацепилась за крючок, но вместе с тем возрос риск, что они, кем бы они ни были, докопались до того, что им знать не следовало.
- Изучали. Наблюдали. Ожидали…
- Мы отошли от темы. Меч вы не получите.
- А если я скажу, что вы встретитесь в Лесу с тем, кого так долго и упорно пытаетесь найти? Вы интересуетесь этим клинком долго, очень долго для простого меча. Это не могло пройти мимо нас.
Вайра помрачнел, сжал зубы. Опасность колотилась в виски. Личное не должно затмевать работу. Но…
- Сначала проведете нас в Лес.
- Сначала…
- … проведете нас на встречу!
Краем глаза Вайра видел, как нахмурились Но-Намида и остальные. Он решает за них. Как он решит, так и будет.
Оставшуюся часть пути ехали в напряженном молчании.
Звенящая тишина облепляла все на границе Аш’триса. Здесь уже летал пепел, вынесенный ветром за пределы Леса. Лошади стали фыркать и неуклюже перебирать ногами, вытаптывая траву – отказывались двигаться дальше.
Храс’т’оли и Даска спешились первыми, не желая понапрасну мучить животных, их примеру последовали и остальные, в том числе и их спутница, судя по всему, радая, что избавилась, наконец, от лошади. Заранее подготовленные полумаски из плотной ткани натянули на лица, чтобы защититься от пепла. Но тут их ждал очередной «сюрприз».
- Со мной пойдут только двое, - черная фигура вынула из незаметного кармана две стеклянные анбы, бросила одну Вайре, вторую сжала в кулаке. – Кто еще?
Вперед дернулся недовольный Бран-ну, но аликвам остановил его, покачав головой, сам взял анбу и ввел себе в руку переливающуюся перламутром черную жидкость. Вайра, опасаясь за друга, не имевшего столь тесного контакта с наркотиками, сделал то же самое.
- Это легкая форма того, что вам предложат, Вайра. Состав изменен с целью защитить вас.
«Значит, вот что такое Темный Песок», - справляясь с тошнотой, подумал Вайра. Ощущения были странными, до этого неизвестными ему. Похожими на то, как Тс'куру давал Обладающему власть над ветром. Но всего лишь похоже. Словно зеркальное отражение этих ощущений.
Проводница больше не стала дожидаться Вайру и лиса, скользнула в Лес и скрылась за стеной деревьев. Нужно было нагонять.
Люди Вайры злились, что ничем не могут помочь ни ему, ни аликваму. Но выхода не было, кроме как ждать их назад. Отдав тяжелый меч Но-Намиде, Вайра обнажил Тс’куру. Чувства казе-о-мотсу поспешили смешаться с наркотическим дурманом, еще больше усилив неприятные ощущения, и Вайра поспешил шагнуть в лес.
- Сколько мы уже идем? – спотыкаясь, спросил Но-Намида.
- Сколько? Мы ведь только… - Вайра обернулся. За спиной осыпающиеся пеплом деревья уходили в серую дымку, казалось, до горизонта.
- Больше часа. Время здесь идет не так, как вам кажется. Шевелитесь. Те, кто ждет вас, не отличаются особенным терпением к…
- Кому? Посредникам вроде нас?
- Да, - выдавила из себя проводница. Такое ощущение, что она не отводила взгляда от меча за спиной аликвама, пряча глаза под капюшоном.
Вайра пытался слушать, но ветер, попадая на эсток, шептал человеку о изменениях во времени, как и говорила проводница. Ее голос здесь уже не был тихим и осторожным, он стал ярче и яростнее, налился какими-то звериными рычащими нотами. Пепел и тени, насылаемые на них Аш’трисом, ее, казалось, не волновали совершенно, она двигалась легко и свободно, будто ходила здесь каждый день, в отличие от Вайры и его напарника.
Возможно, с таким средством, такое и правда могло быть, возникла у Вайры мысль. Голова болела все больше, про аликвама и говорить не стоило.
- Из чего вы получили наркотик? – спросил Вайра просто для того, чтобы словами прояснить разум. Ветер вел себя странно, дезориентируя Обладающего, хотя должно было быть наоборот.
- Это пепел деревьев Аш’триса, уголь, сонгчи и вода местных топей. Плюс кое-что еще. Но мы не будем это обсуждать.
- Но разве товар не следует изучить прежде, чем брать?
- Вы здесь не за товаром, Вайра. Ведь так вас зовут?
