Родня

Родня
рассказ



Подруги завидовали Гале Горбатовой. И было отчего: такого парня заполучила. Жгучий брюнет Костя, симпатичный  и фигурой что надо, покладистый характер, да и зарабатывал очень даже хорошо. Кроме того, пил он нечасто и весьма умеренно, по крайней мере, по русским стандартам. Было у Кости и вполне сносное жилье – отдельная комната в коммунальной квартире. Галя тогда жила в общежитии ткацкой фабрики, на которой она работала. Впрочем, был у нее и родительский дом в рабочем поселке возле железнодорожной станции,  примерно в трехстах километрах от нашего большого города. Раза два в месяц Галя ездила к себе домой, где ждали ее не только родители, но и младшая сестра Таня. Можно также утверждать, что почти половина населения поселка не просто знало Галю, но было связано с ней узами родства, хотя часто и весьма дальнего.
Старожилы рассказывали, что раньше железнодорожная станция и располагавшаяся поблизости деревня являлись отдельными населенными пунктами. Однако со временем их территории разрослись и границы сомкнулись, образовав рабочий поселок, в котором и родилась Галя. Большинство домов в поселке были одноэтажными, окруженными огородами и яблоневыми садами. Но центральная улица с Домом культуры, магазинами и рабочей столовой весьма походила на настоящую городскую. Постепенно приезжие породнились с деревенскими, вот и получилась большая родня, многие представители которой носили фамилию Горбатовых.
В отличие от своей сердечной подруги детдомовец Костя родни не имел, не имел совсем. Родителей своих он помнил весьма смутно, особенно отца. О нем Костя знал толь-ко, что он был военным, и все. Где и когда он погиб, да и погиб ли вообще, никаких сведений не имелось. А вот о маме он знал гораздо больше, даже помнил ее имя – Лена. Ему казалось, что была она очень красивой и ласковой. Особенно ярко запечатлелись в памяти ее черные косы и руки, вернее, пальцы рук, быстро бегающие по клавишам пианино. Саму мамину музыку он не помнил совсем. Вероятно, была она сложной для его детского восприятия. По рассказам взрослых Костя твердо знал, что он и его мама ехали в поезде и по-пали под бомбежку фашистской авиации. Почти весь эшелон с беженцами был уничтожен, уцелели лишь немногие, среди которых оказался и маленький Костя.
И в детстве, и потом в армейской юности, да и после демобилизации неослабевающим желанием, даже душевной мукой оставалось стремление найти свою родню. Да, его родители погибли! Но все равно он же не безродный, остались же где-то его родственники? Как только их найти? Взрослого парня обижала фамилия, данная ему в детском доме – Бесфамильный. Кем-то придуманное отчество – Иванович – тоже не согревало душу. Все это весьма способствовало формированию замкнутого характера Кости.
Девичье сердечко Гали страдало. Ей было неимоверно жалко своего любимого друга.
– Бедненький ты мой, – говорила она со слезами на глазах. – Вот поженимся, и у тебя появятся родственники. Ведь у меня почти половина нашего поселка родня.
Время шло и вот уже вплотную подошло оно к свадьбе. Больше нельзя было откладывать знакомство Кости с родителями его избранницы. В одно раннее субботнее утро электропоезд, в котором заняли свои места Костя с Галей, пропуская многие пригородные остановки, мчался в юго-восточном направлении. Почти всю дорогу Галя что-то рассказывала: про родной поселок, про своих подруг, про работу… Причиной такой повышенной говорливости было волнение в преддверье встречи Кости с ее родителями. Конечно, Галя волновалась, хотя и твердо знала, что ее радушный отец и добрая мама примут Костю как родного. В паузах между своими повествованиями она уверяла в этом и своего жениха.
