Дурачок

МИХАИЛ ЗАБЕЛИН - http://www.proza.ru/avtor/jilin - ВТОРОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "УДОБНО ЛИ СЕЙЧАС БЫТЬ ДУРАКОМ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

"Ходит дурачок по небу,
ищет дурачок глупее себя".
Е.Летов


I

Вася с детства привык, что его дразнили дурачком. Он настолько свыкся со своим прозвищем,  что и самому начинало казаться, что он хуже, чем другие, не такой, как все.
В детском саду все дети знали, что стоит попросить у Васи игрушку или машинку, он отдаст с улыбкой и не будет спрашивать ее обратно. Обычно он сидел один в углу детской площадки, с ним не дружили и не бегали с ним наперегонки, и не приглашали в свои игры, видимо, чувствуя детским чутьем, что он другой, чужой здесь. Вася не обижался, что-то строил из песка и больше молчал. С тех пор и прилепилось к нему новое имя – дурачок. Так его звали и дома.
- Ты зачем машинку отдал? Даже не знаешь, кому. Мы тебя с отцом одеваем, игрушки дорогие покупаем, а ты их раздаешь. Дурачок, ты – дурачок, - кричала на него мать.
Вася при этих словах опускал голову и понимал: опять что-то он сделал неправильно. Ему было стыдно, и хотя он еще не знал, что значит «дурачок», но чувствовал свою вину за то, что он такой. Отец говорил с ним спокойнее:
- Понимаешь, Васенька, если мы тебе что-то подарили, значит это твое, и нельзя отдавать чужим. Над тобой только смеяться будут.
Вася, хоть ему и было всего пять лет, уже чувствовал, что папа прав, что чем больше его просили другие дети что-то отдать, тем больше они потом смеялись над ним. Но он ведь давал все, что у него было, только потому, что очень хотелось увидеть, как они тоже смогут радоваться и любоваться его мишкой или зайцем, или трактором. А они убегали подальше, схватив игрушку, или топтали маленький трактор ногами у него на глазах и кричали дружно при этом: «Обманули дурака на четыре кулака. Дурачок, дурачок». А он чувствовал себя виноватым, что не смог, как следует, подойти к ним и сделать им подарок.
Почему-то воспитательницы тоже его невзлюбили. Однажды он вдруг описался, и нянечка, схватив за волосы, как щенка, долго тыкала его в лужу носом. В другой раз его поставили в угол, а он не понимал, за что.  «Ты что наделал?  Будешь наказан». Обида на эту несправедливость засела на всю жизнь.   

Так продолжалось и потом, в школе. Ему очень хотелось подружиться, но как это сделать, не знал. Давал соседу по парте свой пенал и тетрадки, а потом у него их стали отбирать, не спрашивая разрешения. Он не обижался, но теперь, когда его называли «дурачок», он уже понимал значение этого слова, и становилось стыдно за себя, за то, что он такой глупый и нехороший. С задней парты на уроке в спину тыкали ручкой и шипели: «Дурачок, дурачок». А когда, не выдержав, он оборачивался, учительница говорила: «Вася, вон из класса». На переменах били портфелем по голове, а он думал: «За что?» За долгие, однообразные школьные годы он привык к тому, что даже учителя за его спиной говорили: «Какая может быть пятерка? Он же дурачок».
Родители махнули на него рукой и не ругали за двойки, а сам он знал, что двойки эти несправедливые, ведь он отвечал на уроках лучше всех в классе. Мать говорила по привычке, даже не кричала:
- Что с тебя взять? Ты же дурак.
Отец еще обнимал иногда:
- Эх ты, Васенька дурачок.
Была еще сестра, на семь лет старше его, но она уже давно не обращала на него внимания.

В восьмом Вася влюбился в девочку из параллельного класса. Ее звали Валя. Странное это было чувство. Он боялся подойти к ней, а на переменах не отрывал от нее взгляда. Ему все нравилось в ней:  и как она ходит, и как разговаривает с подругами, и как улыбается и смеется. Ему хотелось ее защитить. Он стоял один у окна и лишь смотрел на нее. Потом он увидел, как ее провожает домой парень из старшего класса, но продолжал ее любить.
Его уже не дразнили дурачком, но друзей у Васи не было. Собирались какие-то школьные компании, его не приглашали, и он привык, хотя иногда становилось обидно и за себя, и за них.
К Вале он так никогда и не подошел, хотя однажды показалось, что она искоса тоже глядит на него, как-то по-женски, внимательно.
После окончания школы своих одноклассников он больше не встречал.

