В.Э. давно жил один. Профессия, которая кормила, нравилась и позволяла на время забывать «про скорботи сьогодення» (как говаривала его дочь, которая жила с семьей в другом городе и раз в неделю звонила), занимала весь день, и днем он забывал, что живет один.
Вечером он приходил около восьми (если не заходил в букмекерскую контору), ставил на плиту чайник, разворачивал газету, садился перед телевизором и ждал, пока принесут заказанную пиццу из «Трех толстяков».
Потом съедал пиццу, просматривая газету и поглядывая на экран; по-настоящему его интересовали новости и футбол; если не было футбола, он пытался смотреть художественный фильм или музыкальную передачу, но кино и музыка не вдохновляли его, развлекательные передачи – тем более. Даже если был хороший матч, «Динамо»–«Шахтер» или «Милан»– «Ювентус» (В.Э. был преданным болельщиком итальянской сборной, с детства смотрел все матчи «Скуадры адзурры» и гордился тем, что имел записи архивных кадров с Паоло Росси и Роберто Баджо), даже если был свежий номер «Футбола», все равно, рано или поздно приходилось выключать телевизор и идти спать. Тогда В.Э. осознавал, что он живет один.
Он ложился в постель, и она заполнялась женщинами, которые когда-либо были в его жизни или которых он хотел бы иметь; он не всегда представлял их такими, какими они были тогда; иногда, странным образом, они соседствовали с самими собой сегодняшними; не всегда это были любовные сцены – изредка ему представлялось, что они вместе смотрят матч на стадионе «Делле Альпи» или «Сан-Сиро» или едят в кафе мороженое; чаще же это были откровенные оргии плоти, торжество физической любви; глаза, губы, руки, лона, распахнутые, манящие, влекущие, окружали его; звали к себе, горя желанием, истекая страстью и источая страсть.
Ночь полнилась образами; образы рождали самые невообразимые сцены, причудливые позы, он утопал в обилии женских тел, нагих, прекрасных, чувственных…
Утром все исчезало.
В.Э. отправлялся на работу.
Возвращался.
Ночью все повторялось.
Женщины, которые окружали его днем, даже молодые и привлекательные, не присутствовали в его ночных фантасмагориях и не будили в нем никаких ощущений; казалось немыслимым и ненужным позволить себе вольность по отношению к ним; он и не позволял. Они тоже были деловиты, сдержанны, торопливы и едва замечали его.
Раза два-три он знакомился по объявлению. Ему повезло – он не наткнулся на брачных аферисток; это были женщины, которых называют порядочными, потому что они такие и есть, женщины, у которых не сложилась личная жизнь и они еще не устали от попыток ее устроить. Редкие встречи с ними, необязательные, чуть принужденные, никак не напоминали его ночные видения.
Возвращаясь с работы, В.Э. отстраненно подумал, что пора позвонить кому-нибудь из женщин по объявлению.
«Газель» остановилась на перекрестке; стояла минуту, две, пять; они попали в пробку; люди открыли дверь и начали выходить. В.Э. тоже вышел – до дома пешком четверть часа, а в пробке застрянешь надолго. Этой улицей он ходил редко, она казалась ему пустынной, заброшенной, и он удивился ее оживленности.
Едва В.Э. поравнялся с универсамом, зажглась вывеска. Он подумал, что нужно зайти и купить чего-нибудь к ужину, ему вдруг показалось тоскливым опять есть пиццу.
Он стоял в очереди за корзинкой, когда к нему подошел мальчик – лет десяти, тоненький, хрупкий, светловолосый, кудрявый, с тонким лицом; большие голубые глаза, слишком большие, слишком выразительные и грустные для детского лица придавали ему отпечаток непонятной трагичности.
На мальчике была старая женская кофта, изрядно поношенная, застегнутая доверху на все пуговицы, поношенные спортивные брюки и ботинки на толстой подошве – слишком легкая одежда для такой ненастной погоды.
– Дядя, у вас не найдется мелочи на хлеб?
Возможно, в другом случае В.Э. и не обратил внимания на просьбу – таких он слышал по пяти на дню, но необычная внешность мальчика, мелодичный даже для неискушенного уха голос, нездешний выговор, а особенно – какая-то аристократическая изысканность и природная утонченность, благородство осанки (В.Э. не мог найти менее выспренных слов, как ни искал) невольно удерживали внимание.
– Дядя, дайте, пожалуйста, немного на хлеб, – повторил мальчик.
– Идем, я куплю тебе, что ты захочешь, – сказал В.Э.