Костя все время молчал, порой делая вид, что придирчиво рассматривает кисти своих рук, на которых остались следы от капель раскаленного металла. Работал Костя в литейном цехе большого автостроительного завода. Конечно, использовались в литейном производстве всевозможные средства защиты, но все же иногда возникали ситуации, при-водящие к попаданию капель металла на случайно оголенные участки кожи. Была такая работа не просто тяжелой, но и опасной. Однако оплачивалась она весьма неплохо. В общем, Костю все устраивало, а задумываться о реально возможной в будущем инвалидности не хотелось, да и было еще рановато.
Часы езды на поезде, наконец, закончились на станции весьма среднего масштаба, представляющей лицевую сторону Галиного поселка. Хотя и чистая, но ветхая платформа в купе со стареньким одноэтажным станционным зданием и растущими поблизости  деревьями в осеннем убранстве произвели на Костю странное впечатление. Ему вдруг показалось, что всю эту провинциальную картину он видел и раньше, только очень-очень давно. Костя покачал головой из стороны в сторону, стараясь прогнать это наваждение. Однако совсем оно не проходило, а лишь ушло на второй план.
Галя быстро шла с детства знакомым маршрутом через небольшие дворики и узкие немощеные улицы. Почти все встречающиеся люди здоровались с ней, иногда даже обменивались короткими фразами и с неподдельным интересом разглядывали ее спутника.
Такое пристальное внимание стесняло Костю, он заметно нервничал: «Устроили смотрины…». Галю же не покидало радостное приподнятое настроение. Временами она замедляла шаг и, оборачиваясь на шедшего за ней жениха, ласкала его нежными взглядами.
Почти весь поселок был напичкан одноэтажными деревянными домами, палисадниками, сараями, небольшими огородами. Встречались и яблоневые сады с ветками, усеянными созревающими плодами. Кругом царила милая провинциальная атмосфера. Душа Кости, в общем-то, городского человека, отзывалась на это спокойное доброжелательство с неожиданно возникающей непонятной ностальгией.
Вот и дом Галиных родителей. На широком крыльце, примыкающем к веранде, стояла Таня. По выражению ее лица и особенно глаз было ясно, с каким отчаянным нетерпением и интересом  ждет она свою сестру. Скорее даже не сестру, а ее спутника. Увидев их, она закричала звонким девичьем голосом:
– Мам, пап, идут! Встречайте…
На крыльцо выбежал отец, а за ним и вытирающая о фартук руки мама. Короткий ритуал встречи и знакомства закончился приглашением зайти в дом, где в горнице был накрыт праздничный стол.
После первых стопок водки волнение прошло, и начались обычные разговоры о жизни, о планах на будущее, о прошлом… Как-то сама собой временами озвучивалась информация о некоторых из многочисленных поселковых родственниках. В один из таких моментов Галя, погладив усеянную пятнышками ожогов руку своего избранника, грустно сообщила:
– А вот у Кости родни нет. Вообще нет…
Разговор за столом смолк. Хотя Галины родители уже знали о Костиной судьбе, но все же  тактично попросили своего будущего зятя рассказать о  детских воспоминаниях, которые сохранил он в своей душе. Костя кратко пересказал почти все, что помнил, а в конце повествования произнес:
– Но вот сегодня, когда я вышел с Галей на платформу вашей станции, мне показа-лось, что я ее помню.
– Бывает… – покачал головой Галин отец. – Давай лучше выпьем, что бы заимел ты родню: и нашел старую, и обрел новую.
Посидев еще какое-то время за столом и явно утомившись, Галин отец ушел прилечь, отдохнуть. Посоветовал он сделать это и гостю. Но Косте хотелось побродить по поселку, посмотреть на его скромные достопримечательности. Галя, естественно, составив ему компанию, взяв на себя функции провожатого.
Пройдя дворами, они оказались на главной улице поселка. Помимо новых трех-четырех этажных каменных строений, улица сохранила и старые дома, которые сразу бросались в глаза своей самобытностью на фоне современных однотипных. Костю опять посетило уже ранее являющееся наваждение, и он довольно эмоционально рассказал об этом своей невесте.