Как ни странно, неожиданно для всех, он успешно поступил на физико-математический факультет университета, хотя даже не задумывался об этом, просто так получилось.
В институте он так ни с кем и не сошелся. Когда он смотрел на однокурсниц, ему вспоминалась Валя. Он даже мысленно не мог изменить этому чувству к ней и с девушками не знакомился. Никто его не называл дурачком, но почему-то про себя он сам к себе так и относился – дурачок.
В науках его привлекала фундаментальная физика и математика. Погружаясь в формулы и изобретая новые решения, он иногда чувствовал себя, очень редко и ненадолго, не дураком, а гением. Когда новые математические открытия ложились на бумагу, он принимал их, как личное счастье, потом успокаивался и думал: «Я – дурак, раз у меня ничего больше нет, кроме этих идей». Эта мысль вносила успокоение в его жизнь: равновесие между его учебой и первыми изобретениями и одиночеством среди людей.
В двадцать пять лет его приняли на работу в престижный научно-исследовательский институт, и он стал кандидатом наук.
Жизнь, между тем, текла вяло и монотонно. Умер отец, вышла замуж и ушла из дома сестра. Мать, по-прежнему, ворчала на него:
- Пора бы тебе уже жениться и семью заводить. Да что с тебя взять, дурачок.

Однажды его вызвал в свой кабинет директор.
- Мне нравятся ваши работы, Василий Петрович. Я даже могу посодействовать в их публикации. Я помогу вам защитить докторскую диссертацию. Но у меня к вам просьба. Давайте будем публиковать ваши труды под моим именем, но и вы, конечно, будете упомянуты, как ассистент и диссертант.
Вася понимал прекрасно, что это воровство, но возразить не мог. Не то, чтобы боялся. Странно, но чувство страха никогда не возникало в его жизни. Просто ему вдруг стало жалко этого старого человека, который сам ничего не изобрел. И он согласился.
Издавались Васины труды под чужим именем. Он иногда ловил себя на мысли, что для него это неважно.

Через несколько лет он стал доктором наук и вскоре женился. Как так получилось с женитьбой, он не мог определить и не понимал до конца своей жизни. Когда он уже был начальником лаборатории, Аленька работала лаборантом. Он все еще жил вместе с матерью, в трехкомнатной квартире, когда Алина любовь налетела на него, как вихрь. Аля была приезжей, с периферии. Красивая девушка, очень настойчивая и очень страстная. Ему тогда показалось, что она влюблена в него искренне и на всю жизнь. Он ее не любил, скорее всего. И до сих пор помнил о своей детской влюбленности. Но в ней был какой-то незнакомый ему напор чувств. Он не был близок до этого ни с одной женщиной, и когда они впервые легли в постель, он решил для себя наутро: это любовь. А через месяц они поженились.
К этому времени Василий Петрович зарабатывал неплохо и смог купить для себя и жены небольшую квартиру, прежде всего, чтобы жить отдельно, не с матерью. Он думал о будущих детях. Может быть, вспоминая себя маленьким, ему хотелось, чтобы у его детей все было по-другому, счастливее. Аля не родила ему детей. Она каждый раз говорила: «Успеется. Еще рано». А через год она сошлась с другим, и они развелись. Алю ему было жаль. В ней теперь он видел ту юношескую, несостоявшуюся любовь. Он оставил ей квартиру и вернулся к матери. Мать его приняла и сказала лишь:
- Что, дурачок? Просрал свою квартиру? Живи уж.


II

Вася никогда не задумывался о том, что происходит в стране. Он каждое утро ходил на свою работу, и для него она оставалась главным в жизни. И когда страна лопнула, как гнойный нарыв, он не почувствовал, что будущее его родины неразрывно связано и с ним.
Только через два года, когда закрыли их институт, а сотрудники в один день стали безработными, он понял, что все изменилось: ни исследования, ни науки, ни изобретения больше никому не нужны, а его, как и многих, просто выбросили на обочину жизни.
Кто-то из его сотрудников уехал работать за границу, а он устроился продавцом на рынке. Через несколько лет рынок снесли, и Вася остался без работы и без денег.