Лампа над прилавком ярко вспыхнула, освещая буханки, булки, батоны.
– Что ты хочешь? – спросил В.Э. и, не дожидаясь ответа, протянул руку к плюшке; она оказалась очень мягкой и была туго перепоясана поверх полиэтиленовой пленки золотистой ленточкой, заклеенной золотым сердечком – по форме плюшки.
– Подойдет? – спросил В.Э.
Мальчик кивнул.
В.Э. взял еще еды на ужин и встал в длинную очередь к кассе. Он с досадой подумал, что, пожалуй, не успеет на футбольный матч; интересно, какой выберут для показа – «Базель»–«Ливерпуль» или «Рома»– «АЕК»?
Открылись две соседние кассы, очередь рассредоточилась, рассосалась, и через пять минут В.Э. был на улице. Он увидел, что мальчик идет рядом с ним. Он осторожно ступал между лужами, бережно прижимая к себе плюшку, и ежился от налетавшего ветра.
«Что ему эта плюшка? – подумал В.Э. – Наверно, он очень голоден. Нужно было купить что-то и ему, а то набрал себе полную корзину...»
Мальчик шел за ним, точно собачонка.
Они перешли дорогу и уже приближались к дому.
Мальчик не отставал.
«Да он совсем посинел от холода. Такая погода, а он так легко одет. Надо же, бедняга», – и неожиданно для себя В.Э. сказал:
– Зайдешь сейчас ко мне; поешь, обогреешься и пойдешь дальше.
Огромный прожектор залил светом тротуар, вокруг суетились люди, В.Э. не мог понять, что они делают – снимают фильм, ремонтируют дорогу?; В.Э. не мог понять, зачем он ведет с собой мальчика и досадовал на вырвавшуюся у него фразу. "Еще воришка какой-нибудь или нанесет вшей или блох».
Они вошли в темное парадное, поднялись по неосвещенной лестнице; В.Э. нашарил в портфеле ключи, но никак не мог попасть в замочную скважину... Из-за тучи вышла луна, очень яркая, лунный свет упал в окно лестничного проема и будто пальцем указал на скважину.
В коридоре В.Э. опустил портфель на пол, снял пальто, шляпу, прошел на кухню, поставил чайник, а когда вернулся за покупками, увидел, что мальчик по-прежнему стоит, прижавшись к входной двери.
– Да проходи же, – сказал В.Э.
Он с облегчением увидел, что мальчик чистенький, аккуратный, кофта, хоть и старая, но не грязная, на брюках ладненькие заплатки, а под ногтями нет траурных полосок.
Мальчик примостился на краешке табурета, возле батареи; В.Э. видел, как порозовели его губы и щеки.
Огонь весело плясал под чайником, чайник весело присвистывал, на кухне стало тепло и уютно.
– Можно вымыть руки? – спросил мальчик.
В.Э. показал, где ванная; он заметил, что мальчик моет руки, держа плюшку под мышкой.
– Да положи ты ее на стол, не заберу ее у тебя, – сказал В.Э., но мальчик вроде как не услышал.
«До чего проголодался бедняга», – подумал В.Э. Он где-то читал, что люди, которым приходилось голодать, какое-то время не могли расстаться с продуктами, носили их с собой, прятали в наволочку, под подушку и постоянно тревожились о еде.
– Я много всего купил, хватит на целый полк.
Мальчик, не выпуская плюшку, вернулся на кухню и устроился в уголке, который облюбовал для себя.
– Сколько тебе лет? – спросил В.Э.
– Не знаю, – тихо ответил мальчик.
«Странно. Он не похож на отсталого ребенка. Наоборот, похож на воспитанного мальчика из хорошей семьи, очень разумного. Может, сейчас дети не придают значения своему возрасту?»
– А как тебя зовут?
– Купидон, – сказал он совсем тихо.
– Разве это имя? Наверно, фамилия.
– И то, и другое.
– Как странно тебя назвали.
– Можете называть Амуром.
– Амуром?
– Если вам ближе греческий, зовите Эротом, или Эросом.
«Мальчик помешался от голода. А может, не от голода».
– Сколько же у тебя имен. А кто твои родители?
– Точно не знаю. По одним данным – то ли Хаос и Небо, то ли Хаос и Земля, по другим – Мрак и Ночь. А некоторые считают, что в меня превратился Зевс, когда создавал мир.
«Какой начитанный мальчик, – подумал В.Э. – Немудрено и свихнуться. В его возрасте столько знать».