– Не знаю, – стараясь быть участливой, произнесла Галя. – Вроде вы с папой  выпи-ли-то немного…
– Причем здесь выпили? – получив первый урок семейной жизни, возмутился Костя. – Я же тебе о святом говорю, а ты «выпили»…
– Ну, извини, я не хотела тебя обидеть. – И чтобы загладить свой неудачный комментарий, она спросила: – А эту церковь ты помнишь?
Чуть поодаль от центральной улицы на небольшом холме стояла старая церковь, вернее, здание, в котором раньше помещался храм Божий. Штукатурка во многих местах осыпалась, купола заметно проржавели, а о крестах на них уже ничто не напоминало. Теперь здесь располагались складские помещения, а в примыкающем флигельке приютилась керосиновая лавка.
Однако такая грустная действительность вызвала в душе молодого человека новые эмоциональные воспоминания:
– Помнится мне и эта церковь! Да, да. Только вот в памяти она предстает с покореженным крестом на главном куполе, – Костя говорил с большими паузами, подбирая слова для убедительного описания своих таинственных видений. – Может, я скажу глупость, но мне кажется, что я даже видел, как какой-то мужик стрелял по кресту из ружья.
Веселое настроение Гали стало быстро улетучиваться. Она уже начала опасаться за здоровье своего сердечного друга: «Что происходит с моим бедным Костиком?». После нескольких минут смятения она ухватилась за неожиданно пришедшую ей в голову мысль:
– Слушай, Кость, здесь рядом живет старый приятель моего папы, дядя Сережа. Он инвалид войны, многое знает о прошлом, да и вообще чудесный дядька. Пойдем к нему. Я тебя познакомлю, и он поможет разобраться с тем, что тебе вроде бы кажется. Пойдем, в любом случае ничего плохого не случиться.
Постояв с минуту в нерешительности, Костя как-то кривовато и задорно улыбнулся:
– Ну что ж, пойдем.
Действительно, почти рядом, минутах в трех ходьбы от центральной улицы в окружении яблоневых деревьев стоял деревянный дом с резными украшениями. Его хозяин что-то мастерил на просторной веранде. Увидев через окно приближающихся гостей, он, по обыкновению схватив свою палку, поспешил выйти на крыльцо.
– Здравствуй, пропавшая душа! Сколько ты, Галчонок, не была у меня? Совсем за-была старика, – ласково улыбаясь, приветствовал хозяин, а затем, пристально посмотрев на Костю, по-простецки спросил: – А это кто такой?
– Познакомься, дядя Сережа, это мой жених Костя, – слегка покраснев, представила своего спутника «пропавшая душа».
Процесс знакомства быстро закончился, и вышедшая на крыльцо хозяйка тетя Поля пригласила гостей зайти в дом.
– Ты, мать, давай сообрази чего-нибудь на стол, – обратился к жене дядя Сережа. – Вот и радость! Пришла Галя, да не одна. – И слегка ворчливо добавил: – Да не канителься, давай побыстрей…
В первые минуты застолья Костя молчал. Говорили только хозяева и Галя. Когда присутствующие наговорились, Галя уже более полно представила хозяевам своего жени-ха. Рассказала она и о его одиночестве, и о том, какие непонятные ей картины посетили его в их поселке.
– Так, понятно, – участливо изрек дядя Сережа. – А ты, Константин, хоть что-нибудь помнишь из довоенного времени? Только без всякой выдумки! Мол, четко помню, и все.
Костя довольно подробно пересказал свои детские воспоминания и замолк.
– Теперь спешить не будем. – Дядя Сережа преисполнился азартом. – Только давай сперва выпьем еще по одной за успех в нашем расследовании.
Выпили, помолчали, и, сделавшись очень серьезным, хозяин начал задавать вопросы:
– Значит, говоришь, что твою маму звали Леной? Может, Еленой Константиновной?
