Жителей немецкого Поволжья ссылали в Сибирь, распыляли по казахстанским степям. В дальнее алтайское село Сосновка, огороженное от всего мира рекой и лесом, тоже отправили немцев.
- Я этих фашистов сама в Туркусун столкну! - разбушевалась бабка Татьяна, выслушав эту новость от старосты Алексея, - Да как жить-то, если эти черти рядом будут?! Внучат погубят!
От крика губы ее некрасиво кривились. Остальные соседи тоже начали роптать. Сельчане стояли посреди единственной улицы, по обе стороны которой притулился с десяток домов. Из-за дождей под ногами была грязевая каша. Осенний ветер неприятно холодил ноги.
В какой-то момент, как это иногда бывает, все одновременно умолкли. В этой внезапной тишине глухой рокот Туркусуна, который бежал по каменистому дну и щекотал пологий берег, стал будто громче. И громче стал гул соснового леса. Поля, через которые приехал староста, уныло чернели.
– Не к добру разом смолкли! – сказала бабка Галина. Взрослые посмотрели на нее с испугом – суевериям здесь верили. Сельчане постояли, пытаясь определить свои чувства к происходящему. Лица у всех были тревожными и растерянными. Дети, с испуганными лицами, жались к родителям, кто-то из младших детей тихо плакал.
Новости по радио, из газет ежедневно рассказывали о той темной и страшной, безжалостной силе, которая мучила, калечила и убивала, казалось, весь мир. Но все это была далеко от Сосновки. И сельчане верили в силу Красной Армии, уверенные, что до Алтая врагам не дойти. Но слова старосты невероятным образом приблизили к их деревушке эту темную неизвестную, и от этого вдвойне пугающую. И эта безжалостная сила должна была войти в их село в образе конкретных людей.
– Хотите, чтобы фашисты поубивали нас?! – снова начала кричать бабка Татьяна, увидев, что староста поворачивает телегу.
– Хватит! – рассердился и Алексей, – сказано, принять и накормить...
– Вот, кто сказал, тот пусть принимает и кормит, – резко сказал Игнат. Он набычился, и казался ниже и шире, чем был на самом деле. Рядом с ним стояли его жена и трое детей, с такими же угловатыми лицами и упрямым взглядом.
– Ждите, – твердо сказал Алексей и забрался на телегу. Он был раздосадован поведением сельчан, устал им объяснять и с ними препираться. К тому же он сам был встревожен и переживал, что может что-то сучиться, прикрывался напускной хмуростью.
– Их будет трое, – обратился дед Матвей к соседям, – справимся, если что. Только всем вместе надо, и сразу.
Все закивали, глядя на него. Только вдова Евдокия, как всегда, осталась молчаливой, с суровым лицом. Она кивнула дочкам, чтобы шли домой, и Нина, старшая, потянула Клавку за руку.
***
– Едут! – закричали внуки бабы Шуры и с визгом побежали во двор, прятаться в избе.
Взрослые встали в полукруг у края деревни, вглядываясь в пока еще далекое темное пятно приближающихся фашистов. Игнат и дед Матвей держали топоры. У женщин были лопаты, вилы. Все были напряжены.
Телега приближалась.
– Вроде их меньше, – сказал Матвей, как и все, до боли вглядывающийся в фигуры на телеге.
– Староста везет их один.
– Связаны, может? – предположил Игнат.
– К лучшему, – бросила бабка Таня.
Телега была уже настолько близко, что можно было рассмотреть несколько тесно прижавшихся невысоких фигур.
Тут Вовка, старший сын Игната, стоявший с края, не выдержал напряжения и бросил в сторону телеги камень. Камень не долетел, упал в грязь.
– Здесь дети, – закричал Алексей, – Дети!
– Это мать с детьми, – кричал Алексей, медленно подъезжая к селянам.
Жители были напряжены, руки еще сжимали орудия, готовые в любой момент броситься и уничтожить опасность. Они тяжелыми взглядами рассматривали прибывших.
Маленькая сероглазая женщина прижимала к себе детей, девочку лет семи и мальчика лет двенадцати. На лицах всех троих был ужас. Явная беззащитность прибывших и непрекращающийся поток слов старосты, убеждавшего и просящего, постепенно подействовали на стоящих вокруг людей. Любопытство, презрение, сочувствие, недовольство оживили лица, казавшиеся до этого будто одинаковыми, жесткими, неживыми.
– А где их рога и копыта? – нарушил тишину Юрка, младший сын Игната.
И любопытные дети приблизились к телеге на пару шагов, разглядывая «фашистских чертей».
– Was sagen sie? – с опаской спросила мать.
От немецкой речи дети быстро отошли к родителям.
– Sie denken, wir sind Vieh, – объяснил Йоханес матери.
На это женщина замотала головой и заплакала.
– Ну, кто возьмет их к себе? – спросил староста, – до новых распоряжений надо, чтобы кто-то их кормил...
Тут поднялся ропот. Еды на самих не хватало.
– Я возьму, – сказала Евдокия. Все удивленно на нее посмотрели, но никто не возражал. Евдокия кивнула женщине.
– Пойдемте!
Поняв, что она имеет в виду, немка засуетилась.
– Kommt, Kinder! Hilft mir!
Евдокия велела Нине вести Клаву, сама взяла один из немногих узлов и протянула руку девочке.
– Geht mit ihr! Alles ist gut! – сказала немка дочке и сама взяла большую сумку.
Люди расступились, но по домам не шли, а провожали взглядами невысокую хрупкую женщину и ее детей, которые, съежившись, быстро шли за Евдокией. Смотрели вслед, пока прибывшие не скрылись за дверьми дома Евдокии. В обмякших руках все еще были вилы и лопаты, дед Матвей и Игнат держали не пригодившиеся топоры.
Евдокия показала головой на лавку у стола. Дети молча сели. Вид у них был измученный и голодный.
Нина поставила на стол вареную картошку.
– Как тебя звать? – спросила Нина мальчика.
– Йоханес, – ответил тот.
– Хорошо, Йоханес, а я – Нина, – сказала она.
Клава спряталась на печке и неотрывно следила, как немка открыла сумку и достала оттуда швейную машинку.
– Ich kann alles n;hen! Ich verdiene unser Brot! – сказала она, показывая на машинку. Затем вытащила большой кусок хозяйственного мыла и две коробки спичек, и протянула это Евдокии, просительно улыбаясь. Хозяйка приняла подарок.
Нина заметила, что у мамы впервые за многие месяцы лицо смягчилась.
– Вы фашисты, да? – спросила Клава, прячась на печке.
При слове «фашисты» немцы посмотрели на Клаву, а Йоханес сказал:
– Нэт. Мы нэмцы.
– Это одно и то же: фашисты – это немцы, а немцы – это фашисты.
– Нет, дочка, – сказала Евдокия, вздохнув, – Фашисты могут быть и русские, и немцы. А это, как и мы – люди.
В сенях послышался стук и забежал Митька, внучок бабы Тани.
– Вот, вам с вашими немчиками от бабки, – сказал он и поставил на стол кувшин с молоком.
Берлин, 2015
Переводы:
Was sagen sie? - Что они говорят?
Sie denken, wir sind Vieh, - Они думают, мы животные
Kommt, Kinder! Hilft mir! – Идите, дети! Помогите мне!
Geht mit ihr! Alles ist gut! – Иди с ней! Все хорошо!
Ich kann alles n;hen! Ich verdiene unser Brot! – Я могу все шить! Я заработаю на хлеб!