– А Афродита к тебе не имеет отношения?
– Многие говорят, что имеет. Но некоторые считают, что Ирида – больше.
– А сам-то ты как считаешь?
– Я – смелый стрелок, крылатый, многоискусный, владыка ключей эфира, неба, моря, земли, царства мертвых и тартара, – четкой скороговоркой ответил мальчик.
– Владыка, а попрошайничаешь, – сказал В.Э.
– Я ведь сын Бедности и Богатства.
«Вот и поговори с ним. Остановят такого на улице, зададут пару вопросиков и отправят в психушку. Жалко ребенка».
– Скажи хотя бы, где ты живешь? – спросил В.Э., разливая по чашкам чай.
– Я бездомный. Меня выкормили львицы.
«Надо как-то узнать, куда его отвести».
– Ты ешь, ешь, – сказал В.Э. – Все-таки, не припомнишь, сколько тебе лет?
– Мы самые древние с Хаосом,Геей и Тартаром.
«Ну подожди, сейчас я устрою тебе ловушку», – подумал В.Э.
– Послушай, если ты Купидон, где же твои стрелы и лук?
– Мы разоружаемся.
– А почему ты одет?
– Вы живете в мире условностей, когда сюда попадаешь, приходится их соблюдать. А к тому же здесь холодно.
– А почему ты такой грустный?
– Редко вызывают – мало у вас любви.
– Да нет, вовсе, очень даже много.
– Больше интрижки, флирт, дешевые романчики – это не по моей части. Нет, конечно, встречаются случайные соискатели, есть даже постоянная клиентура, но не так много.Все стреляете-торгуете, воруете-воюете... Вот Арес, Гермес – те всегда при деле, – вздохнул мальчик.
– Не огорчайся, еще будет время, когда будут вызывать в основном тебя.
– Я надеюсь.
– А как тебя вызывают?
– По телефону.
Мальчик достал из кармана залатанных брюк крошечный мобильный телефон.
«Ничего себе игрушечки, – подумал В.Э. – Такие дорогие цацки родители покупают, а не могут одеть-обуть по-человечески».
– Последняя модель, – горделиво сказал мальчик.
– Ой, уже пора, – он отодвинул пустую чашку, тарелку и поднес телефон к глазам В.Э.
Это был обычный мобильный телефон, только экран светился чуть более ярко ровным золотистым мерцанием.
– Видите – «Разговор» «Прекратить», – показал он В.Э. – Пора дело делать.
– Какое?
– Меня вызвали к вам. Видите плюшку?
– Ты так ее и не съел? Налить еще чаю?
– Вы сами ее выбрали, вы и съедите. Видите, здесь пять слоев? Вы можете выбрать пять женщин – на свой вкус.
– Что ты мелешь? Каких женщин?
– Ну уж меня-то не надо дурить. Сами знаете, каких. Каких выберете, те и будут вашими. Хотите все сразу, хотите по одной.
«Какой испорченный мальчишка с развращенным воображением, – возмутился В.Э. – Выпроводить его немедленно».
В.Э. обернулся.
На кухне никого не было. Ни мальчика, ни мобильного телефона и только одна чашка и одна тарелка. Плюшка лежала на столе.
В.Э. подошел к двери, распахнул – никого.
– Мне не приснилось, – сказал он вслух. – Нет, не приснилось. Это было на самом деле. Маленький мальчик, незнакомый, белокурый, голубоглазый, с тонким лицом, худенький, тонкий, в синей кофте и залатанных брюках, он хотел есть, он поел, выпил чаю, рассказал о себе... Это все было.
Как это он не узнал ни адреса, ни имени, куда этот мальчик пойдет, с кем свяжется…
В.Э. еще какое-то время думал о нем, потом хлопнул себя по лбу – футбол! Он уже должен был длиться с полчаса, но по каким-то причинам матч задержали; В.Э. включил телевизор, когда только раздался свисток судьи.
Показывали «Базель»–«Ливерпуль», оторваться от экрана было невозможно – В.Э. переживал еще и потому, что сделал ставку, довольно крупную, на невыход «Базеля»; швейцарцы вели, потом счет начал выравниваться; нереализованный пенальти, героические усилия англичан, ничья; поникший Жерар Улье, торжество швейцарцев; досада, что ставка не сыграла. Когда В.Э. выключил телевизор, он уже и забыл о странном мальчике.
Чтобы не думать о проигрыше, В.Э. снова включил телевизор, где начали показывать экранизацию какой-то вещи Набокова, как сообщил ведущий передачи «Кино не для всех»; В.Э. заскучал и пошел спать.