– Отчество я не помню, – отвечал Костя.
– Так вот послушай меня сперва, а уж потом будем рассуждать дальше. Друг моего детства Серега, офицер-пограничник, был женат на Елене Константиновне. Гостили они у нас перед самой войной больше месяца. Женщина она была ух, скажу тебе, во всех отношениях. Красивая и умная, добрая, участливая. А уж как она играла на пианине… Сама родом она из Ленинграда, из непростой семьи. Вроде бы дед ее был известным царским генералом. Как удалось Сереге охмурить такую кралю, судить не берусь. Видно, всем женщинам нравятся военные.
– Так она была пианисткой? – не выдержав, спросил Костя.
– Нет, бухгалтершей она была, а музыку играть просто так любила. – Рассказчик пристально посмотрел на гостя. – Здорово ты похож на нее. Может, только малость попроще, ведь мужик же.
– А про отца… – Костя запнулся, а потом, опустив глаза, продолжил: – А про ваше-го друга Сергея? Что с ним произошло?
– О, это своя история. Очень памятная она для меня. Последняя наша встреча была под Ржевом. Тяжелые велись там бои. Вот и ногу свою там оставил. – Он слегка постучал пальцами по протезу. – Стали грузить раненых на транспортный самолет, а мест не хватает. Вот возле того самолета и встретил я, похоже, твоего отца – даже чуть не произошла путаница. Оба мы Горбатовы, оба Сергея, только он Петрович, а я Николаевич. У нас половина  поселка Горбатовы. Да ладно, не об том речь. В общем, встретились мы, поговорили и попрощались. Тогда он и рассказал мне, что жену с сыном удалось ему отправить на восток. Но поезд тот накрыла немецкая авиация, и почти все, кто ехал в нем погибли. Серега был уверен, что Елена Константиновна и ты тогда вот и погибли.
Дядя Сережа замолчал, и его рука самопроизвольно потянулась к бутылке.
– Давайте, помянем!
– А вы больше Сергея Петровича не встречали? – после поминального тоста спросил Костя.
– Нет. Меня-то как тяжелораненого эвакуировали на самолете в тыл, а он остался. Рана у него была в плече, тоже нелегкая. Но он, как настоящий офицер, остался, отдал свое место в самолете какому-то бедолаге. Да, Серега был человек! Можешь гордиться им, Константин. Вот так, – через какое-то время продолжил дядя Сережа. – А теперь расскажи, что тебе причудилось про нашу церковь?
– Вроде и не причудилось, а вспомнилось, что маленьким мальчиком видел я, как стреляли из ружья по крестам той церкви.
– Надо же! Именно так и было! – вскрикнул хозяин. – Два пьяных мужика, имена которых и произносить не буду, захотели сбить кресты, наверное, в угоду власти. Глумились и стреляли по ним, но без особого толку: только покалечили их, но не сбили совсем. Зато сами вскоре сгинули, приняв нехорошую смерть. Не буду больше о них.
Вновь за столом на время наступила волнующая тишина. Дядя Сережа вроде бы что-то прошептал, а затем опять громко спросил у Кости:
– А что находится за нашей церквой? Ты помнишь?
Он не торопил гостя с ответом, понимая, что тому нужно сосредоточиться, а для этого нужно время.
– За церковью? – растягивая слова, отвечал Костя. – Вроде бы какое-то водное пространство. Да, да, пруд там должен быть. Мальчишки рыбу в нем ловили на удочки.
– Все точно! Вопросов больше не имею! – почти прокричал дядя Сережа. – Наш ты, Константин. Ты сын моего друга Сергея.
– Я-то сразу это поняла, как только вошел он в дом, – подтвердила заключение мужа тетя Поля. – Местный он, стало быть, Горбатов, хотя и сильно чернявый.
