А ещё был случай…
Татьяна, молодая и красивая, скрывала свою беременность. Ей это хорошо удавалось, благодаря одежде и ладной спортивной фигуре, но – всему своё время…
Майской ночью начались схватки. По её расчётам – рано ещё. К врачам не обращалась. «Завтра всё скажу Игорю и пойду в консультацию, только бы хоть утром легче стало», - планировала, кусая сжатую в кулак кисть правой руки, которой словно разглаживала живот при схватке. Уже было совсем светло, когда боли стихли, однако повелительно захотелось в туалет. Все удобства находились, как говорили старожилы этого барачного домишки, во дворе. Над таким туалетом время не властно…
Резкий позыв на низ едва не лишил Татьяну сознания, в глазах потемнело и нечто, облегчив ей дыхание, провалилось в темноту выгребного туалета… по ногам лилась липкая, тёплая кровь… Шатаясь, Татьяна распахнула дверь и, пройдя три-четыре шага, упала, потеряв сознание.
Что-то толкнуло материнское сердце, встревожив его: набросив на себя халат, танина мама выбежала на двор и наткнулась на свою Таню, лежащую ниц. Подбежав к дочери, увидев кровавый след от дверей туалета, она разорвала утреннюю тишину криком, вплетённым в стон: «Доченька, родная! Что с тобой?» От прикосновения материнских рук, то ли от вопля отчаяния, Татьяна открыла глаза: «Мамочка, ребёнок в туалете, спасай его», - и потеряла сознание.
…Бывает в жизни, когда время застывает, замедляется, словно зацепилось за что-то. Так бывает при ожидании скорой помощи: соседи, свидетели, изнемогая ожиданием, рвут и мечут, - мочат те, кому нужна помощь, и их родные, согнутые горем, болью, трагедией…
У дверей бригаду №25 встречает, дыша перегаром, пенсионер Никитич, 1935 года рождения, приравненный к участникам ВОВ, крича: «Наконец-то прибыли, помощники смерти, мать вашу дивизию…» А Татьяна уже внесена в комнату. Доктор сразу к пострадавшей – пульс, давление, матка на уровне пупка, выделения – кровь, сгустки… Уличные роды! Где ребёнок?
- В туалете, доктор, где ж ему быть, она же там родила, - голосит мама Тани.
- Николай, родильницу срочно отвезёшь в роддом, я по мобильному передам, она анемична, но вполне транспортабельна.
В туалете, в добротном железобетонном ящике – памятнике развитому социализму – где-то в тёмной глубине слышался писк ребёнка, как бы молящий о помощи.
- Тут нашей медицине делать нечего, тут надо рыбацкую подсаку, а лучше вызвать энтих… МЧС, - советовал Никитич.
- Доктор, подсака тута не пройдёт, отверстие мало. МЧС ни к чему – сколько времени понадобится, чтобы отбойными молотками раздробить, да и осколки…
А малыш в глубине попискивал всё реже и всё тише.
- Доктор, я решил – тут нужен только человеческий фактор: я худой, я проскользну в это… очко, но вы меня за ноги держать будете…
Дмитрия, прихватив за голени, буквально протиснули в зловонную глубину… Ребёнок не утонул лишь потому, что спресованные временем каловые массы…
- Подымайте скорее, - крикнул Дмитрий, - я задыхаюсь!
Тянули фельдшера Дмитрия, как ту репку из детской сказки – доктор, кто-то из соседей и дедушка новорожденного ребёнка. Извлекли Дмитрия – у него началась рвота, ребёнка – перевезли с педиатрической бригадой. Спасённая оказалась курносой голубоглазой девчушкой, ладненькой и писклявой. Педиатр сказала: «Она просто замёрзла…».
А Таня в это время уже находилась в отделении патологии беременности. «Её жизни опасность не угрожает», - сообщили маме, которая всё время только и повторяла: Господи! Спаси моих детей!
…Через час-два все разошлись, только Никитич и две старухи смаковали все подробности:
- Судить её надо, путь баланду похлебает, пусть кухвайки строчить лет пять, забудет про блуд…
- Это как прокурор решит, так и будет. У них на все случаи статья есть. Человек есть, случай есть, а статью подберут, они на то учёные…
На Дмитрия сестра-хозяйка написала докладную за порчу спецодежды. Но главный врач сказал: «Постесняйтесь, Кириловна, Долгобородов совершил героический поступок, а Вы с кляузой…»