Он заснул крепким здоровым сном без сновидений.
Утром, по дороге на работу, знакомый, неравнодушный к футболу, спросил, видел ли он вчерашний матч; В.Э. не терпелось поделиться увиденным; знакомый его перебил:
– Но ведь «Базель»–«Ливерпуль» не показывали. Промахнулись – выбрали преснятину.
– Но я же видел.
– Просто слушал о «Базеле» во время матча, вот и показалось, что смотрел швейцарцев с англичанами.
После работы В.Э. зашел в букмекерскую контору, чтобы забрать деньги – одна из ставок сыграла.
Ему выдали гораздо больше, чем он рассчитывал получить.
– Вы себя обсчитали, – сказал он девушке.
– Ничего не обсчитала. Две ставки ваши сыграли.
– Две?
Она протянула ему две карточки, хотя он помнил, что подал одну. В.Э. не поверил своим глазам – напротив «Базеля» было отпечатано: «Выход во 2-й групповой турнир – да».
В.Э. в задумчивости возвращался домой. На глаза попался газетный киоск, он ткнул пальцем в какой-то журнал и разменял купюру. Ему отсчитали сдачу. Когда он проходил мимо универсама, вывеска заиграла яркими огнями, словно напоминая о вчерашнем, на прежнем месте сиял прожектор, луч луны указал на скважину...
В.Э. вынул бумажник и пересчитал деньги – они не исчезли; позвонил одному из приятелей-болельщиков и еще раз услышал, что показывали матч «Рома»– «АЕК», 1:1.
Плюшка лежала перед ним на столе; он тронул пальцем – такая же мягкая, свежая, как и вчера. Он разорвал ленточку, снял обертку, отделил от плюшки верхний пласт, самый маленький, четко сохранивший форму сердечка, положил на блюдце; достал сковородку и начал жарить яичницу.
Он пил чай с плюшкой и просматривал журнал, который купил в киоске; на обложке девушка, эффектная, полуобнаженная, сладострастно выгнула поясницу и с многозначительной лукавой улыбкой смотрела на него, обхватив себя руками.
«Хороша, – подумал В.Э. – Очень. Почему бы нет?» Он прожевал последний кусок и запил чаем.
Раздался громкий телефонный звонок.
Он снял трубку.
Молчание.
Потом трубку положили.
В.Э. пошел в комнату и включил телевизор.
«Первая коллекция поразила меня, – сказал женский голос, – попозже мы с вами обсудим ее поподробнее, а сейчас смотрим – модели Умберто Оливери и Фенди».
На него шла шеренга манекенщиц в пальто и дубленках, манто и шубах, одна краше другой. Кого выбрать?
Он отломил второй слой плюшки.
Теперь демонстрировали вечерние туалеты. Одна из девушек, неправдоподобно длинноногая, совсем юная, привлекла его взгляд. Крупным планом показали ее лицо, потом шею, грудь, бедра, обтянутые прозрачной тканью...
«Вторая», – подумал он.
В дверь позвонили.
Он открыл и не удивился, что никого не увидел.
Когда он вернулся, на экране были уже другие лица, другие тела, более утонченные, более красивые, более, более, более...
Он пожалел, что поторопился.
«Не нужно спешить, – повторял он про себя, спешно одеваясь. – Не спешить».
Он надел пальто, шляпу, ботинки, положил в карман плюшку и спустился по лестнице.
Фонари, рекламы, вывески, гирлянды на улицах горели необычайно ярко. Он прочел: «Сделай свой выбор сам!»
Он шел по многолюдной улице, полной огней. «Зроби правильний вибір!», «Выбери лучшее!» – кричал плакат. «Вот что важно, – подумал В.Э., – самому сделать свой выбор и не ошибиться».
Попробуй тут выбрать. Он наталкивался на людей, извинялся и шел дальше. У него словно открылись глаза – множество красивых, очень красивых женщин смотрели на него с обложек, рекламных щитов, гигантских афиш, уличных экранов… Постепенно он стал различать оттенки, нюансы, находить разные слова – обворожительные, милые, приятные, магнетические, нежные, феерические, загадочные, роковые, обольстительные , хорошенькие…
Рекламный щит предлагал посетить казино и кабаре. Две девушки – блондинка и брюнетка протягивали к нему руки, умоляя не бросать их. Уж одну-то он точно возьмет. Он не мог, никак не мог решить, какую… Он стоял и смотрел, запрокинув голову. Какая-то девушка, проходя, задела его плечом, извинилась и пошла дальше. Он сделал несколько шагов вслед, обернулся и увидел тот же самый щит, только уже с одной девушкой, блондинкой. Брюнетка исчезла. «Сделай правильный выбор!» – пронеслось у него в голове. Он съел кусок плюшки. Она еще не остыла. «Джентльмены предпочитают блондинок» – смотрел?» – сказал кто-то в толпе. Зазвенел трамвай.