Галя, обняв сзади своего жениха, заплакала, а за ней заголосила и хозяйка:
– Радость-то, какая! Нашелся сынок Сережи и Елены Константиновны. Надобно оповестить всю родню.
– Подождите, пожалуйста, – Костя, наконец, решился задать вопрос, который по-явился у него сразу с момента реального ощущения своей причастности к роду Горбатовых. – У вас случайно не сохранились фотографии моих родителей?
– Конечно, есть! Как я сразу не догадался их показать? – вознегодовал на свою не-сообразительность дядя Сережа. – Мать, принеси альбом! Там есть фотографии Сереги, и даже одна, где он с Еленой Константиновной.
Радостная суета охватила хозяев. Понадобилось какое-то время, чтобы найти семейный альбом, упрятанный среди белья в одном из ящиков комода. Затем последовало судорожное и порой бестолковое листание страниц, пока, наконец, не была найдена фотография, с которой глядели строгий молодой человек в военной форме и красивая девушка с черными косами.
Беззлобное пререкание хозяев закончилось тем, что эта пожелтевшая фотография была вынута из старенького альбома и положена на стол перед Костей. Он буквально впился  взглядом в образы своих родителей. Поскольку внешность отца Костя не представлял совсем, то теперь ему страстно захотелось запечатлеть ее в своем сознании с мельчайшими деталями. А вот маму он узнал сразу. Да, именно такой она и сохранилась в его детской памяти. Это сразу положило конец дальнейшим расследованиям горбатовского родства Кости.
– Как же ты похож на свою маму, – счастливо всхлипывая, удивлялась Галя, но по-том радостно и задорно расплылась в улыбке: – Только играть на пианино не умеешь.
– А что я говорила? – продолжая подчеркивать незаурядность своей интуиции, не унималась тетя Поля. – Как только он вошел к нам, так я уже все знала!
Бурные и эмоциональные последующие часы пребывания Кости на земле своих предков были наполнены многочисленными знакомствами со своей родней, и не только. Оказалось, что жива его родная тетя, есть двоюродные братья и сестры, хотя и не все они теперь живут в родном поселке, а часть их разметана по нашей большой стране. Имелось и множество других, более дальних родственников. К дому Галиных родителей приходили с поздравлениями разные люди. Приходили Горбатовы-родные и Горбатовы-однофамильцы, да и просто другие жители поселка – не Горбатовы.
Этими многоликими встречами был заполнен весь субботний вечер и, конечно, воскресенье с утра до густых вечерних сумерек.

Последняя электричка увозила Костю и Галю из их родового гнезда. Безостановочный стук колес сопровождался заоконным миганием придорожных огней. Вся эта цифровая информация преобразовывалось в Костиной душе единым повторяющимся словом: родня, родня, родня… Уткнувшись в его плечо, Галя  пребывала в отрадном состоянии полусна. Она не хотела больше ни о чем думать и просто погружалась в долгожданную тихую радость. Монотонность повторяющихся механических и звуковых колебаний поездного состава также способствовало этому.
Костя сначала еще пытался упорядочить впечатления прошедших воскресных дней, но потом отчаялся это сделать и решил все отложить до более подходящего времени. Крайняя возбужденность сознания порождала только незаконченные, рваные мысли: «Род-ня, родня… Кто дал мне эту долгожданную радость? Как кто? Конечно моя Галка. Как теперь следует меня называть? Константин Сергеевич Горбатов.
Звучит! Пусть так будет и дальше. Надо будет поискать свою родню и в Ленинграде. Может, остались там мамины родственники?  Да, да, нужно мне заменить фамилию и отчество. Как это делается? Вот будем расписываться с Галей, так и скажу, что хочу взять фамилию жены. Почему фамилию жены? Нет, просто хочу вернуть себе ту фамилию, что принадлежит мне по рождению. Надо же, как все получилось – словно в сказке… Родня, родня, родня…».