А ещё был случай…
Её взяли в оперблок для подготовки после окончания медицинского училища, - уходила на пенсию операционная сестра Евдокия Андреевна. Она Олю эту – юную, маленькую, робевшую не только от простого замечания, но сникавшую от пристального взгляда – ежедневно мыла второй операционной сестрой. Операции были сложными, продолжительными, лабиринтными, как их называла Ева. Ева – так «аббревиатурно» называли саму Евдокию Андреевну. Напряжение операции Оля уловила сразу – в этот момент слова забывают, протянутая рука со сжатыми или растопыренными пальцами, кивок головой, почти незаметный наклон туловища в сторону сестры…
- Ты, это главное, присматривайся, соображай, не отвлекайся ни на что, чтобы там ни было… Запоминай всё как есть! Сразу всё не упомнишь. Кохер! – он говорит. А какой этот кохер – маленький, большой? Какой?.. Смотри, палец какой на тебя: раз указательный – маленький, средний – большой нужен ему. Наш не кричит, не бойся, он не любит крику, беготни, стука, разных «ранусмотрящих» - страх не любит этого. Вот через неделю – вторую помою я тебя первой с ним, а сама при тебе буду, как ты сегодня, на пригляде и подаче.
А пока время шло в подготовке шовного материала, бесконечном мытье, контроле за стерилизацией, укладкой тампонов с чёткой раскладкой по десяткам, подготовкой дренажей…
- …И смотри мне, чтобы волосы были убраны под косынку, как у меня, - видишь, нигде ни волосочка. Операционная сестра – всем пример по больнице, - так меня Анна Васильевна, царство небесное, учила… Ох, и школила! Не жалела. В ночные, ургентные ночи, на праздники ставила. Не учу тебя, - говорила, - а делюсь с тобой опытом… Где научишься, как ни у стола при внезапной какой-то незадуманной реконструктивной релапаротомии… А самое главное: если в чём уверенна, знаешь – не соглашайся, не уступай, хоть пусть кричит, грозит – нет и нет! Тогда все признают, а главное – он признает, хирург. Ты тогда станешь операционной сестрой, его вроде тенью, как эхо что ли...
…Со временем помылась Оля первой операционной, при Еве. Потом ещё раз, а затем снова, при плановых резекциях почему-то по Гофмейстру-Финстереру… Как-то на ночном дежурстве пришлось помыться на тяжёлое желудочное кровотечение. Ничего страшного (со стороны!). А утром Оля говорила Евдокии Андреевне: «Ох, и боялась я, жутко так, вдруг что-то не то сделаю или забуду…»
- Ты, это, смотри, когда считаете… Никому не верь! Пока сама Раздватрису не пролепечешь губами – ни-ни! Это главное!
- У Вас всё главное, Евдокия Андреевна, как послушаешь.
- А как ты думаешь, вот парашюты складывать – там нет мелочей, а в операционной могут быть? Нет, Ольга Сергеевна. Нет, Оля, в нашем деле мелочей.
…Но, случай всегда подстерегает нас в жизни, когда кажется – всё так гладко и хорошо, что лучше не бывает.
Днём привезли больную. Скорая ещё по рации на приёмный покой передавала: «Везём внематочную беременность. Кровопотеря большая. Давление – 60/40. Подобрали на автовокзале. Капельницу подключили. В паспорте – кровь четвёртая, резус отрицательный».
Сразу подняли в операционную. Сам Сан Саныч приказал, чтобы Оля помылась. Прооперировали быстро, источник кровотечения нашли сразу.
- Кохер – на угол матки. Смотри-ка, интерстициальная беременность, Оля! Делаем реинфузию! Потом шьём.
По-сути, главное, остановить кровотечение. Вернули около 2-х литров. Динамика стабилизировалась – 110/70! «Стабильно держит, Саныч», - подшепнул реаниматолог. Операция окончилась в считанные минуты. Ловко отсёк Сан Саныч часть маточной трубы. Гемостатические швы. Перитонизация. Туалет брюшной полости.
- Уходим из малого таза. Убирай, Оля!
- Клава, считай. Так, чтобы я видела… Нет, не все, Клава. Разворачивай! Раскладывай салфетки, зажимы отдельно!
- Что ты там бухгалтерию разводишь, Ольга Сергеевна? Все они там, где ей быть!
- Нет, Александр Александрович, не хватает маленького кохера и салфетки.
- Там они все! Давай, закрываем брюхо, потом будете считать. До десяти не умеете считать, болевые подруги!
- Ищите в малом тазу, в животе, - и, протянув руки, прикрыла операционную рану, - не дам зашивать!
Снова считают – вновь не находят зажим и салфетку!
Вот эти минуты поиска такие долгие, такие липкие, тягучие в оглушающей тишине операционной…
- Еву позовите, пусть убедится, как работают её хвалённые! – бросил Сан Саныч в тишину.
- Под станиной смотрели? – это уже Ева спрашивает.
И вдруг… Александр Александрович левой рукой из левого кармана, от крови слипшегося, извлёк… короткий зажим Кохера, зажавший тампон.
- Шьём, Оля! – примирительно сказал Саныч.
Как хрупкие веточки, хрустящие под ногами на лесной тропинке, сухо щёлкали зажимы…
- Клейте асептическую повязку! Всем спасибо, ребята.
А в дверях сказал Евдокии Андреевне: «Хороша эта Оля твоя, но уже сверхпринципиальная. Я-то знал, что нет в брюхе салфетки, а она рукой рану – не дам-де шить! Надо же! Принципиальная!..»
- Ничего плохого в этом нет, - заключила Ева, - теперь уйду с лёгким сердцем – она ни меня, ни Вас не подведёт!
26.01.2005 г.