Неожиданно, после долгого перерыва и молчания, в материной квартире стала появляться Васина сестра – Нина. Когда они встретились, Нина обняла своего младшего брата и ласково сказала:
- Ну, ты как, дурачок? Ничего, все наладится.
Теперь Нина приезжала каждую неделю. Маме она привозила продукты и пенсию, снятую с материной сберкнижки, а к Васе отношение изменилось:
- Что, дурачок? Нигде не работаешь? Живешь в чужой квартире?
Как-то потихоньку Нина забрала себе и материно пенсионное удостоверение, и документ на могилу, где был похоронен отец, и сберкнижку, и доверенность на получение с нее денег. Сколько она отдавала матери, сколько оставляла себе, не знал никто.
У нее было два сына и два внука. Вася тревожился и радовался за них. Когда еще он работал, кажется, это было так давно, он всегда передавал им подарки.  Но редко встречались. Теперь у сестры все было в порядке: у выросших ее сыновей - по квартире и по машине. Вася гордился своими племянниками, хотя они и не звонили ему никогда.
А приезжая в отцовский дом, уже, как к себе, сестра повторяла:
- Что, дурачок, жив еще? Хватит на материной шее сидеть. Лучше бы ты сдох, пьянь.
Да, Вася начал выпивать. После нескольких рюмок он брал листок бумаги и записывал новые формулы. Он понимал, что как был, так и остается дурачком, но иногда в голову приходили открытия, которые, возможно, могли бы изменить мир. Только кому они были нужны?

Однажды он узнал, что мать завещала квартиру его сестре.
- Мама, а где же я буду жить?
- У нее дети и внуки, а у тебя никого. Нечего было свою квартиру чужим людям отдавать, дурак.

* * * * *

После смерти матери Нина продала отцовскую квартиру, а Вася стал бомжом.


III

Началась новая жизнь: в подвалах, на помойках, на лавках. Иногда хотелось покончить с собой, чтобы избавиться от этого грязного бытия. Какая разница, где и как похоронят. Все равно, не рядом с отцом, матерью и предками. Сестра теперь хозяйка, и он не сомневался, что она в очередной раз предаст его. Эти мысли отступали перед боязнью ослушаться божьей заповеди. Хотя он слабо в это верил. Верил в Бога, но как-то давно и нечасто.  Но не мог переступить через себя, самому покончить счеты с жизнью. Так и скитался, так и пил, когда находилось, на что.

Через год он встретил женщину, ее звали Маша. Такая же бездомная, но, видимо, что-то тронуло сердце. Жалость ли, любовь?  Она чем-то напоминала ту девочку из параллельного класса.


* * * * *

Машу забили до смерти какие-то незнакомые молодые парни на его глазах. Просто так, за то, что бомжи. Вдруг вспомнился маленький трактор из детства, который топтали ногами рядом с ним. Били и его, но он выжил.

Когда его выкинули из больницы, он понял: что-то перевернулось в его голове. После ударов, что ли, но он вдруг стал видеть будущее: то, что станется с ним, с другими людьми, со страной. И тогда он стал говорить. Он стал различать цвета людей: черный, красный, белый, синий, зеленый, фиолетовый. Они были разными, эти его прохожие.  Одним он говорил: ты хороший, мимо других проходил, не глядя, и как его ни упрашивали, не разговаривал с ними.  Те, кто его слышал и знал, пересказывали: «Дурачок вещает». А он просто рассказывал о том, что узнавал в глубине глаз, и призывал к доброте. Больше он не писал формул, их никто не понимал, а слова еще поражали слух людей. Лучше не писать, а говорить.
Вася ходил по городу и бормотал. Кто-то прислушивался к его словам и молился. Кто-то подавал ему на пропитание. В церквях его называли «Вася-дурачок». Его забирала милиция, его били ногами и отправляли в психушку, но он выходил и оттуда и снова шел по московским улицам, и снова говорил и предсказывал. Главная мысль в его лихорадочном бормотании заключалась в том, что только добрые люди или дураки попадут в царствие небесное, а злые и завистливые умрут от скрытых в них болезнях. Про будущее России он сказал так:
- Пройдет напасть алчных, и слово добрых людей будет услышано. Тогда все изменится.


* * * * *

В лохмотьях и кровоточащих язвах на ногах он пошел в центр города. От него воняло, но люди не шарахались в сторону. Он шел, и даже милиция не останавливала его.
Так Вася прошел на Красную площадь. Удивительно, но его никто не задержал. Он присел на ступеньку Лобного места, рядом с храмом Василия Блаженного.
Когда мимо проезжал в Спасские ворота правительственный кортеж, Вася протянул руку и проговорил:
- Подай, царь, копеечку.

Но машины его не услышали и не остановились.