--Оленька, иди завтракать!
Девочка сонно жмурилась на кроватке, пытаясь проснуться. Затем резко вскочила и босиком, придерживая ручкой подол длинной до пят ночной сорочки, побежала во двор.
--Куда? – закричала вслед мама. – А завтрак?
-- Маменька, я сейчас! Только Петю сперва покормлю!
Она насыпала пшеницы в зелёное игрушечное ведёрко и направилась на птичий двор. Куры уже вовсю искали червяков, своими лапками, разгребая навозную кучу, клевали пшеницу, заботливо насыпанную в деревянное корыто отцом, рыли ямки в земле и с удовольствием валялись в них. Посреди куриного царства расхаживал большой петух с переливающимся на солнышке оперением. Его роскошный красный гребешок, словно корона, украшал головку и был воинственно приподнят кверху: только что Петя наводил порядок среди молодняка, привезённого вчера с птицефабрики, втолковывал правила двора и всем видом показывал «кто в доме хозяин!». Оленька позвала его: «Петя, Петя, Петя!» и поманила горстью пшеницы. Петух радостно кинулся к девочке.
Она присела на корточки, и, поставив ведёрко с угощением на землю, обняла своего хохлатого друга.
-- Ты ж мой хороший! Кушай, кушай… Как же я тебя люблю!
Оленька перебирала пальчиками оперение, любовалась его переливами, а петушок, склевав несколько зёрен, прижимался к ней, клювом тычась в нежную девичью шейку, словно целуя девочку.
-- Ах, Петенька! Как же мне было сегодня ночью страшно! Тени снова приходили ко мне, тянули свои руки-плети к кроватке и хотели забрать меня к себе… Если б не твоё пение, то им бы удалось схватить меня! Петя… Ты ж мой хороший друг!
Петух с пониманием смотрел на Оленьку, всё плотнее прижимаясь к ней.
-- Оленька! Ну сколько можно ждать? Завтрак стынет! – кричала с крыльца мама.
-- Ой! Пойду я, Петя! А то маменька заругается!
Она ещё раз погладила по спинке петушка и поднялась. А петух, будто желая подбодрить Оленьку, вскочил на плетень и громко закукарекал: «Кукккарекууууу!», хвостом помахал девочке и пошёл вглубь двора.
Оленька побежала к дому.
-- Ноги ополосни! Ой, ну посмотри, подол весь извозюкала в пыли! Переоденься! – сердито воскликнула мама. – Ну что за нежности с петухом?..
Остаток речи дочка уже не слышала, она бежала по дощатым мосткам к баньке ополаскивать ножки.
Солнышко набирало высоту, всё жарче распаляя атмосферу, и небо, как выцветшая незабудка, потеряв яркость голубизны, казалось совершенно прозрачным. День шёл своим чередом: мама хлопотала по хозяйству, отец колол дрова, а Оленька сидела на открытой терраске и шила кукле одёжки, напевая придуманную ею песенку, изредка поглядывая на гуляющих за забором кур.
Недавно вывелись цыплята. И их неугомонная мамаша-кура беспрестанно носилась с маленькими жёлтенькими комочками в поисках вкусных червячков. Пушистики, смешно перебирая лапками и переваливаясь с одного бока на другой, наперегонки бегали по двору, когда клушка, раскопав чего-то интересное в земле, призывно квохтала им. Вообще-то, Оленьке было поручено приглядывать за цыплятками, потому что в округе завёлся коршун, падкий на нежное цыплячье мясо. Но девочка договорилась с петушком, что она чуток поиграет с куклами, а потом будет сторожить жёлтеньких несмышлёнышей. А пока пусть Петя покараулит. И петух с гордо выпяченной грудью от важности задания курсировал по двору, будто солдат на боевом посту!
Внезапно небольшая чёрная тень, вынырнувшая из поднебесья, камнем ринулась вниз, в толпу беззаботно пищащих малышей! Коршун! Ещё миг и схватит острыми когтистыми лапками парочку цыпляток! Петя, издав боевой клич «Кууукуууурекууууу!», и стремглав бросился наперерез!
Оленька закричала: «Пааапаааа! Коршун!» Отец побежал к калитке птичника, схватив толстую дубинку. Петух, перехватив коршуна, закрыл собой нерадивых птенчиков, а остальные успели спрятаться в зарослях бурьяна и крапивы вдоль забора. Коршун сильно ударил Петю в голову и хотел вцепиться в него, но подоспевший хозяин, швырнул палку. Хищник громко вскрикнул «Крррр-кррр!» и, выпустив добычу, с усилием расправив крылья, улетел.
Размазывая по бледным щёчкам слёзки, Оленька бежала к своему умирающему другу. «Петя! Петенька!» Папа уныло стоял над петухом, который трепыхался в конвульсиях, поднимая потускневшими крыльями, облако пыли вокруг себя, а из-под его героической груди выползали дрожащие цыплята.