«Осталось две, – подумал В.Э. – Не так много». Он на мгновение пожалел, что на плюшке только пять слоев.
Вот теперь спешить нельзя. Он все время торопится. Он припомнил всех троих – все были блондинки.
«Зміни колір свого волосся и відчуй насолоду!», «Пора менять имидж!» – прочел он на афишах.
«Чего это я зациклился на блондинках? Джентльмены предпочитают, оно-то так, но брюнетки и шатенки тоже не страхолюдные».
Он замедлил шаг – навстречу две женщины вели группу детей – детсадовцев или школьников. Он встал на бордюр и пропустил их.
Он не мог ни на что решиться и вдруг захотел побыстрее покончить с этим.
Он не заметил, что очутился возле школы. «Будь особливим!» – прочитал он неподалеку от входа на плакате: красные сапожки выделялись среди балетных туфель.
«Рыжая?» – подумал он и пошел дальше.
С тумбы, оклеенной афишами, на него глядели глаза известной женщины. «Ну и что, что не первой молодости, и даже не второй», – подумал он. «Будь особливим!» Зато – рыжая. В висках стучало, губы пересохли. Он едва смог прожевать пресное тесто.
В школе прозвенел звонок. Волнение улеглось.
«На кой черт мне сдалась сорокалетняя тетка». Что толку, что она рыжая?
Он свернул в подворотню.
Подростки стояли в кружок, двое играли на гитарах, все напевали:
«...пусть слегка курносый нос,
Но обязательно, обязательно рыжеватый цвет волос!»
Он вышел из подворотни в какой-то переулок. Еще один, последний раз – и его ждет удивительная ночь. В темноте светилась витрина. Он подошел ближе.
Великолепно выполненные манекены, как живые, кружились, приседали, вставали на цыпочки, словно улетали, кружили в высоте, подвешенные на невидимых ниточках...
Он устало, почти наугад выбрал один из них и доел плюшку.
Черствую, холодную, невкусную.
Поднялся невероятный трезвон, люди собрались вокруг, тревожно переговариваясь; «Сработала сигнализация, – сказал кто-то, – значит, что-то у них не то, за этот месяц пятый раз».
Прислонившись к стене В.Э. ждал.
Люди разошлись.
Один из манекенов – брюнетка в бледно-зеленом платье и черных туфлях на шпильке – сделал несколько шагов, прошел сквозь стекло и остановился рядом с ним на тротуаре.
– Выбрали? – спросила она.
У него не было сил говорить. Он кивнул.
– Идемте.
Они вошли в маленькую дверь, куда-то спустились, поднялись, повернули, опять повернули; они были в подсобном помещении, – не то магазине, не то мастерской, не то типографии,- заваленном плакатами, буклетами, рулонами бумаги...
– Сюда, – она распахнула неприметную дверцу.
Он вошел.
На него смотрели выбранные им. Они извивались в мыслимых и немыслимых сладострастных позах, протягивали руки, трепетали – с экрана телевизора, рекламного щита, афиши, обложки журнала, витрины.
Стоял бумажный треск, металлический скрежет, звенели стекла. Красавицы улыбались и манили.
Ему стало противно.
Он вышел из комнаты и закрыл дверь.
Брюнетка сидела, заложив ногу на ногу и покачивала полусъехавшей «лодочкой».
– Все соблюдено. Все, кого вы выбрали, – с вами.
- Как отсюда выйти? – спросил он.
Она кивнула на дверь.
Он стоял не двигаясь.
– Вы не там выбирали. По пути вам попадалось много реальных женщин, довольно привлекательных. Вы не увидели ни одной.
Она надела сползшую туфлю и встала.
– Впрочем, вам только... Совсем не много лет.
Он вышел на улицу.
Темно, пустынно. Фонари не горели. Он не слышал своих шагов.
Он подошел к дому.
Над парадным горела вывеска «Антикварные изделия». Он остановился. Незнакомая женщина пыталась открыть дверь.
- У нас в парадном открыли магазин. Поставили замок на двери, а я не знаю цифры. А вы знаете?...