Голос с женского стал мужским, точнее, похожим на мужской. Проводница куда-то пропала, Но-Намиды тоже не было видно, но тревоги за друга не появилось, только образовалась внутри какая-то сосущая пустота. На миг он задумался, что он здесь делает. Зачем он пришел? Потом вспомнил про кошку. Да. Кошка. Он потянулся за спину, но рука схватила пустоту – меч куда-то делся. Разве он отдавал его кому-то? Меч с кошкой на рукояти.
- Знаешь почему из называют Мечами Воздаяния? – голос вернулся. – Они были оружием против врагов. Против предательства. Ими воздавали за содеянное. Ими несли смерть, Вайра.
Сквозь пепел проступили огромные обветшалые полуразвалившиеся монументы кошек, возникшие по обе стороны от человека. Он обнаружил, что стоит на потрескавшихся плитах из полированного серого камня. Пепел здесь не задерживался, не уходил в землю.
- Кем ты был, Вайра?
Поверхность плит отразила его – мальчика, одетого в рванину, растрепанного, с клубящимся изо рта дыханием. Он стоял среди белых деревьев, а вместо пепла шел снег. Ветви многолетних древесных великанов разлетались белой пылью, таявшей от его дыхания. Он был бос и уже практически не чувствовал ног.
- Инквайра? Это ты? Мальчик мой!
Его мать стояла перед ним, такая, какой он ее запомнил в тот день. Она бросилась к нему. Сжимая в руке клинок с кошачьей мордой на рукояти.
Вайра обрадовался, что, наконец, нашел и мать и клинок, но свистящий звук оборвал эту радость – эсток чудом отразил выпад тяжелого меча, отбив его в сторону. Руку Вайры дернуло так, что чуть не вывихнуло из плеча. У матери теперь почему-то оказалась лисья морда аликвама – вероятно, ярмарочная маска.
Новый выпад, словно рык зверя, разрушающий пепельно-снежную пелену. Игла Тс'куру встречает его, отводит удар от Обладающего.
- Вайра, почему ты делаешь это?
- Инквайра, я ведь твоя мать!
- Регуляторы не сражаются против своих матерей.
- Кто ты, Вайра?
- Инквайра…
- Сынок…
На огромных каменных статуях кошек вокруг него застыли изваяниями кошки другого размера, в темных неизвестных доспехах, а за их плечами щерились и шипели на Вайру ушастые головы, осыпая вопросами и не давая осознавать реальность происходящего.
- Вайра, не делай этого!
- Инк, послушай…
Удары посыпались на него градом, руки у Вайры дрожали, Ветер на лезвии эстока ослабевал, не давая Обладающему нанести собственный удар. Но, когда уже казалось, что Тс’куру сейчас выскользнет из пальцев и улетит в снежную пелену, выпал шанс, и Вайра не собирался его упускать. Перед ним была не его мать, а враг, и эсток нашел свой путь. Он должен был пройти сквозь тело врага, но неожиданно выпал из рук Вайры. И тому не оставалось ничего иного, как перехватить руку нападающего и направить лезвие меча ему в тело. Хруст ребер, хрип… Глаза аликвама уже не казались глазами маски. В них медленно потухала искра жизни.
Кто-то ударил Вайру под колени, отчего и он, и мертвый аликвам повалились в пепел. Вайра попытался встать, но тяжелый сапог придавил ему грудь.
- Так все заканчивается, Инквайра, - над ним нависла фигура проводницы, откинула капюшон. Вертикальные зрачки кошачьих глаз, ловящие звуки треугольники ушей. Кошка. В каждой руке она держала ами-куми, а затем… бросила их в пепел рядом с Вайрой. Не глядя, ухватилась за Меч Воздаяния, пронзивший аликвама и вытащила его. Приставила лезвие, с которого еще капала кровь, к шее Обладающего. – Меч мой.
- Не убивай его, - голос откуда-то с древнего монумента. – Он игрок, а Игра только началась. Для Неко-но-мичи смертей достаточно.
Меч резко отдернулся от Вайры, словно живой. Рукоять косы была прямо у ладони, человек схватил ее и рубанул из оставшихся сил. Но раскрывшееся лезвие разрезало пустоту. Не было кошки. Не холодили спину древние плиты. Не стояли вокруг памятники древней эпохи. Словно все это ему привиделось. Оказалось, что его почти всего занесло сожженной древесной трухой. Сколько же он лежал здесь?
