Всё, что я написала – для тех, кто нуждается в поддержке.
Возможности человека безграничны.
История одной девочки.
Я заболела в два с половиной года и почти до семнадцати лет не ходила. То есть у меня было четыре обострения и четыре раза я вновь училась ходить. Одно из обострений полиартрита случилось. когда я пошла в первый класс, но проучившись всего два месяца, заболела. Я не могла ходить, самостоятельно держать даже ложку, переворачиваться. Когда становилось лучше, ко мне приходили учителя домой. В основном занималась самообучением. Что бы, не мешать, жила не с мамой и сестрой, а с бабушкой. Ко мне, почти никто не ходил. Я находилась всё время одна, в маленькой тёмной комнате. Комната была самая малюсенькая в коммунальной квартире. Единственное окно выходило на север. Темноту создавало ещё и то, что вид из окна, был очень грустным: пешеходная дорожка, по которой очень редко кто-либо проходил и дорога, по которой изредка проезжали машины.
За дорогой находилось здание школы, в которой учились мои одноклассники. Они никогда не заходили ко мне, им было не до одиноко сидящей взаперти бедной болезненной девочки. Вряд ли кто вспоминал обо мне. День сменялся ночью, год медленно, но уверенно, шёл за годом.
А изнуряющее заточение для души и тела было нескончаемо.
Я и бабушка, и ещё пластилин. Да, да, обыкновенный пластилин, что продавался в обыкновенном магазине "Канцелярские товары". Он был всегда у меня. Я лепила, лепила и лепила: замки, жителей, принцесс и принцев. Сестра ко мне тоже не ходила.
У нас не было телевизора, каких-то красивых нужных вещей, а только две железные кровати, старый стол, покрытый не первой свежести, скатертью, комод, на который я всегда старалась разместить хоть какие-то вещички: статуэтку «Хозяйки медной горы» из сказки П.П.Бажова, какое-то фото и коробочки. В верхних ящиках находились: в одном посуда, в другом разные, вроде бы необходимые вещицы. Я изредка перекладывала все эти предметы, что бы они там находились хоть в каком-то порядке. В верхнем большом ящике располагались все мои пожитки. Далее был ящик для белья и бабушкиных вещей. Нижний ящик впитывал в себя все остальные нужные и не нужные вещи.
Была ещё вешалка на стене, на которой висела вся верхняя одежда, которая у нас была. Около стола стояло два деревянных стула, списанных в каком-то учреждении и отданных бабушке, и две табуретки, старые, видавшие виды, но ещё довольно крепкие табуретки, которые заменяли иногда столик, иногда лестницу, иногда служили подставкой для каких-то вещей. На столе всегда стоял металлический чайник, покрытый внутри вечной ржавчиной.
Ещё у бабушки была старая ручная швейная машинка, на которой она шила себе простенькие платья, нижнее бельё, косынки, пастельное бельё и что-нибудь мне и сестрёнке. Были у моей бабушки ещё вязальные спицы. Инструмент для ручного вязания. Их было пять штук. С помощью этих волшебных спиц бабушка вязала носки, шарфики и другие нехитрые вещи. Но, прежде чем что-либо связать, надо было распустить вязаные вещи, которые стали нам малы или стали непригодными для носки. Я распускала их целыми днями, потом соединяла в две нити, потом две нити в четыре и так до тех пор, пока это было необходимо. Еще было одно занятие: надо было резать старые вещи на небольшие тряпочки, из них бабушка делала одеяла, а из тряпочек, нарезанных на тонкие полоски, сшитые в одно целое, бабушка вязала коврики.
Когда нарезанных тряпочек было очень много, мы скручивали их в клубки, и бабушка относила клубки знакомой женщине, у которой был ткацкий станок, из них получались красивые дорожки, которые укладывались на пол, что бы было теплее ходить. Ведь иногда в комнате было очень холодно, мы ходили в валенках и теплой одежде. Ой, чуть не забыла, мы с бабушкой пряли, ведь чтобы связать, что-то хорошее, надо было прячь шерсть. Бабушка приносила собачью шерсть или, и это было праздником, овечью шерсть, и пряла, а потом вязала носки.