На шум и крики из кухни выскочила мама. Увидев происходящее, она бросилась вдогонку плачущей дочери.
-- Оленька! Оля!
Петух лежал в лужице крови неподвижно. Девочка рыдала навзрыд: «Петенька! Ну как же так? Не умирай, дружочек! Я так тебя люблю! Петенькааааа!»
Мама удручённо обняла её и, пытаясь увести в дом, утешала: «Ну-ну-ну, не плачь. Пойдём, пойдём. Ему уже не поможешь.»
-- Мама! Ты не понимаешь! Петя был моим другом! Он защищал меня от тех, кто поглощает свет! Ночью! А теперь…. Теперь они точно до меня дотянутся… -- прошептала она, всхлипывая.
-- Кто? Кто до тебя дотянется, Оленька?? – в недоумении мама смотрела на дочку.
-- Они приходят по ночам, через окно сползают на подоконник, а потом тянут свои длинные руки-плети к моей кроватке, хотят схватить за подушку и подтащить к себе. А потом они заберут мой свет из души…
-- Оленька! Ну что ты выдумываешь? – женщина схватилась за голову. – Какие тени, какой свет? Ты расстроена из-за петушка, вот и фантазируешь! Успокойся. Завтра папа купит другого, и ты позабудешь обо всём плохом. Иди, поиграй, милая.
Наступил вечер. Оленька со страхом ждала, когда маменька скажет ложиться спать. И оттягивала, как могла, этот момент. Преувеличенно долго пила молоко, затем так же долго чистила зубки, мыла ножки перед сном, потом попросила, чтоб с ней посидели около кроватки. Мама прочитала ей на ночь добрую сказку и поцеловала в лоб.
-- Маменька! Не гаси свет!
-- Ну, милая! Не выдумывай! Спи спокойно!
И вышла из комнаты, плотно прикрыв дверь.
Оленька усиленно жмурилась, пыталась заснуть, с головой зарывшись в одеяло. Сердечко стучало невероятно громко, и девочке казалось, что его стук эхом разлетается по комнате. Размеренно тикали часы. За стенкой шуршали мышки. Шуршание совсем не пугало. Девочка иногда подкармливала мышек кусочками колбасы, хотя маменька и ругала её за это.
Темнота за окном сгущалась. Вот из-за деревьев показался край серебристого диска луны. И тени стали удлиняться. Оленька, широко распахнув глаза, смотрела в окно, за которым раздавалось странное шипение: «Оля, Оленька! Иди к нам!» Девочка натянула одеяло до подбородка и села на кроватке, прижавшись спиной к стене. Она так сильно сжимала край одеялка, что костяшки пальчиков побелели.
Тут послышались скребущиеся о стекло звуки, как будто острыми когтями царапали. На белом подоконнике образовалось тёмное пятно, разрастающееся и набирающее темную окраску. Из него потянулись две руки-плети, они поползли к кроватке. Оленька ещё сильнее вжалась в стену и подобрала край одеяла под ножки. Плети, помедлив, стали теребить свисающую до пола простынку, пытаясь стащить сидящую девочку. От ужаса Оленька не могла произнести ни слова.
С обречённым видом она шевелила обескровленными губками: «Ах, Петя! Где же ты, мой дружочек! Не прогонишь теперь этих противных поглотителей душ своим звонким голосом, не спасёшь свою Оленьку от незваных гостей!»
А тени всё удлинялись и удлинялись… Вот, уже доползли до одеялка, ещё чуть-чуть и схватят за пальчики на ножках, а потом доберутся и до её бешено колотившегося сердечка! Оленька зажмурилась.
И тут в ночной тиши раздалось звонкое «Кукккурекууууууу!» Тени резко остановились, словно прислушиваясь. Во второй раз «Кукккааааарекуууууу!». С недовольным шипением тени медленно стали укорачиваться в сторону подоконника. Когда в третий раз раздалось «Куккккаааарекуууу!», чёрное пятно шлёпнулось за окно в сад, и поползло в сторону леса, недовольно шурша травой.
Оленька открыла глазки. Перед ней около кроватки стоял её Петя! С переливающимся в лунном свете оперением и по-боевому вздёрнутым гребешком на головушке. Он ласково смотрел на девочку: «Оленька! Милая моя Оленька! Не бойся, я с тобой. Больше никогда эти поглотители душ не потревожат твой сон! Закрывай глазки, мой дружочек... Я всегда буду охранять твой сон! Спи спокойно…» Умиротворённость овладела маленькой девочкой. Она сонно закрыла глазки, и всё ещё поглаживая стоящего рядом Петю, заснула радостным и светлым сном.
А утром, проснувшись, Оленька гадала: сон это был или явь? Но большое сияющее перо в её ручке навевало на размышления.
13 апреля 2015г