Когда Вайра сел, то понял, что все было по-настоящему. Он не смог сдержать слез: мертвый взгляд Кохэку-Но-Намиды был устремлен в пепельное небо.
5.
Дзидоду был городом-жемчужиной В’аалпа, но у всякой жемчужины есть свой налет. Здесь это был Хин-Мин, Нижний Город, где мало кто видел хоть одну жемчужину за всю свою жизнь. Несмотря на закат, растекающийся яркими красками по округе, жизнь между хаосом домов кипела и не собиралась остывать до поздней ночи. Люди, аликвамы, каерулы, ящеры толпились на узких улочках и переходах и все это напоминало аридзуку, где движение так же не прекращалось. Рыба из рек и озер, рис, овощи, специи – все это готовилось и производилось тут же, прямо под носом у прохожих и рапродавалось моментально, оставляя о себе напоминание лишь пропитывающими все и вся запахами, устремляющимися к конькам загнутых крыш. Те находились так близко друг от друга, что ло, если они и спускались ночью с небес, наверняка дрались за теплое местечко.
Инквайра засмотрелася на красный шарик солнца, сощурился.
Где-то там, в одной из забегаловок, где подают саке и локт, где люди обсуждают все подряд за миской риса и куском мяса, сидят сейчас Маркед, старина-драговар и Бран-ну, никого не желая видеть, а особенно его, Инквайру. Он должен быть с ними и так же напиваться, но..
Регулятор достал из-за пояса конверт, запечатанный металлическим солнцем-замком. Это пришло ему вчера, после… танца с сестрой Кохэку, после его признания ученикам старого Юу, отца Кохэку и Хотэру. Он не хотел раскрывать послание. От Корпуса никогда не приходило хороших вестей, а произошедшие события могли повлечь за собой и изгнание Инквайры из рядов регуляторов. Надо было ему делать что-то одно… Или быть казе-о-мотсу, или регулятором. Выбрав два пути, он потерял друга.
После того, как ему чудом удалось выбрался из Аш’триса и вынести на себе тело Кохэку, он рассказал все следственной команде Корпуса. Дело передали на уровень выше, восприняв рассказ Инка как нечто, само собой разумеющееся. Тогда он понял, что регуляторы что-то знали об этих существах-кошках и не предупредили других, занимающихся работой в поле. Но он поклялся разобраться с этим делом сам. Даже без чьей-либо помощи. Неизвестный враг забрал у него сначала мать, а теперь и лучшего друга. Он найдет их.
Инквайра покрутил конверт в руках, наблюдая, как заходящее солнце играет на металле знака Корпуса. В конверте могло быть еще одна весть. После возвращения в город он уже был наслышан о кончине одного из Тусклых, так что Корпус вполне могло интересовать это дело – высшие из регуляторов все ставили под сомнение, и могли сомневаться в естественности смерти Тусклого. Но причем тут Инквайра? Нет, вряд ли там что-то подобное… Ведь он ши-о-мотсу. Обладающий смертью.
Звук сёдзи отвлек его, но он не обернулся. Тихие шаги.
Хотэру стала возле него, глянула вниз, на бурлящий Хин-Мин.
- Кохэку любил стоять здесь вот так и наблюдать. Думать. Узнавать жизнь.
- Знаю.
Алые лучи делали белую шерсть аликвамки розоватой, усы ее шевелились. Она хотела сказать ему многое, но воспитание Обладающей ставило препятствия.
- Для чего все это? Возможно ли сделать мир лучше? Ты в это веришь? Мы не Тусклые, Инк. Мы всего лишь…, - она умолкла, как и он, сощурившись на закат.
- Мы – те кто мы есть. Те, кем хотели быть. И кем стали. Ты знаешь, чем занимается Корпус. Чем занимаюсь я и твой брат... занимался. Всегда знала. И знала, что когда-нибудь…
- Да, - она прервала его.
Они молчали и не знали , что сказать друг другу.
- Ты уедешь?
Инквайра не понял, что хотела спросить Хотэру. Что хотела передать этим вопросом. Надежду на то, что убийца ее брата покинет их или нежелание того, чтобы он уезжал.
- Над собой я не властен, - он протянул ей письмо. – Открой.
Она сорвала солнце из металла и швырнула его с балкона. Достала шелестящий на ветру лист бумаги, протянула Инквайре. Некоторое время он вчитывался в строки, потом перечитал еще раз. Его догадки были верны. Ему предстояло расследовать убийство наместника Света.