Ещё у нас был радиоприёмник. Помню, какие прекрасные передачи я с удовольствием слушала. Он всегда был включен. В шесть утра мы просыпались под Гимн Советского Союза. Слушали сказки, разные новости. Я старалась подражать дикторам. Проговаривала тексты, которые они произносили.
Бабушка плохо видела, и я всегда читала ей вслух. Старалась читать с выражением, что бы ей было интересно слушать. Я старалась так же как по радио. Но бабушка всё - равно засыпала. Тогда я громко шептала: "Бабушка, ты не спишь?" Почему шептала, а потому что мы жили, как я писала, в коммунальной квартире. Кричала шепотом до тех пор, пока она не проснётся. Когда она просыпалась, она говорила, что всё слышала.
Ну, наверно, это все, что я запомнила.
Жизнь я наблюдала из окна, которое выходило на мою школу. Я видела, как дети шли в школу, как выходили.
Каждую ночь бабушка обвёртывала мои ноги, руки, спину тряпками, пропитанными, месяцами настоянной, уриной. Я спала в полушалках, окутанной одеялами, не имея возможности даже шевелиться. Меня парили в пихтовых ветках в ванной, принесённых бабушкой из леса; в разведённом конском навозе; намазывали эссенцией, разогретой в сковороде на печке, в которой растворяли иглы и лезвия; поили уриной, кровью молодого бычка, которую бабушка где-то брала.
Бабушка сама делала муравьиный спирт. Она ходила по лесу, ставила бутылки из-под лимонада, чуть с наклоном, в муравейник, в бутылку бросала небольшой кусочек сливочного масла. Через несколько дней она собирала бутылки, полные муравьёв, и делала муравьиный спирт. Да, это было негуманно в отношении муравьёв. Но она это делала для меня. Я очень благодарна муравьям. Считаю, что они спасли меня. Если бы я могла, я бы установила памятник Муравью.
Мама возила меня в санатории, где я проходила различные процедуры: грязелечение, водолечение и др. Бабушка возила меня в деревню к знахарке. Меня чем-то поили, отливали надо мной воск и делали многое другое, что я уже плохо помню. Были предприняты разные попытки поставить меня на ноги и остановить тяжелое заболевание. Я не помню момента, когда бы я могла просто расслабиться, я всегда была в процессе лечения.
Моя бабушка, а позднее и я с ней при каждой возможности ходили в Церковь. Бабушка научила меня молиться. Главной моей молитвой была молитва: "Отче наш...". Я не засыпала без этой чудесной молитвы. В церкви я обязательно ставила свечи и обращалась с молитвой к Пресвятой Матери Богородице, к Господу нашему Иисусу Христу, к Святому Пантелеймону- целителю, ставила свечи к иконам: Семь Отроков и Сорок Святых.
Очень трудно описать все мои переживания, разочарования, все боли, которые я испытывала, физические и душевные... Да и зачем… Я всегда ощущала себя, кроме мамы и бабушки, ненужной, гадкой, неполноценной. Это ужасно, когда ты никому не нужен.
Иногда много месяцев: по семь и по году, я находилась в больницах, в санаториях. Они были моим домом, моей школой, врачи моими родителями. Иногда ко мне приезжала моя бабушка. Поверьте, я не жалуюсь, я просто описываю жизнь девочки, которая из обречённой, как когда-то сказал один врач моей маме: «Ваша девочка не поддаётся лечению, она обречена. Оформляйте инвалидность…», создала свою судьбу, свою жизнь.
И так, перелом начался внезапно, в девятом классе. Всю весну, лето и осень моя бабушка водила меня на муравейники, намазывала меня сливочным маслом, усаживала рядом с муравейником и тысячи муравьёв делали своё дело. Я не чувствовала боли от их многочисленных укусов, боль другая, вечная и бесконечная не давала мне забыть о своем недуге.
К концу тёплого периода осени я уже кричала во весь лес, боль от укусов, стала сильнее вечно испытываемой мной родной боли. Я смогла ходить, как все. Жизнь приобрела другие, более радужные краски.
Всё, что я прочитала из книг, сидя в одиночестве, сделали своё дело. Я не только стала мечтать о какой-то иной необыкновенной жизни, я стала её создавать, стала творить своё будущее.
2015г.